Безликий Янус

«Мы для богов, что мухи для мальчишек; себе в забаву давят нас они»

Камера восстанавливает соединение с сервером. Подключение завершено. Обзор включен.

I

Заседание начинается.

– О политической структуре будущей Директории мы договорились. Как только количество жителей достигнет необходимого для этого уровня, решено создать правительство и парламент на принципах демократии, всеобщего равенства, в том числе равенства возможностей. О медицинских вопросах прошу рассказать сестру номер двадцать семь.

– Спешу доложить, что у всех десяти человек опытной группы голограммы приживаются быстро, не меняя своей структуры. А это доказывает, что был выбран лучший способ идентификации и можно приступать к вживлению голограмм всем нам и, впоследствии, всем гражданам Директории. О защите от болезней и эпидемий расскажет наш брат номер сто пятьдесят второй.

– Чтобы предотвратить любые вирусные заболевания и повторение Эпидемии после многочисленных экспериментов, на прошлом заседании мы решили отказаться от вакцинации, сохранять её только для первого поколения Директории. А для всех последующих поколений изменить генетическую структуру таким образом, чтобы защитить от вирусных и наследственных заболеваний. Во время предыдущего обсуждения мы внесли в программу изменений генотипа и большую физическую силу, укреплённую структуру костной и суставной ткани, быструю регенерацию кожных покровов, медленное старение, увеличение объёма мозолистого тела. Открытым остаётся вопрос о дифференциации по внешности. Прошу обсудить его прямо сейчас.

– Считаю, если мы следуем принципам равенства возможностей, то нужно исключить всякую дифференциацию даже по полу. Иначе это может привести к разным видам дискриминации.

– Категорически не согласна. От дискриминации по полу избавились наши предки несколько веков назад, и смысла в столь жесткой унификации нет.

– Прошу заметить, что все виды дискриминации были устранены, но лишь номинально или действительно, мы уже не можем знать.

– А кроме этого не забывайте о возможности возобновления военных конфликтов на почве внешности.

VI

– Я ведь только со спины видела, не уверена, что это был он. Да и с такого расстояния не смогла бы распознать. А потом толпа и …

– Осознай, пожалуйста, тебе не поверит никто. Даже я сомневаюсь, что это не иллюзия, сотворённая твоим мозгом от усталости. Когда ты подашь заявление со словами: «меня ударил человек без голограммы», тебя просто засмеют.

– Такая глупая ситуация произошла: на стоянке показалось, что невдалеке коллега стоит, позвал его, а он рванул со скоростью звука. Даже и не знаю, что думать…

– … мог бы помочь мне? ­– Извини, у меня куча дел, ни секунды свободной.

– …Никто не спросит, что случилось.

– Если ночью не будешь спать, в твою комнату тихо зайдёт человек без голограммы и унесёт тебя из дома, тогда ты никогда-никогда не увидишь друзей...

– … он говорит, что сильнее меня, что потом я стану не нужнее робота-пылесоса.

– Это пустое, не волнуйся, в Директории все равны, закон не позволяет заставлять кого-либо работать физически, и тем более вместо машин.

– Нам сказали, что нужно сделать работу в группах, а я хотел сделать сам. За это мне поставили плохой балл. Но ведь картина получилась даже лучше.

– Тебе хотели показать, что вместе дело идёт быстрее и интереснее.

– По невыясненным обстоятельствам вертолёт-амфибия модели 616 потерял управление и рухнул в прибрежной зоне Директории. При падении он зацепил винтом корпус дрейфовавшей яхты, из-за чего та пошла ко дну. Количество жертв и причины происшествия уточняются.

– Это всё, конечно, прекрасно, но ничего сверхъестественного в моих глазах нет, такие же как у всех, чем они могут отличаться?

– А ты хотел бы в чём-то быть таким, как никто другой?

– Не знаю, пожалуй, это интересно: больше возможностей, чем у всех. – Но ведь ты мог бы стать и хуже.

– Может, в этом и суть, чтобы в чём-то быть хуже.

– Ты счастлив сейчас? – Не знаю. Всё хорошо в целом: работа мне нравится, поднимаюсь даже постепенно, хожу в кино и на выставки, хобби себе нашёл, пару недель назад из управления школами пришло письмо, что мне на время каникул распределят двух мальчиков, готовлюсь. Да что-то всё не то, я как будто лишний. Даже простого «как дела?» никто не спрашивает, у всех свои заботы. А тебе ещё не определяли воспитанников?

– Нет ещё, только в следующем году обещают.

– По последней сводке голограммного фонда в Директории 314 758 человек, прирост сохраняется на уровне 14 человек в день, что позволяет стабильно увеличивать количество населения примерно на пять тысяч в год. Правительство всё-таки продолжит политику «Единого гена»; несмотря на непривычно ожесточённые споры, парламент принял решение не одобрять проект по дифференциации производимых младенцев. Решающим стал аргумент, что это может вернуть существовавшую в прошлые времена дискриминацию по внешности.

– Решительно не понимаю, раньше новый пациент был удивительной редкостью, а теперь почти каждый день то ожог, то рак, но больше всех в психиатрии. А вчера был просто фантастический случай: поступил пациент с множественными переломами рук и пальцев. Говорит, что засмотрелся на природу и выпал из окна третьего этажа. Это, конечно, похоже на правду, но у меня подозрения, что это может быть не тот случай. А, например, как во времена до Эпидемии. Вроде опытный врач, но всё равно неспокойно от таких догадок.

– Срочная новость: сегодня, в 7 часов 13 минут в центре столицы произошёл разрыв электросетевого кабеля. Сильнейший разряд тока убил двух архитекторов и министра населения. Флаг над зданием правительства с самого утра притушен, объявлен траур. До выборов нового министра исполняют обязанности его заместители. О других жертвах …

– Разве ты не замечаешь?

VII

– Извини, протри голограмму, пожалуйста, не получается считать, кто ты. – Будьте так добры и за собой последить. Вас тоже не могу распознать.

– Да что ж это со мной сегодня, у всех вместо голограмм – пустые желтоватые кружочки, никого не могу узнать, едва ли не заново знакомлюсь с каждым.

– Словно в другом мире, я никого не знаю. Как будто не с этих людей я писал картины.

– Решать нужно без промедлений, дело государственной важности. Встретимся у фонтана. – Подождите, как мы узнаем друг друга? – У меня на воротнике нашивка с вороном.

– Голограммный фонд сообщает о сбое в системе, советует гражданам сохранять спокойствие, по возможности оставаться дома и ждать дальнейших инструкций. Нормальную работу системы планируется восстановить в ближайшее время.

– Дико становится, я будто себя самого потерял и всех других тоже. Постоянно говорят: без паники, не волнуйтесь. А от этого только страшнее.

– Уже устал трястись от каждого шороха, мне теперь параллельно это. С головой углубился в исследование океана. Пока занят процессом создания прозрачного глубоководного батискафа, думаю, это намного важнее.

– ...делают всё возможное, чтобы как можно скорее устранить…

– Не представляю, у кого просить помощи. Вроде и работаю на том же месте, но все чужие, даже не уверен, те ли это люди. В полном одиночестве.

– Иногда я боюсь, что вместо моей семьи в дом придут какие-то другие люди. Детские страшилки некстати возникают в памяти. Да и уверенность, что всё скоро исправят, тает.

– Перестала общаться со всеми коллегами, черчу и леплю сама. В одиночестве непривычно, но свободно. А если включить музыку и забыть обо всём, то легко-легко. Может быть, это та самая гармония?

– Вчера на улице увидел человека со свежей V-образной раной от подбородка к углам рта. Сначала я подумал, что он не слишком умён, если не нашёл более простого способа быть узнанным. Весь вечер всё валилось из рук, и этот мужчина не выходил из головы. Ближе к двенадцати этот шрам уже не казался мне уродливым, а поступок дурацким. Всю ночь я гадал, почему он настолько отчаялся, что изрезал лицо. Наутро вместо бритвы я взял в ванную короткий нож, хлоргексидин и шприц с местным обезболивающим. Спустя четверть часа, на всякий случай зажав в зубах щётку, я делал надрез на лбу, параллельный верхней линии брови. Уже через несколько секунд притуплённой, но всё же ощутимой боли, моя уверенность в том, что я удачно выбрал место для шрама, рассеялась: кровь быстро залила мне глаз, так что окончание надреза я делал в полуслепом состоянии. Умывание кровью не очень приятная процедура, думал я, поминутно меняя куски смоченной антисептиком ваты. Отняв вату от наконец запекшейся раны, я чувствовал себя победителем.

– Никогда не было так страшно вычерчивать линии на сенсорной доске. И не пытаюсь поднять голову от новой модели крыла, потому что жутко увидеть вокруг толпу чужих, которые ещё вчера были самыми близкими. Удивление собственной работоспособности хотя бы немного перебивает удивление от происходящего. Чувство тревоги не покидает ни на секунду. А что будет дальше, совершенно неясно.

– Ты бы знал, как я растерян. Мы беспрестанно повторяем: «Не поддавайтесь антигуманным трендам увечья, ждите решения сбоя». Но это только отдаляет нас от всех граждан. Проверили всё двадцать три раза - голфонд работает идеально. Мы сами не понимаем, что происходит. Хотели заменить всем голограммы и для пробы вживляли младенцам голограммы нового типа, но они распознаются от силы сутки - и снова пустые плашки. Теперь решили разработать систему имён, подобную существовавшей за несколько веков до Эпидемии. Но ты понимаешь, какой это ужасающий регресс. Тестируют на правительстве, и кажется, что работает, но никто не решается сообщить всей стране. Признать, что мы сдались и даже не поняли проблему, просто дико.

– Сегодня распределённые ко мне детишки осадили вопросами: «А когда голограммы станут видимыми? А откуда у той женщины шрам? А зачем нам нужно выбрать себе название? А почему оно должно быть из двух частей? А это навсегда? А расскажи про Эпидемию?» – ещё бы мне хоть на половину из них знать ответы.

– Из окна моей мастерской видно многолюдный проспект: тысячи людей проходят по нему каждый день на работу и обратно, в магазины и на прогулки. Из стольких одинаковых лиц я чаще замечаю людей со шрамами: на подбородке, на щеках и скулах, на лбу, с разными комбинациями. И удивительно – я помню каждого, будто знакома с ними, даже знаю, кто чем занимается и в каком часу гуляет с собакой. Становится всё больше таких людей, почти каждый третий. Но самое неожиданное – я не забываю никого. Эти черты, отличные от тысяч и миллионов одинаковых лиц, существующих седьмой век, вдохновляют меня, каждый день делаю наброски, чтобы написать громадное по размерам и смыслу полотно.

– Порезы и шрамы всюду: на лицах и бритых черепах, на руках и плечах. У многих таких людей я спрашиваю, что им дал этот шрам. А в ответ с гордостью: «Теперь меня все узнают, я этим отличаюсь» ... Стихи рождаются сами собой, успеваю только записывать. Давно уже не было такого подъёма.

– Ситуация донельзя странная, всем надоевшая. Люди на взводе, издёргались, потеряли всех вокруг, но, кажется, начали искать в себе то, о чём иначе бы не задумались.

– Недавно вышел фильм, который, мне думается, новую эру откроет, настолько превосходен, слов нет.

– Такие необъяснимые случаи, обнажающие вселенский хаос, фантастически плодотворны. Человечеству стоило пережить необъяснимую эпидемию семи вирусов разом, оставившую из трёхмиллиардного населения лишь горстку уцелевших, для гениальных произведений, изобретений и открытий первого поколения Директории. Так и эта загадочная потеря голограмм рождает всё лучшее за последние века.

– Только зудит в голове мысль, что всё это только либретто, сейчас выдохнем – и начнётся опера.

– Представляешь, мне разрешили сделать задание самому! Обещаю, у меня получится лучше всех!

Чёрный металлический шарик, похожий на увеличенное глазное яблоко, разорвал магнитную связку с затемнённым стеклом и под действием магнитного поля, стремительно вращаясь, взмыл в воздушное пространство вблизи чёрно-оранжевого ночного города. Секунда для передачи данных и второй этап эксперимента можно считать завершённым.