Алексей Ханыкин

Сингулярность

Сингулярность
Работа №83

— Андрей… — женское сопрано на секунду-другую замялось. — Николаевич?

Он поморгал, привыкая к яркому свету, и с трудом повернул голову. Ого, целая делегация — и все смотрят на него, ещё пребывающего в сладкой эйфории. Туман, сотканный из беспричинной радости, неспешно покидает сознание, уступая место тревоге. Впрочем, для неё пока нет оснований. Всё здесь цело и невредимо, включая самого Андрея, и это главное.

— Отчества не менял, — согласился он, медленно двигая ступнями. — Но лучше без него.

— Я — Терави, ваш физиолог, — представилась коротко стриженая блондинка, что стояла к нему ближе всех. — Вы помните, как здесь оказались?

— А вы? — вновь обеспокоился Андрей; прибор на запястье мигнул красным. — Вы в курсе, зачем я здесь?

— Простите, мы хотим убедиться, что с вашей памятью всё в порядке.

— Договор номер… — он без запинки оттарабанил двенадцать цифр: — Его условия в силе?

— В силе.

Значит, план сработал. На восстановление уйдут сутки-другие, после чего можно будет заняться подготовкой. Он попытался приподняться в кровати, но мышцы плохо слушались. Охнув, Андрей бессильно откинулся на подушки.

— Я могу чем-то помочь? — подскочил мужчина, его ровесник. Недавно Андрею исполнилось тридцать пять.

«Недавно…» — хмыкнул он про себя, а вслух внезапно охрипшим голосом произнёс:

— Запись. Включите запись. Музыка, информация о файле есть в договоре. Это всё, что мне сейчас нужно.

Музыка. Когда она наполнила комнату россыпью дивных трелей, он мгновенно успокоился. Он знал эту мелодию наизусть, с самого детства, она была его колыбельной, гимном, элегией, серенадой, чем-то удивительным, производным света, невероятного и абсолютного, лишённого всякой земной природы. Расслабленно прикрыв веки, Андрей погрузился в воспоминания, не обращая больше никакого внимания на посетителей. Те, к счастью, поняли всё без слов, — и также без слов покинули палату.

***

Музыка. Впервые он услышал её в десять лет. В год, когда мир опустел, а самый любимый город сделался чужим и ненавистным. Горький, как вопль одиночества, год, исполосовавший память вдоль и поперёк, — и глубокая яма в окружении свежих холмиков и крестов. Он не верил, что это происходит на самом деле, а когда гроб опустили в могилу, и сверху посыпалась земля, он хотел крикнуть, что всё это неправда, это какая-то дикость или дурной сон — так не может быть! К нему подошла соседка, разжала стиснутый детский кулачок и вложила горстку земли.

— Андрюш, иди, тоже брось… — он вскинул на неё непонимающие глаза. Зачем?! На соседку тут же зашикали, мол, не дёргай мальчонку, и так весь бледный как полотно… А он смотрел то на яму, то на свою ладонь, и не мог двинуться.

Днём позже ширины этой ладони хватило, чтобы накрыть ухнувший вниз и превратившийся в чёрное пятнышко город. Мелкий, как раздавленная муха. Стекло иллюминатора вибрировало под пальцами.

«Ненавижу этот город!» — Андрюша скрипнул зубами, пытаясь сдержать слёзы.

Уютные дворики, местная ребятня, из уважения к пожилой учительнице принявшая его в свою компанию, запах жареных каштанов, трели велосипедных звонков и долгие разговоры с мудрой и всегда готовой выслушать бабушкой. Бабушка... Три дня… Три дня он не верил, что самый родной человек ушёл навсегда. Что некому будет рассказать всё то, что он ни за какие сокровища не доверил бы родителям и друзьям.

«Отстань ты со своими фильмами! У папы конференция!»

«Вырастет — дурь из головы выветрится!»

«Гляньте! Адмирал звёздного флота идёт! Ха-ха-ха!»

Только с ней, со своим настоящим и единственным другом он мог мечтать. Больше он никогда и ни с кем не будет говорить о мирах под лучами неведомых звёзд, о космических пиратах и межгалактических империях…

Земля далеко внизу качнулась, чёрное пятнышко города-мухи выползло из-под ладони и скрылось за краем иллюминатора. Впереди ждала столица. В аэропорту его встречало одиночество. И родители.

***

Цветная коробка, лежавшая на столе в детской, ещё недавно подарила бы ему хорошее настроение на целый день — да что там, на всю неделю! Сейчас же он только равнодушно провёл пальцем по логотипу с изображением спиральной галактики. Горькая обида шевельнулась в душе. От его горя откупались. Так было проще и дешевле.

Сначала он хотел выкинуть подарок. В окно. Затем любопытство взяло верх. Уж больно основательной выглядела коробка. А внутри… Завёрнутый в несколько слоёв пузырчатой плёнки гаджет — объект мечтаний любого пацана, увлекающегося астрономией. Больше всего это устройство напоминало многофункциональные коммуникаторы. Но с одним отличием…. Вынув планшет, Андрей провёл пальцем по матовому стеклу — слева направо и вверх. Поверхность вспыхнула радугой, появился логотип — та самая спиральная галактика. Небольшая пауза, и вот она — звёздная карта в режиме реального времени! Андрей не знал принципа работы прибора. Что-то связанное со спутниками. Главное для него было в том, что теперь он мог услышать голос космоса. Точнее, космическое излучение, преобразованное в звук.

«Что бы выбрать?... Юпитер? Нептун? А может одну из дальних звёзд?» — Андрей наугад коснулся экрана.

Тот, кто никогда не слышал голоса, которыми разговаривает Вселенная, не сможет представить себе их разнообразия. Вот пульсар издает тихие равномерные щелчки. Метроном Вселенной. На экране — его фотография с подробным описанием. При желании можно было бы прочитать об этих странных маяках, раскиданных по Галактике, но Андрей, знавший о них всё, переключился на звезды. Игривый шёпот Кассиопеи сменялся гулом Юпитера, загадочная тишина чёрных дыр — органным плачем туманности Андромеды. Сколько ещё предстоит узнать об этом загадочном мире, в котором Земля всего лишь пылинка. На какое-то время забылось всё. И горе от потери — и обида на родителей.

***

Когда появилась Она? Трудно сказать. Может, прошла неделя, может месяц. Год разбился на множество осколков, которые Андрей так и не смог собрать воедино. В тот вечер он огрёб крепкий подзатыльник от отца — под хмурое одобрение матери. Запершись в своей комнате, Андрей беззвучно кричал в потолок, за которым было ещё пять чужих потолков и осеннее пасмурное небо. Один в этом мире! Пустота. Несправедливость. Отчаяние. Неужели так будет всегда?!

«Всегда. Смирись», — бесцветным тоном ответил он себе и окончательно сник.

Никто не поможет. Чтобы отвлечься, Андрей взял планшет. Без особого интереса. Он уже знал, что игрушка — полная ерунда. Ну, пищат планеты, трещат, щёлкают — что с того? Можно почитать про звёзды, правда, источники сомнительные, вдруг там ошибки? И вообще, где гарантия, что эти звуки не подделаны? Тем не менее, Андрей нажал кнопку случайного поиска, и… замер. Предвестники чуда… Они всегда являются в тишине. Ещё ничего не случилось, но дух уже захватывает — и свет от настольной лампы кажется мягким и уютным, и осенний вечер умиротворяет нежным перезвоном, будто волшебные колокольчики звенят где-то далеко-далеко…

А Магия уже на пороге. Спешит, чтобы обнять, затянуть раны-прорехи в сердце, подарить нечаянную радость…. Музыка волшебства. Неповторимо прекрасная и… родная. Да, именно родная! Иначе откуда бы взяться спокойствию, которое разлилось в душе? Словно знакомый голос шептал нежные слова, утешая и убаюкивая. Нет, не было никаких слов, конечно. Из динамиков лилась музыка, удивительная и странная — в свои десять лет мальчик не мог дать ей других определений, — а дисплей мигал надписью, такой же удивительной и странной: «Космических объектов не обнаружено».

С тех пор Андрей почти не расставался с планшетом. Он слушал музыку всякий раз, когда выдавалась свободная минутка, и дни превратились в бесконечную череду чёрно-белых полос. Чёрная полоса ожидания, белая полоса погружения в мир космической мелодии. Будь его воля, он бы ушел в обретённый мир навсегда. Но музыка, мудрая и добрая, мягко возвращала в реальность. Мальчик ни с кем не делился тайной. Впрочем, никому и дела не было до неё. У родителей была своя, взрослая, жизнь, преподавателей интересовала только его успеваемость, одноклассники не общались с молчаливым Андреем. Он и сам хотел, чтобы его оставили в покое. Ведь у него была Она — его единственный Друг.

Почему он не записал Её координаты в блокнот? Наверное, привык доверять электронике больше, чем бумаге и собственной памяти — как и все, впрочем. Как же он был наивен! Непреложный закон Вселенной, нашедший своё отражение в логотипе разработчика, выгнул линию судьбы, приспособил её к рукаву спирали и полным ходом покатился к бездне, из которой Андрей только-только выбрался на свет...

Дорога в ад действительно вымощена благими намерениями. Бездна Андрея уместилась внутри яркой коробки, стоявшей на столе. Та же игрушка, только новая. Всё тот же логотип. Целая куча апгрейдов. Нет, родители не были ни монстрами, ни врагами. Ему желали добра, его воспитывали и по-своему любили. И пытались хоть как-то, пусть и неуклюже, завоевать доверие единственного сына.

Акция. Сдай старый планшет и купи новый за полцены! Маркетинг, вдребезги разбивший его несчастливое детство. Мечта уехала в рюкзаке курьера и превратилась в утиль ещё до того, как проснулся именинник. Самый страшный день рождения в его жизни. Истерика, укол успокоительного, испуганные лица взрослых. Он топал ногами, кричал, а потом сбивчиво объяснял, что там, на старом планшете, осталась Музыка, его лучший друг, и умолял вернуть её.

Месяц Андрей провёл в отделении детской психиатрии. Ещё два месяца он не выпускал из рук новый гаджет, пытаясь вычислить утерянные координаты. Безрезультатно. Он едва не поверил врачам, убеждавшим его, что музыка была галлюцинацией. Но поверить значило отказаться от всего — даже от себя самого. Отчаяние постепенно переходило в ярость, ярость — в решимость. Теперь у мальчика была Цель. Та, что заслонила от него весь мир. Стала веской причиной, чтобы жить — и единственной, чтобы учиться.

***

Золотая медаль волшебным ключиком отворила вчерашнему школьнику двери Космического университета. На последнем курсе Андрей присмотрел захудалый НИИ, в котором имелась хоть и старенькая, но вполне рабочая станция приёма сигналов со спутников-радиотелескопов с оборудованием для ретрансляции. Он прошёл там практику, и для примерного студента, задающего удобные вопросы вальяжной профессуре, охотно расчистили местечко в углу лаборатории, выделив должность в штатском расписании. Надо же разбавлять коллектив молодыми кадрами, а коль они такие непритязательные, как этот смышлёный юноша, то и сам бог велел!

О карьере он не думал. Его интересовали только звуки космоса. В них пряталась разгадка детской тайны, разгадка, которой суждено стать великим открытием и доказательством существования внеземного разума. Космос как живой организм, который однажды заговорил с ним, Андреем. Это была его Вера, которую он мечтал однажды превратить в Знание, — знание, подкреплённое научными данными.

***

Силы постепенно возвращались к Андрею. Он бродил по коридорам медицинского корпуса и слушал музыку, время от времени отвлекаясь на разговоры с сотрудниками института. Его прогнозы оказались точными — и теперь оставалось лишь ждать, когда организм окрепнет настолько, чтобы выдержать новое испытание.

— Вы быстро восстанавливаетесь, — похвалила его Терави.

Едва ли она была намного старше того парня, каким Андрей был в годы своей работы в НИИ. Вот только нынешняя молодежь выглядела иначе. Ультракороткие стрижки, свободные светлые одежды, почти сливающиеся с интерьером комнаты, бесшумная мягкая обувь — всё, что удалось пока рассмотреть, но и этого было достаточно. Люди разительно отличались от его современников. Интересно, как он выглядит на их фоне? Наверное, очень архаично, со своей взлохмаченной шевелюрой и колючей щетиной.

— Вы не ангелы? — спросил он полушутя-полусерьёзно.

— Нет, — засмеялась Терави. — А похожи? Вам непривычно, понимаю. Но мы только внешне изменились — всего лишь дань моде. А в остальном такие же люди. Как и вы.

Она была очень красивая. Ни грамма косметики на лице. И всё натуральное. Андрею, привыкшему к идеально ровным носам, пухлым губам и пышным локонам, её нос с горбинкой казался совершенным, а раскосые серые глаза, обрамлённые светлыми ресницами — необычайно выразительными. Она улыбнулась, заиграв ямочками на щеках, и он залюбовался. Та самая красота, о которой все почти забыли, только он помнил её. Потому что у него всегда была Она. Муза. Так он её называл. И она была лучше всех. Самая настоящая и самая прекрасная. Единственная.

***

Три года он занимался поисками. Осознанием своего идиотизма его накрыло в одночасье: Андрей вернулся с обеда в лабораторию, по привычке нацедил кофе из аппарата, настроил ретранслятор и плюхнулся за стол, уткнувшись лицом в руки.

«День сурка. Долбаный замкнутый круг… С таким же успехом я мог бы перекладывать бумажки!» — мечта насмешливо похлопала его по плечу и покосилась на дверь. Впрочем, в коридорах этого заведения ей было некого ловить. Андрей разозлился. На что он тратит своё время?! Что он так вцепился в эту детскую, по сути, идею? Чёртов максимализм. Его смыло волной гнева, и парень будто воочию представил себя лет через десять — с непроницаемой физиономией заполняющим формуляр квартального отчёта. Длины волн, расстояния, частоты вибраций. Это хоть кому-нибудь нужно?..

Ответом был протяжный вздох, напоминающий шелест волны о берег, усеянный колокольчиками. И пронзительно тревожные аккорды, едва различимые в такой же пронзительно тревожной тишине… Предвестники чуда.

«Этого не может быть!» — Андрей поднял голову, с недоверием прислушиваясь.

Или он свихнулся? Угадав эту мысль, мелодия ответила нежным смехом — и на правах старого друга обняла его, вскружив голову звуками, которым, как и прежде, невозможно было дать хоть какое-то определение. Точно загипнотизированный, Андрей не мог двинуться — он боялся, что она разомкнёт свои объятья и улетит прочь, испарится. Окажется плодом его фантазии. Опять.

Прошло несколько часов или несколько секунд, прежде чем он понял, что это не галлюцинация. Музыка текла из динамиков ретранслятора. В этот раз Андрей был предусмотрительней. Он установил координаты, записал их в блокнот и приглушил динамики, не желая ни с кем делиться своей тайной. Когда в лабораторию вошёл Семён Аврорыч, Андрей с задумчивым видом пил кофе, выстукивая пальцами по столу ритм популярной песенки — такой же незатейливый, как погода за окном.

— Что за шифровка? — шутки Аврорыча всегда звучали отстранённо и потому несмешно.

Рядом с напарником Андрей ощущал себя деревом с облетевшей листвой — а тот давно превратился в сухостой, памятник перманентной тоски, грозившей однажды поглотить и его, молодого парня.

«Ну уж нет, — подумал он, скрывая внутреннее ликование. — Не дождётесь», — а вслух спросил:

— Дождь не кончился?

— Льёт как из ведра.

За три года они так и не смогли отыскать общих тем. Мужчин объединяла только работа и небо над головой, которое выдавало то дождь, то снег, то скупые лучи солнца. Подождав, пока Аврорыч устроится за компьютером, Андрей надел наушники и включил ретранслятор.

В тот день коллега подкинул ему гениальную идею — и за это Андрей был готов простить ему все неудачные шутки. Музыка имела смысл. Она резонировала с настроением и вместе с тем наполняла радостью. Словно где-то далеко была родная душа, которая разделяла все чувства и мысли, отвечая взаимностью на интерес, — и говорила на неизвестном языке. Собеседница терпеливо ждала, пока он разгадает этот язык. Или, быть может, она сама и создала простейшую азбуку мелодий — так, чтобы Андрей смог, наконец-то, понять её? Источник звука был разумным. А координаты — пугающими.

Дешифратор, в который Андрей залил файловый архив — теперь он записывал всё на флеш-карту — сутки перебирал всевозможные комбинации. Парень с замиранием сердца ждал чуда. А потом получил ломаный, но вполне понятный перевод, и узнал, что музыка каждый день в своих первых тактах желает ему доброго утра. Так просто! Космический разум — далёкий и близкий одновременно — здоровается с ним! Андрей готов был увидеть что угодно: формулы, абстрактные понятия, уравнения, но только не обычное человеческое приветствие! И это ошеломляло больше, чем самое гениальное открытие.

С чего он взял, что по ту сторону — женщина? Может, тому виной был возраст — романтические двадцать пять? Принадлежность собеседницы к прекрасному полу казалась очевидной. Нежная, как девичий голос, музыка, которую исполняла на неведомом космическом инструменте хрупкая Аэлита. Она рассказывала о своём мире — он читал строку за строкой в диалоговом окне программы-дешифратора и представлял русалку, качавшуюся на ветвях в дивном саду. Впервые за много лет одиночество отпустило Андрея, и он вновь сделался счастливым — безрассудно и до одури влюблённым в жизнь.

Теперь он каждый день мчался ни свет ни заря в лабораторию, чтобы услышать Её. В семь утра на месте был только седой вахтёр, нелепый атавизм современного НИИ — призрак прошлого и почти музейный экспонат, напоминавший о тех временах, когда люди справлялись с охраной лучше пропускных систем. На запыхавшегося парня старик глядел с уважением, как на преданного фаната науки — не догадываясь о том, что Андрей изменил ей. С женщиной. Да, немыслимой, странной, неземной, но женщиной! Которая, по всей видимости, была старше его на миллиарды лет. Она говорила, что время в её мире течёт бесконечно медленно, по прямой линии, в то время как земное образует плотную, точно пружина, спираль. Ничтожно малый отрезок времени в Её мире длится дольше миллиардов лет земной спирали. Каждый миг — длиной в бесконечность.

Он врывался в кабинет, хлопая дверью, и, сдёргивая на ходу с себя куртку, падал в кресло перед приборной панелью. Настройка каналов занимала ровно двадцать одну секунду. И ещё пять уходило на то, чтобы пожелать Ей доброго утра.

***

Перед встречей с журналистами Андрей побрился, изумляясь тому, что бритвенные принадлежности почти не изменились. Технологии позволяли навсегда избавиться от растительности, но сильная половина человечества не готова была распрощаться с ней. Терави вчера заявила, что миром правит натурализм — Андрей только посмеялся. Естественность, помещённая внутрь синтетической капсулы, где всё напичкано электроникой, — натурализм?

Любой предмет интерьера можно было охарактеризовать тремя прилагательными: светлый, гладкий, компактный, и конференц-зал только подтверждал это правило. Представители СМИ с нагрудными бейджами, заменившими собой громоздкие фото- и видеокамеры, поднялись со своих мест, аплодируя Андрею. Он неторопливо прошёл к трибуне, откуда коротко приветствовал всех.

— Скажите, Андрей, каково быть легендой?

Хотя эксперимент проходил в условиях строжайшей тайны, сведения о нём просочились в массы, став достоянием общественности ещё в позапрошлом веке.

— А вы верили в то, что я ещё жив? — улыбнулся Андрей. — Или думали, что всё это выдумки?

— Ваши портреты висят в учебных аудиториях, в школьных классах, в исследовательских лабораториях. Ваш вклад в развитие науки огромен, поэтому слухи об участии в эксперименте, который очень долго скрывался ото всех, вызвали в своё время бурные обсуждения и даже шокировали. И только сейчас, с вашим появлением, эти слухи подтвердились, — выдавший длинную тираду мужчина смотрел на учёного так изумлённо, будто тот был динозавром или каким-нибудь божеством.

— Поиск продолжается, — спокойно ответил Андрей. — Мне, безусловно, приятно, что мой труд так высоко оценен потомками, но основная задача пока не выполнена. У нас с вами общая цель — развитие науки, а легенды и портреты — это рябь на поверхности мирового океана, дань уважения прошлому. Сейчас для меня важно завершить миссию.

— Что сподвигло вас на такой рискованный шаг?

Он на миг задумался, а после, неожиданно для самого себя ответил вовсе не то, что планировал:

— Шерше ля фам.

Его девиз, который можно было трактовать как в прямом, так и в переносном смысле. Поиски завели в будущее, и это лишь часть пути. Впереди — главное.

Едва уловимый, на грани ощущений, запах краски заставил Андрея поморщиться. Показалось… Откуда свежая краска в этом пластико-силиконовом зале? Так пахнет обычно в новенькой машине. А ещё так пахло в лаборатории в тот злополучный день, когда он вернулся из командировки.

***

Андрей замер на пороге, уставившись на незнакомые приборы и чувствуя, как в душе нарастает паника.

«Ну не могли же они на самом деле вот так… Не предупредив… — и тут же тревожным звоночком: — Могли! Директор что-то говорил о новом спонсоре…»

Но заменить оборудование, когда Андрей отправился в командировку, не предупредив… Это было немыслимо и вместе с тем предсказуемо. Проклятая спираль вновь сыграла с ним злую шутку. Бьющийся в истерике мальчишка — и парень, выронивший из рук портфель. Слёзы, крики — и невидимая буря, выжигающая изнутри.

— Стоп! — сказал он себе, до боли сжав кулаки. — Спокойно. У меня есть координаты. Я сейчас всё настрою, как надо.

Однако голос его дрогнул, и не зря. На заданных координатах новый прибор молчал. Мистика, которой не было объяснения. Андрей несколько часов возился с настройками, чуть ли не кожей осязая, как ломаются, рушатся в бездну последние мосты, связывающие его с миром, в котором нет Её.

Искрой надежды мелькнула мысль, что ещё не поздно вернуть аппаратуру. Заведующий хозяйственной частью испуганно воззрился на ворвавшегося в кабинет сотрудника. Андрей пытался сдерживаться, задавая вопросы, но что-то в его внешности, похоже, испугало завхоза. Старик что-то забормотал, смущённо поправляя очки и перебирая бумаги на столе: «…мусорка», «хлам…», «Анатольевич сам распорядился…», «списали…», — последние слова утонули в грохоте двери. В институтском дворе Андрей уже не сдерживался. Он опрокинул мусорные баки и, не обнаружив того, что искал, долго пинал ни в чём не повинные контейнеры. Потом рванул в кабинет директора, где устроил форменный разнос, игнорируя субординацию и шокированных гостей, судя по одежде — тех самых спонсоров.

Увольнять не стали. Институтский психолог объяснил «нервный срыв» синдромом выгорания, и парня отправили в отпуск. От Музы осталась лишь запись на флешке, которую он слушал часами — так же тоскливо, как иные пересматривают старые фотографии. Будь Андрей кем-то другим, он бы запил. Беспробудно, горько и бессмысленно. Алкогольный дурман притуплял восприятие, но не облегчал боль — Андрей это понимал. Чтобы отвлечься, он начал встречаться с девушками, но… их кукольные лица с пухлыми губами и чётко очерченными скулами не вызывали интереса. Ни одна девушка не могла сравниться с его космической феей. Зато с земными можно было развлекаться. Удовольствие приглушало боль. Такой вот вынужденный гедонизм, отчаянный, трепыхавшийся синицей в руке, на полгода стал единственной философией Андрея — до тех пор, пока на него не снизошло озарение.

***

Поздним вечером Андрей выгуливал какую-то девицу и вполуха слушал её болтовню. Ерунда, которой была напичкана женская башка, вызывала зевоту; между тем, пятая или шестая встреча позволяла девице надеяться на что-то серьёзное. Вот только её голос звучал на редкость немузыкально. Уразумев перспективу провести много лет, слушая голос, подобный этому — ведь все бабы одинаковые: что на вид, что на слух, — Андрей едва не споткнулся на ровном месте. Нужно отыскать Её! Вновь. Но теперь уже по-настоящему. В конце концов, выбор невелик. Либо жить, колупаясь в рутине, превозмогая тошноту — незавидная участь спятившего Ромео, потерявшего свою Джульетту, — либо совершить невозможное. Спятить окончательно, стать чокнутым фанатиком, но зато однажды найти Её. Быть с ней. Или хотя бы попытаться. А не плыть по течению унылым куском дерьма, с тоской вспоминая чудо, явившееся ему однажды. Нет, дважды!

— Я сделаю это, слышишь?! — заорал он что есть мочи, и девица отпрянула, но ему было плевать на неё. Он задрал голову вверх, пытаясь разглядеть хоть что-то в глубине чёрного неба, хотя бы одну звезду, которая услышит его слова и передаст Ей. — Я обещаю, мы будем вместе!

— Андрей, что с тобой?! — взвизгнула девица.

— Всё нормально, — Андрей коснулся браслета, вызывая такси. — Прогулка окончена. Лавстори тоже.

Тогда к нему, наконец-то, вернулось спокойствие — вместе с уверенностью. Он понял, как и зачем ему жить. Вскоре Андрей уволился и подал документы в аспирантуру на кафедру биотехнологии. Перед ним стояла непростая задача.

Сбросив маску послушного ученика ленивых профессоров, Андрей при каждом удобном случае демонстрировал успехи и выигрывал конкурсы, получая зарубежные и отечественные гранты. Он быстро прослыл восходящей звездой — перспективным молодым учёным, посвятившим себя изучению проблем анабиоза. Зашедшая в тупик крионика обещала эффективную гибернацию лишь на словах. Популярный среди беллетристов способ отдохнуть в криокапсуле был красивой, но неосуществимой выдумкой. Собственно, вся крионика представляла собой одну большую проблему. Тогда Андрей решил пойти другим путём. Если нельзя заморозить организм, то почему бы не устроить для него спячку? Гибернация, эстивация — эти механизмы работают в живой природе!

Он начал ставить опыты и через пять лет, вынеся на суд общественности первые результаты, получил международную премию за вклад в развитие науки. Используя ультразвук, он добивался замедления обмена веществ в сочетании с умеренной гиповолемией — организм замирал, впадая в оцепенение, затем его погружали в специальную капсулу, наполненную экспериментальным препаратом. Предложенная Андреем технология позволяла остановить рост и старение на время анабиоза. Физиологические показатели соответствовали норме, несмотря на то, что время «спячки» во много раз превышало срок жизни. Этот вопрос волновал Андрея; он исследовал беспозвоночных и грызунов, однако переносить полученный опыт на человеческий организм было рискованно. Но он решился — и заявил об участии в роли естествоиспытателя. К тому моменту Андрей уже возглавил кафедру экспериментальных биотехнологий Космического университета, и его заявление вызвало мощный резонанс в научных кругах. Кто-то называл его сумасшедшим, кто-то восхищался его смелостью, а кто-то сочувствовал.

А почему нет? Он шёл к своей цели год за годом. Если для встречи с любимой ему придётся разворошить весь научный мир, как осиное гнездо, он сделает это. Люди совершали невообразимые вещи, а он… Он не жаждал власти над теми, кто сильнее и выше его. Он не сражался с коллегами за лавровые венцы нобелевских премий, не искал всенародного признания и восхищения толпы. Ему нужна была только Муза, которую он потерял. Пожалуй, это самый честный мотив.

Эксперимент, правда, пришлось отложить: прежде следовало вычислить точку технической сингулярности и найти ту неизвестную эпоху, когда научные прорывы останутся позади, а человечество будет уверенно осваивать дальний космос. Исходя из того, что НТП — процесс антропозависимый и подчиняется тем же законам, что и развитие социума, Андрей отобразил его в виде гиперболы. Собственно, любые изменения в мире науки проистекали гиперболически, превращаясь в обычную точку на новой кривой, уже большего масштаба. Старт бурного роста космических технологий, по данным программы, разработанной учёным, должен случиться через двести тридцать лет. Андрей накинул ещё семьдесят — чтобы потомки уверенней чувствовали себя на межгалактических поворотах — и записал в блокнот заветное число. Триста. Столько лет он проведёт в спячке.

Подписав договор с Космическим университетом, он начал готовиться к анабиозу. Трёхвековой сон и пробуждение, после которого учёного доставят к Ней — это было условием его участия в эксперименте. Что такое три сотни лет в Её мире? Крупица бесконечности. То же, что и час, минута, секунда. Она даже не успеет соскучиться!

Поистине — шерше ля фам! Андрея ничуть не смущало, что по указанным в договоре координатам находилась чёрная дыра.

***

Раздав автографы по окончании пресс-конференции, Андрей отправился на встречу с кураторами проекта. Отличное самочувствие вернулось к нему вместе с бодростью духа: учёный полностью восстановился и был готов к следующему этапу. Между тем, директор института не разделял его оптимизма. Хотя космический туризм и процветал, по интересующему Андрея объекту имелись определённые трудности.

— Полёты к чёрным дырам — большая проблема, — вздохнул начальник Центра космологистики, крепкий мужчина с небольшой бородкой. — Мы не готовы отправлять за горизонт событий пилотируемые корабли, потому что ни один из наших беспилотников не вернулся. Они растворяются, исчезая с радаров, и, предположительно, аннигилируют с тёмной материей в точке сингулярности.

— Что ж… — кивнул Андрей. — Мне не привыкать к экспериментам…

— Вы не понимаете! — перебил его седовласый директор, годившийся Андрею в пра-пра-правнуки. — Это не эксперимент, это форменное самоуничтожение!

— Вот именно, что форменное. Если речь идёт об аннигиляции, материя изменится, но не перестанет существовать.

— Этот эксперимент противоречит международным принципам безопасности и положениям конвенции о космическом туризме! Мы не можем допустить его! — возмутился главный по космологистике.

— У меня договор. Вы читали условия. На момент подписания договора не существовало ни конвенции о туристических полётах, ни международных принципов безопасности, следовательно, вы обязаны руководствоваться его условиями, — без тени эмоций отчеканил Андрей.

— Вы правы, — согласился директор. — Однако не лучше ли подождать, пока не будет решена проблема аннигиляции?

— Возможно, аннигиляция — то, что мне требуется, — медленно произнёс учёный. — Это даже интереснее, чем я предполагал.

Руководитель Центра космологистики состроил многозначительную мину и укоризненно покачал головой. После некоторого раздумья он предложил:

— Можно составить документ, уведомляющий Андрея Николаевича обо всех рисках. Он подпишет его, мы отправим вместе с копией договора на согласование в министерство и, если они дадут добро, подготовим транспортный беспилотник.

— Случай беспрецедентный, — пожал плечами директор института, избегая смотреть на Андрея. — Так и поступим.

— А чего вы, собственно, ожидали? — весело ухмыльнулся тот. — Что я испугаюсь и передумаю?!

— Что вы проявите благоразумие, — подчёркнуто сухо парировал пожилой мужчина, но Андрей лишь развёл руками в ответ.

***

Министерство тянуло с решением, и Андрей слегка приуныл. Благие намерения, эпизод третий — прямо у финишной черты? Нет, такое нельзя допустить. Учёный отказался от будущего, сделав его инструментом для достижения цели, и что же, этот инструмент в самый ответственный момент обернётся против него, поразив своим бюрократическим несовершенством? Ещё чего!

Он отправил полсотни жалоб в правозащитные инстанции, дал несколько десятков интервью и написал длинную петицию на имя президента, которая собрала более двадцати миллионов подписей. Когда космические туристы принялись в знак протеста массово сдавать билеты, правительство наконец-то обеспокоилось, а после того, как возмутились члены Всемирной научной коллегии, президент изъявил желание лично встретиться с бунтарём.

Дверь в кабинет ничем не отличалась от десятков чиновничьих дверей, что ему довелось распахнуть на прошедшей неделе. Однако тот, кто скромно сидел за небольшим столом, занимал высшую иерархическую ступень российской науки — и должность главы государства.

— Присаживайтесь, Андрей Николаевич, — ухоженный мужчина средних лет показал на свободное кресло. — Уверен, наш разговор окажется продуктивным.

— Я тоже на это рассчитываю, — отозвался Андрей, пряча усмешку.

— Вы понимаете, что мы можем опротестовать условия договора, обратившись в международный суд? Речь идёт о человеческой жизни, которая в данном случае важнее буквы закона.

— Вот как? Насколько мне помнится, речь шла о беспилотнике. Вы жертвуете только кораблём. Однако это не жертва, а часть крупного эксперимента, начатого триста лет тому назад.

— Корабль — не проблема, — махнул рукой высокопоставленный оппонент. — Проблема в том, что никто не готов брать на себя ответственность за вашу гибель.

— Я готов, потому что знаю, что останусь жив.

Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, затем глава государства пожал плечами:

— Я надеялся, что вы передумаете. Не хотелось быть тем, кто одобрит это безумие. Мне отвечать за своё решение перед потомками.

— Вы приняли его?

Испустив нарочитый вздох, президент нажал едва заметную кнопку на гладкой панели стола.

— Поступайте, как вам угодно. В конце концов, это ваша жизнь.

Андрей деловито кивнул.

— Корабль?

— Будет готов через неделю.

— Отлично! С вами приятно иметь дело!

Учёный встал и, не прощаясь, вышел.

***

«Один из величайших умов», «прагматик, посвятивший себя Науке», «книжный червь, совершивший прорыв в биотехнологии», — никто так и не разглядел в нём Мечтателя. Наивного идеалиста, поверившего в чудо. Хитроумного Одиссея, поклявшегося однажды найти свою Итаку — и обманувшего Время со всеми его спиралями.

…Накануне полёта Андрея ввели в состояние гибернации, и он улыбнулся, перед тем как уснуть, радуясь встрече, до которой осталось совсем чуть-чуть. Один короткий сон.

***

Тихая музыка... Мальчик рисует на запотевшем стекле диковинных зверей. За окном тяжёлыми хлопьями валит снег, а в натопленной квартире вкусно пахнет сдобой. Бабушка на кухне что-то напевает, скрипит дверца духовки, а ветер на улице хороводит с первыми снежинками.

Запах скошенной травы смешался с тонким ароматом свежевыстиранного белья. На простынях, развешанных на веревках, пляшет тень от узловатой соседской вишни. Андрюша роняет подобранный на дороге стеклянный шарик, и, забыв обо всём на свете, завороженно наблюдает за театром теней — подарком уходящего лета. В странных чёрных силуэтах ему видятся чудовища с далёких планет…

…Долина тянется вправо и влево до самого горизонта. Горизонта? А есть ли он — горизонт? Внезапно приходит понимание, что нет. Нет закругления планеты, предметы, люди, животные не тонут в линии, разделяющей землю и небеса. Они становятся все меньше и меньше. Бесконечная плоскость долины спереди и сзади выгнулась дугами диковинной параболы. Бесконечность по бокам — взметнувшаяся к небесам поверхность земли, переходящая в почти вертикальную стену спереди и сзади…

…Музыка! Она меняет тональность и оглушает, накатывает девятым валом. За спиной, далеко внизу, почти в бесконечности материя сворачивается в спираль. Воронка пожирает саму себя, втягивая во вселенский хоровод целые звёздные скопления. Кажется, что в мелодию вплелись слова. Точно! Чарующий голос не оставляет сомнений — он всё сделал правильно. Больше не нужно оглядываться. Цель впереди. В двух шагах. Ослепительное сияние. Ликование, заполнившее всё существо. Вспышка!..

***

Андрей не удивляется отсутствию корабля. В мире, где настоящее стало вечностью, где царит бескрайнее «здесь и сейчас», иные законы. Он трогает плотную завесу из сияющей паутины — не рукой, нет, одним только намерением — и кокон растворяется. Белоснежный узорный свод, образованный переплетёнными над головой ветвями, проглядывающая сквозь просветы синева безоблачного неба, зов... Она ждёт его. Мягкая почва слегка пружинит под ногами, едва ощутимый ветерок пропитан запахом цветов. Деревья расступаются, и Андрей застывает, в немом удивлении глядя на Неё...

Птица! Радужное оперение переливается сотнями красок, круглые глаза смотрят не мигая. Андрею кажется, что он видит в зрачках отражение той самой спирали. Измерения, из которого он вырвался назло всем законам. Вырвался, чтобы найти Её... Голос певчей птицы завораживает. Постепенно слова ослепительно яркими жемчужинами нанизываются на нить смысла. Осознание. Последнее открытие — и тысячи кусочков пазла соединяются воедино.

Как же он не понял этого раньше! Две Вселенные. Одна движется прямо, другая обернулась вокруг неё спиралью. Секунда в первой — миллиарды лет во второй. И нечто неизменное. Общее для обеих... Разум? Не то определение! Всего одно усилие, чтобы сломать последние прутья клетки стереотипов — и Андрей делает это. Теперь он знает, что смотрит в глаза собственной душе. Той, что должна была оказаться здесь после его смерти. Он смог обмануть время, он смог обойти законы бытия.

Он протягивает руку, и разделяющее их пространство меняется, оплывает как воск, стекает жемчужными каплями, переливается миллиардами бликов. Его мечта рассеивается на мельчайшие частицы, растворяясь в нём, — или это он растворяется в ней, двигаясь по кругу и ускоряясь, превращаясь в воронку, чтобы вновь обрести целостность… Единение, вслед за которым приходит безмятежность. Вселенная в глазах Птицы сияет в его глазах. Имя этой Вселенной — Мудрость. Его наполняет музыка, точно свет, дарующий вечное блаженство — теперь он понимает этот древний язык, теперь он сам говорит на нём.

Беззвучный мальчишеский крик пронзает пять чужих потолков и пасмурное осеннее небо, нарушая ход времени:

«Один в этом мире! Пустота. Несправедливость. Отчаяние. Неужели так будет всегда?!»

Как утешить, как поддержать, как ободрить?

Предвестники чуда… Они всегда являются в тишине.

Душа говорит с нами на древнем языке Вселенной.

+7
23:35
1509
03:28
Вы сами душа! Отличный рассказ. Больше ничего не хочется добавить. Разве что… Шикарное повествование. Удачи вам.
13:53
+1
Очень приятно было прочитать ваш рассказ. Спасибо.
00:13
+1
пусть хоть здесь будет нормальный рассказ. Ох, не разочаруйте меня!
22:10
+1
гораздо лучше, чем некоторые
Было бы гораздо смешнее, если бы эта девушка, что он бросил, отправилась за ним в будущее, чтобы помешать сесть на корабль)
21:20
— Отчества не менял, — согласился он, медленно двигая ступнями. — Но лучше без него.

— Я — Терави, ваш физиолог, — представилась коротко стриженая блондинка, что стоялСТОЯЩАЯа к нему ближе всех. — Вы помните, как здесь оказались?
а двигать ступнями — это форма приветствия?
— Договор номер… — он без запинки оттарабанил двенадцать цифр: — Его условия в силе?
онозмов много
Когда она наполнила комнату россыпью дивных трелей, он мгновенно успокоился. Он знал эту мелодию наизусть, с самого детства, она была его колыбельной, гимном, элегией, серенадой, чем-то удивительным, производным света, невероятного и абсолютного, лишённого всякой земной природы. она/он/он/она
традиционно корявые местоимения
этизмов тоже много
Едва ли она была намного старше того парня, каким Андрей был в годы своей работы в НИИ.
то скупые лучи солнца Солнца
мирового океана Мирового
Потом рванул в кабинет директора, где устроил форменный разнос, игнорируя субординацию вот именно, что разнос вышестоящий может учинить, а если нижестоящий — это уже скандал
— Вы не понимаете! — перебил его седовласый директор, годившийся Андрею в пра-пра-правнуки. — Это не эксперимент, это форменное самоуничтожение!
— У меня договор. Вы читали условия. На момент подписания договора не существовало ни конвенции о туристических полётах, ни международных принципов безопасности, следовательно, вы обязаны руководствоваться его условиями, — без тени эмоций отчеканил Андрей.

— Вы правы, — согласился директор.
с чего вдруг? форс-мажор и все дела… Постановление правительства… договора же с НДС 18 пересмотрели на 20, хотя в самих договорах не было прописано
подготовим транспортный беспилотник. а куда его засунут в транспортном беспилотнике? а системы жизнеобеспечения?
— А чего вы, собственно, ожидали? — весело ухмыльнулся тот danceТот опять вернулся! учитывая общий уровень корявости работ НФ-2019, мы вполне ожидали его возвращения
написал длинную петицию на имя президента президента чего?
Однако тот вездесущий Тот crazy
финал слит
в целом — затянуто, сюжет надуман и вычурнен
смысл посылать в состоянии гибернации? откуда в транспортнике столько топлива, чтобы долететь до черной дыры?
17:24
Прекрасный рассказ, но я бы остановилась здесь:
Вселенная в глазах Птицы сияет в его глазах. Имя этой Вселенной — Мудрость. Его наполняет музыка, точно свет, дарующий вечное блаженство — теперь он понимает этот древний язык, теперь он сам говорит на нём.

Все остальное, на мой взгляд, излишнее объяснение. Но это на мой.
Загрузка...

Достойные внимания