Сердце из нейлона

Ребята сидели на штаб-квартире в Московском пригороде. Кто курил молча, кто разговаривал.

- А как же Наташа моя и Андрюшка? С ними что? Что делать-то? В город идти надо, людей выводить, делать что-то.

- Да что сделаешь? Видишь же! Всё! Конец это! Ещё неделька и кранты.

Я щёлкал переводчиком огня.

Вниз. Щёлк.

Ещё раз. Щёлк.

Вверх. Щёлк.

Ещё раз. Щёлк.

Предохранитель.

Автомат.

Одиночный.

Автомат.

Предохранитель.

И так по кругу. Успокаивает.

А что делать? Нечего. Ждём, думаем.

Всё началось ещё месяц назад. Мир накренился, зашатался и встал на ребро. Мир, говорили, круглый. Нет у него сторон, верти как хочешь. А нет! Мир оказался плоскостью. Взял да и перевернулся. Не сразу. Постоял на ребре, пока всё не перемешалось, не скатилось к одному боку, а потом перевернулся так, что всё упало и полетело куда-то вниз головой. И сам на это всё, наверное, скоро упадёт и раздавит, что осталось. Нас, например.

Месяцназад, весь наш отряд спецразведки сняли с командировок и посадили на казарму. В стране ввели военное положение. В чём дело пока что было непонятно. Ну наводнения, ну землетрясения, ну вулканы. Что теперь-то? Этожне по нашей части, это к мчсникам? Оказалось, что по нашей. Кто-то где-то доигрался с продажной и расчётливой шлюхой-наукой и госпожа природа - истинная хозяйка всего и вся на нашей маленькой голубой планете показала зубы. Да так показала, что некогда считавший себя великим человек оказался под угрозой вымирания. Если ещё не вымер.

Всё началось месяц назад. А за пару последних дней закончилось. Может быть, в прямом смысле последних. Нас тогда на плацу построили, сказали, что страны больше нет и армии больше нет. Что мы теперь сами за себя. Весь наш отряд спецразведки сам за себя.

- Что делать, - говорю, - товарищ полковник? Нельзя же так всё оставить.

- А нечего делать, капитан! Никто уже ничего не делает, и я не хочу. У меня семья, внуки должны быть. А их может и не будет теперь. Конец это. Доигрались. Я узнавал, там в верхах никто уже ничего не пытается исправлять. Все попрятались по углам, как мыши. Как тараканы, капитан, разбежались.

- Как же гражданские? Жертв и так уже много. Эвакуировать надо.

- Не наше это дело - эвакуация! А жертв ещё больше будет! Раньше думать надо было! Когда свои эксперименты с природой устраивали, никто не беспокоился, а теперь всё уже, поздно! Катастрофа мать её экологическая! Люди на улицах с ума сходят! Всё что мы теперь можем, это к хренам всю эту аппаратуру экспериментальнуюповзрывать!

- Без приказа гособъекты бомбить - измена.

- Некому изменять! Кроме нашей планеты и нашего народа нам изменять больше некому!

Полковник долго ворчал, но потом взял себя в руки.

- В любом случае, в СБ это ваша последняя задача. - сказал он, выпил стопку дорогого коньяка и застрелился.

Из ста двадцати бойцов в строю осталось не больше сорока. Остальных след простыл в первые пять минут после нашего последнего построения. Кто сбежал, кто в Москву ушёл, валяющуюся на дороге власть подбирать, а кто-то остался. Я, например.

И около пятнадцати охраняемых объектов особого назначения. И херового предназначения. Все в пределах Московской области. Полковник сказал, что там наверху знали, что так будет, но не знали кому так будет: нам здесь в Евразии или им - там за океаном. Нам не повезло. Говорят, что им тоже.

На задачу выходили кому в чём удобно. Смысла прятаться в штатском я не видел, горкаиудобнееинадёжнее. Малёк, невысокий коренастый старлей, последовал моему примеру. Он больше молчал, смотрел так серьёзно, готовился к концу, настраивался. Глаза-миндалины реже отрывались от металлического днища вертолёта. Шевелил сам с собой плоскими губами, думал. Жаль, брать больше некого - людей просто не хватает, а то с кем-нибудь другим бы пошёл. Этот пока что не боец.

Анка-вертолётчица выбросила нас километра за два до объекта. Дальше добирались пешком - осторожность лишней не бывает.

Антенны как антенны. Чего в них особенного? Разбираться в общем-то некогда. Сказано сломать, сломаем. Последние распоряжения, на мой взгляд, или не подлежат обсуждению, или не выполняются совсем. Я выбор сделал.

Удостоверение лежало в водонепроницаемом кармане, готовое к применению, но КПП пустовало.

У самих лабораторий нас вышел встречать молодой человек в очках.

- Вы из СБ? Нас предупредили, я так рад. - молодой человек в очках имел бледный вид и потные ладони. "Кто предупредил?" - подумал я, но не стал спрашивать.

- Чего сами свою установку не отключили? Обязательно надо чтобы кто-то приходил? Система самоуничтожения в порядке?

- Пройдёмте, я всё объясню...- молодой человек, вытирая нос, поспешил внутрь здания управления. Территория комплекса была совсем небольшой, её почти полностью занимали те самые антенны. Как целая спичка среди сломанных, они последним приказом полковника выбрали меня.

"Будь тут" - я дал знак напарнику и вошёл.

Пульты, экраны мониторы, компьютеры. Без стакана не разберёшься.

- Дело в том, что мы получили распоряжение ни в коем случае не отключать установку. Пётр Ильич допускал, что есть некоторые побочные эффекты, в том числе и психотропные, но это эксперимент тысячелетия, такого больше не будет... - он нёс ещё какую-то чушь, я не вслушивался.

- Гденашпредставитель? Начальникустановкигде?

- Я не позволю!..- голос дал петуха. Молодой человек свои очки уронил и сложился пополам от лёгкого удара чуть ниже груди. Сам разберусь, не до уговоров.

Снаружи стреляли. Я открыл дверь, чтобы впустить Малька. Воткрытый проём ударила очередь, оставив наполуцепочку дымящихся следов.

Наверх. Коридоры, кабинеты, лестница. Стреляют, значит жив ещё. Люк ногой, как в кино. Первый тут же стоит.Услышал, развернулся. Очередь от бедра повалила через перила.

Пересчитал. Раз, два, три, много...

Работал быстро, по два патрона, и по одному. Тупые какие-то. Не прячутся, в полный рост стреляют,да ещё и мимо. Видели таких, знаем. В горах лет пять назад. Обкурятся, обколятся и всё им похрену. Эти с чего? Обслуживающий персонал и охрана с пустыми лицами и глазами падали один за другим. Кто с одним точным отверстием в голове, кто после короткой очереди.

По пожарной лестнице вниз. Сменил магазин. Сверху хлопнул люк. Молодой человек вышел без своих очков, зато с пистолетом. Зрачки, аж радужки невидно. Вот он ваш эксперимент.

Очкарик успел выстрелить. Мимо.

Моя очередь, раз и два. Грудь, голова. Труп.

Тишина.

- Малёк? Живой?

Радейка промолчала в ответ, эфир не шуршал.

- Живой? - крикнул я.

- И невредимый, - ответили снизу.

Должны были убить, даже ранить не сумели.

- Сколько?

- Как богатырей у спящей красавицы!

- Чёртова дюжина!

И того двадцать один труп вместе с очкариком. Очко.

Пётр Ильич, руководитель сей конторы, нашёлся мёртвый в одном кабинете с мёртвым представителем СБ. На столе приказ об экстренном торможении установки. Недописанный и неподписанный.

"Приказываю... В связи с невозможностью достоверно предугадать результат работы установки, высокой опасностью и неоправданным риском для жизни обслуживающего и охранного..."

Эксперимент мать его Богу душу за ногу.

Система самоуничтожения из строя была выведена незадолго. Отключить установку без набора ключей и паролей не получилось. Ладно, потом свою взрывчатку привезём.

В часть через Москву добирались.

Пытались на заранее обговорённых точках сбора найти кого-то из наших. Люди не удивлялись оружию и внешнему виду. Привыкли за последний месяц.

Метро в городе не работало - затопило. Вода чёрная и гнилая. Кое-где улицы залило. Какой-то гастарбайтер с ведром хотел отобрать у меня автомат.

- Слушай, зачем тебе? Ты же пользоваться им не умеешь! А я воевал, я умею. - говорил он с акцентом. Лечебницы для душевнобольных переполнились, вот и попадались иногда.

Взгляд немного дикий, но вполне осмысленный и как-будто чуточку хитрый. Я пытался расстегнуть кобуру, но ремешок упрямо сопротивлялся, руки вспотели и немного тряслись. С ума тоже схожу, наверное. Наконец, Стечкин выскочил, готовый к бою. Только дай команду и любой упадёт.

- Умею, - говорю, - Пшёл нахрен! А то продемонстрирую.

- Зачем, родной, ухожу уже! Помочь доброму человеку хотел!

Гастарбайтер удалился в неизвестном направлении.

В одном из дворов попался солдат. Голова в крови, в руках пулемёт без короба.

- Эй! - крикнул он, - вы откуда? Вы из оцепления?

- Нет. - ответил я.

- А то мы там дорогу закрыли, а нас всех поубивали... Я в людей стрелял... - солдат опустил глаза, как нашкодивший ребёнок. Потерянный, глупый и беспомощный срочник. - В живых, - уточнил он. - Меня посадят теперь? Там мёртвые все теперь. Ротный наш тоже помер...

Зачем-то я стоял и слушал его. Нет, не жалость, другое что-то. Ответственность что ли.

- Можно... Разрешите, я с вами пойду.

- Разрешаю, - говорю, - бандуру свою выбрось, всё равно патронов нет. А зачем вы дорогу закрыли?

- Приказ был, из города никого! А вы сами откуда? Выснашегополка? Спарашютно-десантной роты?

- Ага, - говорю, - из неё родимой...

Какая-то бабка пристала на перекрёстке.

- Переведи через дорогу, милый, сыночек, переведи!

- Бабуля, машины стоят, переходи, видишь, не едут.

- Суки! - крикнула бабушка. - Это вас уродов Господь наказывает, вы суки! Я бы вас попередушила!

Мир сошёл с ума и у людей тоже иногда бывало фляга брызгала. В последнее время, то суицид массовый, то психопат с топором. Бесноватая бабуля на этом фоне приятнее, она хоть не кинется.

- Успокойся, Бабуля! Потише, не разоряйся так, а то сердце не выдержит!

- Вот увидишь! Воды-то отошли уже! Вон как подтопило! Скоро гром будет, от края до края, а потом разродится Земля и из недр её вылезет Антихрист!

- Херню пророчишь, Бабуля. - сказал Малёк.

- А ты меня пристрели! Как только что семерых положил, сука!

Я сразу постарался забыть, выкинуть из головы. Малёк побледнел.

- Не первый раз же, а? Сколько на счету-то? Тридцать шесть, не ошиблась? Из них-то трое совсем невинные!

Старуха осведомлена была, казалось, лучше нас самих. Мир сошёл с ума, сегодня ему такие выходки простительны. Про троих "совсем невинных" я знал - былив нашей работе ошибки.

- А ты чего молчишь, а? У тебя-то счёт побольше вышел! Ты же и сам толком не знаешь, скольких жизни лишил! Совесть-то тебя не мучит, сердце у тебя из нейлона, как хочешь тянется и не мучит! Сука! Чтоб вы сдохли все!

Это она мне. Ничего, переживу, первый раз что ли?

- Уроды! Это вы во всём виноваты! И власть ваша поганая! - бабка орала голосом уже совсем нечеловеческим.

Вал Малька тихо шепнул в живот:"Хватит".

Я бы не стал. Но Мальку про совесть она ничего не сказала. Он поэтому и не выдержал, что совесть есть, и сердце не из нейлона.

Бабка орать не перестала. Упала, но поднялась и, роняя на асфальт внутренние органы, потащилась за нами.

- Убили! Ублюдки! Сучьи дети!

Немногочисленные прохожие оборачивались. Кто-то крикнул: "держи их!" Мгновенно образовалась толпа. Солдат как-то оказался не с нами, а там. Толпа захлестнула его и спрятала.

Приклад Калаша под локоть, Стечкин на вытянутую руку. Предупредительный в воздух.

- Всем оставаться на своих местах, Служба Безопасности!

- Нет никаких служб и никакой безопасности! Сдохли все! - крикнул кто-то невидимый. Зачинщик.

- Имею право открыть огонь на поражение! - сказал я гражданам, защита которых была моей работой. Гражданам, брошенным на произвол судьбы, уверенным, что и правда именно мы прямо сейчас виноваты во всех бедах. А мы что? Мы не власть, мы её оружие. Раньше были. Сейчас не знаю.

- Ублюдки! - кричала бабуля, разматывая собственные кишки. Они ползли за ней, растянувшись метра на три. Толпа отхлынула, на земле остался лежать солдат с собственным штык-ножом, вошедшим в глаз по рукоять.

Мы скрылись переулками и бегом.

На одной из точек сбора в бизнес-тауне нашёл Брома. Спокойный с чувством юмора и заразительной улыбкой, капитан на себя похож не был.

- Ну как там? - спросил он.

- Взрывать надо. Свои системы все сломаны, электричеством питают централизованно, на месте не отключишь.

- То же. Колю убили. В упор расстреляли. - Бром как-то испуганно для профессионального убийцы посмотрел на меня. Его беспокоила не смерть напарника, кадрового офицера разведки, а что-то другое. Что-то, что теперь беспокоило нас всех. - Как быть теперь?

- Дождёмся Анку и в часть. Взрывчатку возьмём, будем взрывать.

На улице уже взрывали. Загремело так, что ушизаложило.

Среди ясного неба повисла серая туча. Из неё вырвалась молния, красная и яркая, ударило ещё раз. Вспышка угодила в жилой дом. Обрушился целый пролёт. К небу взлетели клубы пыли. Лучше бы и правда взрывали, чемвоттак, когдаостаётсятолькоубегать.

- Так не бывает, - прошептал Бром.

- Теперь бывает.

А Малёк молчал, сидел, прижимая толстый холодный глушитель автомата к голове. Пытался охладить и успокоить мысли. Придать им нормальную скорость.

Ударило ещё раз. На улице кричали. Где-то далеко работал пулемёт. Это было похоже на войну, но это была не война. Это было самоубийство.

Внутренняя мобильная связь отрубилась к вечеру, но до этого получилось связаться с одним из внедорожников, находившихся в городе. На выезде из Москвы нас подобрали.

- По объекту отработали? - спросил я.

- Да, там лаборатория небольшая, взорвали. Главный их всё сопротивлялся, с ножом кинулся, прикинь? Его своя охрана и положила. А вы как?

Я покачал головой.

В Москве всё грохотало. Шумел мотор. Из магнитолы звучал приятный мужской голос:

Нет, ребята, не для нас, определенно, Жить не слыша и не видя ничего. Даже если будет сердце из нейлона, Мы научим беспокоиться его!

Не права была бабка и певец не прав. Сердце-то у нас обычное, человеческое, смертное, а беспокоиться иправдаразучилось, очерствело. А учиться теперь уже поздно. Всё уже.

Дорога в часть лежала через посёлок.Внедорожник лихо перескакивал лежачих полицейских. Мощные фары рвали вечерний сумрак. Справа и слева мелькали частные дома. Светавокнахнебыло. Впереди на дороге шевелилось что-то тёмное.

- Стой! - скомандовал я.

Мехвод, сержант Егоров, плавно притормозил.

Лейтенант Сомов(позывной Сом), командир машины, снял с предохранителя крупнокалиберный пулемёт на крыше.

- Чего там? - спросил он.

Я пожал плечами, как-будто он сверху мог увидеть.

Тёмное приблизилось, в центре светилось что-то красное, такое же, как молнии над Москвой. Тёмное заговорило, на неизвестном языке.

Сердце стучало медленно. Оно собиралось остановиться. Человеческое сердце. Не из нейлона.

- Латинский, - шепнул Бром.

Сом латинского не знал. Сом умел стрелять из крупнокалиберного пулемёта. Трассеры ударили в это тёмное и оно исчезло, провалилось сквозь землю.

Потом сознание потерял. Снилась муть какая-то. Бред, такой, чтословнеподберёшьрассказать. Наверное, внаши времена сердце из нейлона необходимо. Чтобы не сойти с ума, например, когда происходит то, что происходить не может и объяснить это не получается. Извиняйте, а я лучше пока так. А как всё наладится(если наладится),там уж заново будем учиться быть людьми с живым человеческим сердцем.

Потом был майор Миронов, высокий, плечистый, килограмм под сто десять весом.

- Сильно вас накрыло, Егоров всё - выкатил, сердце остановилось. Мы как вас нашли, охренели. Малёк бредит, херню какую-то про пророчества несёт, у тебя кровь носом, Бром слюни пускает, Сом пулемёт обнял и воет. Мы всё боялись, шмальнёт. - Миронов по прозвищу Мирный протянул мне платок. - Вытри! Вы SOS по внутренней передавали? Нам зашифрованный сигнал пришёл, без привязки к месту. По спутнику вас отследили. Связь вроде наладилась пока. Штабной, летёха этот, как его? Сидит разрывается, запросы с ракетных шахт идут. Сверху, говорят, сигналов нет, думают всё, война ядерная. Командир, сука, отмучился, сидит с дырявой башкой в кабинете, гниёт, а мне разгребай.

- А начштаба что? Он же остался.

- В Кремль ушёл, личноинструкцийпросил, онжепротивоперациибыл. Нетегодо сих пор. В Москве видел, что творится? Он и не добрался туда!

На штаб-квартире в небольшом домике в пригороде снаряжализапасные магазины оставшиеся бойцы спецразведки СлужбыБезопасности. Кто-то курил, кто-то разговаривал. Старый майор Мирный играл в карты с темноволосой девушкой в камуфляжном берете Анкой-Вертолётчицой. ЯЯ щёлкал предохранителем. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

- Даже если будет сердце из нейлона, мы научим беспокоиться его... - напевал, не попадая в ноты, Малёк.