Эй! Нштейн!

Кувшин этот ему подарил дед, а до этого деду подарил его дед и так до бесконечности, никто не помнит где и каким образом заполучил кувшин первый дед в их роду. И почему из процесса дарения исключились отцы, которые всегда смотрели на кувшин с завистью. Никто не знал секрета кувшина, не знал его ценности — обычный кувшин из глины, без рисунка, с остатками сургучной печати на горле и пустой. Альберт иногда брал в нем воду на футбольное поле.

Холодное утро ноября с подмерзающими лужицами, скопившимися под водостоком, принесло разгадку сосуда, тем самым лишив внука Альберта сего подарка. Альберт зачем-то решил убраться у себя в комнате, чего не делал никогда, и натереть все, что можно натереть до блеска, в том числе и этот кувшин. Путь к карьере великого ученого был открыт.

Собрать деньги на поездку было делом нелёгким, учитывая тот факт, что семья у Альберта не обладала достаточным состоянием даже для его личной экипировки. Пришлось обратиться к парочке незанудных богачей, прожигателей жизни под видом около научных изысканий и никогда не жалевших денег на подобные сомнительные эксперименты. Причем именно сомнительность обычно была тем необходимым условием, при котором они сразу открывали кошельки.

Пароход коптел. Коптел в самом широком смысле, не только из трубы. Копоть была на всем, начиная от трапа и заканчивая неудобной жёсткой койкой где-то на самой нижней палубе, куда поместили Альберта за его гроши. Это было удобно — можно пальцем доделывать расчеты на стене кубрика и вообще на всех стенах. Или рисовать, рисовать во многих обличиях то, ради чего пришлось бросить уютный Ульм. Пусть его и называют дырой, однако это самая милая дыра на свете, если не считать таких притягательных и заманчивых черных дыр.

Африка оказалась менее жаркой, чем Альберт ее себе представлял. Даже прохладной, в первые минуты промокнув под бешенным ливнем, он дрожал в дощатом сарае, переделанном под портовый бар. Печки, конечно же, не было, поэтому пришлось согреваться ромом. Бармен сказал, что он почти лекарственный. Впрочем, от рома действительно несло больницей, той ее частью, где находится хоспис или морг. Но, как помнил Альберт, любой яд в малых дозах может быть лекарством, поэтому выпил полторы бутылки и тут же свалился.

Проснулся в горячке, бармен не обманул, ром действительно согревал. Хотя это могла быть лихорадка или дизентерия, Альберт склонялся к первой, так как особых позывов полагать обратное пока не было. Выбравшись на белый свет, сориентировавшись по солнцу, Альберт двинул в сторону экватора, там ему обещали предоставить самых умный, самый хитрый, самый способный товар, товар, который ему сейчас нужен был позарез. Сейчас ему, а впоследствии — всему человечеству.

Еще бы помощника какого-нибудь или нанять телегу, есть здесь телеги, интересно? Колесо, конечно придумал не он, хотя напридумывал уже достаточно много, но оно ведь и до сюда докатилось, разве нет? Ладно, можно и пешком, чемодан с одеждой оставить в гостинице, взять с собой только сумку и сундучок. В сумке — кувшин, в сундучке — инструмент.

Через неделю, осунувшийся, загорелый, обросший и неожиданно для себя возмужалый и сильный, Альберт оказался у излучины реки. Мозоли, легкий вывих левой лодыжки, многочисленные укусы насекомых, большой синяк на спине, когда он поскользнулся на змее, классика, кто только их раскидывает в джунглях — ничто, ведь сундук и сумка в целости и сохранности — самое ценное, что у него есть, кроме его мозгов.

Сверившись с рисунком, подготовленным дома, понял, что стоит на том самом месте, еще километр вверх по течению и там его будет ждать Генри, охотник, естествоиспытатель, с которым он сговорился об этой поездке год назад в ВенеГенри напоил Альберта холодным чаем, охлажденным в реке в алюминиевом бидоне, накормил маисовой кашей, устроил небольшую баню и стирку, переодев его в льняные штаны и рубашку. И отругал за черную фетровую шляпу, так ведь и от теплового удара можно умереть. Пробковый шлем — вот что нужно даже для такой выдающейся головы, в которой и так кипят мысли.

Неделя до дождей, сказал Генри, нужно успеть за это время обернуться, туда два дня пути, обратно два, один день на твои ученые исследования, два дня про запас, мало ли что. Альберт это «мало ли что» понял по-своему и заперся в комнате, испещряя знаками, цифрами и буквами всю подручную бумагу. На утро вторых суток в полном параде, то есть в той же рубахе, штанах и пробковом шлеме разбудил Генри и сказал, что абсолютно готов. Полчаса ушло на прикрыть двери и окна, чтобы не залез дикий зверь, еще столько же на собрать маленький провиант, воды побольше. Еды вдоволь по дороге, заметил Генри, поглаживая пальцем большой нож, притороченный к поясу. Сумку и сундучок предлагалось тащить Альберту самому, Генри прозрачно намекнул, что к будущему открытию касания иметь не хочет, так как вообще не понимает, что это может быть даже святотатство.

Полянка оказалась так себе, для масштаба научного эксперимента, задуманного Альбертом она подходила мало, потому что была откровенно мала, простите, других слов тут не подобрать, их тоже на самом деле мало. Альберт немного захандрил и засомневался в исходе, такое бывает и с великими учеными. Опыт — сын ошибок трудных и фрустрации, как любил повторять его дедушка, до изнеможения разбивая самые твердые грецкие орехи, пока от них не летела во все стороны мелкая пыль сдавшейся под напором узловатых пальцем шелухи. Решено, делу быть.

Первый же пойманный экземпляр показал недюжинные способности, укусив Альберта за нос, стащив у Генри тесак и разлив воду. Чтобы не тратить время и побыстрее убраться, не дав сомнениям еще раз проклюнуться в грязных кудрях, Альберт решил на нем и остановиться, попросив Генри найти и притащить какой-нибудь валун или большой камень. Высунув язык (уж что-что, а это делать Альберт делать умел изумительно) наш эмпирик долго что-то выстукивал на камне, иногда возвращаясь и исправляя или дополняя уже выбитое. Генри, сколько не вертелся вокруг, ничего толком разобрать не смог, поэтому решил спросить напрямую, что за чертовщина здесь твориться не пора ли Альберта окропить святой водой или сжечь во славу господню?

Тяжело вздохнув, понимая, что без объяснения не обойтись, Альберт в двух словах пояснил, что хочет научно доказать частный случай того, что эмпирическое среднее (среднее арифметическое) достаточно большой конечной выборки из фиксированного распределения близко к теоретическому среднему (математическому ожиданию) этого распределения. В зависимости от вида сходимости различают слабый закон больших чисел, когда имеет место сходимость по вероятности, и усиленный закон больших чисел, когда имеет место сходимость почти всюду. И всегда найдётся такое количество испытаний, при котором с любой заданной наперёд вероятностью относительная частота появления некоторого события будет сколь угодно мало отличаться от его вероятности. Генри со всей мочи стукнул себя по голове, пытаясь вернуть нормальность в исходное состояние и это ему удалось, удар-то поставленный. Карочи, Склифосовский, сказал Генри, давай теперь на человеческом. Альберт вздохнул еще немного глубже и пояснил, что есть вероятность того, что, к примеру, бесконечное число обезьян, печатающих на бесконечном количестве печатных машинок бесконечное количество времени, в конце концов, воспроизведут сочинения Шекспира. Генри размахнулся еще раз и уже занес кулак над собственной макушкой, но решил все-таки спросить, где они возьмут бесконечное число обезьян, если им на полдня удалось изловить только одну? А нам и не надо бесконечное число, можно обойтись всего одной, но даровав ей бесконечное время, ответил Альберт, вечную жизнь.

Итак, обезьяна поймана, из сумки извлечена пишущая машинка и кипа бумаги, обезьянка пока принюхивается и изучает клавиатуру, перед которой, возможно, ей придется провести очень долгое время. Время, за которое рождаются и умирают звезды. Осталось дело за малым — подарить ей вечность. Альберт открыл саквояж и достал кувшин, повертел его в руках, вздохнул и потер осторожно пальцем у самой ручки, там, где она крепится нижним концом. Это, как показало научное исследование, работало только так. Из кувшина полился светлый дымок, загустевший в метре от горла в джина. Да, обычного джина, среднестатистического, таких вы много повидали уже, наверное. Пробормотав друг другу приветствия, перешли непосредственно к делу.

Желание загадано, выполнено, обезьянка превратилась в обезьянку МакЛауд, обезьянку, у которой будут разбиты в кровь пальцы. Джин исчез, Альберт выкинул кувшин. Вы, конечно же, возмутились, мол зачем выкинул-то, среднестатистические джины выполняют три желания всегда. Конечно, согласен, их и было три. Первое Альберт использовал на фотографию с высунутым языком, вторым желанием было заиметь штаны в полоску, но не угадал с размером, так они и пылятся дома в шкафу. А третье — вот сейчас, будем надеяться, что хоть оно с пользой.

Посовещались с Генри и решили, что если у обезьянки есть вечная жизнь, то еда ей не нужна, но чтобы не мучилась, привязали около реки, попить вдруг захочет. Через две недели
Альберт был у себя в Ульме, потом переехал в Америку, потом умер, говорят. Многие умерли, вообще все, кто тогда жил. Кроме обезьянки.

10347 год от рождества другого иудея, не такого умного, но, почему-то, более знаменитого. На земле приземляется шаттл научно-исследовательской экспедиции людей, давно покинувших эту планету, высосав из нее все ресурсы. Вернулись, чтобы понять, возможно ли возвращение, те планеты, на которые переместились, тоже угробили, люди такие люди. Выходит капитан корабля, весь в белом, красивый такой, на одного уфимца похожий, и видит вдалеке камень большой и какое-то животное. Подходит ближе, а это обезьянка за печатной машинкой. На камне написано «Здесь был Альберт», а обезьянка, увидев людей, начала что-то быстро печатать, яростно на них поглядывая. Капитан подошёл. На листке, воткнутом в каретку, были три повторяющиеся слова.

Уильям Шекспир

«Убью за банан», трагедия

Убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан, убью за банан