Когда-то было солнце

Чаркмене мягко пружинил по пыльным барханам на своих сложных шарнирных «ходулях», время от времени брыкая длинной ногой, отряхивая её от песка. В камере обзора на продолговатой «морде» механизма отражалось красно-желтое, закатное солнце – будто пустыню заполонило пламя, охватил пожар.

Наездник тихо дремал в седле; колокольчики, подвешенные к широким полям его шляпы, позвякивали на ветру. Кожу путника укрывала ткань – даже на руках, несмотря на адскую жару, имелись плотные черные перчатки. Иногда глаза наездника открывались, бросая беглый взгляд на здешний неприветливый мир, но убедившись, что чаркмене движется в нужном направлении, незнакомец погружался обратно в свой зыбкий, невнятный сон. Встретить что-то или кого-то нехорошего по пути он не боялся, ведь пустыня уже очень давно была тиха и безлюдна. Только ветер тоскливо подвывал, шевеля пепельные волны дюн, да механизм поскрипывал шарнирами-суставами; нежно звенели маленькие колокольчики на шляпе.

«Когда-то, - подумал наездник, балансируя на грани яви/сна, - я мог обойтись совсем без сна больше месяца; чуть позже, спокойно отоспаться днём в укромном уголке, но никак не болтаться в седле, будто старый мешок, пытаясь не растерять последние крохи жизни».

- Когда-то, - губы незнакомца беззвучно шевелятся и он тяжело вздыхает. Он не боится того, что кто-то заметит эту внезапную грусть, совершенно не подходящую для кого-то, вроде него. У того же чаркмене интеллекта не хватило бы. Фабричная «зверушка» была довольно простым, по меркам прошедшей цивилизации, механизмом. Двигатель, солнечная батарейка, камера и микрофон, для распознавания команд, встроенный навигатор, сейчас, впрочем, бесполезный. Плюс скелет и корпус, некогда белый, а теперь серый, с черными пятнами отвалившейся обшивки. В своё время эта штука не пользовалась особой популярностью, что было, впрочем, неудивительно: чаркмене были созданы для передвижения по пустыне и выживания в ней. И использовались, по сему, в основном весьма рисковыми особами. Хотя и им было особо негде развернуться – какие там пустыни в развитой человеческой цивилизации? Всё было давно уже обжито, озеленено, обустроено…

Кто же знал, что вся планета станет одной сплошной пустыней?

Океан и песок - некогда Земля, а ныне глобальный пляж. Одно пепелище, ратное поле…

Чаркмене споткнулся, разбудив наездника. Тот рефлекторно схватился за поводья, чтобы не упасть и, недовольно поморщившись, поправил шляпу, прячась обратно в свою скромную тень. Накренился влево, по-прежнему придерживая поводья, желая выяснить, что же попалось под «ходули» незадачливой машины. «Что-то» под длинной ногой пустило солнечного зайчика в тусклые глаза незнакомца, заставив его зажмурится.

- MR3, опустится, - хрипло скомандовал мужчина и чаркмене покорно опал, со скрипом сложив суставчатые ноги. Путник соскочил на серый песок, прикрыв глаза рукавом – в воздух взмыло серебристое облачко пыли. Когда оно улеглось, наездник смог рассмотреть странную находку, поблескивающую у его сапог, и, что-то поняв, опал на колени, начав стремительно это раскапывать. Довольно быстро из-под мягкого песка показалась голова, потом – плечи; дойдя до невнятной талии, путник потянул на себя, вытащив из-под песка нечто очень похожее на человека.

Мужчина аккуратно усадил его на колени, напротив себя, придерживая за острые плечи; стряхнул оставшийся песок – кое-где гладкая кожа ободралась, как у чаркмене, и наружу торчала металлическая обшивка. Таких мест было не очень много, впрочем. Как раз на лысой, словно наголо обритой голове, обшивка и блеснула, заставив наездника спешиться.

Глаза были открыты, но пусты. Путник даже наклонился поближе к спокойному лицу, чтобы рассмотреть их. Многих людей пугал такой взгляд - безжизненный, как у сломанной куклы, но путник давно привык к тому, что вещи далеко не всегда бывают тем, чем выглядят. Глаза отличались радужкой - один был серый, второй - глубоко карий. Это было так странно, что перекрывало и веснушки, разбежавшиеся по бледной коже, и штаны, напоминавшие остатки какого-то рабочего комбинезона. В остальном он был приятный молодой человек. Андроидов почти всегда делали приятными, скрадывая эффект зловещей долины.

Хотя этот конкретно не спешил включаться. Жгучее солнце медленно кренилось к краю горизонта. Пора было продолжить путь, так что, в последний раз взглянув на странную куклу, наездник сплюнул на пыльный песок и взвалил её на чаркмене, привычно опустившись в седло. Механическая зверушка вздрогнула и встала, со скрипом разминая шарниры длинных ног.

Если бы она могла жаловаться или хотя бы думать, она бы отметила, что двойная ноша топит ноги глубже в песок.

Но она не могла.

***

Костер слабо потрескивал. Больше не было ничего, что могло бы дать дрова или угли, но чаркмене привычно подвесил в воздух огненный шар; в языках пламени то и дело мелькали зеленоватые искры. Темнота была настолько густой, что пространство в круге света казалось спрятанным под колпаком; словно фигурки на песке были светлячками, запертыми в банке. Но стоило только поднять глаза и они наполнялись звездами до стоптанных пят (от края до края широких зрачков).Теперь мало что могло уберечь нас от их света: он выжигал изнутри, оставляя лишь бестелесную оболочку.

Куртка странника покоилась на песке сброшенной змеиной шкурой, он приспустил бандану на лице, но едва ли на нем осталось мало одежды. Ночь холодила кровь.

Андроид открыл глаза, словно очнувшись от короткой дремы. Взгляд у него оказался умным, осмысленным – путник наблюдал за ним с одобрением; его собственное лицо слабо озарял пляшущий огонек костра, но под тенью от шляпы черт лица было не разобрать – только слабую улыбку, блуждавшую на тонких устах.

- Спасибо, - голос у парня хрипел, как пленка в старом магнитофоне, хотя и не так катастрофически; странно было смотреть на молодое лицо и понимать, что его обладатель пережил ничуть не меньше, чем ты сам. По крайней мере, и он, и странник уже давным-давно ни с кем не разговаривали.

- Не за что, - костер на мгновение вспыхнул ярче, зеленоватым отблеском выхватив из темноты глаза путника. – Я не был уверен, что ты проснешься. И рад, что ты меня не подвел.

- После долгой зимы многие из нас не проснулись, - парень пожал плечами, зябко поежился; по-настоящему замерзнуть он мог, хотя и не так быстро и просто, как человек.

- Зима давно закончилась, - мужчина легкой рукой подхватил куртку и перебросил её новому знакомому; тот набросил её на голые плечи и словно оттаял еще немного. - Ты где-то переждал её?

- Под землей, - лаконично отозвался андроид, протягивая руки к костру; они были целыми, с полупрозрачным узором вен и мелкими крапинками веснушек на бледной коже. – В мертвом бункере.

Странник кивнул. Таких было много после войны. Никто не рассчитывал на столь долгий срок заключения в железных стенах бомбоубежищ. Провизия закончилась. В отличии от воздуха и крова, которыми всё еще можно было воспользоваться, при должном желании.

- Но, всё же, я нашел тебя не в бункере. Надеюсь, это для тебя не секрет.

- Не секрет.

- Так как же ты оказался на поверхности?

Он не ответил, только взгляд, кажется, стал еще пристальнее; языки пламени плясали в зрачках, скрывая их дно.

Крышка люка мощно впечаталась в потолок, породив длительный звон в ушах не только у человека, но и у андроида, который спрыгнул в помещение, пошатнувшись на ровном месте. Отсутствие лестницы его нисколько не смутило – даже если бы она там была, спрыгнуть было проще и быстрее. Скелет, как и его мышечная обшивка, пока не подводили, значит, и излишне беречь их было пока незачем. А слух – черт с ним, через пару минут восстановится: внешний слуховой аппарат барахлил уже давно, так что оставалось только надеяться на то, что внутреннее устройство повредится нескоро. Отыскать запчасти с каждым годом становилось всё сложнее. Последней потерей был глаз – его пришлось с корнем выдирать из другого механизма. Хорошо, что тому он уже не мог понадобится.

Теперь крышка угрожающе покачивалась в воздухе, что тоже не сильно волновало худощавого парня в рабочем комбинезоне. Комбинезон нашелся на полке в техническом помещении, скрытом в одном из тоннелей, ведущих на поверхность. И очень кстати. Не то чтобы юношу смущала собственная нагота, но он уже успел до обшивки ободрать пятки и колено, а одежда, тем более такая прочная, давала хоть какую-то защиту коже. Раньше там он и спал, в приборной, много лет, пока радиация не перекрыла и тот сектор. Пришло время осмотреться, и свет, исправно генерируемый тем же зарядом, что и жизнь парня, весьма способствовал этому процессу.

Бункер и вправду был мертв. Неживые не особо тревожили робота: совокупность гниющей плоти на твердой кости, оболочка, пустая и бессмысленная. Живые люди представляли опасность. Те, что были на поверхности в последние дни, уже не разбирались в том, человек ли ты: просто нападали, в животной ярости силясь порвать и искусственную кожу – не то что дышащего собрата. Мертвецы же лежали смирно, пускай и странно застыв в пространстве жилого отсека. «Раньше это помещение, скорее всего, было столовой или комнатой отдыха» - понял андроид, прикинув размеры комнаты и её расположение на чертеже этажа. В замкнутом вентиляционном цикле ткани распадались медленнее, скорее иссушая тела, как мумий, но запах всё равно был тяжелым, неестественным. В библиотеке условных данных андроида хранился трупный смрад, но за свою собственную жизнь он встречал только легкий флёр гниющих яблок и абрикосов. Второй запах был ближе, четче.

Самой странной была фигура в середине комнаты. Остальные словно тянулись к ней из последних сил, желая любви, ласки, спасения. Это читалось на лицах, застывших в голодной агонии. Фигура была совсем крошечной – ребенок, лет пяти, не больше, аккуратно сложил ладошки на безупречно чистых коленях. Мальчик, голубоглазый, с крупными, темными кудрями, в аккуратно отглаженном костюмчике, был совсем невредим. Только глаз и коснулась неумолимая рука смерти, затмив их вечной сонной поволокой. Казалось, вот-вот поднимет голову на гостя, заговорит звонким детским голосом. Но робот понимал, что живых в комнате нет. Их нет во всем бункере, и нет уже давным-давно. И всё же что-то двинуло его через толпу мертвых тел, к нежному лицу, опустило на корточки. Яблоками пахло от ребенка. Только свежими, будто их только сорвали с ветки. Яблоками, корицей, и только потом, незаметно, гнилью.

В какой-то момент закралась мысль – человек ли он? Быть может, андроид, действительно, последняя надежда умирающих людей?...

Но мальчик был всего лишь чучелом – даже меньшим, чем кибернетическая кукла. Забальзамированным мертвецом, первым, умершим за грехи человечества.

Правда, андроид этого не знал. Полуавтоматическим жестом он потянулся к непослушной кудряшке, чтобы привычно смахнуть с детского лица.

И тогда мертвецы встали.

- Ладно, можешь не говорить, - милостиво позволил путник, разминая затекшие плечи. – У всех нас есть право на секреты. Имя хоть своё скажи. Оно-то у тебя есть?

- Было. До последнего вздоха моей семьи, я был Остином.

- Семьи, значит, - странник усмехнулся. – Значит, ты домашний парень. Странно, как ты пережил все катаклизмы спустя столько лет…

- Мне обновляли начинку за год до того, как грянул первый удар. Просто повезло.

- Они тебя и вправду любили, верно?..

- Да.

Воцарилось недолгое молчание: путник вынул из сумки трубку и, набив песком, раскурил; запах этого дыма не имел аналогов в живом мире, но андроиду он показался странно-приятным, и даже в чем-то знакомым.

- Значит, таким твоё имя и останется. Знаешь, я очень давно искал хоть какого-то собеседника. Здесь ужасно скучно.

- Кто ты? – спокойно спросил Остин, и мужчина негромко рассмеялся.

- А как ты думаешь?

- Людей не стало на поверхности еще до начала зимы.

Всё еще посмеиваясь, путник выудил из сумки счетчик Гейгера. Тот разрывался от холодящего душу треска, так, что странно, что этот треск был не слышен раньше.

- Верно, парень. Радиация здесь больно сильна. Нет, я не человек – по крайней мере, не в определенном смысле этого слова. Даже имя я тебе, увы, сказать не смогу. За столько лет…оно стерлось, обратилось в прах. Как и всё вокруг.

- Это так странно, - Остин алогично зажмурился. Веки слабо просвечивали красным, - Нет людей. Ничего больше нет.

- Ты говоришь совсем как человек.

- Но я никогда им не был, - он пожал плечами; опустил разные глаза на руки, - В меня не загружали ничью память, я всегда знал, кто я. И остаюсь им.

- Самосознание разве не является главным фактором существования? Все мы когда-то были людьми, - путник пустил дым, и даже чаркмене придирчиво отвернулся в другую сторону – плотный дым залеплял камеру, как паутина. – Просто не все об этом помнят.

- О чем ты?

- Неужели ты думаешь, что всё заканчивается на этой жизни и этом мире? Что всё заканчивается, - он обвел рукой окрестный пейзаж, будто с гордостью бросая пустыню под ноги робота, - так?

- А разве может быть иначе?

- Еще как. Тысячи из тысяч раз иначе, снова и снова. Умираем мы, умирает наш мир. Мы рождаемся. И так до конца времени, пока вращается колесо Вечности.

- Это не имеет смысла.

- Но это так. Оглянись вокруг – мы мертвы. Все люди. Всё, что они построили.

- Земля мертва, - Остин вздохнул. Путник улыбнулся.

- Земля живет. Вот, отряхнет последний мусор человеческой кости и снова будут безбрежные поля, полноводые озера, синие горы в неосязаемой высоте…

- Откуда ты знаешь?

- Я помню. Так было не раз и не два. И будет снова. И человек ошибется, умрет, родится заново. И мы с тобой – тоже. Однажды. Ты не вспомнишь смерти, пришедшей в мир.

Они долго молчали. Небо давило на плечи всей глубиной, силясь войти глубже, чем в память, проникнуть сквозь кожу, свернуться в груди маленьким, доверчивым зверем. Странное чувство охватило Остина - он будто забыл себя уже сейчас, вспомнив то, о чем говорил путник. Ему хотелось верить в эту правду, какой бы странной и страшной она не казалась.

И он поверил.

- Утром снова пойдем, - как ни в чем не бывало сказал наездник, вытряхивая трубку, - Если ты, конечно, не против. Там, дальше, есть океан – он всё еще красив. Я видел его лет пять назад, было бы славно увидеть начало новой жизни снова. Ты со мной?

- Конечно, - андроид мотнул головой, силясь согнать наваждение. Но оно никуда не делось. – Еще так много того, что я хочу услышать.

- Значит, услышишь.
конец.