Найдёныш

Великое Солнце склонился к горизонту, устраиваясь в кровавых покрывалах из рваных облаков.

— Солнце! — прошептал Барса. — Пощади меня!

На мгновение светило замерцало, словно заулыбалось, словно отозвалось на мольбы несчастного человека. Словно сказало: «Слышу тебя, Барса! Увидимся!»

Глаза не выдержали жадного взгляда на хоть и остывший к вечеру свет, слёзы горячими струйками потекли по щекам.

— Смотри-ка! Что девка растёкся! — зло бросил дружинник. И ещё сильнее затянул узел на верёвках, стягивающих тело Барсы.

— Пусть рыдает, — раздался шелестящий голос.

— Да как бы не затушил костёр то!

Барса не смотрел в сторону людей. Не ждал от них пощады. Его били три дня, его держали в земляной яме. Его водили по всей деревне и ждали, пока каждый встречный не плюнет в его сторону.

Все, кто измывался над ним, недавно были его соседями. Некоторые были друзьями. Вся деревня бегала в поисках Барсы. Но привёл погоню к заветной пещерке именно друг Барсы — Омеля. От этого тоска ещё сильнее стягивала горло Барсы и туже, чем верёвки, которыми его привязали к столбу.

Пятнадцать лет назад Барса появился на свет прямо под небом у Красных камней.

Кто-то досужий рассказывал маленькому рыжему Барсе, что Лойга, отец Омели, возвращаясь с ярмарки в стольном городище, нашёл у дороги, как раз среди Красных камней, молодую женщину. Она лежала в луже крови и обнимала маленького младенца. Мужик смилостивился над едва шевелящейся девицей, завернул её и ребёнка в мешковину и привёз в деревню.

Его жена сразу же выперла «гостью с приплодом» в хлев и наотрез отказалась пускать в дом. Мать Барсы долго болела, но выжила, а Барсу кормила молоком коз, а иногда и хозяйских собак, у которых были щенята.

Так и остался Барса на грани между животными и людьми. Вроде человек, но всё к зверям тянется. Золотоволосая мать его, работая во дворе Лойги, не противилась тому, что мальчик играет у Красных камней. Запретила только приносить камни домой, в хлев. Все знали, камнем о камень стукни — выбьешь искру. Рыжую и горячую, как волосы Барсы, как глаза его матери.

Когда ему исполнилось шесть, мать исчезла, не вернувшись со сбора хвороста для хозяйского дома. Слышал Барса и не раз, что якобы Лойга давно положил глаз на рыжеволосую «найдёнку». И, что жена его, просила своих братьев из соседней деревни, «поговорить» с «ведьмой красноглазой». Но Барса был мал, чтобы разобраться во всём.

Только стал Барса всё чаще ночевать в пещерке у Красных камней.

Лойга не любил его отсутствия, требовал, чтобы мальчик спал в хлеву, во дворе. И даже выпросил у жены место Барсе в сенях. Но Барсе это не нравилось. Тёплые бока коз, пыхтенье коровы, сопение собак было для него ближе и роднее, чем рваный коврик под порогом закрытой двери.

На Барсу с малых лет возложили обязанность следить за Омелей, пока его мать была занята по хозяйству.

К седьмому году Барса понял, что слышит зверей. С ужасом осознал Барса, что другие люди глухи к воплям страха, исходящим от кур и овец, приготовленных к закланию. Барса чувствовал всем сердцем, как тяжело старой Нейше, лошади старосты, которую тот нагружал сверх меры. Барса бежал в лес не глядя, только бы не слышать как плачут щенки, которых топили деревенские ребята.

Там , в лесу, отлёживался Барса в пещерке у Красных камней. Там прятал птенцов, выпавших из гнезда, и котят рыси, убитой отцом Омели. И самого Омелю, когда отец хотел наказать его за какую-либо провинность. А куражиться Омеля любил. Ведь всё можно было перевести на Барсу. То-то крику стояло в доме, когда мать Омели отчитывала Барсу за несуществующие проступки. Только Лойга не верил в виновность Барсы, поэтому всегда проводил разбирательство.

Прошли годы, вдруг и мачеха стала благосклонна к Барсе. Всё звала его в дом, всё кормила с достатком. Стала ему не совсем уж изношенные рубахи выдавать.

Но месяц назад приехали в деревню данники. Встречали их как всегда хлебосольно. Накрывали богатый стол в Гостевом доме. Да и как не встретить дюжину здоровенных мужиков, вооружённых с пят до ушей. И боялась их вся деревня, и благоговейно перед ними заискивала. Чтоб лишнего не описали, чтоб под чистую не обобрали, если раззудятся с обиды.

Но больше всех боялись данникова писаря — Найяра. Взгляд его был острее ножа, усмешка больнее удара под дых, а пальцы крепче перчатки с шипами. До всего ему было дело. Не ходил по деревне — змеёй ползал. В Гостевом доме садился за стол, свитки раскладывал, списки составлял — кто чего принести должен. И так он перья для письма ножом затачивал, что вся деревня чесаться начинала.

Он и наткнулся на Барсу в хлеву отца Омели. Барса спал после работы в поле, закопавшись в сене, в обнимку с любимым псом.

— Что это у тебя за золото в углу? — спросил Найяр Лойгу.

— Найдёныш, — признался отчим. Пришлось разбудить мальчика.

Найяр уставился на Барсу. Вдруг глаза его сузились. На лице застыла сладкая улыбка.

— Ишь, дылда какая! Чего ж патлы, как у девушки? Заберу его с собой. Пусть в дружине служит. Мне помогает.

— Я! Меня возьмите! — всунулся меж мужиков Омеля. — Я хочу в дружину! Хочу коня! И меч!

— Хитёр! — отмахнулся Найяр. — Толькоу нас все без роду, без племени. Ибо одного Повелителя знают, и одному ему служат.

— И я стану, — насупился Омеля.

— Только сиротка мне нужен, — строго сказал Найяр. И ушёл, напоследок сладко улыбнувшись Барсе.

Омеля убежал — матери жаловаться.

— Не хочу я в дружинники, — сказал Барса отчиму. — Зачем я ему?

Вздохнул отец Омели.

— Красив ты, как девушка, как мать твоя. Не видишь ты, как девки все глаза проглядели на тебя, как бабы губы закусывают, рядом с тобой пунцовые щеки под платками прячут. Другой ты. И открою тебе, что...

Но тут мачеха в голос позвала мужа. И тот покорно пошёл в дом. Обернулся у порога.

— Беги, Барса! Отсидись в лесу, потом поговорим!

Потом узнал Барса, как искали его, как подняли всё к верху дном. Как злобно шелестел голос Найяра: «Найти мальчишку! Найти!»

Потом узнал Барса, что сгорел дом Омели и в огне погиб отчим.

Узнал и о том, что босая мачеха бегала по деревне и кляла «красноглазую ведьму», и валялась в ногах Найяра, умоляла взять в дружину сына. И что Омеля привёл мужиков к пещерке.

Плохо помнил Барса одно, как привели его к Найяру, как липкие ладони в чернильных пятнах ощупывали грудь и плечи Барсы. Как шелестящий голос шептал ему на ухо непонятные слова. Был Барса как в тумане. Один между людьми.

С трудом понимал Барса, как вырвался из его груди волчий вой, и как все собаки деревни сбежались к Гостевому дому и напали на дружинников. И сам Барса оставил след зубов на щеке Найяра. И пока не зарубили мужики последнего пса, не было в деревне тишины.

Сплёвывая кровавую слюну, прошелестел тогда Найяр: «Сжечь ведьмака!» А мать Омели, упав на землю, жадно обняла ноги писаря.

— Подложите ка ему ещё и красных камней. Пусть пылает пожарче, — сказал Найяр и швырнул головню на валежник, плотно разложенный вокруг столба. Огонь накинулся на сухие ветки, словно голодный пёс. Барса сжался в ожидании боли. И она пришла незамедлительно. И сжевав кости Барсы вдруг исчезла.

И увидел Барса, как в пламени идёт ему к нему женщина с огненными волосами. Идёт и улыбается. И идёт за ней отчим не в одежде, а в языках рыжего огня. А за ними Великий Дух протягивает красные лучи к Барсе.

А ещё бегут деревенские псы, а вместо языков у них из пасти вырывается огонь.

И понял Барса — не один он. Не было места ему среди людей, не было среди животных, а было его место среди огня. И не следовало людям обижать огонь. Потому что, как люди, огонь безжалостен, как зверь быстр...

Нет теперь той деревни. Одни головешки...