Мёртвое слово
В пещере было как всегда темно и немного влажно. Где-то в глубине каменной породы по щелям и трещинам текла вода, и её отдалённое журчание успокаивало и ласкало слух. Тонкий луч света едва освещал подземную тьму, проникая из маленького отверстия где-то наверху.
Но Эфранаиму хватало света. Он принёс с собой тонкие сальные свечи, которые сейчас стояли на влажной земле, и пламя от них отбрасывало причудливые блики на стены. На большом плоском камне, который стоял прямо посреди пещеры, Эфранаим расположил своё сокровище – короткий свиток, исписанный древними символами. А вокруг старого пергамента со всех сторон лежали книги. Это должно было помочь, он был уверен. Благо, уверенность его основывалась не на пустом месте: во всем королевстве Чёрных озёр не нашлось бы заклинателя языков талантливее и опытнее, чем он. Так что, если этот свиток не удастся разгадать ему, то не удастся уже никому.
Эфранаим в очередной раз провёл своим старым сухим пальцем по бумаге, прошамкал в бороду какие-то слова и записал полученное на листе блокнота. А блокнот, между прочим, был из кожи самой дорогой выделки! Старик подготовился основательно.
– «Соскрести …ыль…» – пробубнил он себе под нос, остановившись над особенно непонятным моментом. Завитушки букв сливались друг с другом, а над одним словом оказалась клякса.
– Соскрести быль? – предположил он вслух, потирая длинную серебристую бороду, разделённую на две половины. В каждую была вплетена тонкая цепочка, на конце которой висел маленький топаз в виде капли, – символ высшего жреца.
– Ерунда какая-то… – сказал он, вновь опускаясь к свитку. Он взял маленький белый обрубок, напоминающий камень, и покрутил в руках. Этот обрубок он несколько недель назад обнаружил в древней гробнице вместе со свитком. Они лежали в белом порошке, и странная находка тоже вот-вот грозила рассыпаться в этот самый тлен. Жрец хранил обрубок очень бережно. До этого самого дня.
– Может, не «быль», а «пыль»? Это было бы больше похоже на правду, – бубнил увлечённо Эфранаим, записывая всё в блокнот. – И тогда не «соскрести», а «стереть», «стереть в пыль». Да… Я уже близок, - улыбнулся он.
На древнем свитке, которому было явно больше тысячи лет, кроме слов находились и рисунки. Например, схематично изображённый цветок с мелкими белыми соцветиями. И жрецу повезло узнать его. Он звался рассвет-трава и рос исключительно у подножия вулканов.
Эфранаим достал из аптекарской сумочки белый сухоцвет и, улыбаясь, положил его подле рассыпающегося обрубка.
– «Добавить песнь и снова стереть…» – читал старик, крайне довольный собой. Расшифровка шла даже легче, чем он предполагал.
– «Помыть», нет… «омыть водой жизни», – записал жрец и, задумавшись, кивнул. – «Дыхание смерти».
Он ещё много чего записывал, часто зачёркивая и возвращаясь к началу, чтобы всё проверить. И вот, наконец, свиток подошёл к концу. И, когда самое последнее слово появилось в его блокноте, Эфранаим глубоко вздохнул.
– «Чтобы воссоздать» – повторил он окончание свитка, дабы удостовериться в своей правоте.
Так и есть. Всё верно. Он был уже близок. Очень близок. Нервными движениями жрец достал с пола подготовленное блюдо, положил рядом блокнот с записями и свиток, и начал ритуал, которому так долго готовился. Ждать больше не было сил.
– Стереть в пыль, – прошептал он, легко рассыпая над чашей белый обрубок. – Потом молитва…
И, поглядывая на свой перевод, начал читать слова из свитка.
«Да будет вода и огонь. Поглотит тебя твердь и ветер выносит тебя в утробе своей. С неба на землю, из земли в небо воспаришь. Из стёртого праха восстанешь, и будешь солью и золой моей. Воссоздам тебя, как источник жизни и как сердце смерти. Пусть свершится…»
– Первый раз, – прошептал старик, дрогнувшей рукой делая надрез на ладони. – Вода жизни, это должно быть кровь.
И багряные капли упали в блюдо. Следующим на алтарь Эфранаима посыпался порошок, в который превратился цветок рассвет-травы.
Второй раз жрец прочёл заклятье.
«Да будет вода и огонь. Поглотит тебя твердь и ветер выносит тебя в утробе своей. С неба на землю, из земли в небо воспаришь. Из стёртого праха восстанешь, и будешь солью и золой моей. Воссоздам тебя, как источник жизни и как сердце смерти. Пусть свершится…»
И что-то холодное шевельнулось у него внутри. Страх? Похоже на то. Но Эфранаим был опытным заклинателем языков и знал, что страх всегда сопутствует открытию новых знаний. Он взял себя в руки, и снова оросил своей кровью блюдо.
Третьим ингредиентом должен был быть огонь. И быстрым движением Эфранаим бросил в блюдо горящую лучину, одновременно полив её сверху кровью. Почему-то сперва такая маленькая рана на руке, всего один короткий надрез, вдруг спровоцировала целое кровотечение. Но жрец не обращал внимания. Действовать нужно было быстро. Слова молитвы. Последний раз.
«Да будет вода и огонь. Поглотит тебя твердь и ветер выносит тебя в утробе своей. С неба на землю, из земли в небо воспаришь. Из стёртого праха восстанешь, и будешь солью и золой моей. Воссоздам тебя, как источник жизни и как сердце смерти. Пусть свершится…»
Несколько секунд ничего не происходило. Грудь Эфранаима высоко вздымалась от напряжённого предвкушения. Но всё было тихо. Лишь кровь капала с ладони ненормально быстро, и крупные капли её падали вниз, издавая глухой звук.
– Неужели не вышло? – спросил в воздух жрец, выдохнув и внезапно осунувшись.
– Вышло… – раздался шёпот прямо у него за спиной. Колкие влажные мурашки пробежали у старика по спине, когда он почувствовал на своей шее холодное дыхание.
Но страх был для слабых духом, и Эфранаим повернулся, чтобы встретиться лицом с тем, что сам и породил.
Напротив него стояла женщина. Абсолютно нагая и прекрасная, как свет зари. Её нежная персиковая кожа завораживала жреца, а округлости груди и бёдер поражали своей первозданной красотой. Маленькие розовые соски напряглись, будто от холода, и снова по спине Эфранаима пробежал табун мурашек. Но теперь вовсе не от страха. Давненько старый жрец не испытывал ничего подобного.
Но самым невероятным в этой женщине был её взгляд. Большие глубокие глаза вспыхивали красным огнём каждый раз, когда она начинала говорить.
– Ты… – прошептала она, заставляя Эфранаима дрожать всем телом. – Пробудил смерть…
– Смерть? – повторил, напряжённо сглотнув, жрец.
Дева подошла ближе и прижалась всем телом к старику, который не ощущал свою мужскую силу уже много лет. А вот теперь ощутил. Она подняла ладонь к его губам и провела по ним пальцами.
Эфранаим почувствовал лишь холод. Смертельный холод и запах тлена. Но почему-то это вовсе не мешало ему желать эту женщину здесь и сейчас.
– И теперь я – твоя… – шептала она, опуская руку к его кровоточащей ладони. Осторожно поднимая её вверх, она вдруг приложила её к своей груди. Жрец коснулся старыми пальцами маленького розового соска, окрашивая его в цвет крови. Волна жара накрыла его немощное тело.
– Моя? – повторил он странно визгливо.
– Твоя… – повторила женщина, придвигаясь к его уху.
Грудь старика сжало болью. Словно железные тиски вошли в плоть и укусили сердце раскалёнными зубами. Дыхание перехватило, лицо покраснело, и старик начал медленно оседать на землю. Туда, где под его ногами уже собралась лужица его собственной крови.
– Твоя смерть… – прошептала женщина в стекленеющие глаза. – А ты – моя жизнь…
Умирая, старик успел заметить, как рот женщины превращался в огромную пасть, и чудилось ему, что из этой пасти мертвецы пытаются выбраться наружу. Её красивые руки вытянулись и посерели, становясь похожими на плоть мертвеца, а за спиной из выгнувшегося дугой позвоночника вылезли костлявые драконьи крылья.
Чудовище закричало, и камень пещеры задрожал, будто от страха. Дрогнула земля, чувствуя на себе поступь мёртвого. В эту ночь проснулся древний ужас. Сама смерть.
Описания конечно приятные, но не без шероховатостей.