Давай поедем в Париж

– Давай поедем в Париж! – Тина всплеснула руками и восторженно уставилась на мужа горящими глазами.

Антон быстро глянул не нее, не отрываясь от поедания отбивной, и кивнул.

– Да, это ты только сейчас так говоришь, – скуксилась жена, – а сам, как всегда, все испортишь в последний момент, как в прошлый раз: уже ведь и чемоданы собрали, и билеты заказали…

Антон виновато пожал плечами, и попытался изобразить на лице раскаяние. Рот был забит едой и раскаяние вышло так себе.

– Конечно, – продолжала Тина, – я знаю все, что ты скажешь: работы много, начальство не отпускает, сроки поджимают… но хоть раз… хоть раз… ты мог бы… – губы ее дрогнули, в глазах блеснули слезы. – Я так больше не могу – ты на работе – я целый день дома одна. Мне тут ни поговорить не с кем ни пойти некуда – кругом лес и горы. Интернет еле-еле работает, я даже с друзьями не могу на связь выйти уже который месяц. Даже телевизора нет. Живем, как в изоляции. Мир рухнет, мы и не узнаем. Когда они уже тебе смену пришлют?

– Давай, – с трудом проглотил он плохо пережеванный кусок и сглотнул, чувствуя, как тугой комок шмякнулся в желудок, по пути ободрав пищевод. – Покупай билеты, – двумя большими глотками Антон осушил стакан горячего чая, пытаясь забить горечь, внезапно заполнившую рот.

– Правда? – не поверила своим ушам жена. – Правда-правда? Ты серьезно? – Антон кивнул. – И ты не отменишь все в последний момент, как в прошлый месяц? – Антон мотнул головой. – И не засядешь за сверхсрочный проект, как в позапрошлый?

Антон мотал головой на каждый вопрос Тины, показывая, что да, уж в этот-то раз все будет по-другому, и Париж, действительно, грядет. Тина обрадовано вскочила, обняла его, чмокнула в нос, в губы и побежала на второй этаж, откуда вскоре донеслись звуки падения чего-то тяжелого на что-то твердое. Чемодан с антресолей упал, догадался Антон и, подумав, встал, подошел к буфету и вытащил на свет початую темную бутыль. Виски обожгло рот, огнем прошлось по исцарапанному горлу и вернулось едкой желчью. Антон скорчился над раковиной, глядя на бурые потеки, стекающие в слив. Пальцем потрогал шатающийся зуб, уже третий.

Тина наверху сидела над раскрытым, словно пасть бегемота, чемоданом. В ее руках дрожали глянцевые фотографии. Вот их свадьба – она такая юная, счастливая, Антон в белоснежном смокинге, с красной орхидеей в петлице. Ее платье под тон цветку – сияющий атлас. Напрасно уверяли ее, что красный цвет не подходит для подвенечного наряда. Еще как подходит! Столько лет они вместе и счастливы. Вот свадебное путешествие – они гуляют по Парижу, по тем местам, где встретились и полюбили друг друга. И каждый год они совершали это паломничество – ездили в Париж на годовщину свадьбы. Каждый год. Только вот в этом году почему-то все не получалось. «А может, он меня разлюбил?» – пришла ей в голову крамольная мысль и тут же ушла. Нет, не может быть. Они неразлучны, как попугаи-неразлучники. Антон и Тина, Тина и Антон. Она вернула фотографии на место и открыла шкаф. Конечно, за время пребывания в этой дыре гардероб безнадежно устарел, но это ничего. Главное, они скоро поедут в Париж, и там-то она уже купит себе обновок.

Через час Тина спустилась вниз.

– Я собрала чемодан, – по ее лицу скользнула легкая тень, но Антон заметил. – Я хотела заказать билеты и отель. Но сайт, конечно, не загрузился, пишет, сервер не найден. Когда они уже нормальную связь наладят? Как всегда у нас в стране – никому ни до чего дела нет!

Антон кивнул:

– С интернетом здесь не очень, ты же знаешь, тут место такое. Завтра в долину спустимся, там все и закажем.

– Просто у меня на том сайте бонусы, – вздохнула Тина. – Дороже выйдет.

– Ничего страшного, – Антон протянул руки и привлек жену к себе. – Что значат деньги, если мы едем в Париж?

– Да, – шепнула она, вглядываясь в его внимательные глаза, ища там подтверждения своих внезапных страхов, – ничего не значат. Только ты и я. Вместе. – Тина прикрыла глаза и вздохнула. Как же она счастлива! Еще бы ребеночка к этому счастью.

Антон правильно истолковал ее вздох и решительно встал, усаживая жену на свое место.

– Давай выпьем, – жестом фокусника он вытащил словно из воздуха златоглавую зеленую бутылку.

– Ой! – Тина округлили глаза. – Moet&Chandon? Откуда? Ну ты и жучила! Заначил от меня такую вкуснятину?

– Берег для важного случая, – Антон ловко откупорил шампанское и плеснул пенистую жидкость в хрустальный бокал.

– Подожди, я сейчас тоже кое-что принесу, – Тина стремительно взлетела по лестнице.

Антон повернулся к портативному компьютеру и щелчком выключил локальную сеть, хилую имитацию интернета, которое он поддерживал, используя лабораторный сервер. Тина уже спускалась с небольшой коробкой в руках.

– Самое вкусное – это шоколад с шампанским, – Тина сунула в рот коричневый кусочек и сделала крохотный глоток. – Попробуй!

– Я не ем шоколад, ты же знаешь, – Антон взял в руки бокал за тонкую ножку и, едва поднеся к губам, поставил обратно. Тина ничего не заметила и продолжала радостно болтать и смеяться. Антон покосился на часы. Наверное, еще несколько минут.

– Давай потанцуем, – он встал и нажал кнопку пульта. Из динамика полилась негромкая музыка. «Non! Rienderien… Non! Jeneregretterien...», – пела Эдит Пиаф – воробышек Парижа. Хрупкая красота. Как и та, что сейчас медленно умирала в его объятиях. Голова Тины склонилась к его плечу, ноги подкосились, и он бережно подхватил ее на руки.

В спальне Антон уложил жену на кровать и долго смотрел в красивое, застывшее мраморной маской строгое лицо. Смерть разгладила скорбную складку возле губ, стерла морщинку горя на лбу. Лицо восемнадцатилетней девушки лежало перед ним, как будто не было пятнадцати прожитых вместе лет. В горе и радости, в здравии и болезни…

Антон коснулся еще теплого лба сухими губами и, не оборачиваясь, вышел. Внизу все еще крутилась запись: «Non! Rienderien… Non! Jeneregretterien…»

– Ни о чем не жалею, – согласился с ней Антон, – Ни о чем.

Рано или поздно это должно было случиться. И, слава богу, что Тина не успела узнать, что по Парижу уже несколько месяцев бродят толпы дикарей. И по Мадриду, и по Риму. Вопрос был, как скоро ретровирус доберется сюда. И вот добрался. Вчера он сделал окончательный анализ крови. Пока работал интернет, он еще мог читать новости, обмениваться данными с коллегами-вирусологами, которые с неким благоговейным ужасом смотря в свои микроскопы, могли только констатировать факт: неизвестному вирусу требуется от двух до трех дней, чтобы в организме человека эволюция пошла вспять. Сначала выпадали зубы, потом волосы, начинались судороги наподобие пляски святого Витта, утрачивалась членораздельная речь. Через неделю человек превращался в некое подобие питекантропа, с низкими надбровным дугами, плоским лбом, и длинными, ниже колен ручищами.

Скорость распространения вируса ужасала. Ученые всех стран бессильно разводили руками, военные открещивались от своей причастности. Люди в панике покидали города, но вирус настигал везде – даже в закрытых лабораториях и правительственных подземных бункерах не было спасения. Один за одним прекращали работу теле и радио каналы. Антон, подключившись к уличным вебкамерам, мог наблюдать картину разрушений и хаоса по всему миру. Единственное, что приходило ему на ум: матушке-природе так надоело бороться с человечеством, что она решила сделать перезагрузку. Попытка намба ту, а может, фри, да бог его знает какой по счету раз нас стирают с лица земли.

***

Было раннее утро, когда Антон, вышел из дома и крепко-накрепко заколотил двери и окна жилого блока досками. Почти пять месяцев ему удавалось держать в неведении жену, психика которой не выдержала, когда на ее глаза погиб их единственный сын. Она не утратила разум, но память ее услужливо стерла все воспоминания о ребенке, и Антон не решился рассказать ей правду. Потом мир внезапно охватила эпидемия – люди массово обращались по поводу повышения температуры, тошноты и прочих разных симптомов, похожих на обычный грипп. Больницы оказались забиты, и Антон, неким чутьем уловив опасность, решил переждать в пустующем центре биологической станции, высоко в горах.

Он шел по лесу, полупустой рюкзак бил по лопаткам – зачем ему вещи, если скоро всей его одеждой станет густая темная шерсть? Он старался не думать о том, что сделал вчера. Правильно ли поступил, не сказав ей правду, не допустив, чтоб она видела, как на ее глазах он превращается в дикое животное. Нет. Пусть так. Антон взглянул на солнце и присел под деревом. Глотнул из бутылки и отбросил ее, пустую, в сторону. Ничего, мать-природа, скоро ты избавишься от всего химического.

***

Солнечный луч заглянул в темную комнату сквозь узкую щель, упал на лицо лежащей на кровати женщины. Глаза ее внезапно открылись и уставились в потолок, губы слабо улыбнулись и шепнули:

– Париж, сегодня мы поедем в Париж.

Конец