​Кощеева чащоба

Что-то прохладно у нас!

Участковый волшебник Емеля потянулся и протёр глаза. А потолок избы, инеем украшен.

— Ещё бы! — фыркнула печка. — Дрова кончились. Совсем ты со своими командировками за дом забыл.

— И чего я тебя дровяной сделал? — подумал Емеля вслух. — Воздухом каким-нибудь горючим топилась бы... Или вот чёрный камень под землей, тоже горит...

— Марш в лес, извращенец! — фыркнула печь. — Дрова тащи!

— Уж в лесу-то потеплее будет, чем в нашей дыре — звякнул старый умывальник, тщетно пытаясь выдавить из себя замёрзшую воду.

— Не бухти! — ласково сказал чародей и вышел на улицу.

Сел в сани, приказал воротам открыться, медленно поехал по двору.

— Ничего не забыл? — поинтересовалась лошадь, выглянув из конюшни.

— Ой, да ладно уж! — отмахнулся Емеля. — В другой раз.

Выехал он из двора, а там староста Никифор идёт с дочкой своей Ладушкой. Вздохнул чародей печально. Мамаша Лады чародейкой была, скрывалась. Никифор так и не узнал. А Емеля всё сразу понял.

Полюбили они с Ладой друг друга. Сватов засылал, да погнал их Никифор в шею.

— Ещё со всякой волшебной сволочью родниться. Не бывать такому!

Староста Емелю терпел только потому, что царь указ издал держать участковых чародеев в каждом земстве. Для защиты от нечисти. Правда, тёмных давно уж не видели, но на всякий случай.

Терпеть-то терпел, но любить Емелю царь Никифору не приказывал.

— Что ж ты творишь, ирод! — возмутился Никифор, глядя на сани. — Опять людей пугаешь!

— Да я быстро, — засмеялся Емеля. — Не успеют испугаться!

И Ладушке цветок в руку вложил на ходу, а она ему воздушный поцелуй отправила от Никифора незаметный.

— Тебе ж лошадь подарили! — стыдил староста, — чтобы ездил, как человек. А ты...

— Ой, не говори, Никифор Петрович! — вздохнула лошадь, опираясь копытами о забор, — растолстею я с ним!

— Чур меня! — крикнул староста, крестясь и пятясь. — Сгинь, нечистая сила!

— Тю, дурак... — тихо обиделась лошадь и закрыла ворота.

— Это дерево помрёт к весне. А этот дуб упадёт в бурю и людей придавит. Руби их, ребята!

Выскочили топоры и ну рубить деревья, только щепки стоят.

Погрузил Емеля дрова в сани и назад засобирался.

Вдруг видит, у дерева вроде как медведь умывается. Подошёл ближе, поздороваться — а это богатырь замёрзший, с усов и бороды сосульки обламывает.

— Иван я! Царский воевода. К Емеле иду. Заклятье снимать...

Удивился чародей. Как его со стольного града прогнали — не обращались к нему слуги царские.

— Против заклятий и порчи забей-трава помогает, — сказал он. — Только не ко мне это, а к травникам...

— Емеля! Гав! — крикнула собака, высунувшаяся из шубы Ивана. — Узнал меня?

Знакомый голос у неё был.

— Василиса, дочь боярина Милована? — удивился Емеля.

— Теперь я Жучка... Гав! Царь и бояре окаменели! Их жёны и дочери в зверей превратились. Тридевятое лесом поросло, людей ветер уносит... Беда, Емеля!

— Чу! — насторожился Иван, — слышите шум?

Заревела буря, затряслась земля, раздались крики ужаса. А потом всё стихло разом.

— Вот и к вам ветер пришёл...

Едет Емеля по селу, глазам не верит. Одна чаща кругом, едва дома видны. Добрался к себе, а у забора цветок лежит. Взял в руки, видение перед глазами появилось — берёзка молодая. Узнал свою Ладушку.

— Унесли нас к подножию Лысой Горы. В деревья обратили.

И пропала.

— Да что ж за напасть такая... кто это устроил?

— Думала, ты знаешь, — гавкнула Жучка.

— Опа! Вот он знает! — Емеля показал на идущего коротышку, увешанного краденым барахлом.

— А кто это? — спросил Иван.

— Соловей-разбойник! — фыркнула Жучка. — Осмелел, гляди!

— Ну-ка Жучка прячься, — Емеля достал шапку-невидимку. — А ты, Иван, изобрази дуболома.

И пропал.

— А чего делать-то надо? — не понял богатырь.

— Эй ты! — крикнул Соловей, запрыгнув на ветку. — А ну, гони деньги!

— Чё? — набычился Иван, схватив палицу. — А харю тебе вареньем не измазать?

Свистнул Соловей, дрогнули деревья, но устоял Иван. Свистнул ещё раз, на колено упал богатырь.

— Ну что ж, — засмеялся Соловей, — а теперь по-взрослому. Прощай, человек!

— Здравствуй, дерево! — схватил Емеля Соловья за ногу, да как шваркнет об ствол. Тому сразу и отсвистелось.

— Что ж ты Емеля друзей так встречаешь? — проскулил он.

— Не люблю модных приветствий, — отмахнулся Емеля. — Руку пожми, по плечу похлопай... Я с вашим братом по старинке, как деды-прадеды, здороваюсь. Колись давай, что происходит?

Улыбнулся Соловей на весь один зуб.

— Змей Горыныч Кощея освободил. Тот магов ваших к себе переманил. А кто не пошёл — истребил. Тебя только в этой глуши не заметил. Орду новую собирает! Скоро всё Тридевятое нашим будет!

— Свистишь много, Соловей, — усмехнулся Емеля.

— Истину говорю! Беги, чародей. Беги, пока цел! А меня выпусти, а то пожалеешь...

— И верно, пусть идёт! — сказала Жучка.

Подумал Емеля, кивнул.

— Выпускай, Ваня.

— Э? — не понял Иван. — Куда?

— А во-о-он туда, — и Емеля наугад рукой махнул.

Взял Иван Соловья за шкирку, да и «выпустил» его богатырским пенделем. Проводил взглядом, приложив руку козырьком.

— Высоко полетел, погода хорошая будет... А зачем мы его...?

— А чтобы он Кощею донёс, что Емеля жив, — пояснила Жучка. — Пусть свою гвардию на поиски бросит, их на Лысой Горе меньше останется. Мы же туда едем, верно Емеля?

Кивнул чародей.

— Но сперва к Боровику заглянем. Летучий корабль нужен, иначе до Кощея за год не доберёмся.

— Здравствуйте! — сказал Боровик. — За кораблём?

Кивнул Емеля, а Иван достал топор.

— Какие деревья рубить?

— А вот это... и вот те два.

И под стук топора увёл Емелю с собой. Поговорить.

— ...вот так только и можно одолеть Кощеевы чары.

— Не по душе мне такое! — вздохнул Емеля.

— Знаю, — кивнул Боровик. — Но по-другому никак.

— Я подумаю!

— Ну что, Вань, срубил? — ласково спросил Боровик.

— Ага! — Иван гордо поставил ногу на ствол. — Вот!

— Ну и хватит дурью маяться. Пошли корабль поднимать.

Посмотрел богатырь на них исподлобья, с Жучкой переглянулся.

— Волшебники... — фыркнула она. Емеля советником царя был. Со Змеем Горынычем дружбу водил и весь стольный град на ушах держал. Я еле убедила царя сюда его сослать. А то народ уж на костре его спалить хотел... за всякое... А Боровик его учитель, такой же небось, только старый и мудрый поэтому.

До самого горизонта раскинулся бескрайний лес. Мчался над ним летучий корабль.

Встретили они дружину царскую. Шли богатыри на Лысую Гору, да заблудились в чащобе. Пришлось перевозить их партиями.

К вечеру видели они на горизонте большую гору, без растений. А на вершине дворец, из костей человеческих.

Снова появилась берёзка-Ладушка.

— Собрали нас подножия Горы, да в лес превратили.

— Я иду, Ладушка.

— Ты слушай! Там ущелье, внизу река Смородина. Не лети через неё, она волшбу гасит. Упадёт корабль! Тащи его через мост Калинов на руках!

— Спасибо тебе!

Завоняло серой. Всё сильнее ревело и грохотало кругом. И вот уж под ногами ущелье. А через неё мост перекинут стальной . От жара раскалился докрасна, и светится алым среди чёрного дыма.

Выстругали бойцы себе башмаки из брёвен. Взяли на плечи корабль и понесли через мост Калинов. Идут и еле дышат от дыма и жара. Недаром местные реку эту зовут — СМРАДИНА.

Перешли богатыри мост, поставили корабль и двинули на гору, замок штурмовать. Оттуда бросились на них лавиной воины кощеевы. И пошла сеча лютая.

Появился в небе Змей-Горыныч, попытался богатырей сжечь. Но вывел Емеля свой корабль ему навстречу.

— Что ж ты Змей договор нарушил?

— Моё слово! — крикнул Змей. — Хочу даю, хочу обратно забираю. Я теперь Владыка!

— Дурень! Ты теперь раб Кощеев.

Разозлился Змей, дохнул огнём несколько раз. Но Емеля увёл корабль от пламени, а Иван из лука десяток стрел в Горыныча всадил.

Закричал Змей, испугался. Да и рать Кощеева уж пятилась наверх по склону, ко дворцу отходя.

Нарисовался Кощей. Чёрные доспехи, и лицо-череп на полнеба. Крикнул Змею.

— Возьми силу из полона!

Дохнул Змей жаром на берёзовый лес, закричал он сотнями человеческих голосов.

Закричал и Емеля от тоски. Увидел, как Ладушка в пепел обратилась. Слёзы потекли по лицу.

Втянул в себя Змей этот дым, да на дворец выдохнул. Покрылся тот куполом светящимся. Воины кощея сильнее стали, да и сам Змей раза в два вырос. Попятились богатыри под натиском тёмных.

— Видишь Емеля! — хохотал Змей. — Велики чары Кощеевы!

— Зря ты так... — тихо сказал Емеля.

Помчались они навстречу друг другу. Поджёг Горыныч корабль. А Емеля не отвернул. Испугался Змей, в сторону шарахнулся. Тут его и настигли.

— Прыгай на Змея! — крикнул Емеля Ивану через треск огня. — Как уговаривались!

— Понял!

Срубил Иван Горынычу две бошки, а третью верёвкой связал.

— А ну марш, к полю боя!

— Лечу... только пощади... — завопил Змей, растеряв свою храбрость.

А летучий корабль, пламенем объятый, прямо в Кощеев дворец врезался. Вздрогнули от удара стены. Обрушилась крайняя башня. Погас купол. Заходила ходуном земля.

Заскулила Жучка:

— Как же так?

И услышала голос Емели.

— Боровик сказал, что чары Кощея бессильны лишь против готовности жертвовать собой ради других. Прости, если что было не так... спасибо, что выручила меня тогда.

— И ты прости!

Выползла она из укрытия и помчалась ко дворцу...

А Иван срубил Змею последнюю бошку, да и спрыгнул. Грохнулся тот на кощееву рать, половину передавил, загорелся и многих пожёг. Завопили враги, и бежать кинулись. Иван уже среди них — палицей машет.

А перед ним Жучка мчится. Видит, маги чёрные стену из костей починить пытаются. Вцепилась в руку одному, и пока тот её стряхивал, подоспел Иван и всех перебил.

— Куда лезешь?!

— А ты не указывай! Не муж ещё...

Долго бродила Жучка по коридорам. Помогла сперва богатырям ловушки обойти, но и сама заблудилась. Выскочила куда-то, а там силуэт во тьме еле виден.

— Ох, ты! — только и успела сказать, как он уже рядом.

Иван же ворвался в тронный зал. Видит — Кощей Жучку за шкирку держит.

— Назад, Иван, не то конец ей!

Замер богатырь, не знает, что и делать. И тут с потолка послышалось.

— Эй, Кощей!

— Да, Емелюшка — отозвался тот. — Никак душенька не упокоится?

— Ты договор подписывал?

— Ну, подписывал, — хихикнул Кощей.

— Нарушил?

— Ну, нарушил. И что?

— А то, — сказала Жучка, в Емелю превращаясь. — Что теперь не обижайся!

И боролись они крепко, только треск стоял. И не мог Кощей Емелю побороть, как ни пытался. Оглушил Емеля Кощея, схватил за шею и оторвал от земли.

— Дурак! — хрипел Кощей, — Я бессмертный!

— Пусть! — крикнул Емеля. — Живи долго!

И швырнул его так, что пробил Кощей стену и в ущелье улетел. Только крик эхом отозвался среди рёва Смородины.

Зашатался дворец, посыпались кости отовсюду. Стояли богатыри, вертели головами.

— Бежать надо!

— А где Жучка? — крикнул Иван.

— А нет больше Жучки, — сказала Василиса, за руку его взяв. — Стёрла Смородина всё колдовство Кощеево.

— Только вот силу тяжести она не сотрёт, — хмыкнул Емеля. — Бежим-ка отсюда, пока нас костями не придавило.

Выскочили из дворца, и рухнул он тут же. Только пыль столбом. Видят — у подножия горы люди толпами ходят, знакомых да родственников ищут. Обрадовались — получилось!

— Боровику спасибо. Подсказал! А я и не верил до последнего...

— Тебе спасибо, Емеля! — сказала Василиса. — Давай к нам в стольный град, советником царским?

— Ну уж нет, хватит с меня столиц... Вы, если что, сами приезжайте.

— Тогда прощай! — пожал Иван ему руку.

Увидел Емеля Никифора. И Ладушка рядом с ним. Улыбнулась и глазами на Ивана показывает. Кивнул Емеля. Окликнул царского воеводу.

— Слышь, Вань!

— А?

— Сделай доброе дело!

— Так давай!

— Сватов заслать хочу.

— Какие вопросы?

...Взял Иван двух приятелей из дружины и пошёл к Никифору. Тот как раз сельчан в кучу собирал.

— Эй! ТЫ! — рявкнул Иван так, что деревья дрогнули. — А ну, иди-ка сюда...

Переглянулся Никифор с оробевшими селянами, к Ивану потрусил.

— Погодь, Вань, — засомневались дружинники. — Это ж сваты к отцу идти должны.

— Тьфу! — хлопнул Иван себя по лбу. — Э, А НУ СТОЙ! Мы к тебе сейчас сами подойдём...

В общем, засватали успешно. И сыграли прямо в селе сразу две свадьбы.

И царь там был и так браги упился, что Никифору корону подарить хотел. Да она ему не налезла.

А потом жили они долго... а, может, и сейчас живут. Кто ж их знает? Я в Тридевятом лишь раз был, да и то проездом.