​Созависимость

Светка с сыном сошли на конечной остановке. Трамвай нервно дернулся и поехал занимать очередь за другими, такими же старенькими вагонами. Сашка начал клянчить сразу:

- Возьми на ручки!

-Ты, вон, какой большой, тебе уже четыре года! Маме тяжело будет, – не соглашалась Светка.

Шесть часов вечера, а уже стемнело. Зима настоящая, сибирская, мороз нешуточный. Детские ножки в неудобных валенках цепляются за снег, шерстяной шарф исколол нежные детские щечки.

- Ну возьми на ручки! – канючит Сашка.

Светка молчит, уткнувшись глазами в снег. Там, где свет фонарей освещает протоптанную дорожку, она на ходу разглядывает узоры из следов мужской и женской обуви. Ей до смерти хочется узнать отпечаток сапог своего мужа, который должен был уже вернуться с работы. Пусть это глупо и следы все равно различить невозможно, но ей не терпится знать, шагал он по этой улице домой или нет. Только они дошли до поворота, ведущего к дому, Светка поняла - он не пришел. Дыма из трубы нет. Ярость и гнев сдавили ей горло: "Скотина, опять загулял!". В такие минуты Светка понимала психованных. Удариться бы головой об стенку, чтобы остаться без мыслей и без чувств!

От свалившегося на Светку горя отвлек хнычущий Сашка.

- Хватит орать! – она дернула сына за руку и волоком дотащила его к дому.

Тот уже всхлипывал и размазывал пузырящиеся сопли по лицу, они мгновенно замерзали и превращались в льдинки. От злости Светка точно оглохла.

На пороге маленького домика, обитого по старинке деревянными рейками в узор елочка, Светка привычно смела облезшим веником снег с маленьких валенок сына. Они зашли в дом. С утра топленая печь уже остыла. Светка усадила Сашку на кровать, обтерла его лицо:

- Сиди здесь, на полу холодно.

Кинула ему несколько игрушечных машинок и вышла за углем и дровами.

Через полчаса в печке гудело, но тепло будет не скоро, пока нагреются колодцы, выложенные в кирпич, и начнут отдавать тепло этому пятистенку из двух крошечных комнат, не меньше двух-трех часов пройдет. Светка обулась в домашние войлочные ботинки и к плите, готовить ужин. Делала она все с остервенением, быстро и суетно.

Дом нагревался. Низенький, с растрескавшимися деревянными рамами, ободранным полом застеленным синтетическим ковром с жутким рисунком (подарок на свадьбу) он даже начинал казаться уютным. На экране старенького телевизора актеры мексиканского сериала загорелые, едва прикрытые яркими пляжными нарядами боролись за любовь и деньги. Поужинали с Сашкой жареной картошкой с молоком. Светка почти ничего не ела. Посуду мыть не стала, легла на диван, безразлично уставилась в телевизор. Ненависть сменилась обидой и жалостью к себе.

Плач сына заставил очнуться, она нехотя поднялась. Сашку на горшок, горшок на улицу - удобства во дворе. Сын заснул. Светка покурила в печку и заскулила как собачонка, сначала тихонько подвывая, затем схватив кухонное полотенце и уткнувшись в него, разрыдалась. В голове стало легко и пусто, словно со слезами ее горе вылилось наружу.

Светка приютилась рядом с сыном на односпалке. Сашка мирно сопел, и Светка постаралась заснуть. Но забыться глубоким сном не удавалось. Сквозь дремоту Светкин слух реагировал на каждый шорох или лай собак. Она ждала. Казалось, вот сейчас услышит, наконец, шаги мужа на веранде, затем откроется тяжелая, обитая ватином, дверь и Павел появится на пороге. Однако собаки лаяли впустую, вероятно им было холодно и одиноко, и они устраивали своеобразную перекличку. Только ближе к утру Светка отчетливо услышала неуверенные попытки попасть ключом в замочную скважину. Кровь прилила к ее голове, пульс бешено застучал в висках. Дверь открылась. Вошел Павел. Неспешно снял дубленку, шапку, сапоги. Начал греметь крышками от кастрюль, в надежде наткнуться на что-нибудь съедобное.

-Так, может, здесь мы что-нибудь найдем? Отлично, здесь тоже ничего нет. Придется жарить яйца.

Негромко напевая свою любимую блатную песенку, он поставил на плиту сковороду.

Светка притворялась спящей, она старалась выровнять прерывистое, нервное дыхание. Желание соскочить с кровати и дать по наглой роже было таким сильным, что если бы она была уверена, что не получит в ответ, так бы и сделала. Однажды она влепила пощечину Павлу, тот недолго думая отвесил оплеуху в ответ, было больно.

Насытившись, Павел подошел к зеркальцу над умывальником, посмотрел на красноватую, отогревшуюся после мороза физиономию своими почти бесцветными глазами, потрогал руками светлые волнистые волосы и, оставшись довольным, прошел в комнату, где спали Светка с Сашкой.

Увидев, что Светка спит с сыном в одной кровати, произнес:

- Вот и славно, - улегся на соседний диван и захрапел блаженно.

Павел уснул, а Светка совсем потеряла сон. Сердце никак не хочет уняться, колотится, будто она пробежала километры. А в голове настоящее сумасшествие. Мельтешат и мельтешат какие-то фрагменты странных вымышленных фильмов, мелькают слайды из чужих лиц, доносятся обрывки чьих-то голосов. И как спасательный круг из глубины Светкиных мыслей всплывает надежда. Надежда, что рано или поздно муж очнется, посмотрит на нее близким взглядом, и скажет: «Не дрейфь, Светка, все будет хорошо!». Только эта надежда и помогает не сойти с ума в такие ночи.

Под утро Светке снится сон, будто в ее виске образовалась крохотная дырочка, из этой дырочки стекает тоненькая алая струйка. Эта струйка превращается в нить. Светка вытягивает из виска кровавую нитку, но та все не заканчивается, и она тянет и тянет бесконечную нить, наматывая виток за витком на руку. Светка очнулась ото сна. Голова раскалывается от боли.

Утро было тягостным и мрачным. Светка мельком глянула на Павла и подумала: «Лучше бы его совсем не было». Павел проснулся от утренней суматохи домочадцев и с раздражением ждал, когда останется один. Сильно одолевала жажда, хотелось напиться холодной воды. Проявлять в эту минуту признаки жизни для Павла не разумно, Светка могла начать истерику. Сейчас они оба, и Светка, и Павел, ненавидели и друг друга и этот тесный домишко без воздуха и намека на их светлое будущее.

У Светки все по заведенному порядку - горшок, улица, дорожку вычистить, чтобы Сашка в валенки снега не набрал, намело за ночь. Завтракать не хотелось, легкая тошнота отбивает аппетит. Растопить печку времени нет. Уже на пороге произнесла громко вслух: «Надеюсь, печку ты затопишь...»

Еще темно. Доносится шум работающих двигателей вертолетов ли, самолетов. Светка не разбиралась, но звук был такой, словно сейчас с неба начнут падать бомбы, как в фильмах про войну. За домами располагается огромный завод летательных аппаратов. Время перестройки, большая часть людей с этого завода уволены, но моторы ревут, успокаивая людей, мол, все нормально, завод работает. Черные сумерки, врывающийся рев моторов и пронизывающий холод вызвали у Светки смутное чувство отвращения к жизни. К счастью, рядом Сашка, он не капризничает, идет бойкими шажками на остановку.

Трамвай набивался некрасивыми людьми: стариками и старушками, не выспавшимся рабочим классом, женщинами, едва успевшими набросать подобие макияжа на поникшие лица. Когда муж отвозил Сашку в садик, Светкин рабочий день начинался, как положено работникам Дворца Культуры, в десять часов. Тогда и в трамвае ехали другие люди, люди у которых было время выспаться и уделить себе чуть больше времени.

Светка приехала на работу очень рано. В такой час Дворец культуры точно неживой. Поздоровавшись с вахтершей, Светка поднялась на сцену, из нее в костюмерную. Тесное помещение забито все сверху до низа. По всему периметру, плотно прижавшись друг к другу, висят сценические костюмы, в основном народные, расшитые украинским, русским, немецким орнаментами. Отдельно длинные красные кушаки. Картузы и узорчатые кокошники хранятся в коробках. К запаху пыли Светка привыкла, повезло, что аллергии не оказалось. В центре ножная швейная машина, небольшой стол, увесистый утюг. Вот и вся ее мастерская. На небольшую зарплату ее взяли после курсов кройки и шитья. Получать образование пока некогда, нужно зарабатывать на жизнь.

Через витражные стекла просторного фойе пробивается солнце. Пришел рабочий сцены, Коля. Звукооператор Виктор Палыч проковылял с палочкой в свою мастерскую (с армии вернулся инвалидом). Он никогда не бывал один, к нему приходили какие-то люди с тряпичными сумками, из тряпичных сумок выныривали бутылки, пустые бутылки возвращались в сумки. Кто-то уходил и опять возвращался с полной тряпичной сумкой. Пришла балетмейстер - красавица Катя, затем циркач с удивительно соответствующей фамилией Шатров. Шатров мужчина крупный, с живыми глазами и красивым тембром голоса. У него цирковой кружок для детей и подростков. Циркач всегда держится особняком, не участвует в коллективных сборищах, не обсуждает руководство, семьи у него нет. Никто толком и не знает, чем циркач живет вне работы. Одним словом загадочная персона. Своим делом циркач занимается самозабвенно. Девчонки, познающие искусство цирка, хоть и плачут от беспощадной критики Шатрова, но студию не бросают. Для них увлеченность и требовательность наставника, пусть даже грубоватого, лучше, чем безобидное равнодушие взрослых.

Шатров принес Светке картонный каркас шляпы с широченными полями, попросил обклеить кусочками колотого зеркала.

- Клеить в подвал к художникам пойду. Здесь я задохнусь или стану токсикоманом, - предупредила Светка. - Завтра.

Слово «завтра» в этом заведении было очень популярным. Сколько платили, на столько и работали. Все по привычке откладывалось на последний день, и когда этот день наступал, в авральном режиме Коля сколачивал бутафорский сценический антураж, художники без перерыва на обед превращали дешевый оргалит в дерево, камень, огонь или воду. Светка подшивала, ушивала и распускала костюмы. Вот тогда дело спорилось. А до циркового представления еще почти месяц, да и какая Светке работа после такой ночи. В голове, словно ведро булыжников. Завтра и начнем. К тому же костюмы Шатров требовал сделать необыкновенными, они должны сиять, сверкать и переливаться, все в его представлении должно дышать волшебством. С волшебством у самого Шатрова было все в порядке. В то время как культура переживала тяжелую перестроечную депрессию, Шатрову каким-то чудом удалось убедить директора закупить новые софиты.

Домой Светка возвращалась одна, Сашку из садика забрала мама, ему лучше погостить у нее несколько дней. Пока добиралась домой, успела подставить лицо под ускользающие лучи солнца. Скорее бы весна, а то сил больше нет.

Дом был пуст, это обрадовало Светку. Ей хотелось побыть одной. Печь оказалась с утра топленной, колосники отдавали последние остатки тепла. Светка, не переодеваясь, забралась под одеяло и уснула.

Проснулась Светка внезапно, словно вынырнула из мутного темного омута. Сразу не смогла понять, где она и который час. Постепенно разглядела Павла, от него несло крепким свежим перегаром. Он сидел напротив со спущенными штанами и что-то объяснял Светке, то широко разводя руки в стороны, то тыкая ими между своих ног. Когда Светка вслушалась в его лепет, кое-что разобрала. Еле соображавший Павел, бормотал, что был с мужиками в бане. Такие же пьяные, они устроили состязание, в котором размер имеет значение. И Павел его выиграл. Светка уговаривала его надеть штаны, но муж снова снимал их, демонстрируя выигрышную часть тела. Его губы налились кровью и приобрели малиновый цвет, зрачки неестественно вращались вдоль орбит глаз. Жуткое зрелище. Светка вдруг разглядела в Павле больного человека. Ей стало его, по-матерински, жаль. Она постаралась уложить его в кровать, и пока он не уснул, сидела рядом с мужем, который казалось, вот-вот навсегда распрощается со своим разумом.

Всю ночь Павел охал, стонал, вертелся и мычал. В тесной комнате стояла немыслимая вонь. Светка почти не спала, она прислушивалась к звукам в страхе, что муж захлебнется своими рвотными массами. К утру он утих, заснула и она.

Зазвенел будильник. С трудом проснувшись, Светка попила чаю, выпила таблетку от головной боли, быстро собралась. Организм Павла смирился-таки с влитым в его желудок огромным количеством алкоголя, как мог его переработал, и теперь Павел спал крепким сном. Было рано, но Светка не могла здесь оставаться, схватив сумку, она почти выбежала на улицу. Наконец-то свежий воздух!

Та же утренняя чернота, тот же ужасающий вой моторов, холод и нежелание жить.

- Здрасьте! - Светка поздоровалась с вахтером.

- Опять ты раньше всех? – заметила подрабатывающая пенсионерка тетя Валя.

- Да, сына в садик отвозила, - соврала Светка.

Она зашла в костюмерную. Садиться за швейную машину ей не хотелось. Светка направилась в подвал в мастерскую художников, пока их нет, займется шляпой для Шатрова. Необычный силуэт на последних ступеньках заставил Светку в испуге остановиться. С нескольких метров она разглядела сидящего крупного мужчину. Странно, сидеть здесь кому-то в такой ранний час. Голова его неестественно свесилась на бок. Приглядевшись, Светка заметила на шее узлы толстой веревки, концы которой были намотаны на металлические перила лестницы. «Неужели можно сидя …», - что-то ее подтолкнуло подойти ближе и заглянуть ему в лицо.

- Мама! - Светка взвизгнула и побежала вверх по лестнице, через сцену, через длинный коридор в холл. - Там.. там.. Шатров… повесился…

Светка выскочила на улицу. Яростно умыла снегом свое лицо и неожиданно увидела все происходящее как бы со стороны. Когда вернувшись в здание, она заметила свое отражение в зеркалах фойе, то отшатнулась. Это была не она, а ее бесцветная копия. Будто от Светки остался лишь карандашный набросок, а цветной рисунок стерся. И вроде руки есть и ноги, и глаза и рот. А жизни в них нет. И Светки в них нет. Нет ее.

Милиция, врачи, сотрудники, вопросы, разговоры - все смешалось. Работать никто уже не мог. Версии самоубийства выдвигались самые разные и противоречивые: карточные долги, связь с несовершеннолетней, связь с мужчиной. Никто так и не узнал истинную причину. Но именно в этот день со Светкой произошла перемена. Она пришла домой, собрала все вещи Павла в большущий чемодан, который пылился под кроватью, и выставила его на веранду. Светка закрыла дверь в дом на новый амбарный замок и уехала к маме и Сашке.

***

Светлана пила чай из кружки, которыми одарили всех женщин бухгалтерии Отдела образования. У Ольги, ее подруги и сослуживицы, была точно такая же.

- Сегодня мне приснилась… беспросветная нищета, – задумчиво поделилась с подругой Светлана.

- Как это? – удивилась Ольга.

- Будто я нахожусь в тесной комнатке. Серая осыпающаяся побелка на стенах буграми, низкий давящий потолок, помутневшие оконца, пол из грубых досок. Заходит мой Валера, за ним старичок какой-то с бабкой, те ставят плитку прямо на пол в центре комнаты, начинают еду готовить, как в общей кухне. Валера меня успокаивает, мол, сейчас они приготовят и уйдут. Я в ужасе сознаю, что живу в этой комнате. Проснулась вся в поту. Просто кошмар!

-Ну и приснится же …

- К чему бы это?

Светлана добиралась с работы на метро. В подземке вдруг мелькнуло знакомое лицо. «Пашка!» - и сердце оборвалось. Светлана успела лишь разглядеть красноватое постаревшее лицо с верными признаками любителя выпить, неопрятный запущенный вид. Привет из прошлой жизни произвел на нее сильное впечатление. Когда страх, ненависть и врожденная доброта смешиваются в одну кучу, получается крепкий отрезвляющий коктейль.