Ольга Силаева

Ковчег

Ковчег
Работа №311

Когда дедушка Арарат застал маленького Геворга за этим занятием, то едва смог сдержаться.

— Да что ты такое делаешь! — воскликнул старик. — Побойся Бога!

Геворг вздрогнул, едва не выронив анатомические спицы из рук. Приподнимая тонкую лягушачью кожу и отводя её назад, чтобы открылись органы, он думал о том, как бы ему описать всё то, обычно невидимое глазу, что предстало перед ним сейчас на подносе для препарирования — но не о Боге. Рассматривая оранжевые и жёлтые жировые трубки вдоль стенок желудка, трёхдольную коричневатую печень и треугольное сердце над ней, он думал о сложности внутреннего устройства такого маленького существа, как лягушка — но не о Боге. Найдя артериальный конус, который отходит от сердца и прокачивает кровь по всему организму, он думал о том, как всё ловко и слаженно работает в природе — но не о Боге.

Геворг попытался успокоить дедушку, что все в его биологическом классе препарируют лягушек. Но умолчал о том, что только он притащил инструменты домой, чтобы повторить всю эту процедуру без школьной суеты и указаний учителя.

— Это печень — самый большой орган лягушки, сердце состоит из левого и правого предсердия и желудочка под ними, лёгкие пористые и похожи на фасоль, — говорил Геворг, будто бы оправдываясь.

Дедушка вроде бы слушал. Геворг потянулся тогда за палочкой, чтобы вставить её в рот лягушки для определения пищевода, хотел показать лягушачий желудок. Но тут же заметил, что возмущение на лице дедушки сменилось на отвращение.

— Ну, это же анатомия, дедушка, — сказал Геворг, — все врачи с этого начинают.

Дедушка Арарат и сам понимал, что его внуком двигала не жестокость и даже не любопытство, а настоящий интерес к медицине. Но несчастную лягушку, навсегда замершую под действием хлороформа, ему всё-таки было жаль. И он вышел из его комнаты, плотно затворив дверь, чтобы не расстроить внука ещё больше. Ещё и накричал в сердцах на него. Ещё и упомянул имя Бога всуе.

— Где поймал-то? — уже остыв, поинтересовался он у внука за ужином.

— У дороги в пруду, — ответил Геворг.

Дедушка Арарат вздохнул. Когда он только перебрался в Штаты, в этом пруду жила пара лебедей. Арарат и Амалия посчитали это хорошим знаком и сами обосновались в этом небольшом городке. Через несколько лет лебедей вытеснили прожорливые утки, а когда на свет появился их внук Геворг, в пруду не осталось и их.

Пруд зарос, затянулся тиной и ряской, стал походить на треснувшую эмаль. По весне под этой эмалью проступали призрачные лягушачьи тропы — желейная, едва различимая в застоявшейся воде, икра. Из икры появлялись головастики, больше походившие на рыбных мальков. Головастики потом вырастали в лягушек. В сезон летних дождей они разбредались по всей округе, по весне оглашали лягушачьими трелями окрестности пруда, до первых холодов зарывались в ил пережидать зиму. А весной всё начиналось заново.

Арарат и Амалия водили своего внука на пруд понаблюдать за его обитателями. Других развлечений в городке не было, а к пруду маленький Геворг внезапно проникся любопытством и к тихой радости бабушки и дедушки внук надолго зависал у водоёма, разглядывая его обитателей.

В школе он начал рисовать. Бабушка Амалия таила надежду, что из внука вырастет художник, но он зарисовывал только лягушек, быстро создавая схематичные наброски карандашом. Получалось даже похоже — серые растушёванные икринки, длинотелые головастики с прорисованной жирной боковой линией и, наконец, крохотные лягушата.

В один из весенних дней Геворг вбежал на кухню, будто бы за ним гналась стая гигантских жаб. Размахивал альбомными листами, тряс банкой с водой, кричал, что сделал открытие, которое перевернёт мир. Дедушка не понимал, что происходит, бабушка испугалась, что случилось что-то серьёзное.

На деле оказалось, что один из «одомашненных» головастиков внука завершил эту стадию цикла и начал процесс метаморфоза. Исчезли жабры и на их месте развились лёгкие, вдруг обозначились передние лапы, вылезла вперёд лягушачья челюсть, изменились глаза, стала толще кожа — изменения происходили буквально на глазах. Процесс метаморфоза длится около суток и маленький Геворг не спал всё это время, тщательно зарисовывая изменения, по часам фиксируя время перехода.

— Это моё открытие! — кричал он. — Открытие!

Дедушка с бабушкой только удивлённо переглядывались. В банке с водой бултыхалось существо с уже сформировавшимся телом лягушонка и всё ещё длинным хвостиком головастика. Тогда Геворга записали в секцию при школьной лаборатории по биологии и химии. А сейчас, значит, они препарируют лягушек. Что ж, этого надо было ожидать. Интересно, что сказала бы на это Амалия?

И дедушка Арарат вдруг начал говорить о том, о чём до этого никогда не решался рассказать внуку. О том, как в сентябре 1953 года в Массачусетсе прошёл дождь из жаб и тысячи лягушек падали с неба на город Лестер. Это было нехорошим страшным знаком, будто бы предчувствием какой-то беды и тогда они с Амалией и их дочкой Лаурой ждали чего угодно — наводнения, чумы, второго пришествия, конца света. Но с ними не случилось ничего страшнее того, что они уже пережили. Например, тридцатых годов в Германии, когда Арарат, опасаясь за жизнь своей жены Амалии, бросил всё и заставил её бежать из страны через океан в Америку. Десятых годов в Османской империи, когда его родители, едва избежав геноцида армян, успели уехать из Стамбула в тогда ещё тихую Европу.

И он говорил и говорил. О дрожащих кисточках на красных фесках в порту Стамбула и о соседях по армянскому кварталу, которых не стало уже через год после их отъезда оттуда. О вздрагивающих желто–звёздных нашивках на их друзьях в некогда спокойном Гамбурге и о том, что это могло означать только одно — его семье снова нужно было бежать.

— Ты родился в лучшее из времён, Геворг, — сказал Арарат, — мир больше не охвачен безумием, как это было прежде. Русские летают в космос, американцы были на Луне, а ты волен изучать медицину со школьной скамьи…

— А что же Бог? — вдруг перебил Геворг и тут же пожалел о своём вопросе.

Дедушка Арарат замер, споткнувшись на полуслове и закрыв лицо большими широкими ладонями, вдруг расплакался.

С того дня Геворг старался больше ни с кем и никогда не говорить о Боге.


***

— Я так и не поняла, чем вы занимаетесь, — честно призналась ему Гоар в первый вечер, — вы историк или биолог?

— Специализируюсь на генетической генеалогии, — ответил Геворг.

— Как будто это что-то проясняет, — улыбнулась Гоар.

— Это как будто бы биология, история, математика и статистика вместе взятые, — улыбнулся в ответ Геворг. — Слышали про проект «Геном человека»?

— Это про выявление предрасположенности человека к различным заболеваниям?

— И не только. Заглянете к нам завтра на секцию? Я выступаю четвёртым, сразу после доклада о мутации вирусов.

— А я немного по языкам специализируюсь, — сделала Гоар ответное приглашение, — приходите на секцию лингвистов.

На том и разошлись. В другой ситуации Геворг назвал бы это академической вежливостью, но здесь она явно не имела места. При регистрации участников на эту Международную конференцию он увидел имя Гоар на бейджике и специально выждал момент, чтобы подойти к этой темноволосой женщине невысокого роста.

«Здравствуйте, мне понравилось ваше имя. Меня зовут Геворг», — мог бы сказать он, но вместо этого он только спросил, не с Бостонского ли она университета. «Нет, я независимый исследователь», — ответила она на ломанном английском. Так завязалось это странное знакомство.

«Что ж, независимый так независимый», — подумал тогда Геворг. Мало ли каких учёных со всего мира собирает эта крупнейшая международная конференция.

На следующий день до секции лингвистов Геворг так и не дошёл. Задержался у стендовых докладов, решил не отвлекаться на посторонние темы перед своим выступлением, подумал, что пообщаться с Гоар он ещё успеет. А когда доклады лингвистов уже закончились, он тут же пожалел об этом.
В перерыве между секциями он подошёл к своим коллегам из Стамбульского университета.

— Это большая удача, что мы были на её докладе, — говорили они.

— Да, удивительно, что она приняла приглашение и приехала сюда. Обычно Гоар не едет ни к кому, все едут к Гоар.

Так Геворг неожиданно понял, с кем он познакомился накануне. «Немного специализируюсь по языкам», — скромно представилась ему Гоар. «Немного» — это фундаментальные знания древних языков Ближнего Востока и Малой Азии, такие, что с её справочниками сверяются крупнейшие лингвистические центры, а по её методикам дешифрования изучают другие мёртвые языки. А он просто взял и пропустил её доклад.

Но к началу его выступления Гоар неожиданно подошла, и Геворг разволновался ещё больше.

— Добрый день, коллеги, — хриплым от волнения голосом сказал он, — прежде, чем я расскажу, чем именно я занимаюсь, я хотел бы рассказать о себе. Меня зовут Геворг и я родился в США. Мой дедушка по национальности был армянином, моя бабушка имела еврейские корни. Это всё, что мне удалось выяснить о происхождении своих предков от них самих. Мало, не так ли? Гораздо больше мне рассказала собственная ДНК…

Отличительной особенностью анализа митохондриальной дезоксирибонуклеиновой кислоты является неспособность к рекомбинации. То есть молекулы, медленно мутируя, изменяются в течение многих тысячелетий. В процессе эволюции ядерной ДНК получена огромная база данных, созданы карты распространения различных мутаций. И теперь, считав информацию собственной ДНК, стало возможным определить свой гаплотип и гаплогруппу, то есть сказать буквально — откуда были родом ваши предки.

Когда он получил результаты своего исследования, то не поверил своим глазам. Этого просто не могло быть! Его еврейская бабушка Амалия бежала из Германии в 30-е годы, опасаясь гонений. В 1910 году Арарат вместе со своими родителями покинул Стамбул по той же причине. И вот их армянско–еврейский внук вырос и узнал, что его предками были и армяне, и турки, и евреи, и немцы.

«Чудны дела твои, Господи», — так, наверное, сказал бы его дед. Если бы узнал об этом.

— Очень интересный доклад, — Гоар сама подошла к нему после выступления.

Геворгу было неловко.

— Я, правда, не совсем понимаю эту терминологию, но результаты получились интересные. Как их можно использовать?

— Например, для подтверждения традиционных архивных исследований, — сказал Геворг, — чтобы подтвердить являются ли два однофамильца родственниками.

На самом деле вся работа его лаборатории сейчас сводилась к формированию общей базы гаплотипов — большое количество евразийских образцов, коренных американцев, жителей восточной Азии и эскимосов.

— Вы армянка? — спросил вдруг Геворг.

Вопрос был бестактный, но в рамках темы разговора вполне уместный.

— Не знаю, — вдруг смутилась Гоар.

— А где вы родились?

— Догубаязит. Сейчас это Турция, раньше — территория Армении.

— А ваши родители?

— Там же.

— А дальше?

— Все мои предки родом из этих мест.

— И как давно?

— Последние две тысячи лет точно.

— Вы шутите!

— Возможно. На самом деле не знаю, — пожала плечами Гоар, — отец моего отца жил здесь, отец отца моего отца и дед деда моего деда тоже…

Английский явно был не её конёк и Геворг мысленно улыбнулся тому, как она формулирует предложения. Впрочем, сам он похвастать особыми успехами не мог — он владел только английским, который считал родным.

— Не согласитесь пожертвовать своим ДНК-материалом во благо науки? — из своего портфеля Геворг галантно извлёк пробирку, — немного биоматериала, возраст и место рождения.

В другом месте и в другой время его поступок показался бы глупой выходкой, но в формате разговора на конференции он был вполне уместен.

— Мне шестьдесят, родилась у горы Арарат и, знаете, — Гоар рассмеялась, — я боюсь сдавать кровь!

Геворг едва сдержался от возгласа удивления. Ему самому было сорок, и Гоар не выглядела старше его. А по возрасту, оказывается, годится ему в матери.

— Никакой крови, — серьёзно ответил он, — просто плюньте.


***

Через две недели, когда Геворг уже позабыл о прошедшей конференции, он получил письмо от Гоар.

«Женщины любопытны в любом возрасте», — подумал он, пока загружал её сообщение.

— «Должно быть, ей уже не терпится узнать результаты, но месяц ещё не прошёл».

Но он ошибся.

«Добрый день, Геворг, — писала ему Гоар. — Как ваша работа? Как проходят исследования?

Я совсем не специалист по вашей теме, но для себя я отметила, как интересно жизнь вашей семьи нашла отражение в ваших исследованиях. Вот почему я сейчас пишу вам. Мне кажется, что вам было бы интересно посетить место, связанное с историей вашей семьи. Я говорю об Арарате.
Приезжайте в Догубаязит — город, расположенный на высоте 2 000 метров над уровнем моря и всего в 25 километрах от Арарата. Обещаю вам тёплый приём, крышу над головой и накрытый стол.

А если не сейчас, то знайте, что в моём доме будут рады вашему визиту в любое время».

И, неожиданно для самого себя, Геворг забронировал билеты на самолёт. И уже через две недели был в аэропорту.

«Гоар не едет ни к кому, все едут к Гоар», — вспомнил он подслушанную фразу коллег. Теперь к Гоар едет и он. Геворг и сам не понимал, почему он так поспешно согласился на её приглашение. Симпатия как к женщине? Но она была гораздо старше его, да и он сам уже не влюбчивый юноша. Должно быть, по той же причине, по которой он завязал с ней разговор — его просто тянуло «к своим». Геворг родился и жил в Штатах, считался американцем, но им себя не считал. Да и что понимать под национальностью «американец»? Гражданин с американским паспортом или действительно местный коренной житель? С начала его работы с ДНК он стал явственно ощущать, что он что-то теряет в этой жизни. Будто бы дверь, что была всё это время чуть приоткрыта за его спиной, стала закрываться с медленным протяжным скрипом, а он даже и не нашёл времени заглянуть в неё.

Дедушка Арарат пытался учить его армянской письменности, но маленький Геворг так и не осилил эти «завитушки». Бабушка Амалия, свободно владевшая тремя европейскими языками, говорила с ним по-французски об искусстве и по-немецки о точных дисциплинах, но Геворг вырос и в его голове остался только английский и биология.

Может быть, Геворг был и не самым послушным внуком. Может быть, семья слишком много требовала от него. Зато ему была предоставлена одна из величайших свобод, которая может быть дарована только действительно любимому ребёнку, — свобода выбора. Вольность выбирать быть тем, кем он хочет быть и верить в то, во что он хочет верить. Не всякий подросток может похвастать таким свалившимся на него счастьем. Но Геворг понял это не сразу.
Дедушка Арарат читал ему Библию, бабушка Амалия рассказывала ему о Песах и Хануке, они допускали даже протестантизм — как религию, которую исповедует в США большинство, но Геворг не выбрал ничего и, одновременно, сделал самый главный выбор в своей жизни. В его классе на стенах висел портрет Дарвина, вместо Библии он изучал теорию происхождения видов, ни разу не посетил храм и всем религиям предпочитал эволюционизм. А ещё он старался ни с кем и никогда не говорить о Боге.

И в какой-то момент Геворгу стало страшно, что кроме крови его не связывает со своими предками больше ничего. Не религия, не язык, не место рождения. Он скучал по ним и не находил способа излить свою тоску. Люди, которые были с ним всё детство, теперь похоронены на кладбище города Лестер, но это всего лишь место их последнего приюта и больше ничего. Воспоминания о них живут даже не в старом доме у лягушачьего пруда, а в их рассказах о Стамбуле и Германии — городов и стран, куда они уже больше никогда не вернулись, и где он сам ещё не был.

В день, когда у Геворга был рейс, пошёл дождь. Взлётная полоса в момент стала мокрой от дождя, потемнела от влаги. Геворг смотрел на капли, стекающие по стеклу иллюминатора, и вспомнил вдруг день, когда он, погрузив вещи в старый отцовский бьюик, навсегда покинул дом, где вырос.
Его первая самостоятельная весна выдалась на удивление дождливой. Говорят, лягушачий пруд даже вышел из берегов, но у него всё не было времени убедиться в этом лично. В день его отъезда выглянуло солнце, он даже успел обрадоваться этому, пока не выехал на дорогу, что вела от его дома к шоссе. Лягушки, и без того вольготно чувствовавшие себя в пруду, расплодились в тот год просто в невероятном количестве. И вот в первый же солнечный день после недели затянувшихся дождей, вся эта лягушачья армия вылезла погреться на уже прогревшуюся сухую дорогу…

Сотни, нет, скорее тысячи маленьких и больших лягушат сидели на дороге. И их никак нельзя было объехать. Геворг было нажал на газ, но тут же, по движению колёс своего автомобиля, понял, что так он не сможет. Он выскочил из машины, ещё раз оглядел масштабы лягушачьего царства и принялся распугивать их, раскидывать в стороны, краем глаза отмечая, что лягушки всё лезут и лезут, выпрыгивают из сырой влажной обочины на тёплый асфальт, а он, прокладывая дорогу, всё распугивал и распугивал их, пока не поскользнулся на одной из них.

Счищая то, что осталось от лягушки, с подошвы своего нового блестящего ботинка, он хотел было выругаться, но вместо этого почувствовал вдруг, как на эту случайную нечаянную жестокость наматывается его бессильная злость, и вязнет тяжёлым комом у него где-то в горле. И чтобы не дать этому кому окончательно сжать себя в тиски, он тогда вдруг расплакался.

— Внук, просыпайся. Пора! — сказал дедушка Арарат.

Геворг, погружённый в свои мысли и воспоминания, не заметил, как задремал. Проснулся, тут же забыв, что ему снилось, и потянулся к створке иллюминатора. В предрассветном свете были отчётливо различимы горные гряды и облако, словно диковинный корабль, приставший к самой вершине. Арарат!

***

Обычно Гоар ни к кому не приезжала — все сами приезжали к Гоар. Дом, где она жила, был отстроен её отцом, но при этом он считался самым старым домом в Догубаязите. Поколения предков Гоар жили на одном месте и, когда прежний дом разрушался под действием стихий или просто приходил в негодность, на его месте отстраивали новый. Так получилось это не самое приметное строение из грубого камня с плотно сколоченными досками, дощатым полом и большим погребом, где сейчас живёт Гоар. Все знали, где живёт Гоар. Но сама Гоар не всегда жила здесь.

Всё началось задолго до её рождения. В начале века началась реформа турецкого языка — от витиеватого турецкого алфавита страна отошла к латинизированному варианту. Её дед, исправно проработавший писарем всю свою жизнь, воспринял это как личный удар.

— Пиши, — говорил он своей, едва научившейся держать в руках карандаш, внучке, — пиши и запоминай, что есть язык.

Гоар запоминала.

Видя такое дело, её бабушка–курдка начала разговаривать с ней на языке курманджи. И Гоар понимала. Как губка она впитывала в себя языки своих разноголосых соседей: сорани, зазаки, гурани, лаки… Дед гордился, когда маленькая Гоар начала выписывать вязь османского алфавита наравне с ним. Гоар скрывала, что по оставленной соседями книге она начала учить армянский алфавит.

Языки жили в её голове ладно и складно. Не путались, не мешались, не забывались со временем. Будто бы существовал такой письменный стол с ящиками, и она использовала их содержимое, когда ей было нужно, а когда хотела — создавала новые ящички и заполняла их новыми языками. Фарси, азербайджанский, грузинский… Европейские языки давались много сложнее. Гоар нырнула было в английский, но из этого едва получилось что–то дельное, за остальные европейские языки она предусмотрительно не стала браться.

В Стамбульском университете, куда они приехала поступать на факультет языкознания, её приняли с распростёртыми объятиями. Даже среди профессоров было мало тех, кто владел стольким же количеством языков, а тут — абитуриентка из небольшого городка на востоке страны. Она сама могла учить других, но Гоар знала, чему будет учиться она сама. До факультета лингвистики языки в её голове лежали отдельными пластами, существовали порознь и не соприкасались друг с другом. Лингвистика же показала, сколько общего может быть у них и что с этим можно делать. Так Гоар пришла к тому, о чём раньше даже боялась подумать — изучению мёртвых языков.

— Я — дешифровальщица, — Гоар наливает крепкий чай в прозрачные армуды, — работаю с документами, написанными на неизвестном языке или неизвестной системой письма. Мне кажется, что наши методы работы очень похожи: вы определяете последовательность нуклеотидов, которые составляют ДНК, и на их основе идентифицируете гены в человеческом геноме, а мы — последовательность символов в письменности и её структуру.

— И сколько языков вы расшифровали? — спросил Геворг, отхлебнув горячего терпкого чая.

— Ни одного! — воскликнула Гоар.

— Тогда как же…

— Полностью и сама — ни одного. Немного работала с карийским алфавитом — он составлен на основе финикийского. Бралась за малоазийские алфавиты: лидийский, например, это полный бустрофедон! На этом языке первая строчка пишется справа налево, вторая — слева направо и так далее…

— А сейчас над чем работаете? — поинтересовался Геворг.

— О! — сказала Гоар и открыла ящик письменного стола.

— О! — сказал Геворг, рассматривая плотные листы бумаги.

Он никогда не видел ничего подобного. Крючковатые символы с хаотично разбросанными по ним заштрихованными треугольниками. И это язык? Как в нём можно разобраться? А как понять, что здесь написано?

— Погодите–погодите, — сказал Геворг, — если вы сравниваете дешифровку с геномом человека, то позвольте взглянуть на это мне.
Но из всего написанного он уловил только повторяющуюся последовательность символов — три крючка и два, смотрящих в разные стороны, треугольника.

— Неплохо для первого раза, — улыбнулась Гоар. — А ещё, смотрите, у каждого нового отступа повторяется последовательность с небольшими отличиями. Это отсчёт, таких меток — сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят чего? — не понял Геворг.

— Чего угодно, — ответила Гоар, — но я склонна считать, что именно дней. Всемирный потоп, о котором говорится в Библии, держался именно столько. Эта рукопись на урартском языке — ещё одно документальное подтверждение тому, что потоп действительно был. Повторяющаяся последовательность символов, которую вы заметили, переводится как «ковчег пророка Нуха».

— В смысле ковчег? — на секунду Геворгу показалось, что Гоар сошла с ума, — Ноев ковчег?

— Ну а чей же ещё, — улыбнулась Гоар. — Ещё чаю?

В иудаизме, исламе и православии есть сведения о потопе. Сведения есть не только в религиозных, но и в мифологических текстах. Наводнение, которое привело к гибели человечества, описано в эпосах шумеров, индусов, греков, китайцев и даже народов современной России. Но все эти цивилизации развивались отдельно друг от друга, и схожесть мифов возможна только в случае, если они имели под собой действительные основания — разные народы описали природную катастрофу, которая реально имела место быть.
Геворг попытался прикинуть, что на это может ответить наука. Но кроме древнего океана Тетиса, разделяющего континенты Гондвана и Лавразия, он ничего не смог придумать. Впрочем, почему бы и нет. Из поколения в поколение передавалась история о некогда едином мировом океане, пока она не превратилась в миф о всемирном потопе. Люди в те времена любую обрушившуюся на них стихию считали карой господней. Хотя, много ли изменилось с тех пор?

— Вот эта часть, — Гоар перевернула листы, — уже расшифрована. Взгляните сами и вы всё поймёте.

Геворг отметил последовательность символов, которую Гоар назвала «отсчётом». После каждой метки отсчёта шли абсолютно одинаковые символы. И так на протяжении… Геворг попытался сосчитать, но Гоар его опередила.

— Сорок! В Библии сказано, что дождь длился ровно сорок дней и сорок ночей. Значит, эти одинаковые символы у каждой отметки означают не что иное, как дождь.

«И вы верите во всё это?», — хотел спросить Геворг, но вовремя вспомнил о своём обещании ни с кем и никогда не говорить о Боге.

— Гоар, а над рукописями о Вавилонской башне вы не работаете? — вместо этого спросил он. — Всё-таки появление различных языков более близкая для вас тема…

— Вижу, что вы не верите, — рассмеялась Гоар. — И зря. Ковчег существовал на самом деле. И этому есть подтверждения. В предании сказано, что вода стала убывать на сто пятидесятый день и тогда ковчег смог пристать к суше! Вот, смотрите, последний сто пятидесятый отступ имеет символы «ковчег» и «Араратские горы». Что за символ между ними? Остановился, пристал, пришвартовался, наконец. Рукопись ещё не расшифрована до конца, и я не могу назвать точный перевод, но в Библии сказано…

«…И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских», — было сказано в Библии.

Попытки найти ковчег предпринимались с начала IV века. В XIX и XX веке даже были организованы специальные экспедиции. И хотя ни одна из них не обнаружила ковчега, исследователи утверждали, что видели нечто, что могло быть идентифицировано, как его остатки. Отдельный интерес подогревали заявления турецкого правительства, которое обещало не дать разрешение на транспортировку ковчега, даже если тот будет найден. Всё это выглядело так, будто бы Турция скрывает на своей территории самый значимый в мировой истории артефакт.

Весомый вклад в поиски ковчега внесла авиация. Во время Первой мировой войны русский военный лётчик Владимир Росковицкий, пролетая над Араратом, увидел то, что он назвал «лежащим большим судном». Он схематично зарисовал увиденное, предположив, что это Ноев ковчег и написал рапорт. Экспедиция из 150 человек во главе с Росковицким отправилась из Петрограда в Армению уже через год и действительно обнаружила ковчег, что подтверждали проделанные измерения и подробные чертежи, множество фотоснимков. В отчёте, отправленном Николаю II, даже говорилось о том, что деревянный массив был покрыт массой, похожей на воск или смолу. Но существовал ли на самом деле человек под фамилией Росковицкий? Была ли это экспедиция? Не выглядела ли эта история ещё одной выдуманной причиной для возможного продолжения войны с Турцией? В мировой истории уже имели место быть подобные «крестовые походы», почему было бы и не быть походу за ковчегом? К тому времени Турция вела активные боевые действия против Армении и России, гора Арарат была оккупирована, но в Петрограде разразилась Февральская революция и все собранные материалы бесследно исчезли в её омуте.

— Вот, взгляните! — Гоар достала из папки аэрофотоснимки, — Это фотография объекта, расположенного на северо-западном склоне на высоте почти в пять тысяч метров над уровнем моря, в двух километрах от вершины Арарата.

Геворг понимал, что изображение на снимке могло запросто быть одной из парейдолических иллюзий. Видят же в пятнах Луны лицо девушки. Или же вот недавнее «лицо на Марсе» — снимок, сделанный во время космической программы НАСА по изучению Марса, оказался всего лишь игрой света, тени и низкого разрешения камеры. Почему бы и на снимках Арарата не видеть остатки корабля?

Последняя экспедиция в поисках ковчега была организована китайскими археологами. На видео видно, что исследователи находятся внутри деревянной постройки, утопленной во льдах горы Арарат. Чётко видны доски, гвозди, небольшие отсеки… Но официальные власти Турции опровергли мнение китайских учёных и не подтвердили сенсационную находку. А что, если китайские археологи приняли за ковчег остатки обычного поселения? Кто знает, как выглядел мир тысячи лет назад, была ли необитаема и покрыта вечными снегами вершины горы? Там запросто могли жить люди, строить себе дома, разводить скот… Похолодание настало внезапно, вот почему деревянные части строения хорошо сохранились в леднике. И вот современные учёные проникли в этот древний хлев и приняли его за ковчег… Это было бы достойным описанием успеха современной науки!

Геворг был подкован в географии. Он понимал, что Арарат — это не просто гора. И даже не одна гора — это огромный вулканический массив из двух слившихся основаниями конусов спящих вулканов. И когда-то они были активны. Последнее извержение Арарата произошло в середине XIX века, с тех пор на Арарате не было постоянных поселений. Землетрясения, извержения, сходы лавин… Обрушившаяся стихия сметала на своём пути каменные монастыри, уничтожала целые деревни, а деревянный корабль должен был устоять? А на поиски огрызка от яблока, сорванного Евой в райском саду, ещё не собирают экспедиции?

— Геворг, я по вашим глазам вижу, как остро вы принимаете эту тему, — строго сказала ему Гоар, — но, поверьте, если выяснится, что никакого Ноева ковчега не существовало, это не будет означать, что Бога нет. А если, наоборот, то наоборот — это не значит, что Бог есть.

Геворг задумчиво молчал.

— Я бы посоветовала вам посетить Тендюрек, — продолжила Гоар, — это южнее Арарата, там водят экскурсии к Дюрупинару — месту, где находятся предполагаемые остатки ковчега…

— Южнее? — не понял Геворг, — Получается, что это уже второй найденный ковчег?

— Вы снова иронизируете, Геворг, — строго сказала Гоар, — разве вам не интересно было бы взглянуть на эту природную аномалию? Её тоже обнаружили благодаря аэрофотоснимкам, удивительно, но её размеры совпали с размерами, указанными в древнем предании. Профессионалы не воспринимают всерьёз эту находку, поскольку власти Турции не разрешают проводить там серьёзные археологические раскопки. Зато рядом отстроили небольшой туристический центр и водят на экскурсию всех желающих…

«Ещё бы, — подумал Геворг, — будь там проведены настоящие серьёзные раскопки, много бы нашлось после этого желающих съездить на экскурсию посмотреть на самые обыкновенные окаменелости?»

— А как насчёт «каждой твари по паре»? — спросил он вместо этого, — как вы себе представляете организацию плавучего зверинца?

— Ну, биология это уже по вашей части, — рассмеялась Гоар.

— Я бы решил, что…, — Геворг на секунду задумался, — что люди, издревле селясь по берегам крупных рек, получали не только плодородную почву и благодатные условия для земледелия и разведения скота, но и серьёзно рисковали. Например, когда реки выходили из берегов или начинались наводнения. Один из таких людей, вероятно, смог опередить надвигающееся наводнение. И построил большой плот для себя, своей семьи и своих домашних животных…

— Козы, например, — подсказала Гоар.

— Ну да, козы. И вот он со своей женой, детьми, козой и тёщей нашёл спасение на этом плоту от наводнения, — закончил Геворг. — А потом эта простая история спасения обычного человека и козы на деревянном плоту во время наводнения обросла слухами. Так появилась история про Ноев ковчег.

— И всё? — с иронией спросила Гоар, — так просто? Могли бы выдать и более глобальную версию, вы же изучаете ДНК!

— Хорошо, — сказал Геворг, — если мы примем за условия, что каждой твари было «по паре» и они остались единственными, кто выжил на земле, то продолжение рода всё равно было бы слабо возможно с биологической точки зрения: близкородственное скрещивание, возможные мутации и вероятное вырождение. Но если мы рассмотрим эти условия с позиции ДНК, то получится, что некто просто собрал образцы генетического материала и…

— А зачем некто отбирать образцы генетического материала, если их можно получать в любое время по мере необходимости? Вы же не брали для своих исследований анализы сразу у всех людей на земле, а продвигались постепенно?

— Затем…, — запнулся Геворг, его альтернативная теория увела его слишком далеко.

— Затем, — продолжила Гоар, — что некто был на нашей земле проездом? Вы это имеете ввиду?

— Я этого не говорил, — Геворг решил не продолжать разговор. Продолжение беседы потребовало бы разговоров о Боге, а он этого не хотел.

— Думаете, они есть? — шёпотом вдруг спросила Гоар, — пришельцы, инопланетяне? Жизнь на других планетах существует?

— Откуда мне знать, — расхохотался Геворг, — мы ещё не разобрались с жизнью на этой планете. Но если оценивать с математической точки зрения, то вероятность есть. Если жизнь есть на нашей планете, то почему её не может быть на других? А вы как считаете?

— Ни в коем случае! — воскликнула Гоар, — Я готова верить в какого угодно Бога, но только не в пришельцев!


***

На завтрак Гоар подавала свежее козье молоко, мягкий козий сыр, пшеничные лепёшки. Геворг проверял рабочую почту.

«Понять не могу, что не так с образцом Gf1948i, — писал ему его ассистент, — его не получается отнести по гаплотипу ни к одной из имеющихся у нас гаплогрупп. Сделаю сегодня кросс-тест на совокупность аллелей на локусах одной хромосомы и сообщу о результатах подробнее».

«Что значит ни к одной из имеющихся у нас гаплогрупп? — недовольно подумал Геворг, — у нас собраны абсолютно все гаплогруппы!»

Геворг закрыл окно сообщения. Gf1948i — это номер образца биоматериала Гоар. Он планировал получить результаты исследования, и уже здесь рассказать об этом Гоар. Она считала, что все поколения её предков жили здесь веками. Даже она сама вернулась сюда, хотя могла бы жить и работать, где угодно. Но вернулась на место своих предков. Занимается себе спокойно переводами, да составлением методичек по дешифровке. Вон даже козу себе завела.

Он же был уверен, что на фоне истории её семьи результат будет ещё интереснее. Все поколения могли рождаться в этом небольшом городке, но сам Догубаязит раньше носил название Даройнк, ещё раньше назывался Аршакаваном. И ещё через этот город издревле проходил Великий шёлковый путь… Мало ли чьи гены она могла унаследовать? Русских купцов, скандинавских викингов, кочевников–монголов? Вот же удивится Гоар, когда узнает свою генетическую родословную!

«Стоило уйти в отпуск, как работа в лаборатории встала», — с раздражением подумал Геворг.

— Мне нужно будет ненадолго проехать в Эрзерум, — сказала Гоар ему за завтраком. — Забрать очередные книги, словари. Это не займёт много времени, и я оставлю вам ключи.

Геворг кивнул. На первый день он всё равно ничего не планировал, думал просто осмотреть Догубаязит.

— Молоко и продукты в погребе. Аккуратнее с его крышкой, она старая и если защёлка сработает, открыть можно будет только снаружи. Чувствуйте себя как дома.

— И всё? — переспросил Геворг, — а коза?

— Когда начнётся потоп, посадите её с собой на плот, — рассмеялась Гоар. — Козе ничего не надо, я вернусь уже завтра утром.
Геворг затворил за ней дверь и подошёл к окну. Из окна комнаты были видны заснеженные вершины Арарата.

— Дедушка, — вдруг назвал он его вслух.

Гора и правда походила на седого, испещренного морщинами старика. Геворг взял с подоконника бинокль, долго всматривался, пытаясь разглядеть глубокие складки горных ущелий. Он вспомнил их вчерашний разговор и решил, что в Тендюрек он всё-таки проедет. Вдруг его спросят, видел ли он остатки Ноева ковчега? А он и не видел. Был у Аратата и не видел? Ну, Геворг, ты даёшь!

К обеду он спустился в погреб, достал чечевицу для супа, вспомнил, что Гоар говорила ему про защёлку, и на всякий случай оставил крышку погреба открытой. После обеда пошёл посмотреть на козу. Коза гуляла во дворе, спокойно, без привязи. Геворг посмотрел на животное, удивился тому, как Гоар с ней справляется, но решил, что свежее молоко того стоит. Коза всё это время недоверчиво косилась на него своими жёлтыми глазами.

К вечеру стали сгущаться тучи, но дождь всё никак не собирался. Геворг открыл дверь, чтобы вдохнуть в себя воздух во время дождя — ему с детства нравился этот запах. Но воздух был будто бы наэлектризован. Где-то вдалеке грохотали раскаты грома, коза с опаской прислушивалась к ним. И тут разразилось прямо над ними. Молния, гром, грохот!

С диким блеяньем коза пробежала мимо него в раскрытую дверь дома и, не разбирая дороги, свалилась в погреб, который он оставил открытым.
«Когда начнётся потоп, посадите её с собой на плот», — вспомнил Геворг слова Гоар и, чертыхаясь, полез в погреб доставать истошно блеющую козу.
Козьи ноги явно были целы, так она брыкалась, пока он вытаскивал её из погреба, что он чуть не уронил её второй раз. Уже выбравшись наполовину из погреба, коза брыкнулась, ударив напоследок копытами по крышке, а та, в свою очередь, больно ударив по голове Геворга, захлопнулась. Геворг свалился с лестницы, неуклюже подвернув ногу, оказался в полной темноте и услышал характерный щелчок над своей головой. И тут же наверху заблеяла коза. Погреб закрылся, он остался внизу, а Гоар приедет только утром.

«Что ж, сам виноват, — с досадой подумал Геворг, — и зачем я только оставил погреб открытым?»

Телефон остался на кухонном столе. Геворг нашёл по памяти полки с продуктами — там должен лежать фонарь. Включил свет. Тусклая лампа под потолком едва осветила шершавый бетон стен, банку молока на полке, какие-то мешки с крупами. В углу стояли пустые корзины, у лестницы лежали стёганые одеяла.

«Во всяком случае, от голода я здесь не умру, — подумал Геворг, — да и от холода тоже. А там и Гоар приедет. Вот же она удивится, когда узнает, как я здесь оказался».

Геворг захватил одеяла и расположился в углу, перевернув корзины. Даже стало теплее, чем ему показалось вначале.

Во время холодной войны в США дома оборудовали бункерами. Этакими бомбоубежищами домашнего назначения на случай ядерной войны с Советским союзом. Складировали там электрогенераторы, керосиновые лампы, консервы, запасы воды… Интересно, что бы случилось, если бы холодная война перестала быть холодной? Уцелел бы мир? Началась бы ядерная зима? Выжили бы те, кто спрятался в бункерах? Спустя тысячи лет, наверное, появилось бы предание о Великом бункере, в котором спаслись продолжатели рода человеческого. Совсем, как в истории о ковчеге.

Гоар сказала, если сработает защёлка, то открыть погреб можно будет только снаружи. А вдруг? Геворг даже и не проверил это изнутри. Он потянулся со своего уже нагретого места в углу на пустых корзинах, вывернутая нога занемела от неудобного положения, и он попытался подняться, чтобы пересесть. Но тут же почувствовал, как земля под ним… исчезла.
И в следующую секунду он понял, что провалился куда-то ещё.

***

«Погреб в погребе? — подумал Геворг, — Гоар могла бы и предупредить».

Новое помещение было гораздо меньше в размерах, оно было абсолютно пустым. Геворг включил фонарь и увидел, что круглое отверстие люка, в которое он провалился, находится прямо над его головой на расстоянии меньше, чем вытянутая рука. Подтянуться и выбраться.

Свет фонаря осветил гладкие, явно не бетонные стены, блестящего тёмного цвета. Геворг оглядел пол — тот был пуст и чист. Ни комьев земли, ни грязи, ни пылинки. Геворг с удивлением отметил, что здесь нет даже той пыли из погреба, которую он потащил за собой, когда падал сюда. Это было удивительно.

Удивительным было и то, что здесь не было холодно. И не было тепло. Геворг коснулся гладкой тёмной стены, про себя отметив, что не совсем понимает, из какого материала она сделана, но понял, что у стены нет температуры. Стены не были не холодными, ни тёплыми — они были такой же температуры, как и он сам.

Он подошёл ещё ближе, пытаясь понять, из чего сделаны стены, но тут же обнаружил, что они не такие однородные, как ему показалось вначале. Тонкие линии, пересечения, какие-то завитки, штрихи… В лихорадочно переплетённых линиях свет фонаря выдернул вдруг знакомый ему силуэт — лягушачья лапка! Тут же он обнаружил полное изображение лягушки, переданное с невероятной точностью. От лягушки в разные стороны тянулись прямые линии, которые пересекались с теми, что были ниже, а там были другие изображения, ещё и ещё…

И он тут же понял, что всё это значит. Царство животных, тип хордовых, класс земноводных, подкласс беспанцирных, отряд бесхвостых! Он занимался этим всю свою жизнь и никогда бы не перепутал эту схему ни с чем другим. В сторону тянулись ещё две линии — отряд хвостатых земноводных и отряд безногих. Он посветил фонарём в их направлении, и дрожащий свет фонаря вполне ожидаемо выхватил из темноты изображение тритона. Всё пространство стены занимало детальное иллюстрированное изображение эволюционного древа. Но кто это мог сделать? И зачем?

Гоар говорила, что не разбирается в биологии. Может быть, это сделали её родители? Она говорила, что все её предки жили в этом доме. Значит, это сделал кто-то из них? Но как? Каким образом вся система органического мира — Геворг бегло осмотрел стены, подтверждая свою догадку — могла уместиться на стене подвала маленького турецкого города? И когда это было сделано?

«…И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских, — вспомнил Геворг подробности вчерашнего разговора, — Но если мы рассмотрим эти условия с позиции ДНК, то получится, что некто просто собрал образцы генетического материала…»

Да ну нет. Не может быть. Это какой–то бред.

Будто бы пытаясь зацепиться за ещё какую–нибудь догадку, которая опровергнет его первую мысль, Геворг перевёл свет фонаря на потолок. Россыпь белых точек, скопления объектов разного диаметра, расчерченные оси, радианты, пунктирные линии… Это была карта звёздного неба. Геворг нашёл на ней изображение Солнца, на пальцах отсчитал от него третью планету. Через изображение Земли проходили пунктирные линии, уходящие в другой угол карты звёздного неба.

«Я готова верить в какого угодно Бога, но только не в пришельцев!» — сказала ему накануне Гоар. А самое настоящее доказательство существования пришельцев всё это время находилось у неё под погребом? Да ну нет. Нужно отсюда вылезать.

И Геворг пошёл к люку. С обратной стороны крышки он заметил ещё какие-то вычерченные символы, подозрительно показавшиеся ему знакомыми — три крючка и два, смотрящих в разные стороны, треугольника. «Ковчег пророка Нуха» — так расшифровала эти символы Гоар. «Ковчег пророка Нуха» — было вычерчено на люке, который привёл его в это место.

Геворг тут же понял, что на самом деле скрывалось за сумбурным сообщением от ассистента, которое он получил утром. Образец Gf1948i не получилось отнести ни к одной из гаплогрупп просто потому, что он не мог принадлежать ни к одной земной гаплогруппе. Этот образец содержал последовательность генов внеземного происхождения. Гоар носительница несуществующих на земле генов, она — потомок пришельцев.

Геворг провёл ещё раз пальцами по крышке люка — три крючка и два, смотрящих в разные стороны, треугольника. Сто пятидесятый отступ в рукописи Гоар содержал символы «ковчег» и «Араратские горы». Как пыталась перевести Гоар символ между ними? Пришвартовался? Приземлился! Скорее даже «потерпел крушение». Учитывая тот факт, что часть «ковчега пророка Нуха» лежит теперь, погребённая под этим домом, в этом городе, в горах. Но что же это за часть? Грузовой отсек? Контейнер для транспортировки образцов? Геворг боялся об этом подумать.

Он представил вдруг, как сюда приедут экспедиции учёных со всего света. Никакие ноты протеста турецкого правительства не помешают этим грандиозным исследованиям. Иначе это будет утаивание информации от всего мира, сокрытие таких данных станет преступлением против всего человечества. Физики и химики приедут взять образцы материала корабля, биологи — посмотреть на эволюционное дерево, астрономы — вычислить по карте начальную точку маршрута, генетики — взять образцы ДНК у всех местных жителей… У Гоар нет детей, нет братьев и сестёр. Ей достанется больше всех. Первый выявленный носитель генов внеземного происхождения. А вдруг и последний? Какую ещё информацию несёт её ДНК? Чем она отличается от земных гаплогрупп?

Нахохлившись словно большая птица, Геворг думал обо всём этом, думал о чём угодно — но не о Боге.

В любом случае, если его догадка о пришельцах найдёт подтверждение, это всё равно не будет значить, что Бога нет. И, наоборот, тоже не будет.

Он представил инопланетный корабль, который терпит крушение в горах чужой им планеты. Как экипаж корабля прячет, спасает свой самый важный груз, ждёт помощи от своих, приспосабливается к жизни здесь, передаёт своим потомкам данные бортового журнала. Из поколения в поколение эта информация бортового журнала копируется, как есть — посимвольно, но теряет свой главный смысл, превращаясь в рукопись на мёртвом языке…

И их потомки продолжают жить среди людей, с которыми их не связывает ничего. Не происхождение, не язык, не место рождения. Только эта бесконечная вселенская тоска от невозможности вернуться к «своим» — чувство невысказанное и невыразимое ни на одном языке мира.

***

— Внук, просыпайся. Пора! — сказал дедушка Арарат.

Геворг, погружённый в свои мысли, не заметил, как задремал. Проснулся, лихорадочно соображая, где он находится. Зачем-то ощупал холодную бетонную стену, отмеряя грань между сном и реальностью.
Гоар вернулась рано утром.

— Какая неловкая вышла ситуация! — воскликнула она, открывая крышку погреба. — Не сердитесь на меня, Бога ради! Я, как только вернулась, сразу поняла, что защёлка нечаянно сработала. Ещё и коза в доме поела всю герань и стянула со стола скатерть! Как вы? Не замёрзли?

Геворг, потягиваясь, хрустел суставами, разминал затёкшую от неудобного положения ногу, морщился от дневного света.

— Наверное, не так вы себе первый день отпуска представляли? — Гоар стряхивала с него пыль, складывала в стопку стёганые одеяла. — Я узнала, что автобус к Дюрупинар будет сегодня вечером. Вы поедете? Мне кажется, вы должны обязательно взглянуть на нашу араратскую аномалию...

Гоар разлила крепкий чай по прозрачным армудам, поставила на стол козий сыр, достала пшеничные лепёшки.

— Сначала поешьте, потом душ и всё остальное, — с теплотой по-матерински сказала она.

Геворг заново присматривался к ней. У него больше не вызывало удивления несоответствие её внешности возрасту.

— Гоар, а вы же меня обманули, — вдруг сказал он.

— В смысле? — замерла она у стола.

— Вы сказали, что работаете сейчас над расшифровкой рукописи на урартском языке. Но это же не урартский язык, Гоар.

— А как вы это поняли? — в лоб спросила она.

«Нашёл грузовой отсек космического корабля под названием «ковчег пророка Нуха», — хотел сказать Геворг, но вместо этого ответил, что письменность урартского языка выглядит иначе.

— Да, вы правы, — Гоар, схватившись за голову, села за стол, — но дело в том, что я даже не знаю названия этого языка, и пытаюсь расшифровать его, не зная названия… Вы понимаете меня? Я владею несколькими языками, перевожу и принимаю участие в дешифровке, по моим логико-комбинаторным методам расшифровывают другие языки, а с этой рукописью я справиться не могу! Я знаю только, что эта рукопись имеет отношение к библейскому преданию о ковчеге. В её расшифровке я иду наобум, отталкиваясь только от этой легенды! Я не могу разобраться с этой письменностью стандартными методами дешифровки. Например, не могу, в качестве ключа, подобрать родственный ей язык. Даже определить группу языка не могу! И рассказать об этом тоже никому не могу. Вы представляете, как это дискредитирует меня, как специалиста?

— А откуда у вас эта рукопись? — задал Геворг встречный вопрос.

— Это наша семейная реликвия, — ответила Гоар, — мы передаём её из поколения в поколение. Наша ветвь обрывается на мне, передать рукопись мне будет некому. Вот поэтому я так хочу, чтобы её перевод остался под моим именем…

Геворг задумчиво кивнул и впервые в жизни почувствовал, как его тянет зайти в церковь.

— Вы только никому не рассказывайте об этом, я вас очень прошу. Ещё не время.

Геворг кивнул второй раз и потянулся проверить почту.

«Я провёл кросс-тест для образца Gf1948i, — писал его ассистент, — это кажется невероятным, но этот образец ДНК не имеет ничего общего с имеющимися у нас гаплогруппами. Это не может быть ошибкой, я перепроверял результаты дважды. Смею предположить, что мы действительно столкнулись с тем, о чём даже не подозревали. Ты должен взглянуть на это сам».

— А как у вас? — спросила Гоар, — готовы уже мои результаты?

— Да, вот только что получил результат от своего ассистента.

— И что там? Мне очень интересно!

— Ваш ДНК-тест показал, что у вас отличное здоровье и нет генетической предрасположенности к пагубным привычкам: курению или алкоголю. Все ваши предки, — тут Геворг откашлялся, — действительно были родом из этих мест.

— Вот видите! Я и так всё это о себе знала, — довольно рассмеялась Гоар, — Ещё чаю?

+1
23:10
825
Анна Неделина №2

Достойные внимания