Минимальный процент

– А мой папа – альбатрос! А мой папа – альбатрос! – хвастался перед детьми гостей семилетний Юра.

– Не альбатрос, а альбинос, – поправила сына мать.

В двухэтажном загородном коттедже веселье было в самом разгаре. Стол ломился от деликатесов, гости радостно выпивали за хозяина дома, отмечали крупный выигрыш в лотерее.

– Вот так Платон Степаныч! – радовался друг хозяина, Егор. – Выиграть пять миллионов! Такое только присниться может!

– Везунчик! – выкрикнул кто-то.

– Э-нет! – возразил Платон Степанович. – Что такое «везунчик»? Стечение обстоятельств. Это не про меня.

После недолгой паузы недоумения, Егор все-таки спросил:

– Хочешь сказать, твой выигрыш – не дело случая?

– Дело случая – это раз в десять лет выиграть сто тысяч, – засмеялся Платон Степанович. – А я третий раз за год удачу за хвост поймал.

Пять самых близких друзей удивленно смотрели на счастливчика. Да, Платон Степанович, пятидесятилетний сантехник из ЖКХ, действительно успел сорвать куш за последний год. Построил загородный дом, купил две квартиры в Москве, но уходить с работы не спешил – решил подождать расцвета своего нового бизнеса.

– А что же тогда, если не случай? – спросила Татьяна, подруга жены Платона Степановича.

– Вот вы знаете, какова вероятность появления на свет человека с отсутствием пигмента меланина? Один к двадцати тысячам! А каков процент выигрыша в этой лотерее? Один к миллиону. Проценты мизерные, а я в них попал. Это мне цыганка в том году подсказала, мол, всегда я буду входить в меньшинство. Сначала не поверил, а потом понял, что так и есть. Один из многих – это я.

Гости зашумели.

– Чудесно! – захлопал в ладоши Егор. – Получается, ты всегда должен выигрывать в крупных лотереях.

– Так и есть.

– Почему бы тогда не поделиться? Мы тут все еле концы с концами сводим, а ты, как избранный альбинос, поделился бы с нами.

– Поделился бы, – пожал плечами хозяин. – Только цыганка запретила. Сказала, что прогорю сразу же, если деньги раздавать буду. Судьба такая, понимаешь? Призвание. Как объяснить-то еще? Каждому – свое, в общем.

Про слова цыганки Платон Степанович не врал. Он и сам не раз хотел пустить деньги на благотворительность или помочь родным, но страх остаться у разбитого корыта оказался сильнее.

Гости поутихли – то ли обиделись на жадного везунчика, то ли злились на собственную судьбу, которая не позволяла им входить в этот чертов минимальный процент.

– Спасибо за ужин, – поблагодарила хозяев Татьяна и встала из-за стола. Она неловко повернулась, случайно оттолкнула Ольгу, жену Платона Степановича, что стояла с бокалом красного вина в руках. Голубое платье хозяйки окрасилось в красный цвет.

– Это же «Gucci»! – расстроилась Ольга.

– Прости, – без фальши извинилась подруга. – А что если… оно ведь тебе не нужно больше?

Ольга вопросительно посмотрела на мужа, ожидая от него разрешения или отказа. Платон Семенович сомнительно кивнул.

– Забирай, – улыбнулась Ольга и скрылась в соседней комнате, чтобы снять испорченное платье.

Вскоре засобирались и остальные гости. Они наигранно хихикали и натянуто улыбались. Один только Егор не хотел выходить из-за стола, наливал себе коньяк, закусывал мидиями и, оперившись на кулак, о чем-то размышлял.

– Говоришь, минимальный процент? Каждому – свое? У меня дочь месяц назад в аварию попала, калека теперь. Не ходит. Я места себе не нахожу. Она-то в каких процентах? Чем все это заслужила? Мы с женой вокруг нее суетимся, улыбаемся, а за стеной плачем неслышно. Были деньги, купили бы этот… экзоскелет. Могла бы ходить. – Егор опрокинул стопку коньяка и посмотрел в глаза другу. – А ты? В отпуск уезжаешь?

– Сначала в Японию, потом в Израиль, – ответил Платон Степанович. – Приеду – с работы уволюсь. Надоело.

– Кому ж не надоест? Теперь одному мне в говно нырять, – заметил Егор. – Десять лет с тобой проработали. Всему ты меня научил. Столько пережили! А теперь у тебя Япония, Израиль, квартиры в Москве. Будь здоров!

Егор неуклюже накинул осеннее пальто и скрылся за входной дверью.

На следующий день Платон Степанович вместе с женой и маленьким Юрой разместились в пятизвездочном отеле Токио. Среди громоздких небоскребов, непонятных иероглифов и подавляющего большинства узкоглазых граждан, Платон Степанович забылся. Этого ему и хотелось – хоть ненадолго забыть о своей исключительности, которая была и счастливым билетом в удачную жизнь и закрытым ящиком Пандоры, который в любую минуту мог распахнуться.

«А если машина переедет?– думал Платон Степанович. – Ни с того и ни с сего. Или сердечный приступ? Ведь это тоже – минимальный процент». Но, окунувшись в суету столицы страны восходящего солнца, снова забывал обо всем.

– Кажется, тут подают фугу, – одернула мужа Ольга.

– Это то, что надо! – обрадовался Платон Степанович.

Да, он бы скорее побоялся переходить дорогу по переходу со светофором, чем есть ядовитую рыбу, при неправильном приготовлении которой, можно отбросить коньки прямо за столом в ресторане.

Нарезанное тонкими дольками филе фугу дразнило любопытство.

– Ты уверен? – заволновалась Ольга.

Платон Степанович кивнул. Сначала занемел язык, потом нёбо, затем тело пронзила приятная боль, сравнимая с плотскими утехами.

«Неужели агония?»

А нет. Просто яд есть, но его мало, для того, чтобы умереть.

Всю неделю в Японии у Платона Степановича болела голова.

– Климат такой. Да и тебе не двадцать лет. Организм не может перестроиться, – успокаивала Ольга. – Ну, если уж совсем невмоготу – в Израиле в больницу сходим. Там ведь отличные специалисты.

Так и сделали: боль не прекращалась ни на минуту, обезболивающие не помогали, поэтому, прилетев в Израиль, Платон Степанович сразу же обратился в клинику, прихватив с собой переводчика.

– Сегодня же оперировать, – был вердикт врача. – Опухоль, возможно, злокачественная.

– Каков процент, что злокачественная? – спросил Платон Степанович.

– Не переживайте. Всего пять процентов.

«Вот и оно. В эти пять я и войду».

В наркотическом сне плыли знакомые картины – Егор с дочкой в инвалидном кресле, два квартиры в Москве, лотерейные билеты, саквояж с деньгами, тарелка фугу.

А вот и Ольга. Вполне реальная, с заплаканными глазами.

– Злокачественная, – будто бы знала, о чем хочет спросить муж, сообщила Ольга.

Платон Степанович не мог произнести ни слова – мешалась трубка в глотке.

– Это ИВЛ, – объяснила Ольга. – Они сказали, что шанс вылечиться – всего три процента.

Платон Степанович слегка улыбнулся.

– Нужна будет еще одна операция. Тут хорошие врачи…

В палату вошла медсестра, приоткрыла окно и ввела в катетер на руке Платона Степановича какую-то жидкость. Больной уснул через пару секунд.

Снова закружились расплывчатые образы. На этот раз они были несуразны – быки, синяя кукуруза, Ноев ковчег. И барабан. Он дробил во всех снах. Вот уже сам Платон Семенович плывет в ковчеге и точно знает, что выживет. Про это он уже читал. Не Титаник ведь. Барабан стучал сильнее, настырнее, громче. Ковчег шел ко дну.

«Ничего- ничего, – говорил сам себе Платон Степанович. – Выплывем. Ну, каков процент, что Ноев ковчег не выплывет? Я же читал. Стоп. Каков процент?»

Через множество мелких круглых отверстий вода проникала мгновенно. Становилось душно. Вот уже и воздуха не осталось. Легкие заполняла вода.

– Наши соболезнования, – обратился к Ольге представитель посольства. – Град в Израиле – редкое явление. Да еще такой, чтобы пробил аппарат ИВЛ через приоткрытое окно. Мы пришлем вам документы с заключением на дом. Скажите адрес.

– Наши квартиры в Москве сгорели, а загородный дом случайно попал под снос.

– Все сразу?! Бедная женщина. Это же каков был процент того, что все так сойдется?..