Ради мгновения

Мгновение. Для радости ничтожно мало, но для острых, решающих событий оно на вес золота. Едва заметного движения хватит, чтобы луч солнца скользнул по лезвию и стремглав сорвался прочь, танцуя на лице соперника, грозясь ослепить его.

Двое противников стоят на дороге. Между ними – мгновения. Сотни? Тысячи? Взгляд обоих неподвижен и сосредоточен, предрассветный сумрак настороженно крадётся от одной катаны к другой. Первая опущена вдоль бедра, лишь киссаки[1] направлен чуть в сторону. Уверенность, игра, снисходительность. Вторая находится в среднем положении[2], крепко зажата в руках, недвижима, хотя плечи её обладателя приподнимаются в такт глубокому размеренному дыханию. Собранность, смирение, честь.

Сумрак вынужден покинуть поле битвы, отступить перед внезапно взошедшим солнцем. На полчаса раньше положенного срока. Сумрак злится и скребётся в тенях, как живой, но увидев того, по чьему зову пробудился рассвет, предпочитает скрыться.

Тёплый жёлто-розовый свет озарил противников и одного наблюдателя, расположившегося на плоском камне у дороги. Чужеземец; волосы – лёгкая льняная волна, взгляд увлечённый, пламенный, улыбка не сходит с молодого лица. И одежда, странная не только для места, но и времени: лёгкая рубашка в красно-чёрную клетку, чёрная же футболка, вытертые джинсы и кеды. Но несмотря на его странный вид, дуэлянты не замечали его, и даже не слышали, когда чужеземец сыпал короткие возгласы восхищения. Их мир, их чувства сейчас сжались до нескольких мгновений.

– Вот ты где, – прозвучал за спиной у чужеземца угрюмый голос. – У меня для тебя важные ново…

– Тсссссс! – недовольно шикнул он на своего брата. – Ну, в самом деле, такой момент, а ты…

– Они всё равно нас не слышат, – вяло отмахнулся тот.

– Зато я слышу их. Присядь, подожди немного, они скоро начнут.

Его брат недовольно откинул со лба тёмные волосы, отросшие и заслоняющие непослушными завитками карие глаза, и присел рядом. Сначала по-турецки, а потом недовольно скривился, словно совершил какую-то досадную оплошность. Выставил вперёд ноги, согнутые в коленях и, краем глаза поглядывая на дуэлянтов, бережно отряхнул любимые ботинки. Он, как, впрочем, и брат, не особо жаловал военную форму всех времён и народов, а вот ботинки из обмундирования французского иностранного легиона просто обожал.

– И кто из них твой? – равнодушно спросил темноволосый.

– Если скажу, тебе будет неинтересно, – улыбнулся брат. – Вообще, я тут не только ради души погибшего, Фалег. Надеюсь кое-что услышать.

– Хм, я заинтригован, – однако его голос говорил об обратном. – Но не совсем понимаю, для чего тебе исполнять чужую работу, Гадриэль.

– Ну, положим, Самаэль нередко поручает мне сопровождать души грешников в Чистилище, но насчёт японцев у нас особая договорённость.

– Какая?

Вопрос задан скорее ради того, чтобы избежать скуки ожидания.

Но вот наконец противники пришли в движение. Почти одновременно. Первый – подобно снежной лавине – быстрый, неотвратимый, смертоносный. Второй – словно прохладный ручей в тени раскидистых ив и умэ[3] – тихий, неторопливый, скользящий. Оружие первого со свистом рассекло воздух снизу вверх по диагонали, второй лишь уклонился. Тут же ещё одна атака – горизонтальный рубящий в корпус. Звон металла о металл: удар блокирован обратной стороной меча, противник вынужден отступить и бегло проверить, не повреждена ли ха[4] его катаны. Оборонявшийся воспользовался передышкой, чтобы собраться с мыслями и занять более выгодную защитную позицию.

Образовавшаяся пауза невольно заставила Фалега зевнуть, хотя он не испытывал потребности во сне. Привычка. Глупая человеческая привычка. Его брат напротив оживился.

– Второй предпочитает защиту нападению, – быстро пояснил Гадриэль. – Видишь? На мунэ[5] едва заметные зазубрины. Четыре. Вообще, их там было семь, но остальные сгладились при полировке. Но я-то вижу.

– Тебе обязательно всё это объяснять? – обречённо закатил глаза Фалег.

– Привычка, – пожал плечами его брат. – Не будь тебя здесь, я бы всё равно сказал это.

Атака возобновилась. Сначала нападающий орудовал одной рукой, но противник лишь уклонялся и парировал любые его удары: колющие, рубящие, горизонтальные, вертикальные, диагональные… Атакующий гневно зарычал, перехватил катану двумя руками. Теперь его удары теснили противника, вынуждая отступать.

Довольный, он занёс катану над головой, чтобы обрушить на соперника всю мощь, но в это самое мгновение тот ушёл из глухой обороны и нанёс стремительный колющий удар в сердце и повернул рукоять на сорок пять градусов. Кровь хлынула из раны, победитель вытащил меч и чётким движением стряхнул россыпь алых брызг в пыль.

– Ты – не победитель, а проигравший, – поверженный смеётся, глаза слепо уставились ввысь. – Твоя драгоценная Сая всё равно мертва. Ни люди, ни боги не в силах вернуть её.

– Ты прав, – отвечает выживший. – Но, может быть, боги позволят мне взглянуть на неё в Небесном дворце…

Он опускается на колени, держит меч на раскрытых ладонях.

Не прячься в тенях,

Чужак, призвавший рассвет.

Белые листья –

Мёртвые крылья Жнеца.

Но я не уйду с тобой.

Гадриэль блаженно закрывает глаза, губы шевелятся, повторяя слова. Слушает, как победитель вспарывает себе живот. Ждёт, пока воин не упадёт замертво. Потом подходит к его сопернику, касается груди и неторопливо вытягивает прозрачную нить души.

– Я закончил. Какие важные новости у тебя были?

– А другой? – склонил голову его брат.

– Не выйдет, – для наглядности Гадриэль попытался проделать то же самое, но нить на середине пути замерла, и он разжал пальцы. – Вроде самоубийца, но душа отходит Небу. Это какая-то хитрая лазейка с чистотой помыслов. В конечном итоге никто не смотрит на текст скрижалей. Никакого порядка. Один добрый, богоугодный поступок может перекрыть все злодеяния. И по-другому бывает. Вообще, всякое бывает, понимаешь? Они же люди. Не поддаются никакой логике. Впрочем, как и Бог.

– А если сильнее потянуть? – на лице Фалега промелькнула искра заинтересованности.

Гадриэль с грустной улыбкой повторил процесс уже с применением силы. Душа натянулась дрожащей струной и, хлестнув демона по запястью, вернулась на место.

– Доволен?

– Почти. Давай к новостям лучше, – Фалег еле заметно улыбнулся. – Цепные книппели. Первое испытание на пехоте.

– Надо же, я едва не пропустил это знаменательное событие! Надо спешить, брат!

И они покинули поле боя: один в радостном предвкушении массового сражения, где слышен чистый голос стали и грохот орудий, второй – с разрастающимся разочарованием. Вряд ли кто-то из тех бойцов с ходу сочинит дзисэй так же ловко, как этот безымянный воин-самоубийца. Если вообще сочинит.

[2] При среднем положении катану держат перед собой, киссаки при этом направлен в горло противника.

[3] Китайская слива.

[4] Режущая кромка катаны.

[5] Обратная сторона катаны, противоположная режущей кромке.