Alisabet Argent

Кровь и вино

Кровь и вино
Работа № 547

- Стойте, государь, не к добру вы, - сказал тот, что повыше.

- Обогнём, места достаточно, - добавил тот, который повесил в петлю на поясе двухсторонний топор со вторым лезвием в два раза меньше первого. Оба лезвия он обмотал тряпками, в отличие от своего собрата: тот от носика и пятки по самый обух убрал острие в чехол.

«Государь» же, самый высокий из троих, и не подумал сбавить шаг.

- Ничего чудного. Трава такая же густая, - ответил он.

- Мы наши леса лучше знаем, - тут же насупился тот, который с двухсторонним топором.

- Тем хуже, что трава не притоптана. Значит, скорее сюда вернутся. Ваша учёность вас в могилу загонит, - сказал тот, что повыше.

«Государь» остановился и посмотрел на обоих.

- Я не звал вас с собой, - промолвил он.

- Стало быть, и советы наши вам не нужны.

- Да, добрый человек, - ответил «государь», ничуть не смутившись. Затем переступил неровную линию больших, с толстыми ножками и широкими шляпками, грязно-белого цвета грибов. Его ступня опустилась в траву даже гуще всей до сих пор встреченной ими под раскидистыми лиственными кронами и разлапистыми ветвями с хвоей и зелёными, гладкими, плотно закрытыми шишками.

Ничего не случилось, когда и вторую ногу он перенёс за широкое, в дюжину метров в диаметре кольцо. Затем повернулся к своим спутникам и, чтобы разрядить обстановку, улыбнулся краешками губ. Он был не из тех людей, которые ссорились, когда для ссоры не было никаких причин.

Но его улыбку трактовали иначе.

- Чтоб вас лихо побрало, - услышал он. – Дождитесь теперь ночи, и не дивитесь, коли плясать потянет и прямо сюда приведёт. А если не этой ночью, то в полнолуние вам точно никуда не деться.

- В полнолуние я буду уже далеко отсюда. Надеюсь, живым и здоровым. А вас не прошу идти за мной. Но хочу, чтобы вы знали, - добавил «государь», помолчав. – Это всего лишь грибница. Так растут все грибы в лесу.

- От учёности ум за разум заходит. Мы-то видим, что не так растут. А если так, то – берегись, - ответил тот, что повыше.

«Государь» смолчал. Он пошёл через центр круга, а двое молодых парней двинулись в обход. Когда до противоположной стороны оставалось несколько шагов, что-то в траве привлекло внимание «государя». Он опустился на корточки.

- В чём-то вы правы, это не всегда видно глазами, по крайней мере, с земли, - молвил он. - Чтобы увидеть это, нужно быть птицей и вдобавок уметь глядеть прямо через листья и ветки. Либо смотреть глазами ума.

Ответили ему нескоро, хотя оба парня уже обогнули ведьмин круг и стояли напротив него. А когда тот, что пониже и с двухсторонним топором заговорил, сказал он следующее:

- Бросьте. К нам обратно вы с этим не пойдёте. Хотите погибать – ваше дело, но так накличете беду на всех нас.

- Я не просил советов, - напомнил самый высокий из троих. – Мне будет спокойнее, если вы оставите меня одного. На меди нет патины, даже грязи нет. Кто-то проходил здесь до нас и обронил это кольцо, совсем недавно. Я забираю его, а вы идите в деревню. Вы мне здесь не нужны.

Высокий и низкий переглянулись.

- Чего нет на кольце?

- Налёта. Налёта старости, - пояснил «государь» и поднялся во весь рост. – Оно не только не грязное, оно ещё и новое. Почти.

- Никуда мы от вас не пойдём, - заупрямился тот, что повыше.

- Я не знаю, что ждёт меня впереди.

- Идите, государь, а мы за вами.

- Я не государь, - вздохнул самый высокий из троих. – Я не более благороден, чем вы.

- Скажете тоже, - услышал он, выходя из ведьминого круга и направляясь дальше. И понял, что его спутники в который раз смотрят на перевязь с добротными ножнами с полуторным мечом на его поясе у левого бедра, поясе из хорошей кожи.

***

Спустя час-другой, после полудня, «государь» вывел тройку к подножию невысокого холма, на крутых, однако, склонах которого не видать было ни следов тропинки. Обходить холм не стали, пошли наверх с той стороны, с которой на него вышли. Солнце нещадно пекло всем троим плечи, потому что рубахи из сукна и льна они сняли ещё до того, как выступили из-за деревьев.

- В дурное место ведёте, - сказал тот, что с двухсторонним топором.

- Что не так с этим холмом?

- Если поднимемся, сами увидите. Но мы бы не поднимались.

- Там духи живут, людей умерших не своей смертью, - не выдержал тот, который повыше.

- Их убили?

- Правильнее сказать: изрубили в куски. Старики и старухи у нас об этом рассказывают, говорят, было то три века назад.

- Но до сих пор никто по всей округе в здравом сознании сюда не полезет, особенно в ночь осеннего равноденствия, - закончил тот, что повыше.

- А мне казалось, разбойников и дружин ваш край не знал никогда.

Двое парней странно переглянулись, после чего тот, который повыше, сказал:

- Знавал, государь, но о том времени даже память наших стариков немного рассказать может. Хорошо, что мы сюда днём поднимаемся, раз уж так нужно здесь побывать: кто пришёл при свете солнца, если без дурных намерений, того духи ещё отпустят.

- А если ночью и с дурными? Или в ночь осеннего равноденствия? – скорее в светлых чем тёмных глазах государя зажёгся интерес, и спутники его тут же это заметили.

- Кто придёт сюда в ночь осеннего равноденствия, будет слышать бряцание доспехов и могильный вой до конца дней своих, - сказал тот, что с топором с двумя лезвиями, и смотрел он в сторону и вниз, когда говорил это.

- Что ж, я нанялся не в бане сидеть, - заметил самый высокий из троих и поправил мешок за плечами. В мешке что-то глухо звякнуло, как будто стекло о стекло.

- Последнее, что вы спросили, было из любопытства? – поинтересовался тот, который повыше.

- Нет. Поверья народов империи и не только всегда интересны мне.

Спустя минуту «государь» со скорее светлыми чем тёмными глазами читал выбитую на плоском камне с закруглённой вершиной эпитафию, сильно стёршуюся от времени. Он понимал язык надписи, и без труда прочёл ещё несколько эпитафий на соседних, таких же некогда врытых вертикально в землю надгробиях, ныне покосившихся. А какие-то из камней лежали, и уже давно: они наполовину вросли в землю и покрылись травой.

Два раза самый высокий из троих останавливался и рассматривал ржавый металл, в котором проглядывали очертания рубящего и тупого оружия и кольчужного доспеха с мелкими кольцами. Сейчас уже сложно было судить о состоянии мечей, топоров, булав и кольчуг, когда их только оставили тут, но «государь» догадывался, что после боя всю ещё могущую служить экипировку победители забрали с собой. А вскоре он уже достаточно ясно представлял, что именно произошло на этом холме.

- Скажете, что тут написано? – нарушил молчание тот, который повыше. – То-то наши старики и старухи обрадуются узнать.

- Здесь сказано, - глядя на настолько покосившийся, почти лежавший на земле плоской стороной камень, что было удивительно, как он до сих пор удерживался в почве, начал самый высокий из троих. – Что не успело солнце подняться в небе, а здесь отдали богам души три дюжины человек. Защитников холма осталось четверо, а из нападавших не уцелел никто. Они не пытались бежать, когда стало ясно, что складывается не в их пользу. Все полегли. Кого-то добили на земле. Видно, тогда этот холм был ещё круче, и подняться на него можно было только по одной тропинке.

- Мало помнят, но хорошо, - задумался тот, что с двухсторонним топором.

- И верно, - согласился тот, который повыше. – Видите, государь, много крови впитала здешняя землюшка, многих порешили те, кто стоял тут и в куски изрублен оказался. Пойдёмте отсюда, а? Вечер скоро.

- А ещё написано, что выжившие защитники холма своих покойников похоронили никуда не спеша и не боясь нового нападения. Спустя два месяца вернулись и поставили надгробия вместе с этим камнем, - «государь» будто не слышал. – Но строки, в которых сказано, кто с кем бился, стёрлись так, что я не разбираю. Кто это был? Два брата выясняли, кому отойдёт феод отца?

- Этого и из наших никто не знает. Пошлите, неуютно тут. И почему мы вообще сюда влезли?

Самый высокий из троих не ответил. Про себя подумал, что не смог бы объяснить спутникам, что такое чутьё цели и почему его нужно слушать. Да, он много прочёл и узнал об искателях приключений, но вопросов у него всё равно было больше, чем ответов.

…Снова что-то звякнуло в мешке «государя»: он потерял равновесие и проехал несколько метров на заду, из-за камня, на который доверчиво наступил, спускаясь; несмотря на то что покрылся землёй и оброс травой, камень легко вывернулся из склона холма-могильника. Спутники «государя» шли впереди, поэтому поддержать не успели. А он первым делом развязал мешок и заглянул внутрь. Удовлетворённо хмыкнул.

- Прогоняют отсюда, - сказал тот, что с топором с двумя лезвиями.

- Возможно, - самый высокий из троих поднялся и отряхнулся. – Думаю, теперь я приду куда нужно.

- Ага, в местечко ещё сквернее этого, - заметил тот, который повыше.

- Ты что-то знаешь о том… местечке? – с нажимом спросил «государь».

- Я одно знаю: вас тянет на погибель.

Не понравилось «государю», как парень отвёл взгляд, отвечая на вопрос. А тот тут же сам спросил, чтобы переменить тему:

- Вы, государь, не просто же так меч носите? Вам случалось быть в местах, вот как на этом холме? Только когда там мёртвыми только делались?

На этот раз отвёл взгляд в сторону самый высокий из троих.

- Случалось. И я рад, что в ваших княжествах такого нет уже сотни лет.

- Это всё, что нам, тёмным, от сохи, нужно, - промолвил тот, который с двухсторонним топором.

«Знаю», - подумал про себя «государь». – «И это скорее плохо, чем хорошо. Вы трудитесь в поте лица, а плоды ваших трудов пожинают другие. Те, кто работают языком и желудком. Но пока вас устраивает то, что у вас есть, ничего не изменится».

Вслух он не произнёс ни слова.

Следующие его мысли были о том, почему чутьё заставило его взойти на холм, где не нашлось ни одной подсказки, куда идти дальше. Могильник оказался полезным только тем, что без особых расхождений в версиях подтвердил прочитанное «государем» об этом крае, в одной подземной библиотеке, за несколько месяцев до того как он переступил его межу по деревянному мосту через бурлящую реку.

А читал он, что некогда здесь действительно люди правили людьми, и правили со всем сопутствующим людскому правлению, несмотря на малочисленность жителей. Да, по дороге в деревушку он видел пустующие сторожевые башни и заброшенные форты, на зубцах стен которых всё ещё белели округлые кости с провалами глазниц и носовых отверстий. А люди, коих он встречал, с открытой неприязнью глядели на его ножны, пускай и исправно обменивали свою пищу на его серебряные монеты. Прошло пять или шесть веков, а потомки живших тогда крестьян ещё помнили, что неизменно сопровождает власть одного человека над другим.

Не забывать им помогали их новые хозяева. Княжествами в составе империи эти горные и покрытые лесами земли стали, будучи управляемыми уже теми феодалами, которые пришли на замену прежним.

Ему было тепло от того, что прочтённая в пергаментном кодексе история получила подтверждение. Но одного только ради этого чутьё цели не потянуло бы его на холм с насыпями, могильными камнями и ржавым острым металлом. Должна была быть ещё какая-то причина.

Он почувствовал, что эта причина связана с тем роскошным кустом, прямо к которому они спускались. Одинокий куст с буйной зеленью – ближайшая полоса кустарника почти прилегала к опушке леса - он действительно держал на ветвях медную вещицу, браслет, как стало понятно вблизи. Спутники самого высокого из троих прошли мимо куста и ничего не заметили, но как по команде обернулись, когда он снял браслет с ветки.

В следующую секунду оба крестьянина попятились и принялись громко вслух читать молитвы. «Государя» неприятно удивили непритворно расширившиеся их глаза, и он нахмурился, когда руки обоих обхватили рукояти топоров.

Он понял, что сделал что-то ужасное. Но теперь он разозлился: довольно с него суеверий! Поэтому скрестил руки на груди и сжал губы в тонкую линию. Браслет не выпустил.

- Молитву читай! Прочти молитву, или…

«Государю» стало ясно, что случится, если он тут же не восхвалит верховное божество пантеона этих земель, или, на худой конец, богиню-защитницу от лиха, которую чтили почти так же сильно. Ещё больший гнев разгорелся в нём и столкнулся со здравым рассудком. Пока в нём кипела борьба, крестьяне повыхватывали топоры, полетели на траву чехол и тряпки с лезвий.

В «государе» победил рассудок. Почти всегда в таких ситуациях побеждал в нём рассудок. Нет, он не хотел проливать крови этих парней. Поэтому действовать следовало быстро.

Он опустил руки и наклонил голову, приняв смиренный вид. Затем отчётливо, хорошо поставленным голосом попросил защиты у хранительницы очага и оберегающей от злых сил богини, что не дремлет ни мига, заслоняя собою чтящих её от нечистого восточного ветра. Периферийным зрением он наблюдал за своими спутниками. Видел, что под конец молитвы оба держали топоры уже не двумя руками, а одной. И смотрели себе под ноги, растерянные и пристыженные.

Он замолчал.

- Только чернокнижники берут с могил ожерелья, - неуверенно сказал тот, который пониже, не рискуя поднять глаза на «государя».

А «государь» здесь не сдержался. Не смог.

- Так идите прочь от меня, если я чернокнижник! Чего вы за мной увязались? Мало ли куда приведу вас и что там с телами и душами сделаю? Вам жизнь не дорога, или деревня обойдётся без двух пар здоровых рук?

Прошла минута, за ней вторая, прежде чем тот, который повыше, нарушил тишину:

- Простите, государь, но чернокнижник из вас – как из вашего меча топор.

- Это ещё почему?

- Заклинатели мёртвых не молятся, как вы.

- Неужели заклинатель мёртвых не придумает на месте же молитву какому угодно богу, чтобы обмануть добрых людей?

- В его устах молитва прозвучит кощунственно.

Самый высокий из троих открыл рот и закрыл. Слова у него закончились. И смеяться не хотелось.

- Это не ожерелье, а браслет. На нём тоже нет патины, - только и сказал он. – Значит, его недавно оставили здесь. Кто-то проходил… А, что вам говорить, это бесполезно.

И действительно, крестьяне не слушали его, они прятали лезвия топоров в тряпки и чехол. Когда с этим покончили, тот, что пониже, промолвил:

- Простите нас, мы просто тёмные, необразованные, многого не знаем. Может, ничего худого не случится, если вы будете эти вещи таскать. Куда идём дальше-то?

- Вы – по хатам или в поле, а я дальше в лес, сам, один. Достаточно за мной волочиться, ещё и оружие хватать. Вы хоть представляете, что было бы, достань у вас ума на меня броситься?

- Вечереет скоро, в лесу заблудиться можно, да и опасно одному бродить.

- Мне за опасность платят.

- Думаете, староста с вами расплатится серебряными монетами? Нет у нас их и никогда не было. Не будет вам награды, какой вы хотите. Так что мы идём с вами, хоть так услужим.

«Государь» со скорее светлыми, чем тёмными глазами помолчал, прежде чем спросил:

- Староста вас ко мне приставил?

- Нет, сами пришли. Что теперь, не будете погибель на свою голову искать?

- Буду.

- Ну, значит, и мы туда же.

- Проклятие… - прошептал самый высокий из троих. Пошёл к опушке, огибая холм с могилами, потому что в ту сторону позвало его проснувшееся чутьё цели.

- А всё-таки бросьте браслет, и кольцо тоже… Через две недели полнолуние, - услышал он за спиной.

- Не брошу. Продам за серебро в первом же городе, - буркнул «государь» в ответ.

Пришлось продираться через кустарник, затем обойти неведомо откуда взявшийся свежий бурелом. Странный бурелом, всего десяток молодых стволов повалил, и в одном и том же месте, а других деревьев не тронул. «Государю» пришла в голову мысль, что это кто-то из владык сего края таким образом успокоил себе нервы.

***

Он стоял, оперевшись спиной об огромный иссохший вяз с внушительным дуплом до самой земли, и думал о том, что природа ещё не научилась делать ступени, а трупной вонью обычно несёт от разлагающихся тел. Такой сильной вонью - от множества разлагающихся тел, которые бросили на открытом воздухе, либо высвободили из-под почвы чьи-то нечистые старания. Ещё он, за неимением что делать, вспоминал разговор со своими спутниками, завершившийся менее четверти часа назад. Прежде, чем этот разговор завёл, он, дыша неглубоко и редко, отвернулся от дупла.

- Я не люблю, когда мне лгут, - бросил он. - Прекратите притворяться. Старейшина послал вас за мной? Нанял меня и не доверяет мне?

Лишь первая часть ответа крестьян удовлетворила его:

- Государь, мы не лгали. Мы боялись, - проговорил тот, который повыше.

- И поэтому сказали только часть правды, - кивнул самый высокий из троих. – Время выложить остальное.

- Ваша правда, - пробормотал тот, который с двухсторонним топором. – Старейшина знает, что мы с вами. Мы сказали ему, что хотим пойти следом. Но он не отпустил нас.

- А вы послушались, - закончил «государь», услышав ту часть, которая заставила его задаться новыми вопросами. Не мог старейшина не видеть, что эти двое всё равно поступят по-своему. Тогда почему допустил, чтобы они всё-таки ушли?

Парни не ответили, потупились. «Какие непосредственные», - подумал он. И тут же тот, который повыше, сказал:

- Мы не вернёмся в деревню без хороших вестей.

«Очень плохо», - подумал самый высокий из троих. – «Пора это заканчивать».

- Хорошие вести – это оторванные рука или нога? – едко заметил он. – Я вижу, как вы воротите носы от дерева у меня за спиной. Представьте-ка, сколько мертвечины там должно лежать, чтобы так пахло.

Он не дал ответить и продолжил, голосом спокойным и не допускающим возражений тоном:

- Я туда иду. А вы – нет. Я не буду рисковать вами. Если с вами что-нибудь случится, я провалюсь как наёмник. Поэтому убирайтесь отсюда, и поскорее. Если не уберётесь, я сделаю так, что вы отдохнёте на вечер глядя, до самых сумерек, после дня шатания по лесу в компании учёного чернокнижника, у которого ум зашёл за разум.

Взгляды, которыми они его одарили, не сулили ничего хорошего. А он и бровью не повёл, посмотрел в лицо каждому из двоих, посмотрел сумрачно и грозно. Его поняли. И он проводил глазами исчезающие между деревьями крестьянские спины.

А теперь он стоял здесь сам по себе, в низине, слышал шум близкой реки, но знал, что тут не пойма. Потому что тварь, которая вырезала ступени под землю за дуплом иссохшего вяза, была более чем разумна, и, следовательно, не хотела бы, чтобы её обиталище затопило половодье или случайный паводок. А ещё он ждал, уже треть часа.

И когда услышал осторожный шорох листьев и предательское потрескивание веток, усмирил дыхание до едва слышного. Затем выскользнул из-за ствола.

Того, который повыше, «государь» угостил ударом под подбородок рядом с шеей. Тот, что с двухсторонним топором, успел кое-как отреагировать: он вскинул руки. Поэтому ему досталось в открывшееся солнечное сплетение. Упасть он уже не успел, едва согнулся вдвое, как и между его подбородком и шеей влетел кулак. На всё про всё ушло секунды две, а за две следующие минуты самый высокий из троих оттащил парней в кусты погуще и наскоро присыпал сухими ветками, листьями, хвоей.

Он понимал, что долго без сознания крестьяне не пролежат, и у него меньше времени, чем ему хотелось. Понимал «государь» и то, что кустарник – ненадёжное укрытие от голодного зверя, но всё равно это лучше, чем ничего. Однако был благодарен отсутствию смекалки своих спутников: им не пришло в голову сначала обойти вяз вокруг, а потом подойти к нему с разных сторон. Как ушли плечом к плечу, так плечо к плечу и вернулись. Без хитростей, поверив, будто провели его.

Далее «государь» вернулся к дуплу вяза, ствол которого при всём желании не смог бы обхватить руками и наполовину – так широк тот был. Первым делом вернул перевязь с мечом на пояс, потом развязал мешок и извлёк из него обмотанный тряпками фонарь. Развернул тряпки, приподнял стекло, и занялся кресалом и кремнём из мешочка на поясе.

Со второго раза «государь» высек искру на трутовый гриб, подул, затем подпалил лоскуток ветоши, заранее обмотанный вокруг хворостинки. Ветошь уже раздул в огонёк, а там зажёг и пропитанный маслом фитиль фонаря. Опустил стекло, убрал огниво и тряпки, продел руки в лямки мешка и выпрямился.

Осторожно вдохнул, сморщил нос, полез в дупло, что оказалось нелегко при его росте и широких плечах. Отметил, что если из-под земли придётся бежать, то дупло задержит его. Но бежать он не собирался, как бы там ни обернулось.

Прежде чем «государь» протиснулся и скрылся в иссохшем вязе, до того как ступил на покрытые дёрном с густой растительностью узкие ступени уводящей круто вниз лестницы, он обратил внимание, что ноздри вновь привыкли к вони и перестали её чувствовать. Но проснулось в нём взамен некое тревожное ощущение, скорее ментальное, чем физическое. Ощущение скверны, чего-то нечистого, мёртвого да не совсем, что ждало его там внизу. Он читал об этом чувстве в соответствующих книгах, один раз даже испытал его сам. «Государь» пригнул голову и ушёл под землю, фонарь в правой руке осветил ему путь.

Три десятка (он ожидал больше) ступеней привели «государя» в просторную пещеру со стенами из земли, такую же рукотворную как лестница, не имеющую ничего общего с карстом. Он убедился в этом, обходя пещеру по кругу: свет фонаря выхватывал в стенах отдельные камни, иногда крупные, но и только. То же самое обстояло с полом, в тех редких местах, где он находил проплешины от травы и мха – а если бы пол был каменным, то следовало ожидать только мха и лишайника, и всё равно не в таких количествах. Вдобавок ко всему пещера оказалась круглой; её симметрия нарушалась только лестницей к вязу и дуплу и, напротив неё, полого уводящим дальше вниз ходом. Узким и невысоким: «государю» пришлось бы тесно, вздумай он продолжить нисхождение.

Он не вздумал. Он посмотрел в темноту хода, заметил для себя, что ни намёка на какую бы то ни было лестницу в нём нет, да и вернулся в центр пещеры. Ему хватило узких ступеней и тесного прохода дальше под землю, а так же буйно растущих в этой темноте травы, мха и лишайника, чтобы сделать следующую серию выводов о существе, за чьей кровью он пришёл.

Снова запахло разложением, и ощущение скверны усилилось, когда «государь» оглядел пещеру. Но он подошёл к ступеням и положил дорожный мешок на них. Опустился в мягкую растительность шагах в пятнадцати от лестницы, поставил рядом с собой фонарь, извлёк из ножен меч, а из другого мешочка на поясе – точильный камень.

Принялся обрабатывать лезвие, но больше для виду, потому что и так следил за его состоянием ревностно. В какой-то момент прищурился: уж не призрачные ли блики от фонаря заиграли на гранях? Решил, что ему привиделось, и продолжил работу. Только украдкой взглянул на ход, так быстро, что будь в пещере кто-нибудь ещё, тому движение головы «государя» показалось бы случайным.

Во второй раз он пригляделся пристальнее и поднёс меч к глазам, затем так повернул корпус, чтобы свет фонаря не падал на лезвие. Смотрел долго, и ему то мерещилось, что по самой кромке мелкими волнами пробегало едва видное свечение, то обнаруживалось, что ничего такого и в помине не было. Наконец «государь» вернулся к точильному камню.

Что-то насторожило его. Трупный смрад не стал крепче – он бы унюхал, никуда не делся. Нет, это нечистым духом отчётливее потянуло из узкого хода; «государь» спрятал точильный камень и поднялся на ноги. Меч не убрал, но держал его острием вниз, и присматривался к чёрному провалу, мрак которого с такого расстояния фонарь разогнать был не в силах даже самую каплю. Прищурился, уловив движение: нечто белое приближалось к пещере по проходу.

И вот она вышла на ровный рассеянный свет, стройная, в набедренной повязке, с длинными чёрными волосами, расчёсанными, а не спутавшимися: и они только частично прикрывали грудь без единого лоскутка одежды на ней. Ступни тоже босые, разглядел «государь».

Хотел он того или нет, два раза его взгляд упал ниже лица женщины, ниже шеи и выше живота. Плоского живота никогда не рожавшей девушки, с до боли узким тазом. Всё бы хорошо, только кожа её отливала неестественной потусторонней белизной, и глаза выдавали её состояние, ипостась, выцветшие и застывшие со скорбным выражением, но без всякого ума. Призрак? «Государь» был уверен, что нет.

Очень медленно он подошёл на расстояние вдвое больше нужного для удара мечом. Умертвие не шелохнулось. Оно смотрело прямо на него, и продолжало следить, пока хватало поворота шеи: «государь» обошёл покойницу кругом. Остановился перед ней уже на дистанции удара, собранный и готовый к любой неожиданности.

Но умертвие не пошевелилось.

Он разглядел длинные линии разрезов вдоль вен на её руках. Обратил внимание на ухоженные ладони и миловидное лицо – только если бы оно не было мёртвым. Покойница хорошо сохранилась, видно, её подняли ночью же после похорон, а упрятали в землю пораньше и от греха подальше. Хоронили в этом краю в одежде, из чего «государь» сделал вывод, что в одной набедренной повязке черноволосая полногрудая покойница вышла не случайно. Он ещё раз посмотрел на живот, потом выше, и сделал то, что любой другой счёл бы безумием. Но он знал, что от него ждали.

Левой рукой «государь» убрал чуть завивающиеся на кончиках волосы и положил пальцы на совершенно обнажившуюся грудь девушки. В покойнице ничего не изменилось, то же скорбное выражение сохранило её лицо. «Государь» коснулся соска, и тот затвердел.

Девушка-умертвие не двинулась. Только, может, черты лица немного разгладились, и под скорбью самую малость проступило что-то новое, зовущее, влекущее.

А вот «государь» движение сделал. Сжал упругую грудь, убрал руку, глядя на набедренную повязку. И когда пальцы коснулись нижней половины рукояти меча, рубанул снизу вверх.

Умертвие отскочило от удара, который должен был рассечь ему шею. Зашипело, вскинуло руки и бросилось на «государя». Оказалось неожиданно быстро: ладони с вдруг удлинившимися ногтями, уже когтями, так и летали.

Но «государь» двигался скорее, и меч мелькал, словно продолжение его рук. Очень скоро девушку-умертвие украсили свежие порезы, и на них проступила чёрная густая жидкость.

Всё решилось, когда меч просвистел в воздухе и вспорол живот покойницы. Умертвие отпрыгнуло, зашипело пуще прежнего и кинулось в отчаянную атаку. «Государь» из полуприседа не вышел. Он обернулся вокруг себя и ушёл от покойницы вбок, а меч полетел очень низко над землёй. Врубился в плоть и кость – и прошёл навылет.

Девушка-умертвие упала с отвратительным визгом: из обрубка голени густой массой потекла чернота. «Государь» долю секунды смотрел на лезвие, затем перевёл взгляд на покойницу, которая уже повернулась и на четвереньках, как самый настоящий бес-суккуб, понеслась к нему. Он подпустил достаточно близко и ударил.

Но в последний момент покойница прыгнула, оттолкнувшись от дёрна босой ступнёй и обрубком голени, так стремительно, что «государь» едва увернулся. Сноровка дала себя знать: перенаправленное острие сосчитало рёбра умертвия, взрезало талию, рассекло тазовую кость и вскрыло бедро до того целой ноги. С закладывающим уши визгом умертвие пролетело мимо «государя». Краем глаза он увидел совершенно не понравившееся ему нечто.

Когда он обернулся, она сидела, так как больше двигаться на искалеченных ногах уже не могла. Но не это было самое страшное. Самое страшное было то, что набедренная повязка лежала у его ног, ровно разрезанная мечом. А девушка-умертвие почему-то непристойно расставила ноги в попытке остановить обильно текущую из её тела жидкость, что заменяла ей кровь. Он посмотрел ей в лицо: оно изменилось до неузнаваемости. Он прочитал в нём мольбу.

Одним прыжком «государь» подскочил к покойнице и снёс ей голову. Обезглавленное тело недолго держалось прямо, повалилось вперёд. Голова откатилась, ударилась о стену и повернулась лицом к «государю». Миловидным лицом несчастной, без единого пореза или даже царапины. Лицом, на котором теперь проступил покой.

Набедренной повязкой «государь» вытер меч. Взял голову за волосы, мягкие и шелковистые, опустил рядом с телом. Затем накрыл обрубками повязки выпятившиеся ягодицы, голову, и, насколько хватило, корпус. Голень поднёс потом, дважды пройдя мимо фонаря, который они чудом не перевернули и не разбили.

Он порывался пойти в проход; об этом говорила его крепко сжавшаяся на рукояти меча ладонь, на то указывали раздувающиеся ноздри, которыми он с шумом втягивал воздух, и больше всего – брошенные им на провал в черноту взгляды. Он подошёл к фонарю и склонился над ним, но тут же выпрямился, глубоко вдохнул, задержал дыхание и закрыл глаза. А когда открыл и выдохнул, сел рядом с фонарём и извлёк точильный камень.

Но его не хватило надолго: «государь» вскочил и оказался у своего дорожного мешка. Достал из него пузатую бутыль с, как открылось за обматывавшими её тряпками, красной жидкостью. Но не кровью, ведь чернокнижником он не был – хотя и простым человеком «государя» назвать было невозможно.

Он выдернул пробку и порывисто приложился: трижды дёрнулся его кадык. И ещё два раза, когда подошёл и встал над упокоенной. Больше «государь» не пил: он посмотрел на проход, и перевернул бутылку горлышком вниз. Трупная вонь в пещере приобрела оттенок спирта.

С ветошью в руке «государь» присел у фонаря, затем с той же ветошью, но уже с пляшущим язычком огня на конце, опустился у упокоенной. Поджёг в нескольких местах пропитавшуюся вином набедренную повязку, а когда счёл, что достаточно, положил ветошь в волосы на голове самоубийцы, которую именно он окончательно отпустил из этого мира. Быстро занялось яркое пламя – низшие немёртвые великолепно горят; на безопасном расстоянии от огня стояла пустая бутылка – «государь» забыл о ней.

Когда огонь заполыхал в полную силу и в его пламени прорезались малиновые и зелёные всполохи, «государь» промолвил по направлению к ходу, прекрасно зная, что будет услышан:

- То же ждёт и тебя. Выходи, будь ты проклята.

А секундой позже понял, что совершил ошибку, потому что так и оставил фонарь в центре пещеры, вместо того чтобы перенести его к дорожному мешку на лестницу. Спасла реакция: он успел добежать и повернулся как раз в тот момент, когда из прохода, бесшумно вспарывая воздух крыльями, выскользнула огромная вечерница и тут же взвилась под потолок пещеры, куда он не смог бы достать мечом.

«Государь» не произносил крепких слов, и при виде вечерницы пожалел об этом: сейчас ему следовало обругать себя самыми последними из них, ведь он видел знаки. Смотрел и не видел их значения, а это во сто крат хуже, чем если бы он был просто слепцом. Не долетев до «государя», вечерница кинулась вниз, и ловко ушла от выпада, невероятным образом изменив направление полёта.

После того как ещё два раза безуспешно рассёк пустоту, он понял, что его опасения оправдались: не в лицо и шею ему метила вечерница, когда камнем падала из-под потолка или пыталась пройти, чиркая крыльями до дёрну, мху и лишайнику. Несмотря на свои размеры, она двигалась слишком быстро и слишком проворно кидалась из стороны в сторону, чтобы он хотя бы задел её. Однако и «государь» был не лыком шит. С какой бы стороны вечерница ни заходила, какие кульбиты ни выписывала, всё равно перед ней свистел меч с каким-то чуть размывающимся отнюдь не в слепых глазах вечерницы лезвием, и ей приходилось шарахаться от него, так до фонаря и не добравшись.

Тогда она сменила тактику, а свой секрет приберегла напоследок.

У «государя» закружилась голова: вечерница нарезала вокруг него десятка три плотных кругов, чуть-чуть за досягаемостью меча. При этом не забывала делать выпады к его ногам и фонарю, так что «государь» поневоле быстро вращался, чтобы уследить за ней. Но вечерница недооценила его: кружиться волчком и подолгу ему приходилось, много раз. Поэтому «государь» только сделал вид, что оступился во время очередного взмаха мечом, потерял опору под ногами из-за головокружения. Повторил, повторил ещё раз. И тогда вечерница поверила.

Но «государь» оказался не готов к тому, как она воспользовалась своим мнимым преимуществом. Только увидел, как рот тупоносой летучей мыши широко раскрылся.

«Государя» сбила с ног звуковая волна за пределами слуха; только поэтому его барабанные перепонки уцелели. Он покатился по дёрну. В следующий миг вскочил и рубанул, на случай если вечерница переключилась на него. Порадовался бы, поступи она так. Но сбылось худшее: противник уже подлетал к проходу с фонарём в когтях.

«Государь» побежал так быстро, как мог, но опоздал. Выпущенный словно из пращи фонарь яркой звездой расчертил мрак прохода и ударился о стену поворота, разбился. Масло воспламенилось и потекло по земляной стене, но слишком далеко от пещеры, чтобы хоть как-то осветить её.

«Государь» остановился у бывшим умертвием кострища, но оно уже превратилось в угли. Он не повернулся и не посмотрел на лестницу к дуплу. И не побежал к ней, кода скорее почувствовал, чем различил в проходе уже летевшую к пещере стремительную тень с драконьими крыльями. «Смерть», - стучало у него в голове. - «Так смерть. Хорошо, что я не позволил тем двоим спуститься».

Второй звуковой удар отбросил его ещё дальше, чем первый. Натренированное тело и дёрн сделали падение мягким, только лопатка ушиблась о случайный камень. Так же легко он оказался на ногах и со свистом разрубил пустоту: вопреки ожиданию вечерница и теперь не набросилась на него сразу.

Расчётливый ему попался противник, швырнул в самую неосвещённую часть пещеры, подальше от обоих скуднейших источников света, но не поспешил обратить своё преимущество в победу. Так как уже понял, что именно этого «государь» от него ждал. «Государь» слепо заморгал и нанёс ещё несколько ударов в никуда, лишь приблизительно в сторону, где пролетала вечерница: она снова описывала вокруг высокого человека с расплывающимся мечом круги.

Атаковала в самом зародыше его выпада в пустоту. Почувствовала тепло его шеи и запах пота совсем близко.

А затем острая боль вгрызлась в её правое крыло.

Не было времени удивляться. Он сделал вид, что ослеп, и она купилась. Удар вышел коротким и уродливым, но достиг цели. Вечерница спланировала к стене пещеры, ударилась и упала на землю. Он видел это плохо, очень плохо, но видел.

Уже лучше увидел, как тупоносый комок шерсти вырос в размерах и превратился в невысокую фигуру с тонкой талией и взлохмаченными волосами. Фигура держалась за правое плечо. Ещё лучше он разглядел, как на каждом из десяти пальцев ладоней фигуры в момент выросли длинные прямые когти, только на самых кончиках сгибающиеся в подобия крюков. Почему-то мельком кинул взгляд на кострище, и сощурился: оно едва не оставило ему ожог на сетчатке.

Следующим он различил, как когти фигуры укоротились. Значит, вот и конец её магической энергии; всё-таки она ещё неопытна. А ещё – теперь «государь» был уверен в этом – нанесённое его мечом ранение сделало своё дело.

Мгновение спустя он понял, что она дрожит от ярости. Думала, что обманула его во второй раз, а на самом деле он обманул её. И что нужно заканчивать поединок, пока она не возобладала над собой. Его же разум теперь бы чист, как морозный воздух, и спокоен, как лёд в вечной мерзлоте. Одним движением он воткнул меч в землю, и сделал два шага к фигуре.

- Ты хотела, чтобы я ублажил твою служанку. Нет. Я ублажу тебя. Люблю растрёпанные волосы.

Он ненавидел оскорблять. Но у него не было выбора. Если она сбежит в проход, всё начнётся сначала. И он пошёл к ней уверенным шагом, вспоминая ту ночь в портовом городе, светловолосую женщину с заносчивыми глазами, девушку только по виду, и её касающийся ран на теле урок.

Фигура у стены зарычала и прыгнула на «государя».

Он опоздал. Не рассчитал силы. Энергия сплелась медленнее, чем было нужно: плохо идти в бой с неотработанными навыками. Яркий свет ударил из его рук, когда немёртвая уже вцепилась ему в плечи и обхватила ногами, быстрая и неумолимая, как несправедливая смерть.

Силы рывка хватило, чтобы повалить «государя» на землю. Она почти сомкнула зубы на его шее. Но ослепла, оглохла, а затем в её тело ворвалась такая боль, что она завыла, только ударившись о пол пещеры.

«Государь» был уже на ногах, чувствовал, что по спине течёт что-то тёплое и пропитывает лохмотья рубахи на плечах. В нос ударил запах горелой плоти: живым – исцеление, неупокоенным – ожог.

Он подскочил к своей противнице и перевернул её, ползущую к проходу, на спину. Оседлал, как она его несколькими секундами раньше. Правую ладонь положил на лоб, а запястье левой руки поднёс к губам.

- Пей, ты ранена. Но не вздумай пить больше, чем нужно, иначе сгоришь вот тут, где лежишь, - он лгал, потому что его силы закончились после первого же сплетения энергий, и то далеко не самого умелого. И знал, что рисковал, потому что положился на честность существа, у которого честности могло не быть. Острые клыки прокусили его запястье.

Это длилось вечность. Сладкая слабость, приятное недомогание, мягкая засасывающая, вбирающая в себя истома. Из забытья его вырвал голос, который сказал:

- Пей и ты, тебе нужно, у меня на когтях яд. Но поостерегись глотнуть лишнего, потеряешь сознание, а твоя кровь слишком вкусна, - она прокусила уже своё запястье и подняла руку.

Он решил не проверять, был ли на когтях яд. Хватило одного глотка, чтобы спина, плечи и запястье перестали болеть. Но голова всё равно закружилась.

- Не слезай, упадёшь. Кроме того, мне приятно, - она помолчала, наслаждаясь. Чем – он думать не стал. Властью над ним и не только. – Что привело тебя сюда?

Он выложил всё как есть.

- Дочери, значит, старейшина хочет поддержать жизнь, пока повезёт её в город, - что-то неуловимое проскользнуло в её голосе, и породило у «государя» новые подозрения. – Твоё дело срочное. Бутылку мы разбили и даже не заметили. У тебя в мешке лежит ещё одна, но я схожу за своей. Она чище. Теперь можешь встать.

«Государь» поднялся, а вампирица не спешила, как будто нравилось ей, что он отвёл глаза. Наконец встала и она, и ушла в проход. Спустя минуту вернулась с плотно закупоренной бутылочкой и вручила её «государю». В бутылочке переливалась густо-красная кровь.

- Иди. Мне… стыдно за себя. Иди скорее, дорога каждая минута. Захочешь ответы на вопросы – ты знаешь, где меня найти.

- Да, - сказала она высокому человеку с полуторным мечом на перевязи, когда он пригнулся и пошёл по лестнице. – Рыжая проходила здесь. Какая же она красивая. И как бы я хотела поверить в кого-нибудь так, как она верит в тебя.

- Я знаю её имя. Не удивлюсь, если она сказала тебе моё. Но твоего я не знаю.

- Возвращайся и спроси.

Смеркалось, когда он вышел из дупла.

Он вдохнул полной грудью и тогда позволил себе заметить обоих парней с топорами наголо: они стояли на порядочном расстоянии от вяза. При его появлении напряглись и натянулись, как струны.

- Я выполнил задание. Ведите меня скорее домой, - обратился он к ним.

Его спутники вздрогнули от звука его голоса, да и только.

- Я кому сказал? Вопросы потом, мне самому нужно успокоиться.

- Да, государь, - услышал он наконец.

- Я не государь. Я не более благороден, чем вы.

- Скажете тоже.

«Государь» вздохнул и пошёл за парнями через так живительно пахнущий лес.

-3
05:47
946
Гость
20:23
-1
Рассказ захватывает с первого слова.
Тема не избитая. Автор виртуозно владеет аудиторией. Хочется читать и читать. Спасибо за волшебство и победу
добра!!!
Гость
21:54
-1
В добавление к предыдущему комментарию.
Рассказ держит в напряжении до самого конца. Что зачем и почему узнаешь в конце рассказа. Понравился риск главного героя и ответственность за других. Понравилось описание природы. Не Пришвин… Гораздо интереснее и оригинальнее. Автор интригует и даёт надежду на продолжение повествования.
Гость
22:00
-1
Стиль написания завораживающий, оригинальный.
15:02
Себя не похвалишь — никто не похвалит!
Это не я ). Это близкий мне человек, которого я по неосторожности не попросил не оставлять комментариев ).
07:44
Здравствуйте, Автор.
Было интересно. Довакин пополам с Геральтом… ну пусть будет так:) замечания два — поточите язык, в начале текста он тяжеловеснее, и еще одно… «много мата», Автор, что за «гениальная» — идея не давать героям имен? За Ваши элементы идентификации персонажей лично я срежу три балла.
С уважением.
Здравствуйте ).
Понимаю, почему конкретно в этом приключении герой произвёл «ведьмаческое» впечатление. Меня удивило, что людям скорее понравилось это, чем нет, и я сделал из этого определённые выводы. Одно скажу от себя: ведьмаки – не единственные герои фентези, зарабатывающие на жизнь уничтожением опасных существ. Это старая тема, одна из вечных ). Видимо, в литературе на русском языке именно ведьмаки – наиболее популярные герои этого типа.
Теперь о замечаниях:
1. На вкус и цвет; это мой стиль и я не собираюсь менять его. Кто-то пишет перенасыщенным языком, у кого-то зашкаливает насилие и убийство главных героев, а кто-то полкниги описывает холмы и деревья на пути героев к другому краю континента ). Кому-то перечисленные вещи нравятся, кому-то нет. Я люблю литературу с «перенасыщенным» языком, он для меня – нормальной калорийности; это работает и в обратную сторону: не «тяжеловесный» язык мне кажется скуповатым. Пишу так, как люблю ).
2. Тоже на вкус и цвет. Мне, наоборот, не нравится, когда у героини сразу есть имя и даётся детальное описание её ангельски прекрасного лица с большими синими глазами ). Мне интересны не имена и внешность, а характеры героев, растущие под давлением конфликта. На мой взгляд, в малой форме, если на именах и внешности не завязан непосредственно сюжет, они не являются обязательным элементом. Я с удовольствием прочитал бы рассказ, в котором есть только Он, Она и активное взаимодействие их характеров. А внешность и имена, если так уж приспичит, могу домыслить сам, и моё воображение при этом не будет сковываться ничем ).
При этом, обратите внимание, элементы идентификации персонажей в тексте имеются, просто они непривычные, основанные на внешности и оружии героев, а не внешности и именах. Я за эксперименты в литературе.
А в общем и целом – спасибо большое, Вы помогли мне понять несколько вещей относительно моего стиля и читателей ).
06:47
двухсторонний топор со вторым лезвием в два раза меньше первого eyes
Ничего не случилось, когда и вторую ногу он перенёс взял на руки и перенес
атем переступил неровную линию больших, с толстыми ножками и широкими шляпками, грязно-белого цвета грибов. Его ступня опустилась
траву даже гуще всей до сих пор встреченной ими под раскидистыми лиственными кронами и разлапистыми ветвями с хвоей и зелёными, гладкими, плотно закрытыми шишками. eyes автор сам читал свое творение?
текст совершенно мусорный
ценность нулевая
идей — ноль
топор и розги ликтора надо за такое издевательство над читателем надо тексту присуждать
С уважением
Придираст, хайпожор и теребонькатель ЧСВ
В. Костромин
Отзыв по принципу «пришёл, ничего не понял, пукнул и ушёл» ). Однако яркий и эмоциональный, за что спасибо.
О замечаниях из приведённого куска текста:
1. Здесь можно упрекнуть Вас в незнании русского языка: у слова «переносить» есть переносные значения, пожалуйста, ознакомьтесь с ними.
2. А здесь можно упрекнуть Вас в незнании литературы в целом, ибо на вкус и цвет. Одни писатели нещадно избавляются от местоимений третьего лица везде где только могут, другие свободно пользуются ими, и оба варианты правильны. У каждого свой стиль, лишь бы нравился писателю и его аудитории.
Насчёт мусорности текста, нулевой ценности, отсутствия идей:
Один из частых отзывов на любую литературу. Он значит, что для отзывающегося текст показался пустым нагромождением слов. Здесь есть один интересный момент:
Из двадцати пяти рассказов, которые я прочитал на этом конкурсе, я понял все, и в плане стиля, и в плане содержания. Та же картина у меня относительно любой литературы от классики до женских романов. По моим наблюдениям, основа у всей литературы одна и та же, разница в формах, которые принимают конкретные произведения.
С формами у людей частенько возникают проблемы. Потому что люди зачастую привычны к одним формам и непривычны к другим. Кто-то совершенно не въезжает в Харуки Мураками, а для кого-то его подача – как вода для рыбы. Кто-то хвалит Хемингуэя за отсутствие деталей, не имеющих отношения к сюжету, а для кого-то такая подача скучна как хлеб без масла, да ещё и чёрствый. Когда по содержанию Мураками и Хемингуэй сильно перекликаются друг с другом: та же безысходность, тот же пессимизм.
Доходит до того, что из-за слишком непривычной подачи человек не может пробиться к содержанию. И текст кажется ему пустым и мусорным. Это Ваш случай ).
Вы правы, подача у меня необычная, у многих голова кругом идёт. Судя по статистике, две трети бросают, не осилив и двух абзацев. Другим нравится эта необычность, нравится вчитываться и разбираться в прочитанном, им интересно. Для них я и пишу.
С уважением,
Писатель Е. Дородный; посетите мою страничку на Литресе, там уже есть одна книжка ). А скоро выйдет художественный фильм со мной в главной роли ).
06:09
+1
Писатель Е. Дородный; посетите мою страничку на Литресе, там уже есть одна книжка ). А скоро выйдет художественный фильм со мной в главной роли ).
осталось пожелать Вам получения Нобелевской премии wink
Спасибо thumbsup .
единственное, что непонятно, так это как такой маститый писатель очутился на конкурсе, где большинство участников явно даже ликбез не окончили. Может у Вас интервью по этому поводу взять и Вы нам всем поведаете, каким ветром Вас занесло в эту юдоль скорби?
Не называйте себя юдолью скорби, вы делаете правильное дело. Если никто не будет учить людей писать, то никто писать и не научится. А «Бумажный Слон» как раз обучением и занимается.
Насчёт интервью — охотно. С «маститым» вы пока перегнули палку, я умею писать и знаю, для кого пишу. Но уметь писать и пройти процесс раскрутки — это две разные вещи. О них я могу рассказать много такого, что стоит знать начинающему писателю. Заодно это ответит на вопрос, как я оказался на вашем конкурсе.
17:31
+1
что же, скиньте в личку мэйл, куда отправить вопросы
Загрузка...

Достойные внимания