Косоворотка

“МОЁ ИМЯ АНАСТАС ПУСТЬ ОНО ИХ НЕ ОБМАНЫВАЕТ ИХ Я ЖЕНЩИНА НЕВАЖНО ЧТО ОНИ ДУМАЮТ НЕВАЖНО НИЧЕГО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ МЕНЯ”. Она замалевала написанное на салфетке, оставив жирные чернильные полосы, и написала другое: “МЕНЯ ЗОВУТ АНАСТАС Я ОСОБЬ ВСЕГО ЛИШЬ ОСОБЬ НЕМУЖСКОГО ПОЛА Я УБИЙЦА УЖЕ МЕСЯЦ Я БЕЗЖАЛОСТНАЯ УБИЙЦА БЕЗЖАЛОСТНАЯ БЕЗЖАЛОСТНАЯ БЕЗЖАЛОСТНАЯ”. Анастас старательно зачеркнула всё, разорвала на клочки, измяла их, истёрла. Её глаза напрягались, она сидела в задрипанной забегаловке, её обоняние улавливало здесь лишь запах сырости, а чуть позже и прелого кофе, электрический свет был истощенным. Уже третья неделя текла в этой дыре, глубокой и прожорливой такой, что Анастас уже не знала, где начинается и где заканчивается она.

Анастас одевается в невзрачно-неприметную одежду, не красится и не делает прическу перед выходом из дома, как раньше. Месяц назад Анастас была совершенно другая, но теперь окружающий Мир умирает - Она отвергла его, а Он отверг её. Новая Анастас живёт в СВОЁМ рамочном мире, собранном кем-то и чем-то ещё в раннем детстве, мире, обратившимся против неё с Того Дня. С тех пор Анастас живёт в тишине, потому что ничего громче собственных мыслей нет, и поэтому здесь мантроподобные слова кисло-яркого телеведущего никак не достигали её сознания. Когда-то она любила кисло-яркое.

А буфетчица Ольха имела привычку не трогать нездоровых людей. Зачем Ольхе обращать внимание на них, когда улыбчивый телеведущий, с перерывами на рекламу, берёт интервью у красивого миллионера. Посетителей у забегаловки стабильно мало, что радует Ольху, поэтому, когда зашла группа студентов, Ольха очень удивилась и обоссала их ленивым взглядом.

Он любил свои неухоженные золотистые волосы, которые космами ложились на плечи. Он любил свои золотистые волосы больше, чем друзей-однокурсников, с которыми пришёл, хотя друзей, несомненно, он не любил. А ещё он любил лёгкий макияж, только мужской, он терпеть не мог накрашенных женщин. Поэтому его передёрнуло от вида буфетчицы Ольхи, и его взгляд бежал от вульгарного лица в сторону выхода, но задержался на Анастас, которая слилась с этим мрачным местом. Он не мог уйти, эта странная женщина, исписавшая кучу салфеток, не отпускала его мысли ни на минуту.

Друзья шумели, смеялись, спорили, но Алексан был непривычно молчаливый, он отсутствовал, он мысленно подсаживался к Анастас и начинал беседу.

- На кого ты пялишься, Алексан ?

- Какая разница тебе?

- Я хочу знать правду - вот и всё… Мне интересно о чем ты думаешь, знать хочу правду, вот и всё. - Марку нравился Алексан. Марк проследил за его взглядом. - Ты серьезно? Прости, я не знал… страсть к ненормальным?

- Чего ты не знал? - взгляд сквозь.

- Не знал что у тебя такое влечение к сумасшедшим - все засмеялись. - Неужели влечение столь сильно, Алексан, что ты не можешь оторваться от той бабёнки?

- Марк, слышишь меня, Марк? Дорогой Марк… - Алексан не сводил глаз с Анастас.

- Что такое, Алексан? Да, Алексан. - Марк не сдерживал смех.

- Влечение моё… то самое, о котором ты говоришь… оно сильное очень, сильное. Ты не знаешь, какое оно, дорогой Марк. Меня всегда тянуло к нездоровому, Марк, понимаешь? Собственно, поэтому я и общаюсь с тобой. Понимаешь? - друзья постарались не обращать внимания на Алексана.

Но отвлеченность Алексана стала невыносимой, все захотели сбежать из этого места и направились к выходу. Но Анастас не отпускала его. Марк подошёл к нему и потянул к дверям. Алексан согласился уйти с ними, чтобы вернуться одному.

Не прошло и десяти минут, как он вернулся. Алексан подошёл к ней, она не хотела его замечать. Алексан наклонился попытался прочесть каракули на салфетке. Анастас подняла недружелюбные глаза, ухмылка оголила ровные желтые зубы.

- Тебе что-то нужно?

- Я хочу познакомиться с Вами. Я могу подсесть к Вам? Могу я сесть здесь?

- Нет.

- Почему нет? Я хочу сесть здесь.

- Можешь сесть. Но я ничего не хочу, не хочу никаких знакомств. Как тебя угодило попасть сюда, в это место, падший ты ангел? - Алексан сел, Анастас смотрела в его серые глаза. Алексану показалось смягчение во взгляде.

- Мне хочется общения, понимаете? Вы мне кажетесь интересны.

- Нет, я не интересная. Не буду с тобой разговаривать. Я слишком плоха для тебя, красавчик.

- Почему же? Вы, я уверен, несправедливы.

- Ты ничего не знаешь. Можешь прекратить свои… - она протянула руку к очередной салфетке. Алексан тоже взял одну и начал мять.

- Что мне необходимо знать, чтобы познакомиться с Вами?

- Я убийца! У-БИЙ-ЦА! Ты понимаешь? Я жажду знакомства с тобой думаешь? - Анастас поняла, что это было громко. Буфетчица Ольха раздраженно посмотрела на них.

- И кого? - спросила Ольха.

- Что?

- Кого ты убила? - Ольха смотрела будто на дерьмо.

- Скользкую улитку раздавила. Сначала вытащила её из своего брюха, а потом раздавила. - Ольха в очередной раз убедилась в том, что нездоровых людей надо просто игнорировать. Алексан стал говорить тише.

- Кого Вы убили?

- Животное, маленькое, скользкое. Тебе какая разница? Я не хочу трепаться…

- Так это действительно была улитка?

- Нет, это было другое животное. - Алексан заметил как её ладони невольно приняли форму чаши, как-бы показывая размер.

- Какое? Говорите тише

- Твоё любопытство омерзительно.

- Простите, но я хочу Вам помочь справиться… справиться

- Каждый день ускользает, и ничем ты не поможешь.

- Зачем же вы себя гнобите? Всего лишь животное убили, не человека же! Какое животное Вы убили? Не бойтесь, скажите.

- Маленькое, скользкое, внутри меня оно было, понимаешь? Я вырвала его из себя. Когда я убивала его, помню чувствовала такое облегчение и радость. Но позже всё стало наоборот, всё стало хуже, что не странно.

- Вы сделали аборт? - она посмотрела на него, её губы шевелились. Анастас опустила взгляд, салфетница была пуста. Алексан взял салфетки с другого стола и подал ей.

- Почему же Вы ребенка называете животным? Вы убили ребенка

- Во мне родилась убийца. Убийца. В тот день, именно в тот день, когда я согласилась на операцию, во мне родилась убийца. Убийца ребенка, животного. Я не хочу думать, что это был ребенок, пусть это будет мелкое скользкое животное наподобие улитки.

- Такое убийство в нашей стране почти легально

- Я знаю его пол. Это был мальчик.

- Вы убили маленького мальчика - Алексан тонул в чёрных глазах, сочившихся направленной злобой.

- Ты мне омерзителен, омерзителен как все остальные.

- Почему?

- Потому что с того Дня мне опротивели все неубийцы. Я терплю общество только самых отвратительных людей, людей, которые хуже дерьма. Я ненавижу людей, свободных от груза убийства, от груза всего тяжкого. Ты думаешь почему я провожу здесь время? Здесь зависает сброд, особенно та - она взглянула на Ольху.

- Вы мне нравитесь… Я хочу вам сообщить, что Я отвратительный человек, и груз всего тяжкого мешает мне дышать

- Ты врёшь.

- Вы считаете себя убийцей, потому что не можете смириться с утратой

- Несёшь чушь. Уйди лучше.

- Я предлагаю Вам восполнить эту утрату мной… Поверьте, только такой ужасный как я предложит сделавшей аборт, убившей ребенка, восполнить утрату таким образом

- Ублюдок. Если бы я была лучше… Была бы я лучше, я бы не слушала тебя. Ты моложе меня намного.

- Хотя я и моложе Вас как минимум в два раза, мне интересны только Вы и Ваша утрата, мне безразлично стало многое в последнее время, но сегодня

- Сколько тебе лет ангелочек

- Уже девятнадцать, а Вам?

- Мне тридцать, и ты ошибся в расчётах. Хотя я знаю, как выгляжу. У меня много зеркал.

- Вы мне нравитесь

- Ты уже говорил, говорил уже. - Алексан странно светился, когда был доволен, и глаза его голубели. Анастас со странным любопытством замечала эти изменения, Алексан накручивал на палец прядь и не сводил взгляда.

- Давай разрушим и растопчем стены формализма между нами

- Разрушай. Ты думаешь ты вернул мне радость существования?

- Мы не представились… Мое имя Алексан, а твоё?

- Анастас.

- Странное имя, чрезмерно мужское для тебя.

***

Вещи Поли воняли, её одежда воняла, и она сама воняла. В квартире был запах, к которому Анастас так и не смогла привыкнуть. Зато Поля платила больше половины за аренду, и Анастас это устраивало. А ещё Поля любопытна, особенно в отношении Анастас - такой “непонятной, притягательной такой” для Поли.

-Анастас? - на диване Поля красила ногти.

-Да - Анастас морщилась.

-Ты рано

-Рано.

-А кто он?

-Кто он?

-Длинноволосый такой с тобой сидел

-А что мне с этого будет?

-В смысле? - Поля прервалась, чтобы возмущенно посмотреть на неё.

-За информацию надо платить.

-И сколько ты берёшь с меня?

-Триста, за полную пятьсот.

-Возьми в сумке и рассказывай бесстыдная. - Анастас вывернула сумку и взяла свёрток купюр.

-Полную?

-Да да да, самую полную, самую!

“Какая же ты грязнуля, Полечка” - подумала Анастас, и взяла все семьсот, что были в свёртке. Она села на бордовое замусоленное кресло и рассказала ей всё, что успела выдумать про Алексана по дороге домой.

- Господи, нашла с кем связываться! Тебе одного изнасилования было мало?! Вот только не надо меня успокаивать!

- Успокаивать? - её веки были тяжелы.

- Успокаивать не надо, блять! Я переживаю! Ты старше! А мозгов нет, мозгов нет, не осталось! - Анастас хотела спать, ей, конечно, были безразличны слова Поли, но Поля была забавной, очень.

***

Темнота была живой в этой комнате - Темнота была осьминогом. Анастас отдавалась осьминогу, она оставляла ему тело и сознание, но больше сознание, и оттуда он плавно выползал. Осьминог не имел цвета, не излучал свет. Так как он был темнотой, его не было видно.

Его щупальца проникали насквозь Анастас, а потом сплетались с удивительной плотностью и становились, казалось, бездонным полотном. Анастас слышала крик, и ей не хотелось бежать, и крик становился всё громче, и она понимала, что кричит Младенец, знала, что Новорожденный, она увидела его крохотной точкой на осьминожьем полотне.

Анастас цеплялась за Младенца, но ничего не выходило - Младенец был недосягаем. Осьминог решил ей помочь, и щупальца потянули её к Новорожденному, она приблизилась как никогда раньше и увидела липкое тельце, миниатюрные руки и ноги. Младенец повернул к ней красное лицо - он кричал так сильно и больно. Анастас не отрывала взгляда, маленький рот издавал пронзительный звук, и боль делала этот звук всё острее, похожим скрип. Анастас не могла не смотреть, не могла не искать в его лице кого-то, ведь черты такие знакомые, и она попыталась приблизиться, но Младенец мгновенно исчез.

В комнате остались только Анастас и темнота. Щупальца нежно положили тело на кровать. Сама Анастас ещё не знала, что произошло с ней, и лишь одна мысль была червоточиной в этом незнании. Анастас бежала от червоточины-мысли - в жизни есть вещи такие мрачные, о которых только намекаешь. Пыткой было для неё признаться в том, о чём догадывалась. Анастас лежала без движения.

Анастас не видела, но чувствовала, как осьминог заползает обратно, обхватывая плотно её мягкое тело и оставляя чернильный след. Когда осьминожьи щупальца исчезли, темнота умерла и стала обычной ночью.

“Это он был младенцем… младенец он! Я слепа, как глупа я… Мой Алексан мой… как могла я не узнать его… моего младенца… воскресшего моего - мой второй шанс… живой Алексан… чудом спасшийся от матери-убийцы… от аборта… спасшийся от меня”.

***

Утро уже дырявило комнату, темнота стала синевой. Холод залез в открытое окно, просочился через кожу Анастас, и убил её сон. Анастас мгновенно проснулась. Её взгляд пополз по стенам, по потолку, а потом вышел за железные прутья, за которыми мелькали смутные силуэты. Окно вдруг стало магнитом, жизнь стала магнитом.

Анастас встала, укутала голое тело простынью, пошла по хрустящему полу и посмотрела в окно - осень убила всё зелёное, а туман съел весь город и людей в нём. Анастас не уходила, высматривала чей-то силуэт при нулевой видимости - никого. Белобезмятежный мир за окном потерял привлекательность, когда единственный силуэт пропал. Анастас захлопнула окно, сбросила испачканную простынь, вышла из комнаты и побрела по узкому коридору в ванную.

В квадратном зеркале - испещрённая чернильными следами Анастас. Пошла холодная вода, Анастас смотрела на неё с замиранием - ждала, ждала кипятка. Худая вытянутая рука первой встретила тепло. Зашла в душ и закрыла лицо ладонями, раскаленные струи текли и стягивались тёмными спиралями у стока - следы смывались лучше на этот раз, она опустилась на колени и провела пальцем по следу на лодыжке - чёрное вязкое…

Вода смыла всё! Унесла следы в грязное отверстие и исчезла. Огонь погас на теле Анастас, холод протыкал её. А тело было чистое, белое, мягкое и плавное. Анастас была светилом в ванной - зеркало отражало её; она смотрела на себя и восхищалась - она была единственной в мире женщиной, у которой был второй шанс, она была уже другой.

Анастас измельчала в зеркале своё лицо и вновь собирала из мозаики. В её лице оказалась сверхкрасота, родственная красоте Алексана. Как много сверкающих линий объединяет лицо сына и матери, как много чувств находится в вечном поиске удовлетворения, и как много грязи в итоге уносит вода в отверстие слива.

Шорох донесся до её слуха и прекратил сияние в зеркале. Картонные стены ничего никогда не скрывали, Анастас интуитивно чувствовала, что шорохи в её комнате, и направилась туда. Пройдя узкий коридор, она остановилась у двери и прислушалась - кто-то возился там, и она распахнула дверь, вспомнив в последний момент про свою наготу. В комнате витал запах Поли.

-Господи, Анастас, чем ты запачкала простынь и одеяло? Это что? Похоже на мазут. И наволочка тоже… - Поля стояла спиной. Злость обжигала Анастас, пустив корни по всему телу подобно карциноме.

-Что-то ищешь, дорогая Поля? Мы говорили уже об этом много много много раз, дорогая Поля… - обернулась, глаза её округлились, она молчала и смотрела.

-Я хотела постирать твои вещи… могла бы и спасибо…

-Поля, зачем? Я не помню, чтобы просила тебя делать это.

-… сказать. Ты их стираешь так редко. - Поля потупила взгляд, сделала вид, будто только что заметила наготу. - У нас полно халатов, а ты ходишь голой?

-Поля, можно мне остаться в своей комнате одной. Я очень хочу этого.

-Пожалуйста, оставайся. Я только возьму грязные вещи. - Она взяла кучу белья и пошла к выходу.

-Так чем же ты запачкала это всё? - спросила Поля в коридоре.

Анастас закрыла дверь, взглянула на кровать, на голый матрас, и рухнула на него. Подозрения кружились и обматывали её мысли, подозрения связаны с Полей, они были неприятными. Анастас всё чаще стала замечать особое отношение Поли к себе, которому не было другого объяснения, кроме как… Но Анастас была рада, была рада, она получала удовольствие от возможности думать о чём-то другом.

***

Туман тяжелый, морось-невидимка, всё чрезмерно влажное, и это хуже дождя. Улица и тротуар пропали в белой завесе, и машины, и прохожие тоже. Анастас слышала шаги, но не видела никого, пока не сталкивалась, пока плечо не начало болеть.

“Я так не люблю туманы так… ненавижу эту белую пелену белое удушье… Мне больно от моего бессилия перед этим белым белым скользким существом… Зачем же я так бессильна зачем себя заставляю думать о чём-угодно о разных мрачных о неприятных например тумана вещах… но запрещаю себе напрасно заклинаю себя не думать о НЁМ… и эта самая мысль была предательством потому что мысли такие подобные судьбоносны и неотвратимы”.

Мысли об Алексане вытеснили всё, сверкающие линии забились жилками в её мозгу, волосы Алексана подобно корням вросли в туман. Анастас могла прекратить этот транс, но не стала. Вся жизнь зависла в тишине - ни машин, ни шагов, ни говорящей рекламы, казалось, что туман впитал с влагой любые звуки.

Но плач ребёнка разорвал безмолвие. Анастас протрезвела - она стояла у красных дверей минимаркета, окруженная белым мраком. Плач пропал, вокруг ни души. Анастас пошла дальше, хотя не знала куда идёт. Тишина вернулась, но мгновение - снова недужный плач заставил Анастас ускорить шаг. Она поняла - это галлюцинации, и игнорировала их, пыталась разглядеть дорогу, но каждый шаг всё больше погружался в пустоту.

Анастас различила в плаче единственное слово - СПАСИ, и он стал криком. Эфемерный ребёнок кричал, не оставляя Анастас возможности думать о другом, мыслить и дышать свободно. С каждым шагом этот ложный звук, с каждым движением он невыносимее. Холод стягивает её тело, всё нутро съёжилось и заледенело, мысли превращаются в смолу, а крик обезвоживал и закрепощал.

Тогда Анастас побежала. Ноги вырывали дорогу кусок за куском и отрывались от земли с мистической лёгкостью. Туман перестаёт быть преградой, а крик то заглушается сигналами автомобилей, то звучит вновь, когда сеть улиц ведёт к тишине. Крик постепенно обрастал странными звуками и напоминал ровный гул, становясь первичнее физической связи с реальностью, становясь продолжением сознания Анастас.

Анастас ускорила бег до своего предела, мысли выбрасывались из головы. Крик вдруг оторвался от неё и погас в тумане, пространство мгновенно вернулось. Она увидела в растаявшем воздухе очертания той самой забегаловки, но не останавливалась, пока не сбила с ног Алексана, выходившего из-за угла и нёсшего кофе. Анастас подошла к нему и протянула руку, Алексан протянул мокрую липкую руку в ответ.

-Ты так спешишь на встречу со мной?

-Я промолчу.

-Ты рядом живешь? - Алексан смотрел на неё с надеждой.

-Нет. Умоешься в общественном туалете.

-Я хотел к тебе в гости.

-Ещё успеешь… Кстати, я не пью сладкий кофе

-Это был мой.

***

Помидоровевшее лицо Ольхи вызывало у Анастас тошноту. Ольха не могла оторваться от телешоу. “ВСЯ СТРАНА сегодня следит за судьбой двадцатилетней девочки Марфы из села Каблуково, сделавшей АБОРТ без одобрения медицинской комиссии. В нашей студии мы выясним, кто виноват и кого следует судить…”. Ольха не могла понять, Ольха смотрела сквозь пальцы.

- Как женщина может пойти на такое?! Как? Как может она вмешиваться в природу? ПРИРОДУ! - Ольха возмущённо стонала. - Она просто глупая, дурёха она, а врач почему? ВРАЧ ПОЧЕМУ?! Почему врачи! И кто виноват? Кого судить?

Анастас ждала Алексана. Она боялась посмотреть вниз, в черноту кофе - в чашке плавал неживой младенец. Анастас старалась смотреть на ярко-кислого телеведущего, но не получалось. Анастас достала из кармана джинсовки карандаш и потянулась за салфеткой. “КОФЕ НЕ ДАЁТ МНЕ УСПОКОИТЬСЯ Я БОЛЬШЕ НЕ ПЬЮ КОФЕ Я БОЛЬШЕ НЕ СМОТРЮ ТУДА НЕ СМОТРЮ НА РЕБЁНКА В ЧАШКЕ”. Анастас пересилила себя и заглянула в чашку - он ещё там, младенец. Она попробовала опустить тельце на дно чайной ложкой, но младенец появлялся в чёрной жиже вновь. Анастас выпила залпом, а младенец всё-таки лежал на дне чашки.

-Я вернулся, пойдем отсюда. - Он положил руку ей на плечо, Анастас сжала её крепко.

-Кофе был такой дрянной. Не пробуй даже. Давай не заплатим.

Обнявшись, они пошли мимо увлечённой Ольхи к выходу. Анастас посмотрела на неё и сказала:

-Дорогая Ольха, твой макияж покрылся испариной. Пока, Ольха.

-До свидания. - неожиданно ответила буфетчица.

***

“Туман… Сигаретный дым… Туман или Дым? Дым конечно дым только не туман…” - думала она.

- Не кури. Не надо курить.

- Ты сама куришь.

- Курить не надо.

- Да ты же сама куришь…

- Ты губишь свою красоту, Алексан, своё красивое лицо… - Анастас потушила сигарету, облокотилась на покрытый мхом дуб и протянула руку к волосам Алексана, он пустил ей в лицо дым. - Ты знал, Алексан, что умрёшь самой страшной смертью, если будешь курить?

- Какой например? - его затрясинивали чёрные глаза.

- Я могу, конечно, предположить

- Ну говори раз начала, говори, договаривай

- Тебя похитит какая-то старая и очень богатая мочалка и… - Алексан захохотал, Анастас взглянула снисходительно. - И будет долго издеваться над тобой, причинит тебе океан изощрённой боли, она будет беспредельно зла на тебя, Алексан, а ты не узнаешь, за что она с тобой так…

- Господи, зачем ты мне такое напророчила… Это будет со мной, если я буду курить? - он скалил зубы.

- Это будет с тобой, если мы расстанемся.

- Не ты случаем сделаешь со мной такое?

- Разве я старая мочалка, сынок? - Она улыбнулась, Алексан ухмыльнулся.

- Вовсе нет, мамочка. Вот только причём здесь пагубная привычка?

- Пока мы вместе, с тобой ничего такого не случится…

- А потом что?

- Всё просто, дорогой. Мы вместе - ты не куришь.Если мы расстанемся, сынок, ты снова закуришь. Если мы не вместе, значит моя аура тебя не защитит, не спасёт, значит старая машонка может напасть на тебя когда-угодно, где-бы ты ни был… понимаешь?

- О да, я тебя понял. - хитрый прищур. - Ты просто хочешь закрепостить меня. Ты собственница…

- Конечно.И ты тоже. Все стремятся к этому, Алексан… Все стремятся к собственничеству - это единственно сильный, самый наглядный, непреложный закон Человека - закон большого и могучего Мужчины, подчиняющего себе всё, до чего можно достать одним только взглядом.

- Ты считаешь это правильным? - Она вздохнула, залезла в его карман за сигаретами, закурила одну.

- Я - собственница. Это теперь моё. - она показала пачку. - Я не буду делиться с тобой своими сигаретами. Понял?

- Мамочка, но это пример всего лишь с пачкой сиг…

- То же самое с тобой.

- Я был прав получается?

- Не понимаю о чём ты. - Анастас понимала о чём он, Алексан достал из заднего кармана веганскую конфету и предложил ей.

- Я имею в виду вчерашний разговор… Помнишь я сказал тебе, что помогу восполнить потерю?

- “Утрату” ты сказал. Припоминаю, да. Ты хочешь спросить

- Да, я хочу спросить, правильно ли ты меня поняла тогда?

- Меня это не интересует. Ты хотел ведь спросить о другом, так?

- Я помог тебе восполнить утрату?

Анастас посмотрела в его посеревшие глаза - в них тоска. Её сердце будто вырвали и бросили в сердцевыжималку, и брызги чувственного экстракта разлетелись в стороны. Она не смогла обуздать поток мыслей, которыми она никогда не поделится, и глаза замироточили голубыми слезами. Но Алексан этого не увидел - слезы Анастас были так же скупы, как слезы могильных ангелов-истуканов, среди которых она пряталась от него.

- Анастас!

- Да, дорогой, не найдешь, не старайся.

- Почему ты убежала? У меня есть вино… ты любишь вино? Пьёшь вино?

- Выпьем, Алексан, но позже… - голос мутнел.

Алексан положил бутылку под ноги крылатой девочки и побежал за Анастас. Малиновое кладбище - однотипные ангелы, на каждого мертвеца здесь по ангелу - жилец теряется в мертволиком окружении, деревья-гиганты врастают в небо, и всё неба мало, уснувшие спокойно спят, не вспоминая живых, а великорусское солнце помнит о спящих и жарит их каменные колыбели.

Анастас сидела в ногах ангела.

- Я нашёл тебя, теперь ответь мне

- Алексан, это ты. Я поняла, признаюсь, не сразу… но - голубые слёзы стали пылью на её щеках. - Алексан, ты мой сын, и не было никакой утраты, утраты не было вовсе, как и убийства, ты был, всегда где-то как сейчас, передо мной, и утраты не было. Нечего, дорогой, было восполнять.

- Что ты можешь прочесть в моих глазах? - Анастас засмеялась, в сердечной выжимке что-то червилось.

- Неверие.

- Ты читать совершенно не умеешь по глазам. Я верю тебе, Анастас. Посмотри ещё раз на меня, ещё раз - Я не сомневаюсь в искренности твоих слов.

Анастас упала на лимонно-жёлтую траву - воздуха было мало для огромных лёгких. Алексан полез к ней в карман за сигаретами, и встретив сопротивление, просто лёг рядом. Её глаза были закрыты, зрачки истирали веки беготнёй. Взгляд Алексана запутался в ветвях деревьев. “Можно… можно засыпать… теперь можно утонуть… уснуть на Малиновом кладбище” - думала она, закрыв лицо космами Алексана.

- Небо краснеет, так быстро заливается, посмотри, Анастас. - она взглянула на разбухшие облака.

- Тучи тяжелеют, небо заливается кровью предков, не пора ли домой?

- К тебе? Ты говорила же…

- Не получится. - она вспомнила о Полечке, и отвращение зажгло её. - Где ты живешь?

- В клоповнике вонючем таком, в районе рощи.

- Их три, какой именно?

- Червяковской.

- Мой мальчик, это ужасно, но всё равно лучше, чем с Полей.

- Кто такая Поля?

- Тебе незачем что-то знать о ней, не расспрашивай.

- Я и не хотел.

- Ну и правильно, не надо. Не надо хотеть.

Он подал руку, Анастас схватилась и встала, но после не отпускала её - боялась развеять след, ведущий к сыну. Они пошли по хрустящей тропе, держась за руки.

***

Царство ангелов не умолкало. Анастас и Алексан слышали голоса, которые, как казалось, вылетали из каменных уст.

- Хозяйка, рабыня, хозяйка, рабыня - какая разница, коли она теперь холодна… ко мне в том числе. - голос становился ближе.

- Какая же ты дрянь, ты ведь её убила! Ну и дрянь ты, Клава, дрянь такая ты, противно тебя слушать.

- Капрон, только не надо наезжать на меня!

- Откуда тогда тебе знать, мертва Мариола или нет? Говорю тебе, Шокер, она убила Мариолу, Мариола не могла не позвонить!

- Признайся, это ты ведь Мариолу, да? Ты ведь больше всех здесь любишь садо-мазо штучки… Капрон вот говорит, кроме тебя в тот день никого не было у неё. Он не будет врать.

- Капрон, Шокер, угомонитесь, расслабьтесь же, налетели на девочку, пейте лучше винишко пока про него не вспомнили.

- Да Капрон брехает, Ольха не слушай, его не слушай, меня слушай. Мы с Мариолой так и не встретились в тот день, она так и не взяла трубку!

Анастас и Алексан пришли к дубу и крылатой девочке, где оставляли бутылку вина. Теперь здесь сидели две девушки и два парня. Все в черном, кроме Ольхи, которая была в своём неизменном халате. Анастас сжала руку Алексана, когда увидела Ольху, а Ольха увидела её. Жаркий спор умолк.

- Вам чего, аисты? Идите, идите дальше. - привстал коренастый парень, который Капрон.

- Да ты чего, Капрон, так нелюбезен! Это мой постоянный клиент, каждый день приходит, заказывает один кофе и до вечера салфетки поганит.

- Кто из них?

- Да вот эта вот, рекордсменка по абортам, не гаврик же этот золотистый. - Ольха захохотала, и Клава тоже. Анастас стала струной, которая вот вот. Внезапно Алексан:

- Бесстыдная, вино наше пьёшь, дрянь! Тучи тяжелеют - гроза, и небо заливается кровью предков! А вы сидите тут, сидите и моё вино лакаете, якобы переживаете за Мариолу, переживать пришли. Мариола, бедная моя, я знал тебя так хорошо! - Алексан припал к ногам ангела. - Неужели ты заслужила именно такую смерть, смерть от рук этой ужасной душегубки Ольхи! Неужели ты заслужила быть порубленной на куски кухонным тесаком? Никто не простит тебе этого, Ольха! Мариола должна быть здесь с нами, а не ты! Чего удивляетесь, гаврики, а вы думали, кто Мариолу убил? - винный румянец Ольхи растаял и стёк по подбородку, и за ней следили все.

- Клевета! Убью ублюдка! - Ольха набросилась на Алексана и стала душить, Алексан утонул в её объятии. Все стали оттаскивать Ольху, но хватка была сильнее.

- Дай вино. - Анастас взяла бутылку у Клавы и разбила об голову тигрицы - Ольха рухнула на Алексана.

- Неужели Мариола… так это Ольха… убийца. Я чуял, что это, ну заранее.

- Замолчи, Капрон, замолчи! - Клава смотрела на Ольху, из глаз потекли голубые слёзы…

Шокер, Капрон и Клава сокрушённо глядели то на лежащую Ольху, то на Анастас, которая возвращала Алексана к жизни. Лицо Анастас, красное как небо, висело над ним, пока он не вернулся из сна к боли. Раскалённые тучи тянулись к дубу и ангелам, дождь распирал небо, но не начинался.

Алексан взглянул на Ольху, потом на остальных из этой компании - их беспокойные глаза бегали из стороны в сторону, искали ответы. Алексан, прихрамывая, подошёл к Шокеру, Капрону и Клаве и сел на место Ольхи, Анастас следила за ними со стороны.

- Итак… Надеюсь я был прав, иначе жалко Ольху - так подставить человека…

Алексан рассказал им, как слышал телефонный разговор Ольхи и Мариолы во вторник - они договорились встретиться. А через несколько дней из новостей узнал о заявлении в полицию матери Мариолы - тогда он впервые услышал это имя, и никакой связи с Ольхой в мыслях его не всплывало. А в пятницу вместе с Марком он зашёл в забегаловку, Марк заказал кусочек стейка с кровью, но Ольха ответила, что мясо ещё не завозили. В дверях подсобки появился худощавый мужчина в замызганном кровью фартуке, позвал Ольху, и двери подсобки захлопнулись. Очень быстро Ольха вернулась к прилавку с перекошенным от восторга лицом и сообщила Марку, что его стейк будет готов, если, конечно, “Вы сочтёте для себя необходимым подождать, пока стейк обжарится до хрустящей корочки, а внутри будет красненьким…” - Ольха произносила каждое слово со смаком. В итоге Марк получил свой стейк.

Телефонный разговор Ольхи, исчезновение Мариолы, случайное появление мяса в подсобке, кровное родство Ольхи и подсобника-повара - это были разрозненные кусочки невидимого полотна, никак не сраставшиеся в памяти Алексана, увлечённого одними мыслями об Анастас. И только шесть минут назад, как только услышал Алексан вновь про Мариолу, как только увидел он Ольху, надменно хлюпающую дорогое вино, которым он хотел впечатлить Анастас - в возбуждённом мозгу бенгальским огнём вспыхнул фитиль, связавший разбросанные детали между собой. И сразу же возникли сомнения, которые Алексан решил развеять, проверив реакцию Ольхи, и язык его вертелся как уж, отбивая пламенную речь.

Когда Алексан закончил, всех вновь ударило молчание. Шокер потерял сознание, Клава и Капрон не замечали ничего.

- Посмотри на их лица, Анастас, похоже все продегустировали Мариолу. - Алексан взорвался безудержным смехом, а голубые глаза утонули в стекающих водопадно слезах.

Анастас умилялась его смехом. Она подошла к Алексану и положила руку ему на плечо - он сжал её руку, тщетно пытаясь сдержать себя от новой волны. Анастас уловила его веселье и не хотела, чтобы он сдерживался.

- Как хорошо, дорогой, что ты у мамочки веган. - заливистый хохот разбудил даже Ольху, уже связанную жгутом Клавы.

- Надеюсь, вы отвезёте Ольху в полицию - пусть проверят подсобку, а нам надо идти, нам просто не по пути. - сказал Алексан серьезно и побрёл с Анастас по засыпанной листвой тропе.

Малиновое кладбище уже давно было пристанищем тех, кому тесно в городских скверах и парках, забегаловках, разбомбленных временем и жэком дворах. Малиновое кладбище, безусловно, самое убогое и запущенное, однако здесь без следа исчезают и хохот, и плач, и крики, поэтому здесь всегда собираются лучшие члены общества.

Небо было готово заплакать, их шаги ускорялись. Пределы кладбища становились всё ближе, тропа уводила к проржавевшей ограде. Деревья-гиганты сцеживали ветвями свет великорусского солнца, и ангелы накрывались пёстрой мозаикой. Во влажном воздухе витала вечность.

Анастас думала о том месте, где живёт Алексан, она представляла себе Червяковскую рощу, и небо разрыдалось обильным потоком.

***

- Вот это тряска! Ну и трясёт же, скажите ведь, да уж…

- Да не надо тут ляля, старикашка! Не так уж и трясёт - это новый! Вот красный, четвертый который, вот он трясёт, а не этот, этот новый, он так не трясёт. - согнутый старик вынужден был согласиться с молодой и перспективной кондукторшей - трясло, действительно, не так, как на четвертом.

Они ехали в трамвае, скрежет колёс рубил пол. Тунели съедали свет фонарей, а потом выплёвывали снова, и Алексан ловил эти плевки, нежно скользящие по Анастас. Алексан думал о своём грязном жилище, испытывал отвращение к нему, но прекрасно понимал - для Анастас это не имеет значения. В трамвае было жарко, снаружи заливал всё ливень. Равнодушный мужской голос озвучивал остановки, до Червяковской рощи ещё пять остановок. По резким движениям Анастас было видно, что она не хочет терпеть, а хочет выпрыгнуть из трамвая и под ливнем добежать к дому Алексана.

Согнутый старик сидел напротив, и корыстный прищур вцепился в Алексана и Анастас. Старик был в объёмном пальто и со спортивной сумкой.

- Молодые люди, здоровье надо беречь. - Старик вдруг всплыл рядом.

- Мы его бережём, не переживайте, не надо. - Анастас взглянула на Алексана, который засыпал стоя.

- Мадам, вот Вы ещё нормально выглядите, нормально, как здоровая женщина. А вот спутник Ваш немного странный, у него, по всей видимости, астения, больной он такой, бледный такой к тому же. Вы же женщина, Вы должны следить за здоровьем своего мужчины, а так запускать нельзя, нельзя… Понимаете?

- Нет, я не поняла, повтори мне это ещё раз.

- У меня одно средство есть, его принимают при нехватке витаминов, очень полезное средство - раз в день пьёшь и здоров как бык, ну или бычиха, ну или как там. Да и к тому же очень хорошее средство для похудания, если хотите сбросить целлюлит, то просто пьёшь в день один раз и худой! Ну разве не чудо, смотрите сюда, сколько этого средства у меня, смотрите! - старик похлопал по сумке и достал из неё несколько пачек сухого малинового киселя и засунул в руку Анастас, и такую же дал Алексану.

- Эффективное средство от целлюлита?

- Да! Эффект, говорят, замечается сразу.

- И сколько стоит чудо-кисель-актив?

- Триста пятьдесят за пачку, что очень дёшево для такого средства.

- Я так счастлива, что мне это не нужно. Спасибо, но не нужно.

- Может обидела цена, хотите за двести пятьдесят? За двести! Ладно-ладно, за сто пятьдесят и точка. Кисель-то этот ещё для интеллекта много витаминов содержит. - в старике выло разочарование.

До Червяковской рощи было четыре остановки. Алексан дочитал состав киселя и вернул старику.

- Здесь желатин и молочная сыворотка. Берите, такого киселя нам не надо.

- Ну что ж, не хотите кисель - ваше дело. Вот только у меня есть кое-что, это заинтересует вас. - старик достал из чудо-сумки клетку с птицей.

- Это соловей мой. Он, конечно, уже не поёт, но всё равно очень красивый. Вместе с клеткой отдам за полторы тысячи.

- Кошмар, это издевательство над животным. Соловьи занесены в Красную книгу.

- Не бойся, уважаемый, он не настоящий соловей - всего лишь дурилка механическая, не поёт - сломался! Зато как двигается, прям танцует! Ну что, берёте соловья? Всего лишь полторы! Берите!

- Нет, спасибо Вам, но мы ничего не возьмём. Кисель для похудения с сывороткой, соловей танцует, но не поёт. Нет, не надо нам ни соловья, ни киселя!

Старик, уже привыкший к отказам, подошёл к дверям и в последний раз взглянул на пассажиров человеческими глазами - взглядом пытался пробить мембрану, закрывавшую сострадание и совесть, но не пробивалось. Тогда старик, держась за поручни, вытащил из сумки что-то тёмное и мохнатое. Вдруг голова его исчезла, и вместо неё выросла звериная. Медвежья морда выпячивала глаза и зубы в разные стороны, старик достал из сумки мегафон и выскочил в открывшиеся двери.

Трамвай стоял, дождь смывал улицу, старик встал под навесом пёстрого магазина и заговорил в мегафон.

- Заходите в магазин приколов Харри Худини. Скидки на товары для праздников и карнавалов, а так…

“ОСТОРОЖНО! ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ”. Трамвай пополз дальше.

***

Они забежали в подъезд, насквозь промокшие. Анастас поморщилась, Алексан почти привык к запаху. Сырость, холод, вонь смешались и поползли по облупленным стенам, вверх по лестнице. Холод заходил в разбитое окно на третьем этаже.

- Осторожно, тут на площадке стекло. - Алексан возился с ключом в двери.

- Я же не босая.

- Всё равно, ты не первая, кто так говорил, но знаешь

- Постой, слышишь какой-то шум внизу?

- Это Эдик, заходи быстрей, а-то ещё захочет праздник с нами отметить. - он втянул Анастас в прихожую и захлопнул дверь.

- И какой праздник? Ты что-то скрываешь от меня? - Алексан стал собирать разбросанные вещи и немытую посуду.

- Нет, мам, я ничего от тебя не скрываю. - Алексан остановился и улыбнулся. - Эдик алкаш, он найдёт повод отметить. Мне хватило одного раза… - Анастас обняла его, руки-цепи не отпускали.

- Ты хочешь пить? У меня одна недопитая бутылка вина где-то в холодильнике. Хочешь?

Анастас стала расстёгивать его куртку, под которой виднелась синяя косоворотка. Анастас прикоснулась, тепло косоворотки растеклось по её ладони, глаза Алексана быстро меняли цвет.

- Это необычно так… тебе очень идёт, Алексан.

- Спасибо дорогая, традиционно-национальное сейчас в моде. - он снял с неё куртку и повесил на свою.

Кухня крохотная, в мойке два холма посуды, на стене исписанный плакат Велимира Хлебникова. Холодильник опустел на бутылку вина, палку пшеничной колбасы и паштет из тофу со вкусом морепродуктов. Алексан аккуратно нарезал всё и разложил на тарелке. Взбитый паштет выглядывал из пиалки, вино окрасило бокалы румянцем, чернозлаковый хлеб стройно лежал на доске. Анастас и Алекса принялись за еду.

- Это было прекрасно. Я имею ввиду разоблачение Ольхи. Я даже не буду спрашивать, как ты всё это понял.

- Я сам не знаю, как вдруг всё прояснилось в голове.

- Думаешь полиция что-нибудь найдёт в подсобке.

- Уверен в этом. Даже если они полностью избавились от трупа Мариолы…

- Давай не будем о Мариоле.

- Посуду помоем завтра, никогда не трачу на неё вечер.

- Я и не думала мыть сегодня.

***

Кипяток лился из многоглазого душа и поджигал их тела. Пальцы Анастас выстукивали дробь на шишковатых позвонках Алексана, спускаясь всё ниже к ягодицам. Шумная вода играла с волосами Алексана, и космы падали на плоские груди Анастас, пуская сыпучую дрожь. Он повернулся и прислонился вплотную к ней, руки обвили бёдра. Тела таяли, кипели, выливались друг на друга, ладони беззастенчиво исследовали ещё не растаявшие и не разгоряченные участки. Вода подгоняла, подталкивала на более интенсивные и долгие прикосновения, вода вытягивала из них ещё больше вздохов, выпрыгивающих из гортани в стоны. Тела перестали хранить любые секреты, став сверхчувствительными полотнами, свободными для спонтанных экспериментов.

Полотенце большое и одно на двоих. Анастас и Алексан ещё испытывали фантомные прикосновения друг друга. Стоя напротив зеркала и голых самих себя, Алексан поцеловал губы Анастас и оставил красный след.

- Ты такая странная, мам, такая красивая.

- Я знаю, дорогой. Я тоже тебя люблю.

- Вот стоим мы с тобой, распаренные и голые в ванной жаркой, и нам тепло так. А за дверьми этой квартиры холод, хаос, мрак. А мы с тобой в тепле, под ярким светом. А за дверьми этой квартиры ливень ещё идёт и небо красное от крови предков.

- Думаешь ливень всё идёт?

- Наверное, почему бы ему не идти, тем более в этом районе. Думаешь, небесам легко смотреть на злобу и бесчинства людей… А Богу, думаешь, легко смотреть на своих детей и осознавать, что они уже самостоятельно рубят с плеча и делают ошибки. Небо будет рыдать вечно над своими детьми.

- Знаю точно, Алексан, что Богу это даётся легче, чем мне. - из глаз потекли слезы и сразу же исчезли под ладонью.

В одно мгновение в ванной потух свет. Алексан щелкнул выключатель, но света не было. Выскочив из ванной, Алексан побежал проверять свет в других комнатах - света не было нигде. Темнота была плотной, как ткань.

- Как я мог забыть! Там внизу над почтовым ящиком уже несколько дней висит объявление. Ты где?

- У окна в спальне.

Он подбежал к Анастас и обнял её, и они рухнули на кровать, потерянную в темноте.

- Нажму выключатель на всякий, как дадут свет мы будем знать, мы проснёмся и уснём снова с уверенностью, что свет есть. - щелчок выключателя, и Алексан вернулся в кровать, уснул вместе с Анастас. И нигде не было ни огонька.

***

Свет был ярким и мешал спать, Анастас приоткрыла глаза. Подушка рядом - пуста.

- Алексан, ты где? Алексан, свет дали, выключай свет и ложись. Свет мешает, Алексан.

Вдруг плачь пронзил комнату - Анастас окончательно проснулась. Плач превратился в крик. Это был младенец, красный кричащий младенец лежал у ног Анастас, а она боялась даже посмотреть на него. Но взглянув на ребёнка, она узнала в нём Алексана - без сомнений, это был он.

Младенец орал и плакал, будто испытывал страшную боль, но Анастас боялась к нему прикоснуться - боялась, что исчезнет.

- Хорошо, сейчас, успокойся. Сейчас мама тебя утешит. - Анастас потянулась к ребенку и взяла его на руки. - Неужели ты не исчезаешь? Господи, да ты не иллюзия, ты действительно Алексан!

Младенец успокоился на её руках и заснул. Вдруг Анастас почувствовала слабое жжение в области живота - одной рукой держа младенца, она подняла одеяло и увидела, что лежит в луже крови, а из живота выползает, изгибаясь подобно змее, пуповина, связывающая с младенцем.

- Не может быть, чтобы нас оставили, не обрезав пуповину!

Анастас не знала, что её делать, пока под руку не попалось что-то острое. Тогда она поняла, что должна сделать, взяла лезвие и обрезала пуповину.

Младенец закричал, но сразу же уснул, когда Анастас погладила его окровавленной рукой. Анастас уснула вслед за младенцем.

Беспросветная темнота, плотная, скользкая, чернильная - она накрыла собой всё, и наступил прекрасный беспробудный сон.