Каждый охотник желает знать

— Не режь их!

«Хи-хих,» — взвизгнуло эхо, запрыгало по стволам сосен. Рука дрогнула от неожиданности, нож вырвался, сделал в воздухе пируэт и пропал в густой осоке.

— Етить твою! Людмила, что ж ты так вопишь? Чуть сердце не выскочило.

Женщина картинно прижала руку к груди, сверля подругу недобрым взглядом. Та, виновато поджав губы, уже шарила палкой по траве в поисках ножа.

Какое-то время они молча топтались рядом, мешая друг другу искать пропажу — высокая, статная, несмотря на преклонный возраст, Людмила и сухонькая, удивительно подвижная для своих лет, Ольга.

— Олюшка, не ершись. Они еще такие малыши! Жалко!

— Мы же, вроде как, за грибами пошли, — Ольга хищно косилась на чудом уцелевшие от ее посягательств два крохотных боровичка. Лишившись мохового укрытия, они сиротливо жались друг к другу.

— За грибами, — охотно соглашалась подруга. — Но эти — совсем малютки.

— Так, понятно, — крякнула Ольга, поднимая найденный нож. — Жарехи сегодня не поесть.

— Поедим, обязательно поедим, — ворковала Людмила, фотографируя найденышей на телефон со всех сторон. — Ой, что-то не снимает. Что это он?

— Идем, папарацци! Опять, наверное, память кончилась.

Лес шумел, завидя гостей. Деревья шептались, шушукались, сплетничали свысока о бредущих там, внизу. Одна кралась, внимательно осматривала лесную поверхность, цепким взглядом примечая добычу. Другая, то и дело спотыкалась, не отрывая взгляда от телефона.

— Да что ж это? — Людмила беспорядочно тыкала пальцем в экран, несколько раз протирала окошечко камеры, даже подула в гнездо питания. — Он такой капризный у меня! Теперь только Славика ждать осталось.

— Он же недавно тебе делал. Чего ты там опять наснимала?

— А третьего дня радуга какая была, помнишь?

— Радуга. Сейчас, почитай, после каждого дождя радуга. Все снимать, что ли?

— Не скажи, каждая особенная. Вот погляди.

Она стала перебирать снимки.

— Ой!

Под ногой хрустнула ветка, женщина оступилась и едва не упала. Ольга во время подала руку для опоры.

— Господи! Людмила, под ноги гляди. Бог с ними, с грибами, расшибешься ведь.

— Кстати, на днях передача была, так там рассказывали, что радуга — это, конечно, хорошо изученное явление, но…

Она остановилась, поправляя сбившийся платок.

— Что? Нога?

— Нет, нормально все. Так вот, говорили, что это особое свечение, идущее от клада.

— Не смеши меня!

— Да погоди, я же не договорила. Не от обычного клада, а от сокровища гномов каких-то, я название записала, дома надо будет посмотреть. Если точно запомнить место, где радуга касалась земли, можно найти горшок с золотом.

— Или с чем-нибудь другим, — хихикнула подруга.

— С чем?

— Ну, что еще в горшках бывает?

— Фу, Оля! Ты хулиганка прямо какая-то! Лет-то тебе сколько, помнишь?

— Столько же, сколько и тебе. Ты вот до сих пор в сказки веришь.

Людмила махнула рукой, прибавила шагу.

— Да постой! Куда ж ты? Я так никаких грибов не увижу.

Людмила не обращала внимания.

К кладам у нее была особая страсть. В прошлом году всю Купальскую ночь она провела в лесу. Явилась под утро уставшая и расстроенная. Видимо, папоротники все же не цветут, и с этим пришлось смириться.

Да и за грибами она ходила с энтузиазмом только оттого, что пока Ольга взрывала лесные бугорки в поисках молодых груздочков, Людмила орудовала рядом палкой в надежде, что сокровища сами вылезут из под земли.

— Люд, ну так не бывает! Ты б хоть лопату взяла.

— Ты просто не представляешь себе! Грибница — это совершенно необыкновенная вещь, сильнее ее ничего на свете нет! Если уж грибы полезли, они и клад за собой вытянут.

Ольга закатывала глаза, Людмила поджимала губы.

— Ну на что тебе этот клад? Что ты делать-то с ним будешь?

— Сдам государству!

Ольга потешалась вовсю.

— Не в деньгах счастье, — огрызнулась Людмила. — Это ж чудо! Понимаешь?

Подруга в ответ лишь посмеивалась.

— К тому же мне дадут вознаграждение.

— И что?

— По телевизору рекламировали такой кухонный прибор…

И Людмила, с упоением начала рассказ про чудо техники, способное создавать из простого молока замечательные кисло-молочные продукты: ряженку, варенец и йогурты.

— И никаких консервантов! — закончила она описывать мечту хозяйки. — А ты бы что с деньгами сделала?

— Я? — Ольга даже растерялась.

Денег-то особо никогда не было. Жили всегда от зарплаты до зарплаты. На еду, одежду хватало, и слава богу. Дети давно на ноги встали. А теперь, на пенсии, так вроде ничего особо покупать не требовалось. Людмила явно ждала ответ, а ничего в голову не приходило. И Ольга, ни с того ни с сего, брякнула:

— Билет бы купила на Камчатку!

— Ух ты! Хочешь гейзеры посмотреть?

— Нет, хочу к сестре съездить, сказать, какая она дурочка, умотала в свое время, а теперь даже не увидеться с ней.

Шумели сосны, рассказывали что-то наперебой августовскому небу.

После того разговора в лесу Ольга уже неделю не находила себе места. Сад, основной предмет забот и переживаний, несмотря на богатый урожай, ее больше не занимал. Не радовали наливные яблочки, роскошно облепившие ветви, не восхищали красавцы-помидоры, выставлявшие напоказ спелые бока, длиннющие китайские огурцы не восторгали, перцы, как ни старались понравиться хозяйке, не задерживали на себе ее внимания. Заготовки делала машинально, в погребе еще рядами стояли прошлогодние закрутки.

— Куда ж столько, мама? — всякий раз вздыхали дочери, наведываясь в гости.

— Вам!

— Да тут семей пять прокормить можно.

— А куда мне все девать? Выбрасывать?

История повторялась из года в год, но почему-то именно теперь Ольга со всей ясностью осознала бессмысленность всего этого. Копошишься, суетишься чего-то, переживаешь за эти саженцы. Все им не так — то засуха, то ливни сплошь, то болезнь нападет какая-то. Всю душу вымотают, а потом с урожаем что-то делать надо. Каждый год одно и то же. Надоело!

С Людмилой почти не общалась, а о сестре думала постоянно. Как там Галя? Как здоровье? С щитовидкой не шутят. Как племянники? Сережка у нее по рассказам больно шебутной рос. А теперь уже институт. Может, всего и не говорит. Ольга сама не очень разговорчивая, а Галка вообще, с детства молчуньей была. Да по телефону много и не расскажешь: «Как дела? Нормально, все живы-здоровы». Вроде и сказать больше нечего.

Вспоминала детство. С Галкой они часто ссорились, все делили чего-то — то кукол, то платья, но чаще усталую мать. Все боролись за ее ласки. Считали даже, кого сколько раз приголубила. Теперь все бы Галке отдала, не задумываясь, и дом, и сад…

Ночь на четверг душная была, спать невозможно. Сразу сердце задавило. А в голове одно — случилось, поди, что-то у Галины. С чего бы так на сердце тяжко было?

С утреца дождичек едва побрызгал, а радуга растянулась во все небо. Да такая яркая! В землю упиралась в конце поля, за кустами. Считай, рядом совсем, пара километров.

Оля долго смотрела, пока радуга не исчезла. Горько усмехнулась, отошла от окна. Хотела чайник поставить, да вместо этого схватила ветровку и, не отдавая себе отчета, поспешила туда, где приметила место. Шла быстро, почти бежала. Какое-то странное, незнакомое чувство, поселившееся теперь в ее душе, гнало вперед, не давая сбавить шага. Сердце трепетало, как мелкая птаха, а временами замирало, будто от испуга: «А вдруг там нет ничего? Конечно, нет! Куда ж ты несешься, дура старая?»

Не доходя до кустов метров триста, Оле стало плохо — в глазах потемнело, заныло плечо, локоть, закололо в сердце. Боль не давала вдохнуть. Женщина опустилась прямо на мокрую траву и почувствовала, что умирает.

***

— Каждый охотник желает знать… — кричала маленькая Галка и бежала по радуге.

— Галя, стой! — Ольга кинулась за ней.

Она была босая и почему-то в ночной сорочке, белой в голубой горошек.

Красная полоса горячая, ногам не вытерпеть. Надо скорее прыгнуть дальше. Три прыжка — и оранжевая, упругая, как желейная конфетка. Прыгать приятно до невозможности, в животе пустота поет. Но оранжевая быстро заканчивается, а вот желтая — мягкая, как головка одуванчика. Хочется лечь. Она опускается в желтую мягкость, перекатывается и тихо смеется от удовольствия.

— Где… — выкрикивает Галя.

Оля вскакивает, бежит через луговую траву, по ручью, а он все глубже-глубже…

— Сидит фазан!

Голубая вода прибывает, темнеет. Оля погружается в эту синюю воду, плывет-плывет, а потом летит…

— Фиолетовая краска создается синим с красным.

Я сестре нарву в подарок фиолетовых фиалок…

***

— Олюшка? А ты как здесь, голубушка? Неужто тоже к радуге? Да что с тобой? Боже ж мой! Погоди! Телефон… Черт, где же? Скорая! Срочно…

***

Больница надоела до ужаса. Ольга шла на поправку. Очень хотелось домой, в сад, в лес…

— Олюшка, можно?

— Люда! Как хорошо, что ты пришла!

— Ты только не волнуйся. Тебе волноваться-то совершенно незачем, лучше посмотри, кто тут со мной.

«Каждый охотник желает знать…»

Из-за широкой Людиной спины показалась сама Ольга, только стрижка короче.

— Галка!

— Ольчик! Ну ты даешь! Кладоискательница!

Объятия, смех, поцелуи… Галка утирает глаза платочком:

— Ну как? Нашла сокровище?

— Да вот нашла!— смеется Ольга и вновь заключает сестру в объятия, прижимая к самому сердцу.