Когда умирает планета
Серый коридор заканчивается дверью из тонированного стекла, за которой скрывается узкая лестница, ведущая на другие этажи. Но так далеко идти ни к чему. Путь Геннадия Львовича заканчивается перед одной из дверей, отличающейся от других таких же только прибитым на самом верху номером.
Геннадий Львович шуршит прикреплёнными к планшету бумагами и только после этого поворачивает ручку, открывая дверь и проходя в палату.
Здесь стены не так унылы, как в коридоре. На белом бетонном холсте яркими красками нарисована большая пальма с обезьянками. Чуть в стороне маленький слонёнок жуёт банан. Картинка, которая должна отвлекать детей от суровой реальности. Вот только интерес она вызывает у совсем уж маленьких пациентов, а все, кто постарше, довольно быстро становятся к ним равнодушны. Как-то не получается у них здесь иначе.
- С добрым утром, моя самая маленькая пациентка.
Он не врёт. Сейчас во всём отделении их онкодиспансера эта девочка, которой едва исполнилось семь, действительно самая молодая.
- Здравствуйте, доктор.
- Как самочувствие, Полина?
Геннадий подбирает полы расстёгнутого рабочего халата и присаживается на край свободной кровати. Так уж получилось, что Полине в единоличное пользование досталась трёхместная палата.
- Сегодня хорошо, доктор, - Полина слабо улыбается, выпутываясь из-под одеяла. Медсёстры обычно ругаются, - он сам слышал, как одна из них выговаривала, что нужно лежать в постели, пока идёт обход — поэтому Полина, судя по всему, пытается вести себя как прилежный больной. Только не выходит же.
Геннадию хочется улыбнуться, глядя на то, как Полина сражается с одеялом, которое неожиданно опутало её ноги, но вместо этого хмурится и шуршит записями.
У Полины, несмотря на возраст, последняя стадия рака лёгких и постоянная анемия. Геннадий ведёт её не первый год и бывают улучшения, но того, что они могут дать здесь, не хватает для полного выздоровления. Несмотря ни на какое лечение Полина обычно всегда возвращается к ним.
Геннадий снова просматривает записи последних анализов и хмурится ещё больше.
Ещё два дня назад Полина кашляла до кровавых капель на сереньком, казённом платке. Не могло что-то поменяться так быстро. Тем более что анализы не говорят ни о каком улучшении.
Геннадий поднимает взгляд на девочку и замирает, сжимая зубы.
Полина уже выбралась из-под одеяла и даже умудрилась найти загнанные под кровать тапочки, но именно это и позволило Геннадию увидеть капельку крови на линялой сорочке. Крупную, как вишня. Такую невозможно не заметить или пропустить. И не похоже, что Полина использовала одежду вместо платка. Слишком не подходящее для этого место. Неудобное. Где-то на уровне рёбер.
- Что произошло? - Полина недоумевает. Это видно по её растерянному лицу, по широко распахнутым глазам. - У тебя кровь, - как можно более спокойно замечает Геннадий, указывая на пятнышко. Он и так был слишком резок. - Приподними, я посмотрю.
Полина кивает и приподнимает сорочку, показывая выпирающие от худобы рёбра и давая возможность рассмотреть затянувшуюся коркой ранку рядом с одним из них.
- Можешь опускать, - со вздохом сообщает Геннадий, отстраняясь. - Зайди к медсестре. Пусть обработает. Больно?
Полина мотает отстриженной головой. Геннадий знает, что сейчас, после очередной химиотерапии волосы у неё стали реже, чем были ещё год назад, но на такой длине этого не заметно.
- А когда появилось, было больно?
- Не знаю, я спала, - признаётся Полина, забираясь глубже на кровать и принимаясь осторожно мотать спущенными ногами в воздухе. - А потом саднило только. - Она осторожно прикасается пальчиками к засохшему пятну, поддевает его короткими ноготками, а потом возвращается взглядом к Геннадию и спокойно так, словно говорит прописную истину, сообщает: - Просто кто-то ещё одну нефтяную скважину бурил.
С другими пациентами всё гораздо легче, чем с Полиной. Это не значит, что они все здоровее этой девочки, но у них хотя бы есть какой-то прогресс в лечении или, наоборот, регресс, когда точно знаешь, что ничто уже не поможет. Но в этом случае у таких детей есть родители, которые найдут деньги, будут бороться до конца. А Полину оставили умирать. Потому что нет у неё ни мамы, ни папы, а государство выделяет не так много денег, чтобы использовать все возможности для выздоровления.
Геннадий откладывает планшет с документами на край стола и устало оседает на стул. Придвигается к натужно гудящему компьютеру, который никак не могут заменить на новый, и задумчиво щёлкает по вкладке браузера. Набирает в поисковике «Новые нефтяные скважины» и замирает. Тяжело выдыхает, прежде чем закрыть вкладку.
Интернет ничего не даст. Мало того, что прошло ещё слишком мало времени, чтобы туда просочилась какая-нибудь информация, так и не нужна она. Несколько лет назад, когда Полина впервые попала к ним, Геннадий уже поверил и сейчас не собирается сомневаться.
Он трёт переносицу и прикрывает глаза. Вспоминает, как трёхлетняя Полина, четыре года назад, не стесняясь, задрала на животе кофту и показала целую россыпь родинок.
Большие и маленькие, светлые и тёмные, они соседствовали с едва заметными точками шрамов и голубыми лентами вен, слишком близко расположенных к коже.
«А это вот Лим» - Геннадий, словно это случилось вчера, помнит, что она тогда не выговаривала «р». А ещё, как она давала названия всем этим родинкам, хотя не могла знать в таком возрасте географию.
«А вот тут Москва» - Полина тогда задрала длинный рукав кофты и ткнула пальчиком в самую крупную родинку на предплечье.
«А ты у нас кто?» - помнится спросил тогда Геннадий, на что получил удивлённый взгляд ярких, как синее небо над головой, глаз и спокойное: «Я — Земля».
В первый момент это было смешно, а уже потом, много позже, дома, когда дочь попросила помочь с географией, стало жутко.
Геннадий разворачивает кресло так, чтобы оказаться спиной к компьютеру и потягивается, закидывая руки за голову.
Он тогда провёл эксперимент: вырезал схематичного человечка и, через лист копировки, свёл на него точки-города с атласа дочери. Волосы зашевелились мгновенно, когда Москва большой точкой действительно оказалась где-то на предплечье.
В обед Геннадий снова заглядывает в палату. Полина сидит на слишком большом для неё стуле и, облокотившись о подоконник, смотрит в окно, за которым играет яркое солнце, отражаясь бликами на лужах.
- Красиво, - не оборачиваясь, замечает Полина. - Скоро листики распустятся.
- И солнце будет играть не только с лужами, но и с листьями, - соглашается Геннадий, подходя к окну и высыпая на подоконник горсть карамелек. - Угощайся.
Он ещё с первого раза заметил, какие именно карамельки она больше ела, поэтому и купил сегодня в буфете именно их.
- Спасибо, - Полина улыбается и шуршит обёрткой, отправляя в рот первую конфету. - А листиками играть будет не солнце, а ветерок.
Они молчат. Полина - потому что снова вернулась к рассматриванию хоть и не особо красивого, но всё равно вдохновляющего пробуждением природы пейзажа за окном. Геннадий - потому что не знает, что лучше сказать. Он ведь хотел просто угостить и сразу вернуться к своим делам.
- Красивая будет весна. Вы посмотрите? - ярко-синие глаза, кажется, смотрят прямо в душу, отчего у Геннадия по спине словно пробегают мурашки.
- И ты посмотришь, - обещает он, не зная, что ещё можно сказать. - Может быть, когда станет потеплее, даже сходим на улицу. Или окно откроем, чтобы весна вошла сюда.
- Мы умираем и рождаемся весной, - совершенно спокойно отзывается Полина и взгляд её больше не держит Геннадия.
- Я назначу пару дополнительных анализов, посмотрим, как обстоят дела. Всё не так плохо, Полин.
- Ага, - соглашается та и с громким хрустом разгрызает гоняемую по рту карамельку.
После смены Геннадий снова заглядывает к Полине, но девочка спит, завернувшись в одеяло, как в кокон. Что-то после вчерашнего разговора тревожит, царапает изнутри, и он какое-то время ещё стоит над постелью, словно прислушиваясь к чужому дыханию. Но Полина так и не просыпается, только кривит по-детски пухлые губы, словно ей снится что-то неприятное, и сжимает тонкими пальчиками край одеяла.
Геннадий выдыхает, только сейчас понимая, что, оказывается, зачем-то задержал дыхание, и так же тихо, как и пришёл, выходит из палаты, осторожно прикрывая за собой дверь.
- Здравствуйте, Геннадий Львович. - Геннадий вздрагивает от неожиданности и оборачивается, встречаясь взглядом со своим сменщиком. - Неважно выглядите, вам бы спать на выходных больше.
- Здравствуйте, Игнат Богданович, - они почти ровесники и можно бы было просто по именам, но как-то уж повелось между ними. Словно какое-то негласное и глупое соперничество. Которое, надо заметить, начал определённо не Геннадий. - Не беспокойтесь, ваша самая маленькая пациентка в надежных руках.
- Я не беспокоюсь, - врёт Геннадий, потому как внутри что-то продолжает скрести и даже тот факт, что он только что был у Полины, не помогает. - Я знаю, что вы хороший специалист, Игнат Богданович.
- Приятных выходных вам, Геннадий Львович, - улыбается Игнат и проходит мимо. Время обхода ещё не началось.
Звонок застает Геннадия на полпути к дому. Он только выходит из автобуса, когда телефон в кармане начинает вибрировать.
Геннадий сцеживает очередной зевок в кулак и лезет за трубкой, рассчитывая увидеть во входящих имя жены. Ведь кому ещё нужно звонить с утра пораньше, зная, что он может только прийти с работы или заслуженно отдыхать?
Только вот на экране высвечивается рабочий номер, и сердце на мгновение замирает. Пальцы вздрагивают, когда Геннадий одним нажатием принимает вызов и подносит трубку к уху.
- Твоя самая маленькая пациентка не проснулась, Ген, - внезапно по имени оповещает голос Игната, но Геннадию как-то не до этой резкой перемены.
Внутри всё обрывается, словно эта девочка была ему не просто пациенткой, а кем-то родным и близким.
- Я же к ней... - Кто-то неосторожно задевает Геннадия плечом и, кажется, даже не извиняется, но тому это совсем не важно. Только приходится оборвать себя на полуслове, а продолжает уже Игнат:
- Заходил. Знаю. Она умерла позже.
Геннадий стоит посреди улицы и впервые задумывается о том, чтобы закурить, но потом вспоминает девочку Полину. То, как она, несколько лет назад, наморщив свой маленький носик, сказала об одной из медсестёр: «Невозможно приучить любить планету, если они сами себя не любят и гробят лёгкие».
Он вдыхает утренний, ещё не по-весеннему холодный воздух и поднимает взгляд в светлеющее небо.
«Мы умираем и рождаемся весной» - снова слышит он её голос и кривит губы в горькой усмешке. Полина ещё вчера знала, что скоро умрёт, но ему так ничего и не сказала.
Геннадий на мгновение прикрывает глаза и отворачивается от неба. Ёжится под налетевшим ветром и глубже прячет руки в карманы.
Он спешит домой и нет больше в сердце боли по умершей. Просто Геннадий знает, что где-то на этой большой планете, среди множества рождённых, в этот час открыла глаза и та, что до конца своих дней будет связана с Землей. И ни в чём неповинные дети будут страдать, до тех пор, пока человечество не поймёт, что нужно беречь свою единственную планету.
Геннадий взбегает по лестнице и открывает своим ключом дверь. В нос тут же бьёт запах горячего завтрака, и спать несмотря на сутки бодрствования вовсе не хочется.
Он скидывает пальто на вешалку и, разувшись, заглядывает в кухню. Улыбается зевающей жене и предлагает:
- Родная, давай купим участок и засадим его деревьями, как ты и хотела?
Чтобы полюбить Землю, можно начать и с малого.
Но это не фантастика.
Насчёт «фантастики или нет» (я не автор этого рассказа!):
Я не встречал в реальной жизни людей, на чьём теле тут же отражается то, что человечество делает с природой. Таких людей не существует. Соответственно, наличие персонажа с такой связью с планетой – фантастическое допущение.
Идём дальше. На девочке-Земле завязана тема рассказа. Замените медсестёр и обоих врачей другими медсёстрами и врачами, и ничего не изменится. Замените девочку другой девочкой, без связи с планетой, и это будет другой рассказ, про рак лёгких в терминальной стадии.
Следовательно, рассказ построен на фантастическом допущении. Вывод: он является фантастикой.
Всё это — разделы одного и того же большого жанра. И, кстати, не только с точки зрения правил конкретно этого конкурса, а вообще . Неверно думать о фантастике только в ключе высоких технологий ).
У слова фантастика есть несколько значений, вот они:
1. То, что основано на творческом воображении, на фантазии, художественном вымысле. Ф. народных сказок.
2. собир. Литературные произведения, описывающие вымышленные, сверхъестественные события. Научная ф. (в литературе, кинематографе: моделирующая события далёкого будущего на основе достижений науки и техники).
3. Что-н. невообразимое, невозможное (разг.). Найти друг друга через столько лет! Ф.!
Когда использовали слово фантастика в этом предложении: фантастическим допущением является всё, чего нет в нашем физическом мире.
Это слово фантастика в 1 значении.
Вот тут, вы использовали его во 2 значении: Эльфы и гномы (и вампиры, если о них тут кто-нибудь написал рассказ
Но, даже тут есть не точность. Дело в том, что для гномов и эльфов, правильнее использовать слово "фэнтази" — более верно и не возникает смешение и как результат каша из двух разных значений слова фантастика.
Если мы видим мистику и говорим — фантастика — это уже 3 значение слова. Совсем отличное от двух предидущих.
Увы, мне больно от этой каши. Когда я вижу среди начписов заявления что — сказки — это фэнтази, а фэнтази это фантастика, мне становится страшно за будущее русской фантастики, и заметте ее почти нет в настоящее время. Я имею в виду уровень Лукьяненко, к примеру. Зато на западе, этот жанр имеет большой успех и весьма популярен.
Вот.
Если не понятно, или не верите, есть словарь Ожегова и там 3 разных значения слова, и они действительно не одно и то-же, о чем говорят циферки раз, два, три.
И еще. Если вы вдруг, непонятно зачем, захотите разобратся, по настоящему и до последнего знака, что есть фантастика, что есть мистика, и что угодно, что многие не оглядываясь сваливают в одну кучу, советую порытся в словаре литературных терминов. Но и там ждет засада. Ключ к полному, быстрому пониманию находится в толковом словаре Вебстера, к примеру. Я смог разобраться по нашим, отечественным словарям, но это тот еще подвиг. Думаю, там все проще.
Возможно, Вы приняли меня за автора, который не видит разделения на субжанры, валит всё в одну кучу, и попытались вытащить меня из этого мракобесия… Я благодарен Вам за это ). Но я вижу разделение на субжанры, для меня оно так же понятно, как дыхание .
Простите, сейчас пойдёт вкусовщина… В чём проблема с Лукьяненко? Я не великий фанат его книг, но он, на мой взгляд, умеет выстраивать сюжет, умеет проводить персонажей через множество точек роста характера и имеет свой собственный писательский стиль, который сразу узнаётся на фоне основного потока. Почему, на Ваш взгляд, его уровень не дотягивает до запада?
Для меня он неоспоримый лидер в Н.Ф.
Увы, но мистика, фантастика и фэнтези это не поджанры. Это разные вещи. Так же как Гоголь и Пушкин. Настолько разные. Но и мистика и фантастика все это действительно является литературой, определенным жанром. И это то, что действительно у них есть общее.
А выше я говорил о том, что некоторые начписы не способны отличить сказку от научной фантастики, считают это все одним жанром. Вот)
В английском словаре, даются более точные определения этим словам, их как бы не путают и ввиду этого, у них много действительно качественной фантастики (не сказок и не фентази) а именно фантастики, в соответствии с значением этого слова, которая достигает уровня моего любимого Лукьяненко
Что ж, пускай каждый остаётся при своём мнении ). Я уважаю Ваше, вижу, на чём основываете его, и Вы по-своему правы .
Да, это тоже верно. Нужно очень хорошо разбираться в сферах, в которых работаешь ). Молодцы здесь «западные», всему дали точное определение, так в мыслях порядок ).
Зачем планете быть девочкой, или больной девочке быть планетой? Что это дает, даже не представляю. Легкие говорит, вы засоряете. Нужны ли ей люди? Нужна ли ей воще жизнь в любых формах. Вобщем нипаняяятна.
Написано ровно, читать легко. Автор может)
Допустим, что умирающая девочка в больнице это планета. На планете бурят скважины, девочке от этого становится плохо. А что весной-то? Больше скважин по весне бурят, что она помирает? Или, наоборот, меньше, что она тут же рождается? А если девочка это планета, то по какому времени она живёт? В Австралии весна начинается тогда, когда у нас осень, на севере снега и вовсе не растают, на экваторе фиг разберёшь, где весна в лето переходит… Если померла девочка-планета, то почему не померла сама планета? Если она помирает и рождается весной, то почему не показано рождение новое планеты? И ещё куча вопросов на устойчивость идеи рассказа.
Очень-очень слабая идея и абсолютно не продуманная.
Геннадий подбирает полы расстёгнутого
рабочегохалатаопять ничего новго
рассказ слабенький
попытка Автора выдавить слезу над слезой ребенка не удалась
логика нарушена
вот помню я в реанимации воспринимал себя областью, на которой идет война с немцами — но на всю Землю даже я не замахивался ощущения совсем не такие, не верю я автору
С уважением
Придираст, хайпожор и теребонькатель ЧСВ
В. Костромин