Анна Неделина №3

Чужая кровь

Автор:
Иван Жеребилов
Чужая кровь
Работа №408
  • Опубликовано на Дзен

– Опять орёт, пни его, чтоб проснулся!

– Попробуй только, – произнёс я, не открывая глаз, – будешь ногу по кускам собирать.

Голос испуганно притих, я приподнял веки. Двое. Обычное городское отребье, один одышливый, краснорожий, с носом-сливой, широченными плечами и жидкими волосами, обвисшими вокруг блестящей лысины. Второй, скуластый, коротко стриженный, фиолетово-серый балахон обтягивает пивное пузо. Наверное, уличный писарь, из тех, которые, если заплатить, намалюют за две минуты хоть королевскую родословную, хоть рыцарский патент.

– Да ладно, чего ты, – смущённо пробормотал Краснорожий. – Мы ж просто…

– Мы разбудить хотели, Уголь, – тонким голосом вторил Писарь. – Чтоб, значит, кошмары не мучили…

Он сбился, смущённо засопел, заёрзал по полу.

Я усмехнулся. Уголь, теперь меня так зовут, никто не узнает в обожжённом, одетом в лохмотья рабе графа Рена Ловари де Гонсара – дворянина, выпускника Обители заклинателей Ордена Светлого Сагора, который чаще зовут Сломанным Копьём. Похоже, того человека всё же казнили в святилище города-монастыря Ариэндиа, а из-под горелых обломков работорговцы-боглы достали уже Угля.

– Проваливайте, – хрипло приказал я, привалившись к решётчатой стене повозки-клетки, они постарались отползти подальше, скорчились в углу, зашептались, испуганно косясь.

Вновь прикрыл глаза и принялся перебирать в памяти то, что видел во сне. В замучившем уже сне, который повторяется каждую ночь.

Подземелья Древних, я бреду один, в темноте, разыскивая что-то, о чём ничего не знаю, но ищу с остервенением, шёпот погибшей женщины звучит в голове, не даёт покоя…

– Вставайте, ублюдки, жрать пора! – визгливый голос оборвал зыбкую цепочку воспоминаний.

С той стороны решётки, осклабившись, замер богл – сутулый, коренастый, кривоногий, он бы походил на человека, если бы не иссиня-чёрная кожа, глаза с красными зрачками и небольшие ветвящиеся рожки, окаймляющие голову наподобие венка. Одежду боглы предпочитают грубую, не стесняющую движений, вот и этот нацепил просторную жилетку с нашитыми железными бляхами, грубые холщовые штаны и сыромятные сапоги, выкроенные из шкуры с задней ноги лося.

– Подходи по одному. – проскрипел он, снова обнажив в улыбке крупные жёлтые зубы.

Писарь и Краснорожий с готовностью подскочили к решётке, жадно схватив миски с бурдой, отползли обратно.

– А тебе особое приглашение? – удивился богл.

Я промолчал, нечего унижать себя без особой нужды. Успею ещё слюни попускать работорговцам на сапоги.

– Он гордый, господин, – прошамкал Писарь.

– Го–о-ордый? – протянул работорговец. – Ну, ничего, гордые стоят дороже. Главное, чтоб здоровый был. Слышишь, огарок? Сейчас мы это проверим.

Он выпростал из ножен короткий изогнутый нож и, просунув руку между прутьев, попытался кольнуть меня в бок. Я отодвинулся ровно настолько, чтобы кончик не достал, богл весело хрюкнул и, не собираясь так просто сдаваться, просунул руку дальше, а в следующее мгновение заверещал – я перехватил кисть и слегка вывернул, оперев на один из прутьев, нож стукнулся об пол.

Визжал богл отвратительно, как баба, с другой стороны подвывали от страха Краснорожий и Писарь.

На вопли откликнулся весь лагерь: носильщики-люди поначалу встрепенулись, но мгновение спустя, позвякивая цепями, полезли под возы, спасаясь от гнева хозяев, рабы так вообще сразу же распластались по полу клеток, дрожа и поскуливая. Со всех сторон к нам уже спешили чёрные фигуры. Не меньше десятка. Кое-как вооружённые, взбудораженные боглы готовы были прибить меня на месте, но вид товарища, похоже, несколько охладил порыв. Они замерли, с обнажённым оружием, но нападать не спешили – каждый шаг вызывал новый приступ воплей неудавшегося мучителя.

– Отпусти его, раб, – из толпы вышел толстый богл с волосами, собранными в пучок на затылке, и костяным ожерельем на груди. – Отпусти его, и останешься жив.

Словно в подтверждение его слов рядом скрипнула арбалетная тетива.

Толстый упёр в меня взгляд рыжих глаз, я не стал бодаться взглядом, спокойно поднял нож, заметив, как главарь напрягся, и протянул, рукояткой вперёд, только после этого выпустил руку уже хрипевшего, посеревшего от боли охранника. Толстый богл, приняв нож, усмехнулся и приказал:

– Этим двоим по десять плетей, за то, что не вмешались, а ты, – он посмотрел на меня, – на два дня остаёшься без воды. Собираемся! Ещё долго идти сегодня!

Подвывающий от боли охранник, баюкая руку, поковылял прочь, остальные начали молча расходиться. Осталось только четверо, один взял меня на прицел тяжёлого арбалета, двое других отомкнули замок и с помощью арканов выволокли всхлипывающих сокамерников, которые очень быстро оказались распростёртыми на траве и заорали как резаные, когда свистнул тяжёлый бич. Третий, ступая так, чтобы не закрывать арбалетчика, двинулся ко мне. В руках сжимал ухват, таким держат рабов на рынке, когда демонстрируют на продажу.

– Не дёргайся, – хрипло приказал он.

Ещё чего! Я кинулся в сторону, так, чтобы, когда он инстинктивно дёрнется за мной, на мгновение заслонил от арбалетчика. А потом…

Обитый железом обратный конец древка врезался под коленку, аж круги заплясали перед глазами! Болью взорвалась правая лопатка, тонкий рубчатый обруч сдавил шею. Действовал надсмотрщик уверенно, так что уже через пару секунд я стоял на коленях, а ещё через секунду распластался на полу клетки.

– Не дёргайся, – спокойно повторил богл.

Держа ухват так, чтобы я не смог подняться, он приблизился, вставил ногу в специальное стремя у наконечника и достал из-за пояса увесистый кожаный мешочек.

– Пасть открой.

Я стиснул зубы. Богла это не смутило, ловко орудуя кинжалом, он разжал челюсти, и в рот мне посыпалась крупная, серая соль.

– Жри-жри, – беззлобно проговорил он, – будешь знать, как руку на господина подымать. Думал, не накажут? Ты теперь раб, и рабом будешь до конца жизни.

Я зарычал, попытался достать его рукой, но он только рассмеялся и наступил каблуком на ладонь. Сагор, как больно! Я заорал. Соль обожгла глотку, впилась тысячей острых коготков. Чувствуя, как мир начинает отдаляться, я снова рванулся, хватка железной лапы ослабла, и тут же живот вспыхнул болью, заставив согнуться. Меня стошнило, почти под ноги палачу, тот брезгливо отступил.

– Смотри-ка, действительно гордый. Видал? Рычит.

Арбалетчик пробормотал что-то неразборчивое, и они захохотали.

Я кое-как поднялся на четвереньки, отполз в сторону, привалился к стенке, закрыв глаза. Боги! В горле и во рту бушует пожар, голова трещит, по шее как будто мечом рубанули, про руку лучше вообще не думать. Постарался сжаться в комок – после перенесённого начал бить озноб.

Конечно, глупо, можно было просто уступить. Но один раз покорись, позволь над собой поиздеваться, и превратишься вот в такого, как эти двое, которым обдирают бичом спины: будешь с удовольствием жрать бурду и называть любую мразь господином. В таком случае, лучше уж умереть. До этого момента, судя по всему, не так уж и далеко. Вряд ли, конечно, товар убивают. Боглы слишком жадные. Хотя, как можно быть уверенным в том, чего не знаешь? Я вот лично с этим народом раньше не сталкивался, может и меня решат принести в жертву дисциплине.

Нет уж! Подыхать в рабской клетке я не собираюсь, надо бежать, рваться отсюда, а не ожидать, пока сгноят в выгребной яме. Как? Пока не знаю, но придумаю, обязательно придумаю, если не умру в следующие два дня. Конечно, если бы у меня была Сила, то было бы проще, но…

Заклинать не получается. С того самого момента, как эти чёрные достали меня из-под обломков святилища, ничего не выходило. Хотя, может быть, способности пропали и раньше, но в подземельях Ордена столько блокирующих чар, что наверняка и не скажешь. Это оказалось неприятным открытием, я серьёзно рассчитывал воспользоваться заклятиями для побега. Причин найти так и не смог – печати на тело так и не нанесли, значит, способности должны были остаться…

Дверь снова открылась, в клетку закинули два залитых кровью тела. Писарь пошевелился, застонал, второй напоминал скорее истерзанный труп.

Боглы суетились, орали на рабов-носильщиков, сворачивали шатры, навьючивали табаров . Если бы не шеренга зарешёченных повозок, можно было бы подумать, что готовится в путь обычный торговый караван.

Старый богл с обломанными рожками подвёл табара к нашей повозке. Птица покосилась жёлтым глазом, взъерошила перья, но впрячь себя позволила. Старик проверил, надёжно ли держаться ремни, и, кряхтя, полез на облучок, бормоча что-то на гортанном наречии.

Скоро обоз снарядили, главарь зычно отдал приказ к началу движения. Табары заклёкотали и потащили упряжки и волокуши.

Судя по обрывкам разговоров, путь наш лежит в славный Артамак – город с самым большим рынком рабов на континенте. Это значит, что ехать нам далеко, так далеко, что половина невольников успеет помереть от голода и жары, задолго до того, как придёт время ступить на помост посреди торга. Боглам это не страшно – всё равно заработают больше, чем потратят. И кто сказал, что по пути не представится возможности захватить новых рабов?

***

Медленный огонь жжёт внутренности, жажда пожирает все остальные желания. Я валяюсь на полу клетки, глядя слезящимися глазами в почти не видное за ветвями небо. Беспамятство накатывает душной тёмной волной, в которую я падаю, даже не пытаясь удержаться на поверхности. Но темнота не дарит облегчения, она вновь и вновь обретает форму, вытягивается в коридоры без конца и края, шепчет женским голосом: «Найди, найди, най…»

Вымышленный кошмар сменился реальным – я очнулся. Попробовал пошевелить языком. Не получилось, намертво прилип к нижней челюсти. Оставив попытки, начал мысленно читать молитву Сагору, одну из семи Благодарностей, выбрал «за горечь познаний наших», про себя усмехнувшись.

Сокамерники уже сидят в дальнем углу, зыркают. Обиду, наверное, затаили. Я бы затаил, и побить бы попытался, но не сейчас, завтра, например, когда я от жажды окончательно одурею.

– Чё пялишься? – прохрипел Краснорожий.

Я улыбнулся ему, как смог широко, почувствовал, как из лопнувшей губы по подбородку побежал тёплый ручеёк. Обычно у крови привкус меди, но сейчас я не заметил ничего. Похоже, вид у меня не очень, потому, что Краснорожий проглотил следующую фразу и отвернулся. Писарь ткнул его локтем в бок, и они зашептались. Наверное, обсуждают, как будут избивать меня ночью. Идиоты, лучше бы подумали, как у них разодранные спины будут на жаре заживать.

Самого плохого пока не случилось. Унижение, жажда, жара эта проклятая – всё можно пережить, если цель есть. Не совсем оформленная, туманная, невыполнимая пока. Это сейчас даже лучше, есть время обдумать всё, взвесить, прикинуть шансы и твердить себе о том, что всё получится, иначе очень скоро навалится уныние, а там и до полного отупения недалеко, а оттуда всего один шаг к тому, чтобы признать себя рабом. Так что, если не хочешь издохнуть на галере или руднике, горбатиться за плесневелую корку на виноградниках, помирать от кашля в холодной хибаре, сиди и тверди себе: «Я вольный, я вырвусь отсюда». Тверди и думай, думай и тверди и… подыхай от жажды, но даже тогда не теряй разума. Пока я мыслю, как вольный — я сильнее, а тот, кто думает, что сломал меня, пусть продолжает так думать, давая мне дополнительный шанс.

Боги, как хочется пить!

Сбежать сразу не получится, нет ни сил, ни средств, ни возможности, слишком плотно охраняют, слишком много глаз вокруг. Надо просто ждать, а потом действовать, по обстоятельствам. Если к тому времени я буду в состоянии действовать.

Три дня двигались через тёмные дубравы, по заросшим дорогам, почти не видя солнца. Я успел привыкнуть к душной тени и острому запаху прошлогодней листвы, казалось, никогда не кончится чаща, так и будут вечно проплывать мимо узловатые стволы под тёмными шапками крон. Потом дубы начали редеть, все чаще уступая место елям и низким душистым можжевельникам, а позже и вовсе исчезли, сменившись просторными, шумными сосняками.

Пару ночей останавливались на усыпанных хвоей полянах, и я, почти потеряв границу между реальностью и бредом, смотрел на звёзды в колючем венце сосновых иголок.

В одну из ночей Писарь и Краснорожий попытались напасть. Минут пять пинали выставленные локти и колени, пока не растревожили едва зажившие спины, покряхтели, похныкали, да и отвалили. Это случилось как раз на исходе третьего дня. А наутро хмурый полуголый богл притащил миску мутной воды, а может и не воды, мне всё равно было, я уже губами шевелить не мог, так лицом в миску и рухнул, только что носом жидкость не втягивал. Не напился, конечно, да ещё, от жадности вылакав всю миску, заблевал полклетки. Но язык, по крайней мере, начал двигаться и болеть. Хороший знак.

***

Лес закончился, вокруг расстелилась жаркая, выгоревшая на солнце степь. Между небом и жёлтой ломкой травой повисла духота, и в воздухе будто кипела битва духов. Клетка раскалилась до такой степени, что сидеть возле стенки невозможно, я валялся на полу, благодаря Сагора, что наказание закончилось раньше, чем мы попали в это пекло, и искоса наблюдал за сокамерниками. Раны Писаря и Краснорожего воспалились, один бредил, лишь изредка приходя в себя, чтобы проглотить порцию бурды, второй, наоборот, почти не спал, сидел, скукожившись, в углу, пялился невидящими глазами куда-то, и на гноящиеся рубцы на спине не обращал, казалось, внимания.

Где-то к середине дня на горизонте заметили столб дыма, не тоненький сизый шнурок, поднимающийся от костра путника, а чёрные жирные клубы, такие бывают только когда поджигают что-то очень большое и плохо горящее, например, дом с запертыми в нём людьми.

Боглы тут же заторопились, загикали, видно решили поживиться. Немудрено. Если деревню разграбили солдаты Къёрварда, то женщин и детей они не тронули, а это, считай, самый ходовой товар. Насколько я понимаю, там, в Ариэндиа, действовало несколько банд боглов, и та, что сумела спеленать меня, оказалась не самой удачливой, из женщин здесь только несколько старух да девчонка-подросток, которая едет не в общей клетке, а в повозке главаря, прикованная за ногу. Так что теперь, когда появилась возможность поживиться, путь каравана в любом случае будет пролегать через пожарище.

Не скажу, что не был готов, скорее даже подобрался, но вот когда увидел вдоль дороги ряд из пяти кольев с почерневшими от копоти и жары телами, что-то внутри предательски ёкнуло. Мужчин не просто убили – каждому вырезали сердце. Раньше верили, что таким образом можно предотвратить оживление. Бред, конечно, дело там совсем не в сердце и вообще не в органах, тем более, что этих казнили совсем не из суеверия. Король, похоже, хочет устрашить тех, в чьей груди бьётся что-то кроме любви к сюзерену. По мне так это глупо. Вечно бояться не может никто – трус быстро умрёт, а тот, в ком есть хоть малая искорка мужества, рано или поздно сумеет раздуть её. Къёрвард копает себе яму, а злорадствует над этим раб по прозвищу Уголь. Забавно.

Целых строений здесь почти не осталось, только дымящиеся остовы, да общинный дом в центре, отчего–то помилованный. Там они все и сидели – шесть женщин и десяток детишек, все напуганные, чумазые, ещё толком не успевшие оправиться от первого нападения. По крайней мере, только так я смог объяснить, почему они не бросились врассыпную при приближении каравана, а, напротив, высыпали на улицу, как будто дорогих гостей встречали. Думали, наверное, обычные торговцы едут, помогут чем…

Поймали всех быстро, собственно, и не ловили. Женщин погнали к повозкам, а ребятишки шли за ними, крепко держась за подолы. Вот так просто, свобода одних – богатство для других.

Главарь приказал носильщикам обшарить развалины. Что он хотел разыскать в этой убогой деревеньке — непонятно, но носильщики упорно обшаривали дом за домом, пока не перерыли всё, без результата. Когда они возвращались, я окликнул одного, он подошёл, хоть и видно, что без особого желания.

–Чего тебе? – голос у носильщика оказался совсем недовольным.

– Зачем ходили?

– А не всё ли равно?

– Деревня бедная, это и так видно, деньги искать бесполезно. Зачем хозяин вас послал?

Видно, ему понравилось, что я назвал богла хозяином, даже лицо смягчилось.

– Да кто его знает? Приказал всё, что необычное найдём, тащить. Гуго, вон, женское исподнее с кружевами нашёл, говорит: «Откуда в деревне кружева? Необычно!»; и потащил, так ему таких всыпали…

Я усмехнулся, тут носильщика заметил кто–то из охраны, рявкнул, чтобы брался за работу, пока плетей не получил. Он оборвал рассказ, отчего-то удивлённо зыркнул на меня и кинулся исполнять.

Отвернувшись, я было задумался, и тут вдруг сообразил, отчего собеседник сделался таким разговорчивым. Неосознанно я попытался зацепить его «крючком», простеньким, не порабощающим, а только делающим чуть откровеннее. И, получилось! Все эти дни, что бы ни пробовал – не получалось, а тут сработало!

Вдохновившись, я попытался кольнуть задремавшего Краснорожего «воздушной иголкой». Ничего, только усталость вдруг навалилась. Понятно, значит сил мало, на магию рассчитывать пока не стоит, но вот задуматься…

До вечера шли без остановок, ночь переждали в овраге, заросшем кустарником. На дне оврага кто-то в стародавние времена устроил колодец, не пересохший до сих пор. Боглы с хрюканьем обливались сами и купали табаров, орали, радовались. Рабам, понятное дело, ничего такого не светило, дали по плошке, чтоб от жажды не подохли, хорошо хоть на этот раз не мутной дряни. Вода оказалась хрустальной, вкусной, такую крестьяне зовут живой.

Клетка с захваченными женщинами оказалась не так далеко. Они сгрудились в одном углу и опасливо озирались, к воде не притронулись. Вот это уже глупо, жить надо везде, а без воды долго точно не протянешь. Детишек не видно, их ещё днём пересадили куда–то, они сначала плакали, кричали, потом притихли. Вот уж на ком заработать можно, дети ценятся куда дороже.

Смотреть по сторонам надоело, я улёгся и попытался выстроить по порядку мечущиеся мысли, даже показалось, что начинает получаться, а потом мысли смешались, и я вновь побрёл вдоль призрачных коридоров Древних.

***

Их обнаружили утром, на третий день после того, как миновали сожжённую деревню. Две тяжёлые туши лежали рядом, похоже, издохли во сне. Повезло, птицы умудрились отдать концы возле нашей клетки.

Боглы сгрудились вокруг, ругались на каркающем наречии, пинали туши, галдели, до тех пор, пока один не догадался ткнуть труп ножом. На мгновение над толпой повисла тишина, потом кто-то метнулся к шатру главаря, а остальные тревожно загудели.

Я отпихнул Писаря, который чуть ли не сквозь прутья пытался пролезть. Тот было заворчал, но, получив пинок под зад, отполз подальше. Богл с ножом по-прежнему крутился возле трупов. Из толпы выкрикнули что-то резкое, он кивнул и резанул по горлу табара. Я почти увидел, как на землю хлынула густая потемневшая кровь, но… клинок срезал порядочный клок кожи, обнажив жилистую плоть. Ни капли. Со вторым история повторилась. Тела птиц оказались обескровлены как куриные тушки в лавке мясника. Боглы даже галдеть перестали, молча ожидали, когда подойдёт главный.

Дальше я смотреть не стал, и так всё понятно, точнее не всё и не понятно, но задуматься заставляет. Всё серьёзно. Ох, как серьёзно!

Боглы полагали, что если не придерживаются человеческой религии, то и мёртвые наши им нестрашны. Наивно. Мёртвым обычно глубоко наплевать, какой ты расы, вероисповедания, возраста, подобная логика умирает вместе с телом.

По всему, за нами увязался кровосос. Я попытался вспомнить, что знал о подобных существах, вышло не очень много, но достаточно, чтобы озаботиться. Кровососы чрезвычайно многочисленны и разнообразны, но большинство к людям не лезет, не будучи уверенным в успехе. Это относится к мелким тварям типа миттлов, гоаров, турау – они обычно охотятся на домашнюю скотину и боятся огня и человеческого голоса. Те, кто посильнее, кракхи, например, не гнушаются охотой и на людей, и на скотину, но после них остаётся разве что кровь на земле да несколько костей, кроме всего, они хоть и быстры, но довольно заметны – похожи на здоровенных угольно-чёрных ежей на длинных ногах, и обитают в лесах.

Думал я долго, и так ни к какому выводу не пришёл, все кровососы, и чудовища, и человекоподобные, оставляют яркие следы – рваные раны на шее и конечностях жертвы, суженные зрачки – след порабощения разума. Ничего подобного у табаров не заметно, кровь из них как будто испарилась. Никогда о таком не слышал. Ладно. Подождём немного, может быть, страх впереди меня бежит.

На следующий день не добудились двух носильщиков, потом в течение дня пала ещё птица. Боглы, и без того нервные, теперь выглядели не на шутку перепуганными, рабы в клетках жались друг к другу, те, что брели пешком, оглядывались и вздрагивали от каждого шума. Ехавший в обозе шаман рассыпал заговорённую соль, жег травы, бормотал слабенькие заклинания, способные в лучшем случае отогнать порчу или ночного душителя, но никак не кровососа, сожравшего трёх табаров и двоих людей. Я всерьёз начал подумывать о том, что придётся самому себя защищать.

Что–то не давало покоя, такое впечатление, что я пропустил какую–то важную деталь.

Когда мы уже готовились к выпуску, отец-настоятель говорил, что для мага, воина и лекаря мелкие детали равнозначны жизни. Они могут спасти жизнь, или отнять её, если их вовремя не заметить. Вот я и мучился, раз за разом складывая воедино кусочки, вспоминая, прокручивая раз за разом картинки, начиная с въезда в деревню. И что-то упускал, раз за разом мозаика рассыпалась.

В середине дня головной дозор заметил всадников, пятерых, вооруженных, в чёрных одеждах. Приближаться они не стали, покрутились поодаль и скрылись за холмами. Боглы окончательно помрачнели, достали тяжёлые секиры, напялили доспехи. Правильно. Мало ли, что?

Я вновь рискнул использовать магию – заставил старого богла, правившего нашей повозкой, принести уголёк от костра. «Крючок» работал всё лучше и совсем не отнимал сил, вчера я тоже заставил какого-то доходягу принести гвоздь, он притащил, гнутый, ржавый, но для моих целей сойдёт.

Когда сгустились сумерки, я достал уголь из складок набедренной повязки и начал чертить на деревянном полу гальдрастав. Рисунок вышел что надо, наставники бы с ума сошли, увидев моё творение. Удалось нарушить, по-моему, правил пять, но сработать должно.

– Эй, вы! – прошипел я Писарю и Краснорожему, взиравшим на меня с нескрываемым ужасом. – Идите сюда!

– З-зачем? – дрожащим голосом поинтересовался Писарь.

– Нужна ваша помощь.

– А-а, если мы не захотим? – Краснорожий оказался чуточку смелее.

– Сдохнете сегодня. Судя по тому, что люди начали помирать уже днём, тварь достаточно сильная, чтобы прикончить всех за одну ночь.

– К-какая тварь? – выпучил глаза Писарь. – Может, они от жары померли!

– Правильно, – кивнул я. – А кровь на солнце высохла.

Они всё ещё колебались. И тут проходивший мимо охранник вдруг завалился вперёд и затих. Писарь тихо взвизгнул и задрожал.

– А–а, это точно сработает? – кивнул на рисунок Краснорожий.

– Может и не сработать, – не стал кривить душой я. – Но по-другому точно конец. Так что?

– Ладно, – протянул он. – Что надо?

– Руку давай.

Я проколол палец гвоздём, то же самое проделал с Писарем и Краснорожим, капельки крови застучали по доскам.

– И что? – недоумённо протянул Краснорожий.

Гальдрастав не вспыхнул огнём, не ожил, не создал портала, внешне он остался таким же, как был, но я почувствовал, как по рисунку разбежалась сила, забурлила, рванулась в стороны. Чем хороши такие печати, так это тем, что не требуют никакого магического таланта, сделать их может любой деревенский пастух, если, конечно, будет знать, как. В моём нынешнем положении — идеально.

– И всё, – выдохнул я. – Теперь будем надеяться и наблюдать…

–Эй! – к нам направлялся охранник в броне с копьём в руках. – Ты, собирайся! К хозяину!

На лежащего рядом с повозкой товарища он не обратил никакого внимания. Похоже, дела совсем плохи.

– Я сам себе хозяин, – ответил я, вложив в ответ как можно больше презрения.

– Сам ему расскажешь, – к моему удивлению, не стал спорить богл. – Лапы давай!

Из клетки, ставшей теперь самым безопасным местом в обозе, выходить не хотелось, но есть вероятность, что нервному охраннику просто надоест болтать и он проткнёт меня копьём. Это в планы по освобождению не входит.

Я просунул руки между прутьями, богл ловко надел кандалы, закрутил винты и только тогда отпер дверь пропуская. Как только ступил на землю, коленки подсекло древко копья, я упал на четвереньки, на щиколотках замкнулась колодка.

– Шагай! – приказал богл.

Колодка не давала нормально идти, я семенил, попутно стараясь осмотреться.

Если не знать, что творится, можно подумать, что всё в порядке – носильщики спят вповалку на циновках, рабы спокойно сидят в клетках, боглы развалились у костров. Вон тот старик выглядит слишком уж расслабленным, голова набок свесилась, изо рта капает слюна, можно было бы подумать, что он накурился алого мирта, но курить тут нечего, парень рядом с ним выглядит так же, и остальные какие-то вялые. Проходя мимо клетки с захваченными женщинами, перехватил настороженный взгляд, обернулся, но ничего не заметил, пленницы вели себя так же, как и остальные.

– Туда! – охранник указал копьём на шатёр главаря, я послушно двинулся в указанном направлении.

Что-то я упустил, не заметил, какую-то мелочь, которая валялась на самом виду. Вроде бы всё перебрал в памяти. Но ведь что-то же не даёт покоя? Попробуем вспомнить по порядку: первое, что мы увидели — это трупы мужчин, посаженных на кол… потом… Стоп! Трупы мужчин! Одних мужчин! Сколько их было? Пятеро, да, не больше пяти. А домов в деревне? Никак не меньше десятка. Как-то не совпадает количество. А сколько было женщин? Шесть. У них что, мор прошёл? Можно было бы так и подумать, но тут ведь вот что… Одежда мужчин, вот что не давало покоя, сразу в глаза не бросилось – лохмотья и лохмотья, кровью залитые, но видно, что-то запомнилось, а теперь всплыло. Одежда на трупах была чёрного цвета – узкие штаны, куртки из тонкой кожи с завязками вместо пуговиц, правда, исполосованные настолько, что с трудом можно разобрать фасон. Крестьяне такого не носят, совсем неподходящая одежда для земледелия, к тому же, чёрный цвет, по поверьям, привлекает несчастья.

– Привёл? – от зычного голоса главаря я вздрогнул.

– Да, господин, – поклонился охранник.

– Заводи!

Богл толкнул меня в спину, и я влетел в шатёр, как выпущенный из катапульты камень. Споткнулся, сумел всё-таки кое-как восстановить равновесие.

Шатёр, по меркам работорговцев, обставлен просто шикарно – на полу шкуры, широкая кровать с горой подушек, стол из пробкового дерева, складные стулья вокруг, на столе дымит жаровня с травами, отчего в воздухе витает горький аромат. Сам хозяин устроился в плетёном кресле, девчонка-рабыня массирует ноги. Интересно, специально готовился?

– Садись, – он кивнул на стулья. – Может быть, хочешь есть или пить?

– Обойдусь.

Есть я, конечно, хочу, но вряд ли после пяти дней голодовки еда пойдёт на пользу.

– Тогда у меня к тебе дело…

Я молча смотрел на него. Интересно. С чего это он такой обходительный с рабом?

– Мы нашли тебя в городе-монастыре… – он сделал паузу. – Не хочешь рассказать, кем ты был там?

– Теперь не всё ли равно?

– Для тебя нет, – криво улыбнулся толстый богл. – Если будешь вести себя правильно, получишь вольную. Слышишь, раб?

Я скорчил недоверчивую рожу.

Вот и она – долгожданная возможность вырваться! К счастью, я не настолько наивен, чтобы верить этому рогатому ублюдку. Интересно, он что, думает, будто все заклинатели идиоты? Хотя, может быть, ему не магия нужна.

– Что тебе нужно, богл?

– Маг, способный защитить меня от твари, что убивает моих рабов и подчинённых, – рявкнул главарь.

– А с чего ты взял, что я маг?

Богл вытаращил рыжие глаза.

– Я наблюдал за тобой. Когда мы достали тебя из завала, ты скорее напоминал труп, а потом за несколько дней почти полностью восстановился. Разве это не магия?

Вот оно что! Надо же, наблюдательный! Заметил больше меня. Сам-то не задумывался, почему так быстро поправился. Похоже, это всё лекарства Древних, они помогли выжить и голод, наверное, поэтому так легко переношу, неделя без пищи только сейчас начала сказываться, да и то, большого упадка сил не чувствую.

– Это не магия, – отрицательно мотнул головой я. – Я заклинатель, а вылечили снадобья…

– Да мне наплевать! Хоть ежовые потроха! – заорал главарь. – Ты думаешь, твои художества в клетке никто не заметил? Не морочь мне голову, раб! Заклинатель ты или фокусник, если спасёшь нас от смерти, дам вольную!

Вот так, загнал в угол. Ладно, если отпираться не получается, надо хоть попытаться сыграть на собственной уникальности.

– А если моих сил не хватит?

Толстый Богл помрачнел:

– У меня нет выбора.

– А шаман?

– Этот идиот решил вчера ночью покончить с чудовищем. Он уже общается с предками.

– Понятно, – вздохнул я и поднял взгляд на вожака. – Значит, вольная?

– Вольная. Без обмана.

Если бы можно было всем верить на слово… Но отказывать глупо, тем более, что теперь появилась возможность проверить кое-какие догадки.

– Хорошо, – согласился я, – но у меня просьба.

– Что ещё? – похоже, щедрость не входила в число достоинств богла.

– Снимите колодки.

– Больше ничего?

– Кандалы тоже.

Главарь поколебался, потом кивнул охраннику, тот специальным ключом отвернул винты, освободив вначале ноги, потом руки.

– Доволен?

– Вполне, – кивнул я. – А теперь скажи, где дети, которых захватили в деревне?

– А что с ними не так?

– Хочу на них посмотреть.

– Зачем?

– Где они!?

– П-прикованы к повозке, – похоже, до него начало доходить.

– Среди них есть мальчики?

– Н-нет, только девчонки.

– Их кто-нибудь охраняет?

– Конечно, – удивился богл. – Два охранника. Да какое тебе дело, заклинатель?!

Вот так, уже не раб. Вот что с подобными существами делает вероятность лишения жизни.

– Охранники одни и те же? – спросил я, проигнорировав последний вопрос.

– С ума сошел? Меняются, конечно, два раза в сутки.

– Мне нужно на них посмотреть.

Наверное, было в моём тоне что-то такое, что заставило главаря, забыв о гордости, подскочить, он ещё раз взглянул на меня, как будто ждал, что я сейчас расхохочусь и объявлю всё происходящее шуткой. Я спокойно отвёл взгляд, развернулся и двинулся к выходу.

– Стой! – Богл, подхватив кинжал, двинулся ко мне, – пока тебе вольную ещё никто не давал, так что пойдём вместе.

Я пожал плечами как можно более безразлично, хотя наличие оружия напрягло.

Детей держали в повозке за шатром, приковывали их только во время движения каравана, всё остальное время они просто сидели внутри под присмотром охранника. Караванщик, похоже, полагал, что от матерей малыши далеко не убегут.

– Тихо как, – насторожился богл. – Напились, что ли?

– Дети тоже? – спросил я, также чувствуя себя не в своей тарелке.

В лагере за то время, что мы разговаривали, стало значительно тише, даже стоявший у входа рогатый исчез куда-то. Я присмотрелся: костры, клетки на колёсах, охранники дремлют у очагов, даже табары развалились, вытянув шеи, только в нашей клетке Краснорожий и Писарь мечутся, отчаянно жестикулируя.

– За мной, – тихо приказал я боглу, тот даже не возмутился.

Краснорожий и Писарь, увидев меня, даже обрадовались.

– У-у-уголь, – заикаясь, зачастил Писарь, – это они! Они! Понимаешь? Всех, твари, усыпили, и нас бы, если б не эта твоя…

Он покосился на печать.

– Кто они?

– Дети… – забормотал Краснорожий. – Дети и бабы…

– Что городишь, раб? – взвился богл. – Говори, как было!

– Тихо! – оборвал его я. – Говори, Писарь.

– А-а-а… это, – он немного замялся, похоже, не зная, с чего начать. – Дети, они… не дети!

Голос его сорвался.

– Ты понимаешь, в чём дело, когда тебя увели, мы испугались и стали смотреть в ту сторону, ну думали, может, эта штука, – он снова покосился на гальдрастав, – без тебя не работает… Вот…

– Короче, – поторопил я.

– Ага, – шмыгнул он носом. – Вот, и, значит, сидим, смотрим, каждый в свою сторону. И тут, понимаешь, из-под телеги девчушка выползает, ну, чумазенькая такая, маленькая, смеётся, значит, ага… Ну и к охраннику подбегает. Я-то думал, он ей подзатыльник даст и прогонит, а она ручкой его погладила, он как мешок свалился. Потом к клетке подошла, всех цапнуть успела, только нас как не видит. А они… как мёртвые теперь. Это что, а?

– Спят все, – ответил я, – вот и всё. Сидите тихо.

– Идём? – подал голос богл.

– Останься здесь, – покачал головой я. – Вряд ли ты сможешь помочь.

– Ты думаешь, я совсем дурак? – окрысился богл. – Думаешь, не соображаю, что хочешь сбежать?

– Ночью? В степи? – уточнил я. – Когда вокруг бродит десяток кровососов?

– Ну…

Он не нашёлся с ответом, а я не дал ему собраться.

– Найди ключи и полезай в клетку.

– А…

– У охранника, который меня привёл. Вон он, возле клетки валяется.

Больше всего мне захотелось самому снять ключи с пояса у охранника и забиться в клетку с нарисованной на полу печатью, но пришлось преодолеть этот вполне разумный порыв и идти совсем в другую сторону, где стояла повозка с детьми.

Они не спали. Слышался детский смех, звуки возни, позвякивание. Тишь да гладь. Я почувствовал, как в груди холодным колючим комком заворочался страх, ноги стали ватными.

Так не бывает. Трясись и впадай в панику, потому, что ТАК НЕ БЫВАЕТ! Дети не смеются по ночам, когда взрослые спят вповалку мёртвым сном! Дети, наигравшись с соломенными куклами, засыпают, как только солнце опускается за горизонт, они боятся темноты, прячутся под одеяла, зажмуривают глаза, надеясь, что это убережёт их от зла.

Дети боятся ночи.

А если они играют в темноте – это не реальность! Это больше напоминает старую легенду про крошек-с-булавками и спор на человеческую кровь.

Именно сейчас, в то время, когда приходится пробираться в темноте к повозке, пришло осознание, что, почти закончив обучение в Обители, выучив целую гору заклятий и научившись их использовать, облазив почти все подземелья Древних в окрестностях Сломанного копья, я оказался не готов к встрече с чем-то, по-настоящему непонятным. Там в подземельях рядом был Глас, который мог объяснить и поддержать, в Обители были преподаватели. Там был дом – безопасный, спокойный. А здесь?

Здесь, сейчас, во тьме — я один. Отступать некуда.

Стало страшно. До визга, до озноба.

Если бы со мной были Пламя и Пепел…

Но я один.

Но чего я испугался? Звуков возни? Детских голосов? Что в этом ужасного? Что же до темноты, так эти дети пережили столько, что бояться теней для них, по меньшей мере, глупо.

Подобные мысли всё же немного успокоили, но выбегать к костру, разведённому охранниками, всё равно не стал, выглянул аккуратненько из-за клетки с храпевшим толстяком и почувствовал, что всё спокойствие как ветром сдуло.

Дети действительно играли на коленях у охранника, который тяжело привалившегося к колесу. Маленькая белокурая девочка нежно обняла богла и то и дело проводили ладошкой по заросшей жёсткой щетиной щеке. Рядом в пыли возилась другая девчушка – черноволосая, темноглазая, с румяными щёчками и лукавым выражением лица, когда ей надоедало елозить руками по земле, она вцеплялась в ногу охранника, и начинала щекотать его, похихикивая.

Можно было бы умилиться, если бы не выпученные глаза, пепельная кожа и вывалившийся распухший язык богла. Он, похоже, был жив, но вот пошевелиться не мог. Девчушка, сидевшая у него на коленках, оторвала ладошку от лица охранника, слизнула казавшиеся в темноте чёрными капельки.

Вот и конец сомнениям.

– Идиот! – прошипел я, всё больше злясь на себя. Зачем было тащиться сюда?

Остальных детей поблизости не видно, я заозирался и вдруг за спиной услышал голосок:

– А почему вы сидите в темноте?

Чуть не заорал, но подпрыгнул высоко, так, что спина хрустнула, обернулся. Передо мной девчонка лет пяти, глазёнки зелёные, волосы заплетены в косички.

– Здравствуйте, – она улыбнулась. – Меня зовут Тариэн!

От маленькой протянутой ладошки пахнуло таким злом, что я едва не сверзился, попятился, стараясь не сводить взгляда с этого.

Интересно, оно сразу кинется или подождёт других?

Сразу представились длинные клыки, впивающиеся в шею, но Тариэн весело рассмеялась, стало видно, что зубы у неё самые обычные, детские, парочки даже не хватает.

– Не бойтесь! Куда вы? – малютка подходила всё ближе.

– Не приближайся, тварь! – тихо приказал я.

Она вдруг не по-детски ухмыльнулась, прыгнула, вытянув ручки.

Не помню, как увернулся. «Девчушка» шлёпнулась на четвереньки и зарычала, подняться я ей не дал – ударил со всей мочи ногой в бок и… отлетел в сторону, чувствуя, как от стопы к колену прошла волна стужи.

«Девочка», теперь безвозвратно утратившая человеческий облик, пронзительно завизжала, ей ответило несколько голосов из разных концов лагеря. Фыркнув, она вскочила и вновь стремительно кинулась ко мне.

Слава Сагору, не врезался ни во что острое. Приземлился на спящего носильщика, тот даже не пошевелился. Чудом удалось не свалиться в тлеющий костёр, кое-как поднялся, хотя «промёрзшая» нога отказывалась сгибаться, захромал прочь, на ходу бормоча заклятие.

– Ты слаб, заклинатель! – голос у неё тоже перестал быть детским, приобретя металлические нотки. – Но необычен. Матери даже приказали не трогать тебя, сказали, что сёстры отравятся.

Я обернулся. В пяти шагах стояло жуткое худое существо, как минимум в два раза выше и шире в плечах, чем ребёнок, угловатый скелет обтягивает синяя кожа, на которой вспыхиваю тьмой чёрные полоски, вместо волос какие–то шевелящиеся обрубки.

– Светлый Сагор!

Существо споткнулось, а потом захохотало.

– Твой лживый божок тебе не поможет, пища, и фокусы тоже!

Это она зря. Конечно, без меча я не могу сотворить по-настоящему мощное заклятие, но вот попортить шкуру… Только бы снова силы не подвели.

Я всё-таки сумел договорить формулу. Волосы на голове затрещали, мгновением позже с них сорвались искры, на лету вытянувшиеся в сверкающие огненные шипы. Тварь, визжа, покатилась по земле, пытаясь сбить пламя. Бесполезно. Огненые духи, которых я призвал, славятся тем, что могут разжечь даже самые сырые дрова в дождь.

Обрадоваться не успел, из темноты выскользнуло сразу три чёрно-синие фигуры.

–Тебе не уйти, – прохрипела одна, с костяным стуком выбрасывая из запястий длинные желтоватые шипы. – Мы не будем тебя есть, просто убьём.

– Ты заплатишь за увечья сестры, – голос у второй ничем не отличался от первой.

– Умри! Умри! Умри! – голоса всех трёх слились в один.

Я ничего не ответил. Шансов, похоже, никаких. Они кинутся всем скопом, а я уже чувствую пустоту – слишком много потратил сил. Вот и всё…

Грохнуло так, что я на мгновение оглох. Всех трёх образин снесло, как будто кто-то ударил невидимым молотом, в воздухе повис вонючий дым.

– Успели? – прогудел кто-то за спиной.

– Жив, кажется, – гнусаво ответил другой голос.

Я обернулся. Из зарослей выбирались трое, облачённые в чёрные кожаные куртки с капюшонами, толстые клёпаные штаны, сапоги с набойками, у каждого на боку меч, только у обладателя баса, оказавшегося невысоким бородатым крепышом, это был широкий листовидный клатц, а у двух других кривые, тонкие тармаки, в руках они сжимали аркебузы.

– В-вы кто? – я даже голоса своего не узнал.

– Потом, – крепыш настороженно огляделся. – Сколько ещё?

– Трёх мы прибили, одну он потрепал, – гнусавый рыжеволосый тип кивнул на меня. – Ещё шесть плюс матки.

Крепыш сноровисто воткнул убитым чудовищам в грудь по медной булавке с янтарным шариком в навершии. Янтарь тут же засветился едва заметным жёлтым светом.

– Это привлечёт их, – очевидно, для меня пояснил человек.

– Справа, – подал голос третий – широкоплечий дядька с седыми усами.

– В круг! – рявкнул крепыш.

Они встали спиной к спине, обступив меня, рыжий и крепыш обнажили мечи, седой спокойно перезаряжал аркебузу.

– Что бы ни случилось, стой на месте, – тихо приказал он.

Я кивнул, с замиранием сердца наблюдая, как к нам несутся шесть угловатых худых фигур.

– Давай!

Вновь от звука выстрела зазвенело в ушах, но только одна тварь упала и затихла, остальные взревели и прибавили ходу, похоже, рассчитывая задавить людей количеством.

Никогда ничего подобного не видел. Эти странные люди двигались вроде бы не спеша, плавно нанося удары, легко уклоняясь, парируя удары костяных шипов, казалось, что стремительные чудовища должны разорвать их в мгновение, но спустя минуту на земле валялось ещё пять мёртвых монстров, а одна «девочка» билась в судорогах, косясь на обрубки ног и правой руки. Не повезло только рыжему: тварь впилась в руку, державшую меч. Её труп лежал тут же, с ножом в глазнице, а седоусый уже бинтовал торану.

– Что дальше? – осторожно поинтересовался я у крепыша, присевшего возле варищу шевелящегося тела.

– Скоро полночь, – ответил он. – К полуночи они становятся посильнее. Видишь?

Я присмотрелся, и с ужасом увидел, что убитые создания больше не лежали неподвижно, руки и ноги их то и дело вздрагивали, губы шевелились, словно они боролись со смертью.

– Не бойся, – ухмыльнулся крепыш, заметив реакцию. – Мы не для того их били, чтобы смотреть, как они оживают.

– Хотелось бы верить, – пробормотал я.

– Ты заклинатель? – посмотрел на меня крепыш, пытаясь нашарить на поясе что-то.

Я недоумённо посмотрел на него.

– Мне ни разу не встречался человек, который с помощью заклятий сумел бы уничтожить кровососа. Это очень высокий уровень. Как видишь, даже сталь и серебро не так хорошо действуют. А ты превратил мальярстуха в гусиную шкварку!

– Кого?

– Название этих уродов, – морщась от боли, пояснил рыжий.

– Высокий уровень? – протянул я. – Может быть… Вы так и не представились.

– Я Родан, – прогудел крепыш, – а это Тэр и Гарт.

– Очень приятно, – нисколько не соврал я. – Это ведь вас видели вчера у дороги?

– Мы шли за караваном от самой деревни, – кивнул Родан. – Только вот предупредить не упели…

– Да проще камню объяснить, что такое астролябия, чем богла заставить отказаться от рабов! – покачал головой Тэр.

Тем временем вернулся седой Гатри, ведя на поводу лошадей, копыта которых оказались обмотаны тряпками. Теперь понятно, почему они так тихо подобрались.

– А в той деревне… – начал я и осёкся, перехватив мигом потяжелевший взгляд Родана.

– Нас было двенадцать, – прогудел он. – Никто не ожидал нарваться на такое крупное гнездо…

Родан достал глиняную бутылочку и перо и теперь переходил от одной мальярстухи к другой, рисуя значки на лбах, как только он отходил, от тела начинал подниматься лёгкий чёрный дымок.

– Значит, я был прав.

– Прав? – Родан обернулся.

– Там в деревне на кольях были не крестьяне, а ваши товарищи. Это не солдаты Къёрварда вырезали им сердца.

– Крестьян сожрали задолго до нашего приезда, – кивнул он. – а Къёрвард здесь ещё не проходил.

– А как вы сожгли деревню?

– Не важно, – ещё больше помрачнел Родан, – но только благодаря этому мы сумели уйти.

– А остальные?

– Остальные?

– В деревне было пять трупов, вас трое. Где ещё четверо?

– Наблюдательный, – усмехнулся он. – Ещё четверо отправились в Обитель.

– Какую?

– Эй, парень, да ты откуда взялся? – рассмеялся Тэр. – Да во всей Руане только один орден занимается охотой на чудовищ!

– Орден Гуара, – кивнул Родан. – Это в Сморе.

– «Мёртвые клинки»? – опешил я.

Они переглянулись.

– Слишком громко, Гуар учит скромности, – покачал головой Тэр. – Судя по хватке, ты тоже из Ордена? Из какого?

– Я… – от неожиданности я даже не сообразил, что ответить. Если учесть, что творится в стране, и помножить это на то, что не известно, как относятся к Къёрварду другие ордена, то, может статься, после того как я назову Обитель, жить мне останется от силы секунды четыре…

– У нас ещё много дел, – вмешался Родан. – Гарт, поищи живых, кто-то должен был остаться, спящих считай уже пора хоронить.

Перехватив мой взгляд, он пояснил:

– Они отравлены. Так, чтобы прожили несколько дней, но сбежать не смогли. Яд невозможно вывести, даже магия не помогает. Тэр! – он повернулся к рыжему. – Проследи, чтобы следов не осталось.

– Понял, – кивнул тот и, мягко ступая, скрылся в темноте.

– А они не обратятся? – я посмотрел на лежащие вповалку тела.

– Это всё крестьянские сказки, – Родан собрал медные иголки из кучек пепла, оставшихся от мальярстух, и спрятал их в кошель на поясе. – Кровососам главное – набить пузо, а о том, как они размножаются, лучше не знать, но уж точно не кусая всех встречных.

– Понятно, – пробормотал я. – А почему они меня не тронули?

– Кто знает? – пожал плечами охотник. – Так бывает. Кровь некоторых людей для них хуже тухлой рыбы. Говорят, есть травы, которые растут на западе Рдужных гор, они делают кровь человека ядом для тварей.

Похоже, я сильно задолжал Древним. Интересно, Глас знал обо всех эффектах, когда «лечил» меня?

– Что дальше?

– Нам с тобой досталось самое важное, – подмигнул крепыш и двинулся к клетке с захваченными в деревне женщинами.

К рассвету всё было кончено – у мальярстух отрубили по пальцу, для доказательства, а сами трупы уничтожили, «женщин», превратившихся в высохшие чёрные мумии, облили маслом и сожгли. Родан сказал, что если просто оставить тела, то в случае, если на них попадёт кровь, они вновь восстанут, чтобы родить новых охотников.

– Так они и питаются, – пояснил он, поджигая телегу, – пользуются сходством с людьми и путешествуют по странам с торговыми обозами, рабовладельцами, пилигримами. Очень удобно. Матки охотиться не умеют, только плодят мелких ублюдков, но если создаются благоприятные условия, то буквально за седмицу одна может выдать с десяток кровососов.

Я кивнул, посмотрел на угрюмых Писаря и Краснорожего – единственных, кто кроме меня выжил этой ночью. Богл-рабовладелец, имени которого я так и не узнал, похоже, решил не дожидаться развязки и сбежать, его грузная туша валялась в двух десятках шагов от клетки.

Гатри обнаружил моих сокамерников забившимися в угол покореженной, но выдержавшей натиск клетки. Выглядели они совсем не обрадованными неожиданным спасением, да и сам я чувствовал себя как на иголках после того, как Родан внимательно изучил гальдрастав, снова похвалив меня.

– Куда вы теперь? – нарочито безразлично поинтересовался он.

– В Рагос! – хором ответили бывшие сокамерники, я только неопределённо пожал плечами.

– Мы дадим вам лошадей, – охотник кивнул Гатри, тот подвёл двух чалой масти.

– Спасибо, – поблагодарил я, Писарь что-то забормотал, Краснорожий стал просто бурым от смущения.

– Эй, – Родан положил мне руку на плечо, – отойдём?

Я напрягся, похоже, всё не так уж хорошо, попытался затеплить искорку силы, к моей радости, получилось.

– Не торопись швырять в меня молнии, – ухмыльнулся охотник. – Скажи, как получилось, что в охранную печать, которая начертана в клетке, вплетены руны Ордена Сагора?

–Это случайность… – твёрдо произнёс я.

– Случайность?

– Случайность. Я дворянин, по настоянию батюшки учился основам заклятия как раз-таки у одного из выпускников Сломанного Копья. Путешествовал. Не повезло: меня ограбили, забрали документы и продали боглам.

– Ты очень талантлив для дворянина-недоучки, – усмехнулся крепыш. – Сжёг мальярстуху «огненным листом»! Уникальный талант!

– Это не запрещённое заклятие.

– Да, но используют его только…

– Убьёшь меня? – я решил прекратить игру, в конце концов, за последнюю луну слишком часто оказывался у края. – Или сообщишь шпикам Къёрварда?

Вопреки ожиданиям Родан расхохотался.

– Я убиваю чудовищ, а не людей. И знаешь, что? Королевская армия платит очень хорошие деньги за любого, кто имеет хоть какое–то отношение к Ариэндиа. Даже жаль, что мы никого подобного здесь не сумели найти. Будь осторожен.

Он отвернулся и зашагал к уже готовым Тэру и Гатри. Спустя пару минут в лагере нас осталось только трое.

– Так это… – замялся Писарь. – Ты с нами, Уголь?

– Нет, – ответил я. – Забирайте лошадь и уезжайте.

– Ну, мы тебе… в общем… по гроб жизни… – пропыхтел Краснорожий. – Если вдруг что-то надо…

– По гроб жизни, говоришь?

Я посмотрел на Писаря и подумал, что в шатре у главаря стоит поискать бумагу и перо…
+2
23:35
3936
Анна Неделина №2

Достойные внимания