Дом голубых огней

Это уже заканчивалось. Проходило. Они не были на волне.

- Раньше все было не так, - говорил Котелок.

Раньше они могли себе позволить просиживать в каком-нибудь местечке битком набитом такими же как они, где каждая крыса и таракан знал, - здесь собираются лучшие; где ни один законник не мог себе позволить просто так ввалиться в то заведение и сказать: “тебя мне продал Бимбо из Накусимы” или “твоей карьере пришел каюк Сата, потому как ты больше не угоден мэру, а парни из Порт-Луиса больше не имеют дел с местной администрацией. Вставай и помни о парнях из Порт-Луиса, когда будешь связываться с адвокатом. Я заработаю на тебе новую шлейку, даже если тебе удастся сбежать. Понимаешь?”

И столько горечи было в его словах, что Молину все время хотелось заказать что-нибудь покрепче, чем пиво. Но Котелок говорил, что мозги всегда можно пропить и заработать Паркинсона, если пить С2Н5ОН шесть дней в неделю. А это то, что их кормит.

У Котелка не было денег на конструкт. И всегда, когда вечер подходил к концу, - за окнами Накаямы зажигались фосфоресцирующие трубочки, привлекая к себе мотыльков; в заведении включался распылитель инсектицидов, - реминисцентные инсинуации Котелка, порожденные его изъеденными накипью голубых огней киберпространства синапсов, выдавали злостные фортеля известных на весь мир цитат. Плывущие в пиве и никелированных мозгах нейроманта, будто лава Инсизвы, они пробивали себе двери и лазы в такие места сознания, о которых Молин не мог себе даже помыслить.

Молин готовился. Он слушал Котелка, не перебивая и не давая никаких комментариев. Неудивительно, что пытаясь запомнить их, на следующий день он был не в состоянии их воспроизвести, оттого что переосмысливая, все время забывал о контексте. Реминисценции Котелка всегда зависели от законченности и последовательности отдельных цитат в общем теле вопроса и темы. А потому он давно перестал насиловать свою память. Его фрустрации наводили на него тоску сродни этому времени суток.

- Теперь мы не можем позволить себе быть первыми, - поднимая ложкой жидкую кашу, морщил переносицу Котелок. Разглаживал морщины, кладя кашу в рот.

Молину она напоминала детскую блевотину. Если смотреть на нее подолгу, то наверняка можно было привыкнуть.

- Вкусы меняются, - говорил Котелок. Молина выворачивало наизнанку. - Когда-нибудь и ты будешь любить манную кашу.

- В старости человек возвращается к своему концу. Но не нужно меня возвращать принудительно.

Котелок смотрел на него осудительно, потом прощал и продолжал:

- Лили хотела показать всем этим засранцам, что в мире есть что-то большее...

Он замолкал, обнимал кружку, наполовину залитую светом люминесцентных ламп и неоном Накаямы, опускал голову и его голос дрожал.

- Ты думаешь так? Ты думаешь у нее с головой были проблемы? Лили хотела оставить после себя что-то... Ты думаешь потому она записала себя на ленту?

Лили существовала теперь в конструкте.

- В этом призраке, в черной коробочке...

Молин не раз поправлял Котелка, напоминая ему, что существование в переносных конструктах и в корпоративной системе не одно и то же.

- Лили теперь знает весь мир. Ее последний симстим был шедевром...

Но он был одним и Молин всегда запинался, продолжая мысль. Котелку нельзя было давать такого шанса.

- Ты думаешь это потому, что она не могла двигаться? Да! Моя девочка была инвалидом! Ну и что! Всегда были средства, которыми можно было пользоваться словно это твое родное тело. И эти чертовы батарейки. Думаешь у нее совсем с мозгами был непорядок? И она захлебывалась сератонином!

Котелок морщил лоб и отхлебывал пива.

Лили переписала свое сознание на конструкт Масаюмы, заключив с ними контракт о выпуске ее альбома, и теперь перешла полностью в их собственность. Это не ограничивало ее прав, кроме места работы. Котелок рассказывал ему, что такие контракты заключаются на пожизненное. А потом, если объем занимаемый ее памятью перестанет быть рентабельным для корпорации, Масаюма ее сотрет. Он хотел ее выкупить.

- Позвони мне, - говорил Котелок. - На тот свет, я тебе позвоню! - И расслаблял мышцы грудной клетки. Смотрел в антрахиноновый лак покрывающий столешницу и снова отпивал пива. - Они чудесно потрудились, чтобы оцифровать ее голос. Думаешь она не могла с этим жить? Я помню эти симстимы.

Он говорил всегда об одном. Саундтрэк к одному из них.

- Ты помнишь..?

Молин кивал, хотя не слушал и не смотрел симстимы. Даже ее альбом. "Но как-нибудь, обязательно, - обещал он себе". И снова забывал или его пробирала лень.

- Эти копии, - нагибал голову Котелок, чокаясь с ним непонятно по какому поводу и непонятно за что. У пива был вкус антифидантов и хемостерилизаторов витавших в воздухе Накаямы. Посетители расходились под час ночи, комары падали. “Он дал мне подсрачник, - долетало из открытых окон писклявый вибрирующий голос высоковозрастной малолетки”. А затем слушался такой же громкий смех. Молин морщился. Котелок уже давно перестал обращать на такое внимание. - Пусть делают.

- Копии, - говорил Котелок.

В чем был смысл этого саундтрэка Молин понимал с трудом. Котелок не объяснял.

- Ты не можешь справиться с уникальной манерой общения этой малышки. У всех существует манера общения. И у этой девочки она уникальная. Тебе нужно всего лишь проявлять ласку и мириться с ее капризами, обращая их в свою пользу.

- С чего ты взял, что это вообще малышка? У нее экранировка, то розовая, то голубая. А порой и сиреневая до фиолетовой.

- Наверное это из-за фильтра. Фильтр старый или видеокарта уже улетает.

Котелок чокнулся с ним кружкой чая и откинулся на пластизолевую спинку дивана. Он принес собой огромную пивную кружку и бахнул ею о стол перед обслуживающим персоналом, надеясь выговориться хотя бы с одним из них. Но те обращали на его вызывающую к себе кружку внимание с пониманием, и тогда он сказал:

- Эти засранцы наливают чай так, как будто тут он по карточкам! А чай надо пить большими кружками. Потому как желудок остывает и эффект совсем ни к черту от таких чашек.

Молин не спорил, беря в руки чайную чашку в три раза меньшую чашки Котелка, а низенького роста обслуга ничтоже сумняшися выпростала всю заварку из чайничка в кружку нейроманта под его вызывающе-насупленной миной и размешав ложечкой две порции сахара, удалилась за другим для Молина. Котелок поворчал и пригубил чая.

- Нет, не думаю, - бурчал Котелок. - Это что-то другое. Я не совсем ее понимаю.

Он снова говорил о ней. Лили прочно заняла место в его голове после того, что произошло.

Иногда Молину казалось, что Лили сделала то, что сделала, специально для этого. Только для этого и больше ни по какой другой причине. Но в ее симстимах и песнях было что-то совсем другое. Они были наполнены мыслями, смысл которых Молин смутно улавливал временами; но после прослушивания он от него ускользал словно угорь в холодной воде. “Salvation”, “Sorrysun”, “Copycut”, “Шигурат”. И оставались обрывки, - тонкие, вибрирующие, хрупкие как грани стеклянных витрин; разбитые, вращающиеся в его подсознании тысячами осколков; размытые, теплые и холодные. Словно в них скрывалась ее эмоция. Такая огромная и такая простая, что ее нельзя было понять, только читая цифровую конструкцию. Словно для этого нужно было самому собрать эти осколки. Будто она хотела, чтобы ими порезались...

Но потом, потом Молину они переставали казаться острыми, и он начал их собирать.

У него всегда получались разные витражи. Или она хотела, чтобы это была мозаика. Чего-то недоставало. Может быть, она не успела?

Он опускал с глаз симстим и распутывал с пальцев троды. Морщил лоб и вдыхал акриловый запах юхэ-юань.

Поначалу он много курил. И работал целых три месяца на бичей, чтобы они дали ему координаты излюбленных мест Котелка. Он нашел его через месяц.

- Налей-ка мне пива, - сказал Котелок. И хлопнул его по лацкану накрахмаленного пиджака, когда он пошутил насчет интеграла вероятности.

Котелок растягивал весь вечер две кружки пива. Его визави пил много и постоянно выходил в туалет помочиться, чтобы дать себе время подумать над словами Котелка.

Он прыснул от интеграла вероятности Говорухина, который все время стремится к сумме с нулевой игрой, тогда как сумма с нулевой игрой беспрестанно прирастает к игре с нулевой суммой, только после того как вернулся его визави и Молин подавал им пиво.

Потом они сидели с ним вдвоем за столом заведения, названия которого Молин даже не счел нужным запоминать.

- Это потому, что у нас нет настоящего дела, - говорил он.

- Меня уже тошнит, - отвечал Молин и запинался. Котелок буравил его своим злобным взглядом.

- От того, что у нас нет настоящего дела, - заканчивал Молин. Глаза Котелка загорались. Он начинал дрожать всем телом, но ничего не говорил.

Это означало только то, что у него в уме уже было то самое дело, и Молина начинало тошнить еще больше.

Они на силу унесли ноги из Рабата. Их чуть не замели, потому как ребята, обеспечивающие им люк, закрыли его раньше, чем они смогли до него добраться. А киберссылка СЛП сорвалась и потерялась в мишуре созданного им облака по рекомендации Котелка. Им пришлось срочно стряпать самим вирус из той программы, которую им продал Рашид в Марракеше. И Котелок ошибся при загрузке ледоруба. Так что тьюрингу не составило труда заручиться поддержкой звонка и выйти на них прямо в своей же базе данных, где они с Котелком писали вирус из вируса, пробивающего лед Масаюмы. Скорее всего, тьюринг и затерял ту самую ссылку после идентификации звонка. А облако, плавающее среди информационной структуры протоколов агентов службы безопасности, как-то не очень напоминало рекламный проспект агентов недвижимости. И с какого рожна оно вообще должно было там быть. Котелок аргументировал это тем, что оно очень напоминает издалека обычную вертушку с опциями кодов доступа к инфраструктуре узлов.

- В-одиночку сейчас никто не работает. Мы зависим от этих парней. Но и они зависят от нас. Я так сделаю. И он не бросал слов на ветер. За этими ребятами тьюринг приехал в первую очередь.

- Засранцы, - брюзжал Котелок, перетекая цифровой волной рядом с Молином в открытый запрос пожарной инспекции. - Раньше все было не так...

Ребята закрыли люк. Котелку это не нравилось так же, как и ему. Не потому, что за ними пожаловать тьюринг мог после пожарной инспекции, в протоколе которой каким-то образом обнаружился вирус. А потому, что кто-то из этих ребят работал на систему, и привнес разнообразие в их план побега из Масаюмы, предусмотренное, тем не менее, Молином, раздробившим сигнал звонка на две линии.

- Теперь нам надо делать ноги. Чем скорее, тем лучше, - судорожно глотая заваренный в спертом воздухе заколоченной мансарды на кухне одного из домиков Рабата кофе, разрывал полночную тишину голос Котелка. - У меня есть чудный домик в Гифу. На ферме...

У Молина поначалу трусились руки.

- Ты знаешь, парень, что в нашей профессии важна не только голова, но и реакция.

- В пространстве не так, - отвечал Молин.

- Может быть, - откидываясь на кожаном диване, вытирал пот с лица Котелок. Улыбался.

Потом была Гифа. Затем Осака.

Марракеш, в который они прибыли под допингами, лихорадочно минуя один аэропорт за другим, прощался с ними толпами загорелых индусов и арканумцев, наверняка приехавших в него с целью не лучшей, а быть может с еще более веской причиной, чем они с Котелком.

- С такими каши не сваришь, - тыкая пальцем в одного из спускающихся на платформе галанцев, зыркал по сторонам Котелок. - Они думают, мы полетим в Танжер. Хрена с два! Давай, парень, цепляй свою малышку. Времени в обрез.

Котелок распластался, зацепившись об чью-то ногу, на полу перед авиакассой и устроил истерику, колотя чемоданом с носками и нижним бельем по облицовочной плитке. Один из босоты полосонул диспетчера по плечу. У нее тоже приключилась истерика. Молин зажал ей рану и отвел от ее места. Над ней уже стояли ее сослуживцы, и ему без труда удалось прицепить малышку к ее опсису.

Обыкновенное фрикерство. Лишь с той разницей, от которой случаются такие же фабричные номера и сбои системы, регистрируемые тьюрингом в любой точке Ойкумены, какие они зарегистрировали при их проникновении в Масаюму. Оставить идентификационный номер здесь было умно, но они не знали наверняка, сработает ли их план.

Он сработал. Им надо признаться повезло. Во многом.

Когда Котелок уснул в своем кресле, Молин взял у него симстим.

Цеппелин летел из Марракеша в Адрар. А из Адрара назад в Рабат, где он тоже должен был прицепить такую же штучку к одному из опсисов СЛП. Автоматически срабатывал вирус и посылал звонок снова в Лед Масаюмы.

Молин считал это излишеством, но Котелок настоял, - кровь диспетчера была малой по сравнению с тем, что могло с ними произойти. Если вообще было справедливо высказывание "кровь" по отношению к тому, что с ними мог сделать тьюринг.

- Готовься, парень, - звучал в голове Молина голос Котелка. - Сейчас.

У него чуть не свернулись мозги в трубочку, когда они путешествовали по тоннелю, созданному Котелком, через звонок системы безопасности Масаюмы своему агенту по страхованию. Наверно поэтому он взял тогда с его колен симстим. И там звучал живой голос Лили и ее фантазии, нагроможденные из нарезок различных видов других звезд симстимов. Это не ее песни были саундтрэками к эмоциям, настроенным техниками Масаюмы для потребителей. Это видения по ночным городам и дорогам Пустошей были сопровождением к ее саундтрэкам. Но тогда он ничего не почувствовал и не придал этому никакого значения. Много позже, в Гифе, один из элементов альбома обдал его холодом, и после того он его пропустил, остановившись на одном из полисов и начав снова с полисов на другом. В Осаке он прослушал тот элемент, который пропустил и вернулся к такому же на дорогах Пустошей. У него, кажется, получилось даже понять смысл этой нехитрой головоломки. Это был обычный трансформер. Альбом, который изменял восприятие в зависимости от последовательности прослушивания его частей. Как она додумалась сделать такое с симстимом? Возможно, это было головоломкой для Котелка. Того, чего он не мог понять. А Молин не спешил ему объяснять.

И все же он был незакончен. В нем была логика, - холодная, заставившая его нервно курить юхэ-юань на мансарде Котелка в Гифе; пронизывающая все его тело. Но потом приходило тепло. Или оно приходило само по себе, после переосмысливания. Или это была оцифровка? Молин не мог понять. Но все же в нем что-то было. Что-то цепляло.

В этом альбоме не было стандартных приемов. И потом, когда он пересматривал другие симстимы, он безбожно плевался. Ему было с чем сравнивать.

Кусочки мозаики никак не желали складываться воедино. Они все время рассыпались, перемешиваясь друг с другом, и порождали другие эмоции. Эмоции, которые Лили хотела скрыть, и ей это удалось на славу. Но Котелок слушал все время один и тот же симстим со второй частью.

Молин как-то подпрыгнул от разряжающегося зуда СЛП и обнаружил четвертый симстим из альбома на столе Котелка рядом со вторым. Оказывается, Котелок не хотел, чтобы он видел, как он слушает их вместе. Сначала второй, а потом четвертый. Или наоборот. Молину оставалось только догадываться.

Котелок слушал их все. И в разной последовательности. И как-то совсем стал высыхать. Его галанский подбородок совсем почернел, и прорубили морщины, - две длинные из-под крыльев носа.

“Ididnotunderstand” звучало в его глазах.

“Putmedawnonhistory” отбарабанивали его пальцы по кружке чая.

- Реальность не выбирают, - говорил Котелок. - Но только полные идиоты не испытывают меланхолии.

Молин заложил в алюминиевое жерло, между валом и стенкой один из кусков селедки, - длинных и отделенных от костей, наваленных в миске словно шкурки убитых пушных зверьков. Поднял его и посмотрел, прокручивая его. Взял картошку. У него началось усиленное слюноотделение. Он крутил мясорубку, закладывая поочередно то яйцо, то белоснежный салатный лук, которого очистил целым и разрезал на восемь частей.

- Я буду есть теперь только натуральную пищу. Мать ее!

Наверное, он не имел в виду природу. В последнее время он говорил только об одном, и Молин начал серьезно сомневаться в его здоровье.

Котелок перемешивал вилкой желто-коричневую массу с белыми хлопьями лука, - он таял во рту. Молин попробовал.

Когда он открыл горячую воду и подставил под кран валик с налипшей картошкой, селедкой, луком и куриным яйцом.

Они остановились у Сатори. В квартире ее родителей. Их не было уже довольно давно.

- Сегодня ночью мы их сожжем, - сказал он, наконец, в тишине кофейни меж голосами посетителей. Ропот улиц захлестывал Молина, - он терял связь с Котелком, мысли запутывались в голосах прохожих; улетали в инфраструктуру Накаямы, - в ее линии телефонных проводов, в ее железобетонные небоскребы; кружили в транспорте высокотехнологической цивилизации, поднимающейся прямо из недр моря. Что это было? Проклятием эльфов, переживших его или проклятием... Здесь не было ни одного растения, ни одного зеленого листа. Их вообще было мало везде. Здесь была одна сырость и холод. Да, конечно, на больших площадях распускались деревья под куполами из стекла.

Сатори ему объясняла. Но большинство из их семян принадлежали корпорации Бахус. Почти все.

Но это было как-то неправильно, как-то совсем...

- Это не было вазопрессиновыми бреднями, - спрашивал Котелок у окна. - Ведь так? Она не была сумасшедшей...

- Да сколько можно!.. класть в это васаби красный перец, - прожевав бутерброд, протестующе глянул на Котелка Молин.

- Я купила на них продукты, - проговорила Сатори и выронила одну из карточек на пол.

Молин взял у нее из рук сетки с луком, селедкой и картошкой.

- Не урони яйца.

- Я не знала...

Она ждала, стоя на пороге.

- Я что-нибудь придумаю. Мы должны успеть. Не нужно, чтобы Котелок знал об этом.

- Что вы теперь будете делать?

- Не говори Котелку. У нас есть время. Придумаю что-нибудь. А если ничего не получится, тогда скажу... это не конец света...

- А потом... вы уедете?

Он не ответил.

- Вы не доверяете мне... никогда не была такой! И не собираюсь быть!

- Если бы Котелок не доверял тебе, нас бы тут не было. А я доверяю ему... Постой! Подожди. Я не хотел тебя обидеть... ты будешь скучать по нему?

- Наверно... не знаю...

- Надо сделать липы, - говорил Котелок, посылая его в Нариту, - и купить ледоруб. Говори “только проверенные”.

- Как в первый раз.

- Они обязательно захотят впарить тебе какую-нибудь туфту. А потом зайдешь по этому адресу. Там скоро должны, если уже не появились, первоклассные. Старая крыса знает. Не обращай внимания на его внешний вид. Он не дурак. Вот, дашь ему. Он меня знает.

Молин ехал в Нариту зная, что старая крыса не дурак и что она что-то знает.

- Вот! Посмотри. Кассул. Тридцать седьмая модель. Сплошная автоматика. Никаких барабанов! Лазерный прицел сверху. Внизу подсветка до ста пятидесяти метров. Это все равно, что ввязаться в ночную драку с колдуном. Ты же хочешь, чтобы тебя боялись? Скажи? Ты же хочешь, чтобы тебя боялись! Скажи! Ты же хочешь...

- Мне нужен ледоруб. И часы мне тоже не нужны...

- Засранец!

Старая крыса поморщилась как высохший на ветру абрикос.

- Они стоят целое состояние...

Молин взял со стола, из помятой пачки с красным диском в середине и какими-то двумя словами папируску.

- Это роликс!

Положил в карман.

- Ладно. У меня есть первоклассный ледоруб. Вот он.

На глаза Молину попался палец низенького арканумца с облизанными и помазанными словно салом волосами. В грязном твидовом пиджаке он выглядел словно так, как описывал его Котелок.

- Где?

- Вот, - указал арканумец.

Меж наваленной груды металлолома и кип газет выглядывал широкий заступ. Туда и указывал палец Хорька.

- Это не ледоруб.

- Самый настоящий, - морща нос, впился в него глазами Хорек. - Называется... пиолет!

Молин выкинул пиолет по дороге и продал часы первому встречному.

Возвращаясь в Накаяму, он думал о безумных глазах Котелка, когда они впервые заговорили о большом деле.

- Мы должны ее сжечь. Мы должны сжечь эту сучку! У нас все получится. Я думал, что будет сложно. Но не думал, что все будет так просто! Парень. Я расскажу тебе... Я расскажу!

- Какая она сучка, - уронил Молин.

- И об этом тоже. Но сначала... Сначала я тебе покажу! Ты принес? Давай! Вставляй этой девке, пока она не поняла куда девать яйца!

- Ты поменял экранировку...

- Шутишь? Пока ты ходил за симстимом, я сумел собрать и разобрать ее полтора раза. Синхронизируй...

Молин подсоединил очищенный под накопитель симстим и пробежался пальцами по деке.

- Отлично!

Комнату пронзили светло-зеленые лучи. Белые, синие. Некоторые из них, - красные, - изгибались, отражаясь от невидимых преград, как и другие. Котелок прошел в середину, махнул ему. Молин вошел в сетку охранной системы Хром. По его лицу скользнул фосфоресцирующий луч и выпрямился, расходясь на две ветки в дальнем конце одного из углов.

- Ты взломал ее?

- Да. Но это было предварительное сканирование, - взахлеб заговорил Котелок. - Все будет просто! Ты даже не представляешь насколько просто. Она там одна! Ни одного оператора! Обычно Хосака не поступает так. Но, - развел руками Котелок, и с силой сомкнул ладони, - она одна! Там нет никого! Время от времени она заходит, проверяет. И снова оставляет ее... Никого кроме нее! Кажется, она меня не засекла. Нет, не засекла...

- Как ты это сделал?

- Состряпал телефонный звонок одного из операторов Хосаки, - сощурился нейромант. - Потом попросил сказать мне циферки на таком маленьком черном приборчике, который стоит на каждом столе охранной системы. Зашел в большие железные ящички и снял копии льда. Вот, гляди. Большинство систем работает так! Но она не дура! Она у нее не линейная...

- Весла не мешают, - заглядывая ему в лицо, спросила Сатори. - Шевели поршнями...

- Не поршнями, а поршнями, - поправил ее Молин.

- Блин, Молин. - Сатори уменьшила шаг. - Ты такой здоровый...

- Иными словами, ты не знаешь какая она...

- У всей Хосаки они одинаковые.

Котелок сел за деку в центре комнаты, поставил опсис между колен и начал трогать когтем лучи, перебирая их в различных последовательностях.

- Я не я буду, - скрипя зубами, - если не прорублю в этой глыбе большую дырку, - сказал Котелок.

- Как правило, за пробитой стеной, соседняя камера, - выдыхая дым, устраиваясь на диване, переместил симстим со лба на глаза Молин.

Он плелся за ней вот уже пятьнадцать минут. Она тащила его за собой по липким мостовым улиц.

- Ветер мешает.

- Хорошо, что не сдувает, - снова набирая скорость, отмахнулась Сатори.

Он натянул капюшон и безропотно следовал за нею, нагибаясь вперед.

- Может быть это потому, что ты не видел дом голубых огней.

Саторипошламедленнее.

“It could happen here to-day. Itcouldhappenhereto-o-day, - звучал в голове Молина голос Лили”.

- Ты уникальный потребитель, - говорил Молин. Сатори его не слушала. - Зачем ты это делаешь?

- Деньги не падают с неба. Я хочу глаза как у Лили Спот. Она самая красивая звезда симстимов. Ты ее знаешь?

- Ее давно нет в живых.

- Ну и что? Я буду новой...

Потом они сидели на кремово-белых диванчиках, и пили кофе. И к ним присоединился Котелок. Но он не стал садиться с ними за один столик, а выбрал самый дальний от них за спиной Сатори.

- Ты такой бука, Молин.

- Какой?

- Все время молчишь, - улыбнулась она и перемешала ложечкой сахар. - Хоть бы сказал бы что-нибудь.

- Рассказать анекдот, - спросил он.

Она молча ждала.

- Ты ведь не хочешь этого, - глядя в глаза Сатори, спросил Молин. - Ты сама неважно выглядишь.

- Я? Нет. С чего ты взял?

- Может это оттого, что все мои мысли связаны с тем, что говорит Котелок...

- А что он говорит?

- Не в этом дело...

Молин приложил к губе ложечку.

Принесли кофе.

Он снова слушал симстим. А Котелок ломал лед в симуляторе копии отснятой с магнитных носителей ОП Хром.

- Она торговала такими препаратами, что одному черту-дьяволу только известно по чем фунт лиха достался тому, кому она их продавала. Ты думаешь, она душка? Я покажу тебе как она выглядела раньше. Она до сих пор держит в качестве надирания задниц свой образ. В системе. Во льду. Такой, какой она была раньше. Из-за того, что сама употребляла свои снадобья. Из-за чего она его держит еще? Хрен ее знает! Говорят, из-за того, что у нее не только физика, но и голова двинутая. На всю поверхность. Тебе надо увидеть это лицо. Держу пари, у тебя откажут клапаны.

Котелок при этом смеялся сардоническим смехом.

- И эти чертовы батарейки. - Он рассказал Молину о парке и о скамейке. И об экзоскелете. - Хоть бы… кто-нибудь подошел, да поинтересовался: “Ты как? С тобой все нормально?.. Ты заснула?.. Или навсегда отрубилась?”

Котелок всегда таскал с собой вазу. Куда бы они ни отправлялись.

Сейчас она пустовала. Но он всегда насыпал туда журавлиных ягод. Хотя она была для конфет.

Она ему ее подарила.

Молин разглядывал свое отражение в антипиреновом покрытии столика.

Апотомсложиласьмозаика.

“You so pretty, the way you heart. You so pretty, the way you heart… And your heart no reason to slept to me. You so pretty… the way you heart…”

Не похоже, что голос Лили был оцифрован. Хотя в некоторых моментах Масаюма могла себе это позволить.

- Нет. Она не могла. Только не она. Только не моя девочка, - говорил Котелок.

- Сука, - отворачивался от него Молин и поворачивался, кладя симстим на стол. - Какого хрена ты со мной это делаешь?

- Она не могла превратить это в вампира...

Сатори была одета в пуловер с вязаным воротником-стойкой и такими же белыми рукавами. Она подняла пальцы с хромированной карточкой и подала ее высокому амбалу в черном костюме.

От Молина несло потом.

- Тут можно и принять ванну. Если захочешь, - сказала она, ведя его коридорам дома голубых огней.

Молин кашлянул. Сатори подала ему апельсин, разломив его пополам.

Все это время он очищал его, а потом передал ей.

- Не хочу пока, - сказала она. Сунула половину в сумочку. - Так как на счет ванны? Мне все равно. Я почти ничего не чувствую носом. Это из-за капель. Или из-за чего-то еще. Не знаю.

- Это ее?

- Нет. Уже нет, - подходя к одной из дверей и вводя спинку ключа в отверстие замка, проговорила Сатори. - Уже давно. Она продала его. Теперь им владеют совсем другие люди. Но раньше это было ее собственностью.

Они вошли в зал. Он походил на огромный коридор. Не совсем, но много шире того, по которому они шли.

- О ней всякое говорят. Будто она уродище, каких свет не видывал. Будто у нее лицо опухло от амитоксинов. И глаза как блюдца… у куклы.

Молин видел ее. Лицо было точь-в-точь таким, каким описывала его Сатори.

- А в киберпространстве она какая?

По обе стороны от прохода располагались кровати. Они стояли двумя огромными длинными рядами. Это было не VIP.

- Они отключают им центральную нервную систему, - проговорил Молин, касаясь одного из устройств, пауком гнездившееся над одной из кроватей.

Здесь было много тел. И многие из них были красивыми.

- Нет. Они что-то там перещелкивают, - пожала плечами Сатори. - И ты почти ничего не чувствуешь. Только... как... будто ты где-то далеко... А потом вспышка. - Она растопырила пальцы у Молина перед лицом. - Это значит оргазм. И все. Но ее тоже почти не слышно.

Сатори хотела глаза от Цейса. Где по ободку радужки был выбит мелкими буквами логотип компании. Она говорила, что она тоже может так чувствовать. И что у нее первоклассная настройка эмоций. Никаких проблем с вегетативной нервной системой. И даже техники не понадобятся.

Молин отпустил проводок идущий от паука к затылочной части головы девушки и сказал, что ей нет смысла этим заниматься теперь, потому что они ломают с Котелком Хром.

- Нужно только подождать будет.

- Сколько?

- Немного.

- Я и так уже ждала двадцать семь лет.

- Прорублю, - говорил Котелок и скрипел зубами. - Давай, Молин!

- Котелок...

- Сколько у нас осталось времени?

- Тридцать две секунды...

- Это уже не симулятор. Уже нет, парень. Готовься...

В комнате погасла архитектура копии охранной системы Хосаки, так похожая, как утверждал Котелок, на охранную систему Хром. Погасли узлы, лучи и голопроэкции ядер. Они окунулись во тьму Накаямы. Три часа ночи, пятнадцать секунд, ноль-ноль минут...

- Вы рубите лед, - спросила Сатори. - Вы действительно хотите ее убить?

- Не совсем, - идя по коридору с ней, ответил он. - Это не одно и то же. Но всегда есть вероятность... никто не застрахован... Это настоящее дело...

А потом был ледяной замок Хром. И там было все не так как в симуляторе и в копиях. В матрице все было намного хуже. Они выходили в нее, когда тренировались. Но в оболочке Хром все было намного проще, намного легче после и совсем не тряслись руки до.

- Чувствуешь, - говорил Котелок. - Как в твоих мозгах начинают вспыхивать искры. Это разряд. В твоей голове. Ты когда-нибудь видел электрическую дугу?

Он видел, как накрывали войлочной простыней и застегивали на визави Котелка молнию. Они работали с ним в тандеме.

- Странно, - говорил Котелок. - Он был профессионалом.

Ничего странного, Молин думал. Он просто увидел сразу всю матрицу и операционную систему Хосаки. И они сложились у него в правильную последовательность.

Они скользили по тоннелю звонка, сгенерированного Котелком.

- Отсюда как от Кагосимы до Рабата раком. Она нас не заметит, пока мы этого не захотим сами...

Кажется, он даже видел Лоа. Он завис вдали от них и от операционной системы Хром огромной бесформенной массой и не приближался. Этот огромный вирус. Или это было чем-то другим.

- ...как аттрактанты для саранчи, - слышал он голос Котелка в своей голове.

Лед Хром таял, оседая и растворяясь под действием ледоруба.

Они были знакомы вот уже три года. Лили не стало за два года до этого.

- Позвони мне, - сказала она ему перед тем, как записать себя на конструкт. Это были ее последние слова. Котелок так и не позвонил. Шутила ли она? Или нет?

Разговаривала ли она сама с собой? Со своей собственной копией в конструкте? Слышала ли свой собственный голос?

Молин как-то раз пробовал записать свой. Задавал вопросы через определенные промежутки времени. А потом отвечал на них. Он оставлял интервалы на то, чтобы отвечать и даже, чтобы подумать. Но конструкт мог сам задать вопрос. Это было не одно и то же.

Каково это, - разговаривать со своей собственной копией? И что она могла тебе сказать? Какие вопросы задать?

- Ни один маг не может быть здоровым, - говорил как-то один из его знакомых, когда они работали на бичей. - А если он здоровый, то это не маг. А демон. Такие только на тьюринг и конгрегацию работают...

Его тогда ничего не интересовало, если оно не относилось к его работе.

- Сука, - орал Котелок где-то там, вне матрицы. На другом конце линии звонка вздымалась и опадала его грудь. - Она обманула! Она обманула нас! - У него тряслись руки за пределами охранной системы Хром. Горели уши. Котелок не попадал по деке. - Нам поджарят мозги! - И его грудь вздымалась также как легкие Котелка.

- Она обманула!

А потом зазвонил СЛП. И Молин понял.

А осколки Лили собрались воедино.

Он хотел рассказать об этом Котелку. Очень хотел.

Но Молин не был самоубийцей.

- Она пошутила, Котелок. Она пошутила. Нет никакого смысла. И не было. Она просто хотела сделать из тебя романтика и полного дурака.

Это подействовало. Котелок успокоился. Молин давал команды, где-то там, на другом конце реальности.

- Спасибо духам, - сказала Сатори. - Всяким. Всяким духам. Разным… Я пью воду… Она живая… Она меня лечит… Она живая… Я очень на это надеюсь. Сигареты меня погубят. Погубят. Но меня исцелит любовь… Всякая. Всякая любовь… разная… Разная! Всякая. Она так говорит...

- Кто?

- Одна девушка здесь... Мы с нею познакомились, - Сатори повернулась к нему. - Не выключайте на ночь классической музыки в оцифровке. Она успокаивает детей. Хотя, кто его знает какие там дети... и какая музыка их успокаивает.

Молин глядел, как она устало прикрывает своими веками радужку.

Нарита проскальзывала мимо него размытыми, длинными пятнами трассирующих огней. Было четыре часа. В небе горела луна. Тонким, бледным диском, словно фосфоресцирующий неон использованных флуоресцентных ламп.

Котелок сидел, ожидая вдохновения за чашкой кофе, далеко отсюда. Он ждал его там.

Молин положил ледоруб, подошел к дивану, откинул металлическую пластину.

- Мы вещи, - раздался голос Сатори, - которые живут в нас… А есть вещи, в которых живем мы…

“For always be… Eternely… For always be… Youwereme…, - звучал в его голове голос Лили оцифрованный нейролингвистическим программированием”.

Но здесь... здесь этого не было. А только тишина. Сырость. И холод.

“For always be…”

Емуповезло. Снова. Случайно. Как везет многим, как не везет тысячам.

Кроме него было несколько прохожих. Один из них шел по направлению прямо к ним.

- Беги, парень! Беги, - орал Котелок в воздух. - Я задержу их! Я задержу!

Женщина схватила его за наручники и приставляла к виску кассул тридцать седьмой модели. Мужчина тоже взялся за наручники Котелка.

- Я задержу их, - орал Котелок, продолжая вырываться.

Молин завернул за угол дома.

- Беги, парень! Беги, - орал он. И громко смеялся.

Они не обратили на это внимания. Они полагали, что у Котелка либо поехала крыша, либо он надеется отвлечь их внимание и таким образом сделать ноги.

Но они оцепили улицу.

Позже.

Молин был уже далеко.

Этим утром небо Накаямы было чистым и безоблачным, будто в нем разлилась краска.

Он сел в кресло.

- Уважаемые пассажиры, - прозвучал голос стюарта слегка подпорченный накаямским акцентом, - компания LDцеппелин рада приветствовать вас на борту нашего дирижабля... Please... turn off your opsis... and SL...

- Онаобмануланас! Обманула! Эта сучка, - откидывая с колен деку, водил безумными глазами по комнате Котелок.

Вскочил, побежал на кухню наливать кофе и разбил чашку.

Молин снял троды. Ему не давала покоя их последняя операция. Она была прописана с другого IPи была какой-то инородной в их теле. В теле их команды. После того, как они приставили нож к горлу Хром и перерезали его. Тихо и аккуратно. Теперь все ее счета были аннулированы и сожжены. Это означало смерть для ее корпорации, а значит и для самой Хром. Это был их нож. Это был нож, который купил Молин в Нарите. Вместе с пиолетом и роликсом. Странный, невероятный. Но мощный. Такую программу можно было раздобыть только в пределах тьюринга. Или это был чей-то другой ледоруб.

Молин открыл их счет. У Котелка отвисла челюсть...

- Что мы с этим будем делать?

- Черт! Я свою раздолбал. Давай ты...

Дека Молина была в полном порядке.

Они перечисляли их на различные благотворительные счета. Потому что там было много. Очень много.

- IPк Дьяволу, - Котелок нес молоток. Молин был с ним согласен. - Купим новые!..

- Приходи ко мне, - сказал он.

- Не могу, - Сатори замолчала. Он слышал, как она дышит. - Он спит.

- Передавай ему привет… от меня…

- Хорошо… Ты понравился ему… А где Котелок?

- Он ушел в эту забегаловку. Праздновать свою победу. Не помню, как она называется. Честно говоря, я думал, он сразу побежит выкупать конструкт. Но у него все в порядке с головой… Выходит, я ошибался…

Молин откинул волосы. Собрал их в хвост.

- Приятно полета.

Он откинулся в кресле и опустил на глаза симстим.

Лили пела для него этим утром. Она пела живым и оцифрованным голосом. Он замечал кодировку Масаюмы. Но теперь она не казалась ему такой уж отталкивающей. А мозаика Лили разбивалась. Снова. Опять. Как тысячи раз до этого.

Он помнил их последнюю встречу. И ее глаза цвета houseofazuresparks. С логотипом Цейса. Повторяющимся из слова в слово по всей кромке радужки.

- Позвони мне, - сказала Сатори.

- Позвони мне, - сказала Сатори.

- Позвони мне...