Восьмой класс

***

- Вот дерьмище! - выругался преподобный и полез в карман за самокруткой. Нащупав, он достал её и понюхал по всей длине, прежде чем отправить конец в рот. Травянистый пряный запах канабиса взбодрил ноздри. Мышцы лица расслабились, рефлекторно ожидая получить свежую порцию. Преподобный зажал косяк губами и похлопал себя по карманам рясы и брюк в поисках зажигалки.

- А вот это настоящее дерьмище! Дружище, я знаю, что ты меня любишь, и все испытания, посылаешь во благо. Но это реально удар ниже пояса! У меня в жизни-то одна всего радость, не считая служения тебе! Чувак, ну, в самом деле! Я же не Авраам, могу и сломаться! Давай договоримся, я починю эту грёбаную вывеску с тобой в главной роли, а ты пошлёшь мне огоньку! Честное слово! Первым делом с пожертвований! Я ведь верю в тебя, чувак!

- Опять клянчишь какую-то хрень? - раздался голос позади. Священник узнал говорившего, хоть и не заметил сразу его присутствия. Пришедший стоял, упершись спиной в алюминиевый крест, венчавший купол крыши. Невысокий, сутулый, завернутый в грязно-серые тряпки, отдалённо напоминавшие пелерину с капюшоном. Преподобный изобразил на лице праведный гнев, и обернулся, пытаясь придать своей позе как можно больше театральности. Протянув руку с указующим перстом , он завопил:

- Не смей богохульствовать на крыше дома господня! То, что ты мой друг, не дает тебе права глумиться над Ним! Покайся или на тебя падёт Его праведный гнев!

- Я бы поверил тебе, если бы ты не забыл об одной маленькой, но весомой детали, - усмехнулся гость.

- И какой же? - смутился преподобный, опустив перст. Гость соскользнул с купола по жестяной кровле к парапету, где стоял священник, и протянул к нему пылающую зажигалку.

- Он любит меня! И простит всё, что бы я ни сделал. Можно сотворить любую лютую херню, и он простит меня, стоит только покаяться! Ведь Он любит кающихся больше, чем святых.

- Тогда геенна огненная отменяется! - вздохнул Преподобный, прикуривая от огня и вдыхая полными лёгкими дым каннабиса, - Воистину, ты посланец Его! Аллилуя!

Склонившись над парапетом, гость посмотрел на залитые электрическим светом улицы. Районы старых ветхих домиков частного сектора перемежались коробочками панельных домов, а те, в свою очередь, меркли на фоне стальных конструкций комбината. Внизу, на разрисованной сверху донизу графити улице, подростки жгли костёр из старенького москвича и играли в крутых уличных ганстеров. Самый старший пятнадцатилетний верзила окружённый кучкой дохликов помладше залез на перевернутый мусорный бак как на трон, и его дружки в кругу тусклого света трусили уличную босоту, выворачивая карманы или даже срывая с детей куртки. Одного наиболее ретивого шкета двое ублюдков схватили за ноги и перевернули вниз головой, пытаясь вытряхнуть на асфальт содержимое карманов. Но этого унижения им казалось мало, и всей толпой они лупили паренька ногами по заднице и ребрам.

Когда из карманов и нычек падали деньги, гопники брезгливо кидали эти фантики в огонь. Если попадалась еда, тут же делили меж собой. Если пакетики из синей бумаги с маркировкой «BlueMagic», аккуратно сваливали их кучкой у подножья «трона».

Какой-то мелкий забитый сопливый шкет уверенно направился к насмехающемуся главарю, под глумливый хохот шпаны. Двое подростков даже отпустили свою жертву, уставившись на столь наглую мелочь. Карапуз же остановился прямо перед «троном» царька, выхватил самодельную поджигу и вынес мозги главарю зарядом из обойных гвоздей. Секунды две после выстрела на улице стояла мертвая тишина. Затем поднялся жуткий гомон. Друзья убитого повалили виновника на землю и начали пинать его ногами. Сделанная из обрезка трубы и деревяшки поджига дымилась на асфальте ставшая бесполезной после единственного выстрела.

- Дерьмище! - повторил преподобный, наблюдая сценку. Кто-то из соседей вызвал полицию. Недалеко послышался мерзкий вой сирены, и с церковной крыши можно было разглядеть красно-синие отблески на стенах домов соседней улицы. Вскоре послышалось урчание двигателя и лязг плохо притертого металла. На улочку завернул полицейский бронивичок выкрашенный серой краской, с синей полосой на борту. Кустарно переделанный из ЗИЛа, обшитого листами стали. Громкоговорители с сиреной и проблесковыми маячками венчали сие творение, как новогодняя гирлянда куст фикуса. Вслед за танком на улицу въехали два грузовичка такой же расцветки с водометными турелями. Баки и насосы водометов лежали в открытых кузовах, примотанные для устойчивости цепями и троссами.

- Ну надо же! У вас полицейскую часть открыли рядом? - удивился гость, - Смотри, как быстро прикатили!

- А ты уверен, что это за шпаной? Не круто ли? - обеспокоенно спросил преподобный, поглядывая вниз на машины. И как бы в ответ на его вопрос заговорили мегафоны шушпанзера. Одновременно с ними водометы разрядили по детям залп. Шпана с визгами разбежались кто куда, оставив после себя только два трупа. Из громкоговорителей вырывался лающий, как будто механический, голос:

- Говорит полиция города-крепости Дон-11! В соответствии с законом об обороте лекарственных и сильнодействующих веществ, население обязано сдать для уничтожения вещества следующих классов: Шестого, Восьмого, Девятого! Поступил сигнал о наличии в вашем районе носителя веществ восьмого класса! Мы просим содействия! Если вы знаете местонахождение веществ немедленно сообщите нам или членам комитета! Помогите сделать город чистым!

Орудие броневика и сифоны водометов шарили по стенам домов, ощупывая их. Гость резко отодвинулся от края, чтобы не попасть в их поле зрения.

- Ты прав, дружище. Пойдёшь, сообщишь им за тридцать серебрянников?

- Ты всё-таки мой кореш, чувак, - ответил Преподобный докуривая до самого кончика, обжигая окурком пальцы и губы, - Срать. Не хочу ничего знать. А вот что я знаю наверняка так это то, что в моей церкви стены защищены индульгенцией комитета. А ещё у меня служба через пять минут, а этот крег реально охренителен! Спасибо тебе, Господи, за дурь нашу насущную, которую ты нам послал! И не введи меня во искушение, но избавь от дерьма, что тут творится! Аминь! Я люблю тебя, Господи!

Ухватив друга за край тряпья, Преподобный потащил его вниз, к люку на чердак. Там находилось что-то вроде ночлежки. На досках пола валялся видавший виды матрац, из дырок которого лезла свалявшаяся вата. В углу стояло ведро со специфическим запахом. И рядом с ним жестяной тазик и умывальник, сделанный из пластиковой бутылки. Повсюду валялись пустые консервные банки и обёртки от бич-пакетов, по которым шныряли мыши, доедая остатки.

- Блин, чувак! Тебе реально нужно тут убраться, иначе мудаки из комитета тебя найдут по вони! - сказал преподобный, окинув взглядом помещение, - Бываешь раз в месяц, забегаешь на пару часов, а срача от тебя, как от стада бомжей!

- Вот и убирал бы здесь пока меня нет, - фыркнул парень. Но преподобный сделал выразительный жест, мол его руки к этому дерьму не притронутся.

- Побудь пока здесь, не высовывайся. Я проведу службу и всё будет чики-пуки. Так! Где моя гитара? А, вот она. Ты ее не трогал? Знаешь, сколько времени я настраивал чёртовы струны?

- Даже не прикасался, - буркнул гость, заваливаясь на матрац, плотнее завернулся в свое подобие гнезда-кокона, подтянув ноги и руки. В ладони он сжимал пустую чистую баночку, - Пару часов, пока меня поломает, и я выдам тебе пол литра почти чистого… Во мне сейчас сырца промилле пятнадцать.

Преподобный беззвучно выругался. Надев поверх рясы ремень гитары, он похлопал себя по щекам настраиваясь на богослужение.

- Раз, два, три! Алилуя! Иисус любит вас! Люби же Иисуса! Он рок-звезда! Он любит вас! It'sShowtime! - обернувшись к корчившемуся на матраце гостю и подойдя ближе, преподобный снял с шеи какой-то приборчик на шнурке и протянул его бродяге:

- Это эмпатор. Монахи из хосписа святого Мерсера делают. Надень, и я разделю твою боль. Не только я, но и вся паства. Мы возьмем твою ношу и поделимся счастьем веры, которое в сотни раз сильнее, чем приход! Мерсериты так лечат даже боли от рака. Уверуй…

- Пошел на хрен! - гость запустил в преподобного первым попавшимся хламом, - Лучше бы они лечили рак, а не боль. Катись на проповедь, укурок! От вашей божественной херни меня блевать тянет. Я же не трясу у тебя перед носом своим членом, вот и ты не тыкай мне свою веру.

Преподобный фыркнул, повесив эмпатор обратно на шею. Щелкнула кнопочка передачи, и священник почувствовал ожидания и чаяния сотен прихожан подписанных на него. А они в свою очередь ощутили переполненность спокойствием, и любви ко всем и каждому, какой позавидовали бы все хиппи шестидесятых разом.

Большая зала церкви была полна народа, когда Преподобный спустился на сцену с амвона под неистовые аплодисменты толпы. Мужчины, женщины, девушки, юноши, подростки. Истинные дети церкви, чуравшиеся насилия в любой его форме. Здесь были и похожие на хиппи представители христианской молодёжи, и саларимены в белых рубашках и чёрных галстуках, пропахшие дешёвым офисным кофе и сигаретным дымом. Дети с улицы, привлечённые громкой стильной музыкой. Отмаливающие грехи проститутки и наркоманы, пришедшее в надежде получить бесплатную порцию крега, которым тут угощали, чтобы постепенно сводить с тяжёлых наркотиков. Преподобный верил в силу крега не меньше, чем в самого Христа и его рок-эн-рол! Эта травка воистину спасала героиновых торчков, снимая дикую ломку, пока те боролись с зависимостью. Впрочем, были здесь и обычные бомжи, причащавшиеся самогоном за неимением вина, и просто десятки зевак, пришедшие послушать хорошую музыку и оттянуться в драйве богослужения. Их тела извивались и двигались в такт музыке из динамиков. Для разогрева играла классическая «Jesus Christ superstar». Над сценой с кафедрой и алтарём возвышалось гротескное распятие огромных размеров, на котором висел пластиковый Иисус с чертами лица напоминающими помесь Курта Кобейна со Стингом. Девушки на хорах подпевали арии Иуды как раз в тот момент, когда преподобный выскочил на сцену с криком:

- Аллилуя, дети мои! Аллилуя! - и в религиозном экстазе он высек из гитары пронзительный перебор невероятной скорости и сложности. На время этого гитарного соло зал замолчал и стихла музыка в динамиках. Звучал только пронзительный рок преподобного. И когда музыка оборвалась, в звенящей тишине, преподобный приблизил губы к микрофону и прошептал:

- Он любит вас!

- Да! – взорвалась неистовым криком толпа, - Мы тоже любим его! Мы любим! Я люблю тебя, Иисус! Иисус, я хочу от тебя детей!

- Оу, полегче, детка, - усмехнулся преподобный выкрикнувшей это девчонке, - Он может услышать свои молитвы. Так давайте восславим же его! Я не слышу вас! Аллилуя!

- Аллилуя! - вторила толпа.

- Я не слышу! Все вместе! Аллилуя!

- Аллилуя!

- Если я не слышу, как же услышит Он? - Преподобный воздел руку вверх, и резко опустив ее ударил по струнам.

- Аллилуя! - прихожане завопили так, что на секунду заглушили даже гитару Преподобного.

- А вот это уже Рок-эн-Рол! Да, дети мои! И Иисуис услышит наши молитвы, я обещаю вам! Так послушайте же притчу! Я расскажу вам о Христе! Он реальный чувак, этот парень! Он рок-звезда! И он любит нас! Единственный во всем этом дерьме, кто любит каждого из нас... И меня, и тебя, и даже того пьяного алкаша, что наблевал у входа. Он любит всех и каждого! И мы последуем за ним! Ведь всё, что нам нужно - это любовь! Аллилуя! Я расскажу вам о Христе!

- О, да! Расскажи нам! - запели девушки с хоров, виляя бёдрами в такт гитаре Преподобного.

- Вы хотите услышать? - спросил Преподобный!

- Мы хотим услышать! - кричали прихожане.

- Это грустная история, - пропел Преподобный.

- Все равно расскажи нам!

- Это старая история!

- Мы хотим услышать!

- Так откройте же уши! Я расскажу вам о Христе! Он настоящая Рок-Звезда! Звезда, что засияла над Назаретом! И трое волхвов подняли головы и пошли на свет за звездой!

Евангелие от Перта в рок-аранжировке заполнило собой своды зала и, казалось, даже пластиковый Иисус на распятии подпевал преподобному. За стенами церкви трещали и лопались неоновые вывески, рекламировавшие прокат ретро порно кассет, дешёвую зубную пасту и церковь Святого Иисуса. На улице перед фасадом не торопливо прокатывались полицейские шушпанзеры.

Шум от богослужения и вибрация пола не давала гостю уснуть. Он ворочался на матраце, пока не заметил, что пол вибрирует совсем не от басов. Бродяга приподнял голову и прислушался к своим ощущениям. Было похоже на вибрацию от подъёмников грузовых шахтных лифтов. Какая-то дрянь поднималась из недр комбината. Возможно, партия продовольствия из схронов, сроки годности которых подходят к концу. Такое говно часто в последний месяц годности сбывают на внутренний рынок города. Отрывают с руками.

Но чаще огромные лифты используют для подъема очередной партии противошокового антидепрессанта - «голубой магии» как окрестили ее в народе, или морфина, лидокаина, кодеина, метилморфина. Гигантские палетты на полихлорвиниловых поддонах. Сколько лет прошло с тех пор, как город накрыло щитом? Или скорее медным тазом… Комбинат до сих пор продолжает работать и выдавать стране полусинтетические и натуральные обезболивающие. До сих пор работают на довоенных запасах сырья? Как будто они никогда не кончаются. А что будет, когда закончатся?

Дурные мысли роятся в голове опьянённой синтетическим эндорфином. Реакцию ингибирует стресс, и наркотик никак не выкристаллизуется. Чем сильнее беспокойство и чувство дискомфорта, там дольше соли мочевины соединяются с продуктами переработки сырца. Если так пойдет и дальше, можно заработать не хилый камень в мочевом протоке. Булыжник на половину состоящий из самой лучшей дури, какую могут предложить лаборатории города.

Гость ощущал беспокойство нутром, поднялся и, пошатываясь опустил пустую баночку на пол. Помочиться никак не удавалось. Похоже где-то там и впрямь образовался затор. Все из-за стресса. Нужно расслабиться, вдохнуть свежего воздуха. Кристаллик рассосётся, и готовый препарат наконец покинет организм естественным путём. Парень вновь вылез на крышу через люк и, чтобы лучше рассмотреть происходящее, залез на верхнюю перекладину венчавшего крышу алюминиевого креста.

Две стальные коробки шахтовых лифтов возвышались на добрые двадцать метров над крышами хрущёвок Огромные, похожие на стоящие торчком гробы или холодильники, боксы с раздвижными роликовыми воротами из толстенной листовой стали. Обычно они были до половины или вровень с землёй погружены в шахты комбината, но сейчас боксы поднялись на всю высоту. Значит, поднимают что-то крупное и в больших количествах. В следующий миг новая волна вибрации как маленькое землетрясение разнеслась по городу. В соседних домах посыпались стёкла и можно было расслышать ругань. Гость увидел, как рядом с двумя уже поднявшимися боксами из земли вырастает третий. В движение пришла самотранспортная дорога, ведущая куда-то за пределы щита. Куда каждый раз увозились гигантские партии продукции.

- Зачем они это делают? - раздраженно подумал паренек, - Неужели думают, что там ещё кто-то остался? Кто-то забирает эти наркотики? Наши или не наши? Если вместо дури будут присылать взамен еду, они станут нашими, кем бы они ни были!

Когда-то давно, когда война только начиналась, продукции комбината постоянно не хватало. Все горожане работали там. Городок вырос вокруг только ради того, чтобы обеспечивать комбинат, и тот стабильно выдавал изнывающей от ран стране обезболивающие, противошоковые, посттравматические… Каждый день миллионы людей вопили о милосердии. Никто не мог их вылечить, но можно было убрать страдания и боль. А потом рядом упала шальная бомба, и перепугавшееся начальство подняло щит. Постепенно, мало помалу, крики за щитом стихали, бомбы продолжали падать пока не наступила тишина. Сплошная, непрерывная. Если там за щитом кто-то и был, они молчали, игнорируя город-крепость. Но комбинат продолжал выпускать продукцию из циклопического задела. А партии продолжали уходить за пределы щита. И самое странное то, что оттуда после отправки лекарств иногда взамен приходили продовольствие и опиумный мак сырец. Может война ещё идет?

Суетный шум заставил его отвлечься и посмотреть вниз. Как раз вовремя, чтобы заметить кучку неприятного вида людей, шарящих по улице и по очереди заходивших в каждый дом. Большинство из них были в долгополых плащах из кожзама и кепках, обёрнутых целлофановыми пакетами. Другие одеты во что кому удобно. Комитет по контролю за оборотом веществ. Что-то вроде клуба по интересам, настучи на соседа и получи конфетку, пока сосед не настучал на тебя. Этим ребятам даже выдавали форму, правда всем. И раз в неделю дневной рацион от муниципалитета. Впрочем, парень был уверен, многие из них искренне занимаются любимым делом за свой собственный счёт Ребята получали удовольствие от процесса.

Пятеро из них явно отличались от коллег. Но не столь внешне, сколько манерой держаться. Невысокий лысеющий человек в отсвечивающих очках, твидовом пиджаке и фетровой шляпе, был окружён четверкой людей, одетых в плащи добровольцев комитета. Но они явно не конвоировали, а скорее эскортировали человека в шляпе.

И когда эти пятеро направилась прямиком к церкви, бродяга вздрогнул, засуетился, пытаясь слезть с креста. В этот момент предательски скользкий металл изгаженный птицами изменил ему. Нога соскочила с края перекладины и он полетел вниз спиной на купол жестяной крыши. Хрясь!

- Черт! - парень, забыв о возможно сломанных рёбрах или позвоночнике, запустил руку в ширинку пытаясь там нащупать что-то.

- Чёрт! - повторил он покрываясь противно-липким потом резко пахнущим ацетоном и мускусом.

Тем временем пятёрка комитетских зашла в портал церкви и очутилась среди толпы прихожан. Другие комитетчики обходили церковь Святого Иисуса стороной. У них были на этот счёт инструкции, а у преподобного индульгенция. Заметив в толпе полного коротышку в твидовом пиджаке и фетровой шляпе, святой отец слегка торопливо закончил гитарное соло, отключил эмпатор, и наклонившись к микрофону произнес:

- Господь с вами, дети мои. Не расходитесь. У меня десятиминутный антракт, и продолжим!

Преподобный, и господа из комитета прошли за сцену через техническую дверь. Моментально все шестеро из атмосферы Вудстока перенеслись если не в райские кущи, то уж точно в подобие эдемского сада. Просторный зал церкви с высокими окнами из поляризованного стекла был уставлен стеллажами с гидропоникой до самого потолка. В длинных цветочных кадушках, какими когда-то давно украшали балконы и подоконники, спрятался гидрогель, точно такой же, как в детских подгузниках и женских прокладках. И из него густыми буйными побегами, словно бамбук и лианы в джунглях Камбоджии, вырывались целые леса и подлески цветущего канабиса.

- Сюда-сюда, дети мои, - вел их преподобный узкими тропинками вглубь оранжереи. Наконец они зашли в достаточно глухой угол зала, где стояли шкафы с садовыми принадлежностями и пластиковые столы и стулья, украденные из какого-то летнего кафе. Преподобный услужливо подвел коротышку в шляпе к столу, пододвинув ему стул. Другие четверо сели без приглашения.

- У меня тут печеньки и молоко! - хлопнул в ладоши священник, отбежав к одному из шкафов. Он тут же вернулся с тарелкой полной выпечки и металлическим термосом, - Правда молоко порошковое.

- Сейчас все молоко порошковое, - буркнул коротышка, глазами приказывая преподобному садиться. Но едва задница священника коснулась пластмассы стула, один из сопровождающих коротышку здоровяков, толстый словно боров, взвыл фальцетом кастрата, и лицо его густо побагровело. От неожиданности преподобный вскочил и испуганно уставился на комитетчика.

- Простите, простите! - успокаивающе замахал рукой толстяк, - Я забыл выключить эмпатор. Моя кошка как раз встретила какого-то кота на улице. Дико извиняюсь.

- Ты повесил эмпатор на кошку? - коротышка скривив лицо посмотрел на телохранителя.

- Я хочу, чтобы она чувствовала, как я её люблю. К тому же я просто боюсь, чтобы её бомжи на улице не сожрали. А так я ее все время чувствую. Мне его бесплатно дали в церкви Святого Мерсера.

- Да ты просто хочешь чувствовать, как ее трахают коты на улице, зоофил чертов! - крикнул на товарища низкорослый мускулистый комитетчик, и нервно отправил в рот одну из печенюшек, затем ещё одну и ещё.

- А ну прекрати! - стукнул его по руке коротышка, - Хватит жрать печеньки с анашой на работе.

- Вообще-то это обычные печеньки, - заметил преподобный, - Запивайте молочком.

- Не подавится, - буркнул коротышка, поднимая с колен и вываливая на стол пластиковый чемодан, в каких обычно носят инструменты. Открыв чемодан, он выудил оттуда листок исчерканный подписями, - так… церковь… церковь… синагога… церковь… Блин! Напомни как твоя называется?

- Церковь Святого Иисуса, - терпеливо произнес преподобный.

- Святого Иисуса… бормотал под нос коротышка, водя пальцем по листку, - Ага. Вот она. В этом месяце шестьсот двадцать.

Он поставил ручкой галочку в строке и протянул листок преподобному.

- Поставь крестик напротив своей фамилии. Или распишись, если умеешь. Один, два, - пока преподобный выводил на листке закорючку своего росчерка, коротышка отсчитал шасть больших и два маленьких пакетика в голубой бумаге с маркировкой «BlueMagic».

- Благослови вас, Иисус! - елейно произнес преподобный, загребая пакетики, - А пайковую субсидию в этом месяце не выделяли? Муку или крахмал? Сахар...

Коротышка выразительно посмотрел на преподобного, и тот поспешил убрать голубые пакетики от греха подальше.

- Мы знаем, что ты не сидишь на магии, отче, - сказал комитетчик, жевавший печенья, - Вон, у тебя даже молоко водится.

- Порошковое, - напомнил священник.

- Ты ведь всю «магию» куда-то вбухиваешь. На девочек?

- Всё уходит на церковь, - нехотя ответил преподобный, - Нужно починить вывеску, оштукатурить фасад, пока его куски не начали падать на головы прихожанам. Для причастия нужен самогон, а для самогона сахар рафинад и дрожжи… Аппаратура для служения, зарплата девочкам на хорах и подтанцовке…

- Это разве не шлюхи из кабаре на углу Октябрьской?

- Стриптизёрши, - поправил преподобный, - и у них почасовая оплата.

- Прям как у проституток. А чем проститутка отличается от стриптизерши?

- Слышь! - перебил качка другой охранник, сутулый и долговязый с перебитым носом, - Стриптизёрша это нормальная профессия! Девушки танцуют и поют, а не трахаются с кем попало, вроде тебя.

- Ты так говоришь, потому что у тебя жена пра… стриптизёрша.

- Слышь! Мы с женой носим эмпаторы, я бы знал, если что.

- А может ты от этого тащишься, как наш кошколюб? Эмпатор же передает все ощущения. Если твоя женушка кончает, то и ты кончаешь.

- Щас твоя жена почувствует мою ногу у себя в заднице! - взревел долговязый.

- Дебилы! - рявкнул коротышка в шляпе, стукнув обеими руками по столу, - Со всех четверых снимаю по сто грамм! С тебя, физкультурник, за то что херню несёшь в рабочее время! Я же тебе говорил не жрать печеньки с анашой.

- Это обычные печеньки! - негромко напомнил священник.

- С тебя, носатый, за то что драки устраиваешь, а с тебя, жиробас, за то что кошек… тьфу мерзость!

- А с меня за что? Я же молчал! - спросил четвертый, все это время неприметно стоявший за спиной начальника.

- Заткнись! - коротышка нервно заскрипел зубами. Заметив это он тут же зажал рот рукой, прикусив палец и достал из кармана шоколадный батончик с надписью на обёртке «Привинтин»

- Это плохой знак, - заметил преподобный, жующему шоколадку коротышке, - Зубы будут скрипеть пока не сотрутся. Вы слишком налегаете на «Винт». Вот, возьмите от меня Зелёного Послушника. Третий класс веществ. Все легально. Разрешено для свободного распространения.

Священник достал из-за пазухи и протянул коротышке зелёный пакетик.

- Это не Голубая Магия, но поможет слезть с привинтина.

Коротышка подозрительно покосился на пакетик, но все же взял его. Все пятеро поднялись из-за стола и собрались уходить. Преподобный уже было поспешил проводить их, как внезапно коротышка резко развернулся обратно, чуть не сбив священника своей пухлой тушкой.

- Кстати! Ты про Золотой Дождь ничего не слышал? - спросил он у преподобного, - У тебя же приличная толпа ошивается. На исповедь всякие торчки заходят. Барыги...

- Вы про то когда девушка мочится на парня? Знаете, я как священник такими вещами не интересуюсь, но у меня есть знакомая ночная бабочка...

- Я про восьмой класс! - злобно прошипел коротышка, и забубнил словно заученный из брошюры текст, - Восьмой класс. Вещества вторичной переработки человеческой эндокринной системой полусинтетических гормонов. Повсеместно запрещено к применению, хранению и распространению.

- Впервые слышу! - преподобный замотал головой, - Погодите. Это как? Чью то мочу пить надо, чтобы упороться? Я конечно всякого наслушался, но это перебор…

Коротышка брезгливо посмотрел на священника и криво усмехнулся.

- Говорят, Золотой Дождь снимает привыкание даже от Голубой Магии. Ты понимаешь, что это значит? У нас весь город торчит на «магии». Половина или больше рабочих выходят на работу, только ради дозы. В городе грёбанный свет, вода, даже мусор вывозится, потому что муниципальные рабочие на этом говне. Пока муниципалитет контролирует магию, тут хоть какое-то подобие порядка. А если дерьмо вроде «золотого дождя» пойдёт на улицы, - коротышка закатил глаза, - К нам придет белый северный зверёк. Как только люди протрезвеют от и оглянуться вокруг, они что? Пойдут на работу? Посреди вот этого всего? Попытаются нормально жить? Скорее они пойдут изнасилуют первую попавшуюся бабёнку, и разобьют собственную голову об стену. Поэтому смотри внимательно. Мы знаем, что ты не сидишь на «голубой магии». Возможно, ты уже пробовал «золотой дождь».

Коротышка развернулся и быстро пошел прочь, уводя за собой комитетчиков, оставив преподобного растерянно стоять посреди оранжереи. Как только комитетчики скрылись в джунглях анаши, преподобный кинулся к шкафчику, зашвырнув субсидию поглубже под замок, и тут же бросился к пожарной лестнице у высокого стрельчатого окна. Как таракан, он быстро взбежал на чердак по узкой скользкой лесенке, с дикой одышкой и клокочущим сердцем ввалившись под крышу через слуховое окно.

За прибытием бетмена в рясе с вытянутыми лицами и выпученными глазами наблюдали двое комитетчиков проверявших чердак.

- Он под чем? - спросил один у другого.

- Явно под допингом, - кивнул напарник, подобрав отвисший подбородок, - Святой отец, что-то случилось?

Преподобный испуганно оглянулся вокруг. Но ничего кроме разорванного испачканного матраца, мышей, тараканов и гор мусора от быстрорастворимой еды не увидел.

- Мне показалось, что бомжи на крышу залезли, - отдышавшись произнес преподобный, - Они так уже пару раз делали. Курят тут, чуть ли не костры разводят. Спалят же к чертям собачьим церковь.

- Это всего лишь мы, преподобный, - пожал плечами комитетчик, - Начальник комитета попросил проверить. Всё в рамках индульгенции. Мы ничего не трогаем.

- А никаких бомжей тут не находили?

- Только их следы, - усмехнулся комитетчик, показав пальцем на кучку свежего дерьма от которого в холодном воздухе ещё валил пар. Священник выдохнул резко ссутулившись и опал всем телом, затем он распрямился, набрав полную грудь воздуха, и закричал:

- Твою же ма-а-а-а-а-а-ать!

Стаи голубей и других пернатых крыс разом взметнулись тучей с карнизов и парапетов. И даже завернутый в грязное тряпье бродяга, пробиравшийся прочь закутками между гаражей, обернулся спугнутый гулом крыльев и пронзительным карканьем вперемежку с курлыком. Не хорошо получилось. Обещал преподобному баночку первача, а пришлось оставить менее приятный гостинец. Но все же лучше, чем если бы комитетчики и в самом деле нашли бы под крышей дома господня отвратительную полусинтетическую гормональную наркоту запрещённого восьмого класса.

Резкая боль в паху заставила бродягу остановиться. Он судорожно схватился обеими руками за промежность и яички. Пока он удирал от комитетчиков страх немного отпустил, и кристаллик солей чуть-чуть рассосался, стал настолько маленьким, что смог проскочить в мочевой канал. И тут, вопль преподобного, и чертовы птицы резко всей стаей сорвались с крыш!

- Проклятье! Он мне там все порвет! - прошипел сквозь зубы паренек, - Еще немного, и я буду ссать не наркотой, а кровью!

Неподалёку от церкви Святого Иисуса притаился посреди чахлого сквера прокат порно кассет. Вещи там можно было найти настолько раритетные, что многие из записей представляли скорее историческую ценность. Тут же при прокате был и видеосалон, куда в сей поздний час гурьбой валил народ всех возрастов. В салоне был сортир с раздельными кабинками. Не долго думая, бродяга сунул руку в карман брюк, нащупав пару пакетиков голубой магии. На входной билет хватит.

У входа собралась жиденькая очередь, но люди с наступлением поздней ночи все прибывали и прибывали. Бродяга поспешил забить место, пока не набежала толпа. Через два человека подошла его очередь. На кассе сидела девчонка, по виду лет четырнадцати. Бродяга даже слегка притормозил при виде такого чуда, округлив глаза.

- Малыш, тебе тут не рано работать?

Девица оторвала взгляд от кассы и посмотрела на потрепанного оборванца, попытавшись изобразить на лице выражение искушенной куртизанки. Монотонным голосом она пробубнила заученный текст:

- Сегодня нестареющая классика. «ПопаДание на дороге» с Сашей Серовой - четвертый зал. Если хотите особенного, «Нимфетки в пионерском лагере» - первый зал. Для искушенных ценителей второй зал, интерпретация Чехова «Дама с собачкой».

- Да мне бы вашим туалетом воспользоваться, - промычал парень, переминаясь с ноги на ногу. Кристалл в мочевом канале потихоньку начал рассасываться, и нужда напоминала о себе с удвоенной силой.

- Ширнуться хочешь? - фыркнула девочка, - Бери билет на «Попадание» и третья дверь по коридору. С тебя три грамма «Магии».

Бродяга вынул из кармана пакетики. Два по одному грамму.

- У меня немного не хватает. Возьми что есть и пусти в туалет.

- Нет магии, вали из очереди. Тут сзади тебя уже толпа собралась.

Из-за напирающих со спины фанатов Серовой, пареньку пришлось посторониться.

Вдруг над головой одного из вошедших в зал завыла сирена. Тут же из подсобки выбежали двое парней в плащах комитета. Один брызнул бедолаге в лицо из перцового баллончика, а второй повалил несчастного ударом ноги в живот. Вдвоем они навалились на упавшего посетителя, скрутив ему руки за спиной. Старший из комитетчиков достал из-за пазухи коробочку с экспресс-тестом. И проколов одноразовым пером палец подозреваемому, начал мазать кровью по очереди полоски лакмусовых бумажек. Пока одна из них не окрасилась из нежно-розовой в кислотный голубой.

- Восьмой класс. Полусинтетический гормональный! - объявил комитетчик напарнику.

- Это не тот, которого сегодня НачКом по всему городу ищет.

- А фиг его! Звони нашим, пусть лабораторию пригонят.

Бродяга смотрел на происходящее выпученными глазами. Еще вчера в арке видеосалона не было никаких химических датчиков. Можно было только сказать спасибо господу, что в его дырявых карманах завалялось лишь два пакетика вместо трёх. В тот же миг резкая боль прорезала пах. Парень завопил посреди очереди и повалился на землю, скрючившись, сжимая руками промежность. Пришедшие посмотреть порнушку мужчины резко расступились с брезгливостью на лицах. Раздался забористый мат и требования соблюдать очередь.

- Чёй-то? - один из комитетчиков даже приподнялся с груди арестованного, чтобы посмотреть на происходящее перед салоном. Бродяга превозмогая боль поднялся на четвереньки и бросился бежать прочь.

Когда комитетчик выбежал на улицу, оборванца и след простыл. На месте где он валялся осталась лишь маленькая лужица крови.

- Что за чертовщина? - пробормотал комитетчик, убирая в карман плаща экспресс-тест. Он небрежно захлопнул коробочку и одна из лакмусовых бумажек выпорхнув, начала медленно, как осенний лист падать на землю.

Комитетчик неуклюже пытался ее поймать, но она каждый раз порывом воздуха уносилась прочь, пока не упала на лужу крови, оставшуюся от бродяги. И тут же из бледно-розового, индикатор окрасился в кислотно-голубой. Комитетчик замер на секунду, и в следующий миг бросил быстрый взгляд на белый корешок бумажной полоски с чёрной цифрой восемь.

- Восьмой класс! - прошептал он, и обернувшись к напарнику крикнул, - Тут ещё один сбежал!

Тем временем проповедь в церкви Святого Иисуса подошла к концу. Народ начал расходиться раньше обычного. После антракта преподобный пел без драйва. Он даже не стал включать эмпатор. Публика к такому чувствительна. Она может пережить, когда их кумир вываливает на них тревогу, раздражение, гнев, когда он показывает грязное нижнее белье. Но только не безразличие. Это она способна почувствовать даже без эмпатора, несмотря на врожденное очерствение.

Когда ко входу подходили двое сухопарых мужчин в рясах, из портала валила разочарованная толпа, ворчавшие и плевавшиеся люди. Они выплескивались на улицу расталкивая всех вокруг. Мужчины в рясах через радиальные эмпаторы ощущали неизрасходованные эмоции, ищущие пути выхода. То, что минуты назад было готово переродиться в религиозный экстаз, лишившись вектора клокотало внутри людей, принимая уродливые формы. Люди в рясах молча переглянулись. Младший из них как бы невзначай громко сказал второму:

- Они откуда-то достали тот фильм с Сашей Серовой. Это нечто. Такие попки сейчас можно только в кино увидеть.

- Где ты видел?

- Тут за углом порносалон. Вон там через улицу… в сквере.

Камень был брошен, и круги побежали по воде. Жажда откровения потоком выплеснулась в открытый клапан сексуальности. Многие молодые люди из толпы и даже моральные праведники из рядов христианской молодёжи незаметно для себя направились в сторону сквера над которым мигало неоном: «Ретро seХХХ!»

Двое в рясах вновь переглянулись усмехнувшись, и вошли под своды церкви. Преподобный в одиночестве сидел на сцене под распятием. Он свесил ноги, болтая ими в воздухе как школьница, бессмысленно трунькая по струнам. Один из вошедших деликатно постучал по дверному косяку. Преподобный испуганно вскинул голову и уставился на гостей. Он узнал их мгновенно, и резко вскочив на ноги отложил гитару и поспешил преклонить колени.

- Ваше преосвященство? - пробормотал священник, принимая для поцелуя руки гостей.

- Сын мой, человек посланный господом… ты ведь приютил его? - тихо спросил младший из стариков.

Преподобный выкатил глаза на мужчин.

- Я дал ему кров.

- Воистину, ты слуга господа! - вскинул руки старший из священников, - Скажи, он оставил Его послание?

- Нет. Он не оставил ничего кроме го… хм. Его гонят люди из комитета.

Двое клириков обеспокоенно переглянулись. Младший, слегка запинаясь, спросил у старшего.

- Сколько прошло времени?

- Уже двадцать шесть часов, - произнес старший, сверяясь с раритетными наручными часами, - Если он не избавится от препарата через час, начнут атрофироваться рецепторы эндорфина. Он больше никогда не ощутит удовольствие или радость. Через два, кристаллы наркотика связанного с мочевиной разорвут его мочевые протоки. Через три, начнется некроз почек и печени.

- Но ведь, его можно взять из мертвого тела? - младший клирик, потер ладонью подбородок, морща лоб, - Все что нам нужно, это получить либо жидкость, либо кристаллы.

- Что значит из мертвого тела? - переспросил преподобный. Его бледный лоб покрылся блестящими капельками, а красные от травки глаза стали ещё больше, - Мы же пастыри, а не волки. Это не наши овцы, а Его! Как мы можем распоряжаться Его стадом?

- Ты должен понять, - старший клирик по отечески положил преподобному руку на плечо, - Этот препарат нужен господу. Он исцелит город. Очистит его от скверны. Твой друг сам вызвался нести крест. И если он взойдет на Голгофу… Но давай не будем о плохом. Попытаемся спасти его пока есть время. Комитетчики не станут обыскивать церкви…

- Но они обыскали мой чердак сегодня! - перебил преподобный, - В соглашении об индульгенции есть прорехи.

- Или они просто становятся более наглыми, - нахмурившись произнес клирик, - Но в любом случае, они не посмеют обыскать автомобиль патриарха панхристианской церкви. Ведь он патриарх всех христиан города от ортодоксальных православных до баптистов и нейромонахов. Но нам нельзя привлекать к нему внимание. Нужно точно знать, где может находиться посланец божий. Где он может быть?

- Ему сейчас должно быть очень больно, но из-за действия Слёз Господа, опиаты не смогут купировать боль, - вслух размышлял старший священник, - Для спасения очевиден только один путь. Истинный путь церкви.

- Хоспис святого Мерсера! - стукнул себя по лбу преподобный, - Господь ведёт его. Святые Отцы, свяжитесь с водителем патриарха!

Тем временем пятеро комитетчиков выходили из часовни Неохристианской церкви в сопровождении нейроманаха. Пузатый как шарик, с окладистой бородой. На цепочке рядом с крестом мигал лампочками эмпатор. Судя по индикатору, подписчиков у настоятеля было по-меньше, чем у преподобного.

- Тут в двух кварталах богохульное место! - жаловался нейромонах начальнику комитета, - Ихний преподобный курит марихуану, и раздает ее всем на право и налево бесплатно…

- А надо чтоб за деньги? - раздраженно перебил коротышка в твидовом пиджаке. Настоятель не смутившись продолжал причитать:

- Они называют это церковью и там играют бесовскую музыку! Это же шабаш! Осквернение господа и символа веры!

- Батюшка, - резко оборвал его коротышка, остановившись на ступеньках храма, - Я только что был там, и также, как и вам принес им субсидию. А после вас, мне надо заехать в церковь Сатаны Ла Вейя, и им тоже занести субсидию. Если кто-то откроет церковь Микки Мауса, и будет проповедовать терпение, и веру в спасение. Мы и им будем давать субсидию. Лишь бы народ в петлю не лез. Им нужно утешение, отче. Не важно где они его найдут. Вы меня понимаете? Утешайте страждущих. Если вы посмеете устроить крестовый поход, субсидия в миг отменяется.

- Мы проповедуем смирение… - упавшим голосом пробормотал настоятель, и поклонившись комитетчикам, побрел обратно в церковь. У сутулого телохранителя с перебитым носом в ту же минуту зазвонил телефон.

- У тебя что? Обычный мобильный? - удивленно спросил жирный розовощекий здоровяк, - Зачем тебе такое старье? Взял бы себе эмпатор!

Сутулый проигнорировав товарища нажал кнопку приема, и поднес трубку к уху.

- Слушаю. Да, это я. Где видели? Давно? Экспресс подтвердился? А лаборатория? Понял. Пришли результаты на мобилу.

- Что случилось? - спросил у подчиненного коротышка. Он снял фетровую шляпу и пригладил жидкие волосёнки прикрывающие потную лысину. Сутулый вынул из барсетки листок бумаги принялся сверять его данные с информацией на экране телефона. Наконец он поднял глаза от цифр, и посмотрев на начальство рявкнул радостным голосом.

- Кажись, нашли. Он наверное ранен, потому что оставил после себя лужу крови. Наша мобильная лаборатория уже там проверила ее. Точно «Золотой Дождь». И данные совпадают с анализами дерьма найденного в церкви. Порнокинотеатр. Это через улицу. Но почему-то препарат в его крови в незавершенной фазе… Уже сутки прошли. Фермент должен быть готов.

- Он боится, - произнес коротышка в пиджаке, - Гормоны страха ингибируют реакцию. Наркотик связывается с мочевиной и образует нерастворимые кристаллы соли. В почках, в мочевом пузыре, в протоках. Отсюда и кровь. Ему нужно тихое спокойное место, где он сможет отлежаться, и избавиться от препарата. Хотел в церкви, потому что знал, что у неё индульгенция. Но мы спугнули.

- А если мы будем гнать его все время? - спросил писклявым голосом жирдяй.

- Тогда кристаллы разорвут к чертям его почки и мочевые каналы. Скорее всего он умрёт от потери крови. Если болевой шок не прикончит его раньше.

Жирдяй скривился, схватившись за промежность.

- Ты чего? - поднял брови коротышка.

- Я это почувствовал, как будто на нем эмпатор надет, - промямлил толстяк и зажмурился, ожидая, что его вот-вот ударят. Но удара не последовало. Начальник комитета и не думал бить, а просто стоял посреди улицы в окружении телохранителей, и крепко задумавшись потирал жидкие волосенки.

- Толстяк, ты вроде разбираешься в этих эмпаторах. Если предположить, что у него есть один, он сможет через него ослабить боль?

- Ну да, - неуверенно пропищал жирдяй, оглядываясь на товарищей, - Эмпатор как-бы помогает делиться ощущениями и чувствами. Если у тебя проблемы или горе, им можно поделиться с подписчиками, и оно ослабевает. Также и с болью. Чем больше у тебя подписчиков на канал эмпатии, тем слабее эффект… Даже если подписчик всего один, он сможет облегчить физическую боль. Так пробовали делать в хосписе при церкви святого Мерсера.

- У нашего клиента адская боль в причинном месте. И он не может принять обезболивающее, по тому что «золотой дождь» снимает эффект любого другого наркотика. Где он может добыть эмпатор?

- Меня тут мысль посетила, - пробормотал накаченный телохранитель-физкультурник, и все разом обернулись к нему, - Голубая магия, красный змей, зелёная фея, золотой дождь... Какой гений придумывает эти названия для наркоты?

- Ять! - вскипел коротышка и стукнул физкультурника по голове пластмассовым чемоданчиком, - На работе думай о работе, философ хренов!

- Слушайте, а ведь в хосписе святого Мерсера эмпаторы раздают бесплатно, - вспомнил толстяк, - И это буквально через улицу от порносалона.

Коротышка в шляпе хмыкнул, и двинулся вперед быстрыми уверенными шагами. Переглянувшись, четверо телохранителей двинулись за ним, а сутулый с перебитым носом второпях принялся выстукивать номер ближайшего опорного пункта. По пути, вызванные сигналами эмпаторов к маленькой процессии прибивались другие комитетчики. Из опорного пункта прибежали двое кинологов-любителей с дворняжками ищейками. В руках комитетчиков появились химические анализаторы и коробочки экспресс-тестов. Толпой они пересекли улицу, на которой стояла церковь Святого Иисуса и углубились в запущенный сквер, за зелёной чащобой которого можно было рассмотреть рекламный баннер фильма с Сашей Серовой.

Сразу за сквером на отшибе у самого края щита и шлюза самотранспортной дороги примостился двухэтажный корпус, где до войны находилась детская амбулатория, а ныне хоспис братьев Мерсеритов. Комитетчики выскочили на пустырь из густой чащи заброшенного сквера внезапно, как банда партизан. И тут же напоролись на полицейских. Комитетчики остановились и нерешительно покосились на своего начальника. Они хоть и были облечены властью, но являлись обычными дружинниками, тут же спасовавшими перед лицом полновесных полицейских.

- Мы из комитета по обороту веществ, - пробубнил коротышка в пиджаке, протягивая удостоверение ближайшему полицейскому, - Ответьте любезностью, сказав, что вы тут делаете. И не попадался ли вам человек с признаками употребления восьмого класса?

Полицейский бегло посмотрел удостоверение и вернул его со скучающим вздохом. Зевнув, он ответил без энтузиазма:

- Охраняем патриарха сегодня. Вон он, с визитом к мерсеритам, - произнес боец, кивнув головой на припаркованную у здания черную двадцать первую волгу с тонированными стёклами. Машину окружали крупного телосложения люди в рясах, а также несколько полицейских на уазиках с мигалками.

- Слушай, друг, - обратился коротышка к полицейскому, - Больница же не является частью церкви или храма?

- Вроде как нет, - зевнул тот в ответ.

- Значит, если мы не создаем угрозы для патриарха, мы можем осмотреть хоспис?

- Щас, узнаю, - полицейский отвернулся и пробубнил что-то в рацию, из динамика послышался неразборчивый треск. Боец обернулся обратно к комитетчикам, - Командир сказал можно. Только к машине понтифика не подходите.

- Зеленый свет! - рявкнул коротышка, ведя ораву дружинников за собой. Внезапно они пересеклись с преподобным из церкви святого Иисуса и ещё двумя субъектами в рясах.

- Преподобный! - начком приподнял шляпу.

- Хрини вас господь, - преподобный машинально окрестил коротышку. И смерив друг друга едкими взглядами обе процессии на перегонки быстрым шагом двинулись к хоспису. Священники прибавили шагу, комитетчики ускорились, священники засеменили легкой трусцой, комитетчики сорвались на бег. С криками и воплями, обгоняя друг друга они ворвались в двери хосписа, сбив с ног нескольких монахов у входа. Священники до того охранявшие машину патриарха бросились на помощь троице и теперь количество клириков и комитетчиков сравнялось в гонке на опережение. Удивленные полицейские пожимали плечами и бежали в след за комитетчиками и священниками, но ничего не предпринимали, пока ни те, ни другие не совершали ничего противоправного. Вот только, пасхального яйца, за которым все гонялись нигде не было. Монахи и комитетчики обежали все палаты и кельи переполошив умирающих больных и молящихся за них мерсеритов. Тщетно.

- Его здесь нет, - выдохнул запыхавшийся начком в лицо тяжело дышавшему от одышки преподобному, - Можете отгонять катафалк вашего папы Римского. А это дыхание от вашей травы. Легкие слабые.

- Лучше трава, чем голубая магия! - огрызнулся преподобный, - Опиум!

- Опиум? - начком расхохотался, - Ха! Церковники из синода считают, что нужно заменить «голубую магию» на эмпаторы. А что изменится? Какая разница, что имитирует эндорфин. Химикат или излучение? Когда притупляются одни рецепторы, нужно стимулировать другие. Иначе сначала атрофируются первые, затем вторые. И ты больше никогда не сможешь испытать радость. Ничто и никогда не принесет тебе удовольствие. Вся жизнь наполнена болью, скукой, депрессией и разочарованием…

- Господь терпел на кресте! - повысив голос рявкнул один из священников услышавший разговор преподобного и начкома, - Это вы виноваты во всем! Вы и руководство комбината, когда решили выдавать рабочим зарплату продукцией! Вы лечили симптом, а не болезнь! И вот во что превратился город! - клирик взмахнул руками.

- А вы здесь чем занимаетесь? - насмешливо начком передразнил жест священника, обведя руками помещение хосписа.

Вдруг к коротышке подбежал один из телохранителей, самый молчаливый, и шепнул на ухо:

- Его здесь нет. Химические датчики молчат.

- Да ты что! Вот удивил!

- Но наши взяли след с собакой. Он не заходил в хоспис. Направился мимо.

- Куда! - в один голос рявкнули и коротышки и священники с преподобным.

Через пять минут все стояли у шлюза самотранспортной дороги. Беглец спрятался ото всех, вместе с партией обезболивающих, которую сегодня подняли из комбината. Прошмыгнув вместе с ней за щит, он убежал от мира. Чтобы избавиться от страха стресса и беспокойств, лучшего придумать было и нельзя. Как прыгнуть с крыши вниз. Все кончилось. Теперь уже все равно. Назад пути может и не быть. Измученный наркоман наконец расслабился и золотистая струя впервые за долгое время покинула его чресла. Он орошал ею мир за пределами щита и даже не думал собирать драгоценный наркотик. После того, что он увидел за щитом, такой наркотик уже не нужен. Но, случилось чудо. В город отправилась партия продовольствия в обмен на лекарства. Самодвижущаяся дорога пришла в движение. Шлюз открылся вновь. По ту сторону, в городе его уже ждала толпа. Священники во главе с преподобным, и комитетчики с полицейскими.

- Ты чист, - промолвил преподобный, - Больше не зависим! А где фермент?

- Что там за щитом? - перебил комитетчик, оттолкнув преподобного и придвинувшись вплотную, глядя на бродягу с испугом и надеждой.

Бродяга не ответил, вытащил у него из кармана синий пакетик, и не разрывая бумажной упаковки закинул его в рот.