Mortiferum Medicamentum

«Бежали,

Все бежали,

и Аполлон

и Асклепий,

и Гигея

и Панакея».[1]

Виталий Степанович сидел на скамеечке возле своего подъезда и курил, жмурясь от солнца. Ему уже было около сорока лет. В пору его юности можно было бы сказать «всего около сорока», но теперь... Теперь люди быстрее взрослеют. Быстрее взрослеют, быстрее заводят детей и быстрее умирают. Он был стар и прекрасно это сознавал, а по сему мог вполне позволить себе ворчать, кряхтеть, жаловаться на жизнь и на здоровье, поучать, давать суждения о вещах, в которых ни хрена не смыслит, говорить «а вот в мои-то годы...» и так вот сидеть на скамейке возле своего подъезда и просто греться на солнышке. Ещё Виталий Степанович чувствовал себя уставшим, бесконечно уставшим. Страшно ныла каждая мышца тела, особенно шея и плечи, сердце работало с перебоями и, по не многу, подводила память. Виталий Степанович постоянно ощущал сожаление от прожитого, и втайне мечтал о смерти.

Покончить с собой, последовав примеру некоторых коллег по работе, ему хоть и не раз приходило в голову, да ни разу не пришлось по душе. Нет, решительности бы ему категорично хватило, знаний и сноровки тоже. Смущало его то, что искать лёгких путей - всегда признак слабости. А слабым он себя не считал. Да и к тому же, он всегда был в глубине души мазохистом. Иначе, зачем бы он тогда, будучи молодым и полным сил потратил бы двадцать лет своей жизни, самые дорогие годы своей жизни, для обретения профессии, не сулящей ни богатства, ни общественного признания.

Он достал из кармана фляжку, отхлебнул и подумал, что в этом, катящимся в тартарары мире, всё-таки остаются неизменно хорошие вещи. Например, коньяк. Даже дорогие напитки фабричного производства уже давно он считал неприемлемыми для употребления вовнутрь, однако, где-то на Кавказе до сих пор существуют аулы, жизнь которых столетиями идёт своим чередом. Вот оттуда-то ему и поставляет драгоценный нектар знакомый ещё по студенческому общежитию джигит. Когда все, полученные ценой поломанных о гранит науки зубов, знания потеряли всякий смысл, тот вернулся на родину, развёл виноградники, скотину и плюёт на цивилизацию и всё с ней связанное с высоты своей горы. Конечно, доставка стоила целое состояние, но это Виталий Степанович мог себе позволить.

Виталий взглянул на парочку влюбленных, проходящих мимо, посмотрел на детей, копошащихся в песочнице, и закурил сигарету. Сигареты он тоже делал сам, добывая за немыслимые деньги самосад у Краснодарских фермеров. От пропитанных ядовитым наркотическим соусом листьев, которые выдают населению за табак, у него сильно подскакивало давление, болела и отказывалась соображать голова.

Он поймал себя на мысли, что человек, проживающий смену нескольких эпох, не может удержаться от сравнения. С каждым веком мир меняется всё быстрее и быстрее, и не движется назад. Не топчется на месте и не ходит кругами. Возможно, по спирали, как писал Гегель, но непременно вперед. Прогресс должен двигать людей к лучшей жизни, иначе, зачем он нужен? А значит, и он, Виталий Степанович, должен чувствовать эту перемену. Перемену к лучшему. Ещё один шаг Человечества к Утопии.

Он вспомнил себя в молодости, вспомнил мир таким, каков он был тогда и сплюнул попавшие в рот крупинки табака. Посмотрел по сторонам, и ему не понравилось.

Впрочем, если бы он сейчас подошел к детям в песочнице, или к парочке влюблённых и попытался бы объяснить им, что «вот тогда-то жить было лучше», они снисходительно улыбнулись и за глаза повертели пальцем у виска. Он и сам так делал и хихикал над пенсионерами с пеной у рта распалявшимся, на тему «а вот в Советские времена-то…». Молодым хорошо и счастливо здесь и сейчас, и едва ли эпоха имеет значение. Точно так же были счастливы молодые в каменном веке, средневековье, Ренессанс и Новое Время… всегда. Как бы отреагировал бы Аристотель, если бы Исаак Ньютон рассказал бы ему о своем мире? Захотел бы он переселиться в этот дивный новый мир? Наверное, этот новый мир показался бы ему адом…

Виталий Степанович пришел к выводу, что прогресс не делает мир не лучше ни хуже. Он делает его просто иным, и не ему выносить оценочных суждений.

Из его кармана зазвучали аккорды «Smell's like teen spirit». Он достал телефон и пару секунд послушал мелодию. Специально для стариков и параноиков ещё выпускали экстракорпоральные[2] коммуникаторы. Мелодия выбиралась случайно, учитывая его вкусы. Виталий мысленно взял аккорды песни на гитаре и вспомнил длинноволосого юношу в косухе, перчатке и «казаках». Того молодого человека, которого он лет двадцать назад видел в зеркале.

- Ваша Честь? - раздалось из динамика.

- Да, Лёшенька, слушаю Вас, - вздохнул Виталий. – Дай угадаю! Опять ЧП? Вы не забыли что я в отпуске?

- Виталий Степанович, извините, ради Бога, но все заняты на терроре, вы слышали?

- Да, слышал, - соврал Виталий Степанович, он не читал в отпуске новостей, - каждый месяц одно и тоже. А с фельдшерами что?

- С кем? Младшие Советники! Так запрос как раз поступил от одного из них. Требуется вынести Вердикт в отношении более ста человек. Какая-то эпидемия. Кроме вас никого не осталось. Сельский Вердиктор поклялся, что не задержит надолго, он уже локализовал вспышку и подготовил все документы, от Вас требуется только формальное присутствие и подпись.

- Ладно, - вздохнул Виталий, - забирай меня возле дома.

- Да, и ещё одно… вам не понравиться…

- Мне это УЖЕ не нравиться, так что я буду в ярости.

- Не знаю, в общем, эвтаназиологи все тоже заняты. Теракт был с использованием биологического оружия, центр города, локализовать не удалось, им приходиться оказывать пострадавшим пособие в индивидуальном порядке. Так что вам придётся самому…

Виталий Степанович сбросил вызов и ещё раз вздохнул, допил одним махом остатки коньяка и, крякнув, поднялся со скамейки. Надо ещё зайти домой сказать жене, что его срочно вызывают на работу. Может даже перехватить чего-нибудь из еды. Неизвестно сколько времени его займет эта эпидемия без эвтаназиолога. Хотя, чёрт с ней, с женой. Лишний раз ему её видеть никак не хотелось. Да и вообще он уже несколько лет перестал понимать, что его связывает с этой незнакомой женщиной. Были, конечно, блеклые воспоминания о какой-то красноволосой оторве с белым от «скорости» носом, которая, упираясь одной ногой в монитор, выдавала в зал децибелы так, что у мужчин, стоящих ближе к сцене иногда приключалась эрекция. И у него, стоящего к ней ближе всех с бас-гитарой, тоже. Каждый раз.

Всё изменилось с рождением дочери. И за это Виталий, где-то в глубине души, её ненавидел. А года она умерла от кори, то он уже ненавидел себя. С женой они отдалились окончательно, и мысль завести детей их не посещала. Молодое поколение было привычно к смерти детей, прямо как в средневековье. Родить восемь детей, чтобы вырастить двоих. Они с Алисой так не смогли и жили alleinezuzweit[3].

Виталий скинул жене сообщение и решил поесть по дороге. В конце-концов, синтетический фаст-фуд тоже органика. А есть хотелось всё сильнее, давал знать о себе выпитый без закуски коньяк и язва.

Взгляд Виталия остановился на молоденькой девушке, которая остановилась возле него, поставила на землю туго набитый пакет и отчаянно чиркала зажигалкой возле тонкой зеленой сигаретки. Пакет раскрылся и из него чуть не выпал в пыль свернутый как попало халат из черного синтетического шелка.

- Позвольте вам помочь, - он вежливо дал ей прикурить.

Девушка поблагодарила его и уже подняла свой пакет, чтобы последовать дальше, но он остановил её.

- Постойте. Простите старику его навязчивость, но Вы ведь из Мединститута? – коньяк развязал язык, вскружил голову и вложил в нее неожиданно дерзкую идею.

- Можно и так сказать, - улыбнулась она. – Лицей Общественного Здоровья. Это теперь так называется. Как вы догадались.

- Некоторые вещи не меняются с годами. Лет двадцать назад я и сам примерно в это же время ходил каждый день по этой дороге. – Виталий Степанович улыбнулся, - Заходил в тот же магазин, брал сосисок, банку пива и шел в общагу. И так же каждый день поносил судьбу за то, что приходиться таскать такую тяжесть, - Он указал на её слишком большую для дамской сумочку, - тапки, халат, и еще пара каких-нибудь книг килограмма по три каждая. Правда, халат у меня был белый. Позвольте представиться.

Она всё равно не поверила бы. Поэтому он просто протянул ей правую руку с идентификационным чипом. Чипирование было обязательным, и отвертется от него не смог даже самый заядлый старовер. Девушка нахмурилась, но всё-таки провела ладонью над его рукой. Её глаза расширились.

- Ваша Честь! - она вытянулась стрункой и, выронив сигарету, приложила правую руку к груди. – Я думала, это просто студенчская байка, что вы живете в этом доме…и вы ведь!

- Да, да совсем на него не похож, - он, усмехнулся в усы, махнул рукой и, крякнув, сел на скамейку, - садись. - Девушка села. – Как тебя зовут?

- Катерина… Катерина Бернштейн, разрешите ещё прикурить? - Руки её чуть дрожали.

- Курс какой?

- Пятый.

- Пойдёт…

- Д-д-для чего?

- Видите-ли, дорогая Катерина, меня сейчас вызывают экстренным образом на какую-то эпидемию в области, а все Младшие Советники и Эвтаназиологи заняты на ликвидации последствий недавнего теракта. Мне позарез нужен эвтаназиолог и я вправе тебя мобилизовать.

- Да! Да! Конечно! – глаза девушки засияли, - Мне уже приходилось оказывать пособие. На летней практике. Я уже всё умею. Последние два года нас уже учат деталям, как действовать в случаях, не требующих Вердикта. Само эвтаназиологическое пособие я сдала ещё на третьем. Я отличница!

- Тогда у меня к тебе предложение. Я мобилизую тебя в качестве ассистента-эвтаназиолога на эпидемию. С меня – характеристика в личное дело, плюс получишь откос от занятий на пару дней.

Девушка, широко улыбаясь, кивнула.

Во двор въехала чёрная карета с желтым крестом, запряженная четверкой вороных. Его служебный транспорт. Когда на планете подошли к концу углеводороды, и народ пересел на велосипеды, конные повозки стали прерогативой высших слоёв населения и государственных служб. Остатки запасов нефти разрабатывались исключительно на нужды армии, а последовавший за этим энергетический кризис свел на нет и использование электромобилей. Эта перемена Виталию была по душе, хоть он немного и скучал по своему мотоциклу. Автомобили заполоняли города и села, ими были заставлены все дворы, тротуары, проезжие части, их было так много, что они просто стояли на дорогах, не давая друг другу двинуться с места. Иногда можно ещё встретить электромобиль на атомном ходу, но их себе могли позволить прежние обладатели личных самолетов.

Ассистент-секретарь Алексей, по совместительству кучер, соскочил с козел, заскочил в карету и вышел оттуда, держа в руках мантию, Виталий просунул в рукава руки и одернул ворот. От привычного белого халата мантия отличалась черного цвета манжетами и эполетами, расшитыми золотом, золотыми же пуговицами, да ещё тем, что была сшита из более плотного белоснежного материала. Виталий любил шутить, что к этому наряду очень не хватает парика и треуголки.

- Ну что, родная, и ты облачайся.

Катерина, в недоумении похлопала ресницами, потом, сообразив, что от неё хотят, судорожно извлекла из сумки небрежно свёрнутый чёрный халат, быстро его надела, из кармана извлекла форменные тёмные очки и нацепила на нос. Эту традицию завели ещё основатели профессии. Контакт глаза-в-глаза между убийцей и его жертвой – не самая необходимая и лёгкая вещь для обоих.

Конец извечному спору о допущении эвтаназии был положен в начале двадцатых годов. Решение было категорично отрицательным. Врачу недопустимо обрывать человеческую жизнь. Но на фоне заката эры антибиотиков, катастрофическому распространению раковых заболеваний и пандемии ВИЧ инфекции, так же открылась и еще одна истина. Предназначение врача - продлевать жизнь и облегчать страдания. Продлевать страдания больного врач тоже не имеет право. С этими словами был создан Институт эвтаназиологии им. Д. Кеворкяна. Выпускники данного института сегрегировались от медицины, у них воспитывалась совершенно иная мораль и мышление и то, что они носили черные халаты, подчеркивало эту дистанцию.

Виталий оглядел с головы до ног девушку и улыбнулся. От хронического недосыпания и недоедания, отсутствия солнечного света и витаминов девушка походила на привидение. Прямые черные волосы, одежда и очки, вызывающие трепетный ужас в сердцах обывателей, гармонировали. Блогеры будут в восторге. Первый Вердиктор и его личный Ангел Смерти. Не попасть под камеры, когда они вживлены на роговицу каждого второго, не удастся, и домашний скандал на несколько дней был гарантирован.

В-принципе, кареты производились на основе конструкции ушедших в прошлое автомобилей на тех же заводах, и путешествовать в них было весьма комфортно. Виталий первым делом достал из тайничка дежурную бутылку коньяка, отхлебнул немного и предложил Катерине:

- Чтоб руки не дрожали, - и так серьёзно на неё посмотрел, что девушка не смогла отказаться. Сделала маленький глоточек и закашлялась.

Виталий достал из-под сиденья черный кейс с зеленым крестом и подал девушке:

- Изучи пока мы едем, если что незнакомое, спросишь, - и меланхолично уставился в окно.

Глаза Катерины засветились ещё ярче, она не смогла сдержать счастливой улыбки, открывая чемоданчик. Ещё-бы! Наконец-то свой собственный чемоданчик, да ещё и РЭК! Расширенный Эвтаназиологический Комплект она держала в руках лишь однажды, на экзамене. В отличие от Стандартного, Расширенный комплект содержал в себе не только средства для гуманного умерщвления отдельного индивида, но и некоторые средства для массовой эвтаназии. Например, знаменитый Ставропольский Бактериофаг, с помощью которого в 2038м была на корню пресечена вспыхнувшая эпидемия бубонной чумы. Чудо из чудес генной инженерии. Вирус обладал большей контагиозностью[4] чем сама чума, встраивался в генотип возбудителя и резко повышал вирулентность[5], да так что успевший заразиться индивид моментально погибал. Оставалось только как можно быстрее кремировать трупы. Правда, потом, к величайшей скорби, оказалось, что в результате эпидемии погибли практически все суслики - тарбаганы, составлявшие природный резервуар чумы. Но, по ним горевали недолго. Пересчитали, внесли в Красную Книгу и забыли. А вот капсулы со штаммом Ставропольского Бактериофага распространились по всему миру, постановлением Всемирной Организации Общественного Здоровья, было приказано запускать эпидемию Бактериофага при первом же выявлении чумы, и каждый студент на курсе эвтаназиологии втайне мечтал когда-нибудь совершить такой геройский поступок – спасти тысячи, миллионы людей, если не всё население земного шара. Катерина повертела капсулу в руках и немного помечала о том, как они по прибытию «на эпидемию» выявят бубонную чуму, перечислила в голове все её симптомы и проговорила про себя алгоритм запуска эпидемии Бактериофага.

- И не мечтай, - вырвал её из сладких грёз Виталий, - в каждом из пограничных нарядов служит санинструктор, из числа моих бывших коллег. При выявлении признака чего-то подобного на границе – расстрел по Вердикту со срочной кремацией трупов и карантин дежурного наряда на месяц.

Представь себе. Наряд, восемь мужчин, подают рапорт начальству и запираются в герметичном карантинном блоке, где-нибудь на пустыре. Там есть запас воды и пищи ровно на месяц, водка, карты, домино, телевизор, приставка и замок, который закрывается автоматически и не откроется ни минутой раньше. Санинструктор ежедневно проводит осмотр на признак заболевания и подает рапорт по выделенному каналу. Если санинструктор не выходит на связь дольше суток – объект проходит стерилизацию. И хитрить тут никакой надежды – на выходе их встречает такой же наряд, и история повторяется. Расстрел. Крематорий. Карантин. Ходят слухи, что были случаи успешных бунтов… ребята отбивались, скрывались в лесах. С тех пор в пограничники, особенно санинструкторов берут только семейных. Клеймо жены и сына Врага Народа, психиатрическая экспертиза, психоневрологические лагеря так себе перспектива. А альтернатива - посмертная медаль Героя России и пособие, обеспечивающее хоть какое-то существование жене и детям.

- Вы так об этом рассказываете… - вытаращила на него глаза Катерина, - как будто жизнь одного человека ценнее жизни тысяч…

- Мой друг, одногруппник, Женька Войтов. Земля ему пухом. Протащил в карантинный блок коммуникатор. Нельзя по уставу, но он уже тогда догадался, что строгач никому из них не светит. Мы переписывались с ним целыми днями, он один знал, что надежды выйти нет. Смеялся, пил с ними водку, пел им под гитару. Когда один начал кашлять – лечил от бронхита, ругал, за то, что спал под кондиционером. У другого вылез бубон, сказал, что это гидраденит, и пообещал вскрыть, как выйдут. Он не вышел на связь только в день снятия карантина. В положенный час они построились перед выходом, каждый мечтал о том, что сделает в первую очередь, вернувшись домой. Обсуждали, кого следует затискать в первую очередь – жену или дочку. Подкололи Женьку, он единственный из всех был холостой…- Виталий хлебнул коньяка, - В общем, чумы не будет. Она, разве что с нелегалами из Средней Азии через Сибирские леса к нам попасть может. Но это далеко и вообще мы в другую сторону едем.

Алексей остановил карету возле «Макдональдса», Виталий деспотично отправил девушку за провиантом, перечислив ей на счет достаточно денег. Вернувшись, девушка порывалась вернуть сдачу, но он решительно отклонял переводы.

- Знаешь, уже в начале «нулевых» там, наверху, - Виталий тыкнул пальцем в потолок кареты, - уже знали, что медицины как таковой скоро не станет. Разумеется, это не афишировалось, паника была никому не нужна. Однако, по каждой реформе, по каждому приказу, мы могли догадывались, что «лавочку сворачивают». Постепенно это превратилось в чистую профанацию, чинуши по инерции продолжали осваивать бюджетные средства, а нас спеленали каким-то функционалом, уже не связанным с медициной. С каждым годом его становилось все больше, медицины всё меньше. Мы всё время писали какие-то заказные отчеты, делали какие-то виртуальные «планы», подгоняли цифры статистики под целевые, симулировали. Пока все не закончилось.

К чему я это всё веду? Знаешь, что было первым признаком начала конца? С самого начала нам всем очень часто приходилось работать бесплатно. Еще студентами мы ходили на ночные дежурства, помогали санитарам, медсестрам. Потом уже, будучи врачами, мы работали в выходной, ночью, в отпуск, после окончания рабочего дня. Разумеется, бесплатно. Так что может быть более яркой демонстрацией презрения общества к твоему ремеслу в капиталистическом обществе? Как ещё можно подчеркнуть его никчемность и бессмысленность? Поэтому не отказывайся. Там примерно столько, сколько зарабатывает в день начинающий эвтаназиолог. Это твоя первая зарплата, и какая разница, из какого она кармана? И мне сейчас мало того, что продлят отпуск на день, так ещё и оплатят сутки по двойному тарифу!

Еда, коньяк и дурные мысли сморили Виталия Степановича, и остаток пути он проспал. Катерина была абсолютно растеряна, пыталась читать, но мысли путались и концу предложения, уже забывала начало. Скорее не чтение, а жевание умственной жвачки. Впрочем, лучше, чем просто дать волю тревоге и дрожать.

Виталия разбудили на КПП. Зябко ежась и зевая, он вышел из кареты. За время сна алкоголь начал выветриваться, голова была тяжелая. Возле районного центра был развернут полевой изолятор. Периметр из колючей проволоки обходили вооруженные солдаты. Инструкция заставляла стрелять на поражение в случае несанкционированной попытки покинуть зону карантина.

Стандартизированная блочная конструкция изолятора позволяла разворачивать и сворачивать в течение нескольких дней небольшой городок, вмещающий до тысячи больных. Территория была разделена санпропускником-шлюзом на «грязную», с отапливаемыми бараками, пищеблоком и крематорием, и «чистую», где находился двухэтажный медпункт, казарма солдат и котельная.

Солдат на КПП провел рукой над запястьями всех троих, немного замешкался, проверяя документы девушки, но, услышав «под мою ответственность», утвердительно кивнул. Ответственность Первого Вердиктора была столь велика, что под нее могли укрыться вещи много больше одной худенькой студентки. В санпропускнике их провели сначала в рездевалку, где они сменили свою униформу на стерильную, затем в полиэтиленовый шлюз, где облачили в противочумные костюмы. Сразу снаружи в медпункт попасть было нельзя.

- Виталий Степанович, может, сразу в медпункт, подпишите чего там надо, девочка пока свою работу сделает. До ночи домой успеем, - предложил Алексей.

- А ты что думаешь? – с ухмылкой спросил Виталий Катю.

- Без осмотра и заседания? – она уставилась на свой кейс, - вот сразу так?

На самом деле ей было просто страшно идти одной. Не потому, что она была не готова к самому факту массовой эвтаназии, она верила, что так она спасет тысячи жизней. Это был её первый раз, она могла ошибиться в выборе метода или дозы, и тогда люди будут умирать долго. Вот этого она очень сильно боялась.

- Нет, ребятки, давайте так. Вы ступайте в медпункт, разоблачайтесь, мойте руки. Ты, Леша, разводи местного эскулапа на чай с бутербродами, а ты, моя дорогая, внимательно изучи протокол на предмет орфографических ошибок. А то подпишу ещё, за что потом краснеть придется. А я пока в барак загляну, одним глазком гляну что там. Алеша, не забудь про бутерброды!

Перед входом в «чистую» зону приходилось пройти полную дезинфекцию в санитарном шлюзе и опять переодеться. Одежда, которая была в «грязной» части, остается там. Виталий вышел из шлюза буквально через несколько минут позже и усы его довольно топорщились, а глаза блестели.

За столом с самым что ни на есть скучающим видом, восседал грузный молодой человек. Он медленно встал, приложил руку к груди: «Ваша Честь!». Катя со стороны как бы спала, видимо, внимательно изучала протокол, Алексей наливал чай. Виталий Степанович жестом указал толстому Советнику, что он может садиться, сам опустился на свободный стул и сложил руки на животе.

- Что случилось, коллега? Докладывайте.

- Вспышка дизентерии, - доложил он будничным тоном. - Всего около пяти сотен пораженных. Вспышка локализована в изоляторе.

- Как давно началась эпидемия? – Виталий взял со стола бутерброд, разломил его пополам, помял в пальцах и бросил обратно на тарелку.

- В конце августа или начале сентября стали поступать первые больные. Сначала по одному, потом было несколько семей. Потом число зараженных превысило сотню человек и я послал запрос на развертывание полевого изолятора. Изолировано четыреста восемдесят человек. В течение недели поступивших нет. В протоколе всё написано.

- Я из староверов, а на экстракорпоральный коммуникатор больно долго выводить. У меня для этого вон эти двое есть. И что же, Катенька, там написано?

- Ну…Виталий Степанович, все так и значится. Жидкий стул с кровью, обезвоживание, интоксикация…

- Алексей Сергеевич, - Виталий пристально посмотрел на ассистента, - меня внезапно одолело сильнейшее похмелье, добудьте мне срочно бутылку пива! - Алексей знал этот взгляд и этот тон, посему немедленно ретировался. Советник проводил его удивленным взглядом, - я вообще, в отпуске, так что имею право. Итак, Катенька, вы согласны с диагнозом?

- Не моя компетенция, - выдала девушка как на духу.

- А как думаешь про показания к кеворкянизации?

- Не моя компетенция, Виталий Степанович, - повторила она уже жалостно, - это вы меня проверяете?

- Да-да, - засмеялся Виталий, - молодец! Садись, пять. Ну ладно. Допустим, я выношу вердикт, твои действия?

- Это изолятор ИПБ1000. Казармы оборудованы герметичной системой вентиляции. Возможно одномоментное массовое пособие ингаляционным методом. В данном случае, считаю уместным применить ультраморфин для вводного наркоза с последующим переводом системы отопления в режим подачи окиси углерода. Кремация тел. Окончательная дезинфекция.

Вернулся Алексей, неведомо как раздобывший пиво.

- Извините, нашел только местного пивзавода, и теплое.

- В самый раз, Алеша, спасибо! – Виталий радостно вцепился в бутылку, - Катенька, всё верно, при полностью локализованной вспышке дизентерии схема оптимальная, - с этими словами он подцепил зажигалкой пробку, из-под которой с шипением вырвался целый фонтан пены, залил руки, стол, штаны и пол. Советник брезгливо поморщился. Воняло местное пиво преотвратнейше.

Катерина встала из за стола, крепко сжимая в руках чемоданчик.

- Я могу приступать?

Виталий Степанович поставил бутылку на стол, прошел к раковине, тщательно вымыл руки, обработал их дезсредством из диспенсера и высушил о бумажное полотенце. Оглядел собеседников и, выдержав драматическую паузу, заявил:

- Нет. Вердикт отрицательный, - и торжествующе оскалился.

Катя, облегченно выдохнув, рухнула на стул, едва не выронив чемодан. Толстый советник встрепенулся, с его потного лица слетела скука, а глаза вытаращились. Он было уже открыл рот, чтоб возмутиться, но вовремя его захлопнул. Виталий отодвинул стул подальше от вонючей лужи, опустился на него и, сложив на животе руки, продолжил:

- Я допускаю, что в данных условиях провести бактериологическое исследование у вас не было возможности. Нынче сапера проще найти, чем микробиолога. Соглашусь, что клиника и правда напоминает дизентерию. Но, товарищи, вы забываете, что даже самый маленький нюанс способен радикально перевернуть всю картину! Ситуация совсем как в том анекдоте, и Вы, уважаемый, - он тыкнул пальцем в молодого Советника, - оказались в положении Петьки![6] Вы обратили внимание на язвочки на деснах пострадавших? Может быть и при дизентерии, не спорю. Потом, все пострадавшие – жители глухих и нищих деревень, причем, расположенных в разных уголках района. Ваш хлеб, - Виталий помазал кусочком перед носом Советника, - смотрите на его фактуру! Он пористый и плотный, наверняка отвратительный на вкус. Ну и ваше замечательное пиво, какой великолепный фонтан! Итак, диагноз: урожай зерновых в местном колхозе поражен фузариозом![7] От жадности, глупости или просто бедности его пустили в производство. У ваших людей отравление микотоксином и чтобы остановить эту вашу, так называемую, «эпидемию», не нужны никакие антибиотики. Их надо просто прекратить кормить этим хлебом. А вы даже тут, в изоляторе продолжаете их травить! Алеша, ты подготовил протокол?

Алексей утвердительно кивнул. Виталий достал из кармана коммуникатор и, приложив к экрану палец, подписал Вердикт. Дальше уже помощник сам перешлет его по всем необходимым инстанциям. Начнется поиск и уничтожение зараженного зерна и производных, поиск и наказание виноватых, будет отменен карантин.

Можно было ехать домой. Виталий Степанович, игнорируя шлюзы и дезинфекцию пошел к выходу и Катя, с тяжелым чемоданом поспешила за ним. Увидев, как посетители без скафандров и обработки пытаются пойти через наружный санпропускник, дежурный вскинул автомат. Виталий зло процедил сквозь зубы «Карантин снят!» и тот, облегченно выдохнув, опустил оружие. Как раз в этот момент ему пришел приказ.

Ни на секунду не задерживаясь, Виталий залез в карету, забрал у Кати чемодан и задвинул его подальше под сиденье. Спешно нашарил бутылку коньяка и сделал большой глоток. От злости у него дрожали руки.

- Можно и мне? – робко пискнула Катя. Виталий великодушно поделился, закурил сигарету и, кажется, немного успокоился, - а теперь все-таки я могу вернуть Вам деньги? Я же ничего не сделала.

Виталий тепло улыбнулся:

- Нет, конечно. Ты отлично справилась! Сегодня мы, конечно, спасли не так много человек, как ты мечтала. Всего лишь около полутысячи, - он хитро подмигнул. Катерина уставилась в окно.

- Виталий Степанович, - спросила она тихим голосом, - скажите, а если бы на вашем месте был кто-то другой, я могла бы убить этих людей? И жила бы дальше, уверенная в том, что провела кеворкянизацию. А еще кто-то из эфтаназиологов по вердикту этого молодого Советника, убил несколько десятков человек. Несколько семей. - Виталий кивнул

- Он будет наказан.

Да, он действительно, уже распорядился, Советника лишат премии за месяц и отправят на цикл усовершенствования изучать микозы. Но студентке пока ещё рано знать, что наказание для него будет таким мягким. Как и то, что эвтаназиологи, исполнявшие вердикт, никогда не узнают его этой ошибке. И про то, скольких Советников он лишает премии и отправляет на учебу каждый месяц, тоже. Причем, не только Младших. Он не расскажет ей, скольких людей она убьет по ошибке в течение своей карьеры. Так же и их, в свое время, обманывали учителя, дабы не все студенты разбежались по супермаркетам. Надо чтобы хоть кто-то оставался, иначе всю грязную работу придется делать самому.

Виталий Степанович залпом допил остатки коньяка и развалился в кресле. Прикрыв глаза, он проворчал:

- Вот видишь теперь, почему я не ушел? – и задремал.

[2] Не вживляемые в тело.

[3] Одиноки вдвоем (нем.), отсылка к одноименной песне группы Lacrimosa

[4] способность микроорганизма к распространению

[5] Если упрощенно, болезнетворная «сила» микроорганизма

[6] Виталий Степанович здесь имеет ввиду несколько скрабезный анекдот про то, как Василий Иванович объясняет Петьке значение слова «нюанс». Разумеется, никто из присутствующих его не понял.

[7] Грибковое заболевание зерновых. Само по себе не передается человеку, однако токсины этой плесени могут давать отравления с разнообразной клиникой.