Виолончель
[Свою первую дуэль, пусть прозаическую, посвящаю тебе! с надеждой на то, что когда-нибудь под щедрым или хотя бы нежадным солнцем вновь развлеку твоё удивительное воображение, читая вслух]
- Сколько можно ждать тебя? - с добродушным укором спросил Максим. - Моему языку не терпится сложить крылья, чтобы коршуном броситься на твои уши!
- Слишком высокопарно для служителя отвёртки, - засмеялся я, - взглядом подсчитывая кольца, оставленные выпитыми напитками на стойке бара.
- Как же мне не хватало твоих издёвок, служитель... молотка! - похлопал он меня по плечу.
- "Взвешиватель"- раньше ты так меня называл!
Мы посмеялись, вспоминая пережитые годы дружбы.
- А если серьёзно, - глубоко вздохнул Максим, - я надеюсь, что когда-нибудь твои издёвки вдохновят меня на перемены, сделают из меня человека.
- Брось, у тебя хорошая, нужная работа столяра!
Он ухмыльнулся и, подзывая знаком бармена, сказал мне:
- Я хочу тебе рассказать кое-что.
Мы сделали заказ, и Максим продолжил:
- Во время твоего отъезда весь город всполошила одна занятная история, впрочем, все считают, что это две разных истории...
Он окинул взглядом бар, затем молча попросил меня подождать, порывисто встал, подошёл к старику, читавшему газету, и, вырывая "одну из тысячи" из его рук, бросил в большие уши: "на секунду, отец".
- Вот, полюбуйся, - тыкнул он довольным пальцем в разворот.
- Что тут такого? "Виолончель"? - недовольно прочитал я заголовок и с укором заметил: "верни газету, Максим!"
Вскоре мой друг снова уселся на своё место:
- Нет, ну ты видел? - спросил он, но, найдя на моём лице взгляд ленивого кота, которого заставляют делать трюки, добавил: "хорошо, начну по порядку".
- Вся эта история началась несколько месяцев назад. Однажды вечером я собрался заменить покрытия на некоторых партах в музыкальном классе лицея. Нерадивые ученики, скучая на уроках, то и дело скоблят их монетами, просверливают и царапают гвоздями, так как сами покрытия почти бумажные и легко поддаются обработке. В очередной раз про себя негодуя на руководство лицея не желавшее закупить новые парты, я с небольшим ящиком инструментов подошёл к двери, ведущей в класс со стороны сцены. Поток музыки окутал меня, перелетая порог, и я разозлился на то, что кто-то всё ещё занимается и, быть может, помешает мне сделать работу, которая не терпела отлагательств в силу завтрашнего концерта. Так как в классе царила полутьма, я решил заявить о себе, включив рампы, однако на полпути к рубильнику забылся. Не знаю сколько времени музыкант разговаривал с моим сердцем, но, когда эта грустная, трагическая, лебединая мелодия прекратила своё порхание, я не сразу нашёл себя и свои инструменты, не сразу вспомнил зачем пришёл. Едва мои ноги решили сократить путь до рубильника, как вдруг сачок моего слуха поймал печальную бабочку, - глубокий вздох музыканта.
- Нет, это решительно невозможно, - негодуя, сказал он.
Всё ещё пребывая в тени неосвещённой сцены, я осторожно поставил инструменты и незаметно подошёл к краю одной из кулис. Одинокая рампа вырывала из тьмы юного высокого лицеиста сидящего у края сцены на простом стуле в объятьях виолончели. Первое что бросилось мне в глаза - его наряд, он был одет во всё красное.
- Решительно невозможно, - повторил музыкант.
Он отстранил от себя инструмент, словно желая рассмотреть виолончель издалека.
- Как замечательно у нас всё начиналось! Помнишь, как я нашёл тебя? Как выбрал из десятка других? Других, похожих на тебя словно сёстры, почти таких же по росту, по форме, по цвету. Но в то же время ты изначально отличалась от них, превосходила их, была среди них принцессой, окружённой придворными, царицей, окружённой свитой. Знаешь, что выделяет тебя? Любовь. Любовь, с которой тебя создал, взлелеял мастер, наделивший творение своей душой. Это подсвечивает тебя изнутри и отличает от других так же, как цветок, воспитанный самым заботливым садовником, - природой, и сорванный влюблённой рукой отличается от цветка, выставленного на продажу и скучающего в лавке цветочницы. Лёгкость. Если бы я был слеп, то выбрал бы тебя по весу. Знаешь, некоторые виолончели довольно тяжелы, но дело совсем не в породе материала, не в степени просушки дерева, не в слоях лака, и даже не в самом весе! Они тяжелы оттого, что с ними тебе кажется будто ты находишься на Юпитере, твоё тело тяжелеет более чем в два раза, они становятся грузом и тянут к земле. В то время как с тобой очень легко, вес тела уменьшается, физическое и животное отступает, и меня гелием переполняет твоя душа, дарует мне крылья. Ласка. Которой звучит твой нежный, не похожий ни на чей другой голос...
Он замолчал, на минуту задумавшись, затем продолжил:
- Помнишь, как я впервые настроил тебя? О, ты бесподобный инструмент! Какой-то специально созданный для меня! Опять же с другой порой приходится повозиться, чтобы она, наконец, зазвучала как надо... а с тобой? Я так тонко тебя чувствую, словно ты это я. Когда ты впервые забралась ко мне на руки, я всем сердцем ощутил каждую из твоих струн, может быть, поэтому мне всегда было очень легко тебя настраивать?..
Музыкант прижался к виолончели асимптотой, он наклонился к ней и почти прошептал в завиток её уха, словно доверяя секрет:
- Ненавижу, когда другие берут тебя в руки! Они так плохо тебя знают! - сказал он уже вслух. - Так плохо разбираются в твоих особенностях... Я первым записываюсь на каждый оркестровый концерт, чтобы ты досталась мне, но, ты же знаешь, бывают и сольные выступления... Почему сначала мне было всё равно, было приятно видеть и слышать тебя, где бы и кем бы ты ни была? Почему сейчас желание обладать тобой властвует во мне безраздельно и, словно каракатица, впрыскивает чернила ревности в моё сердце? Почему я больше не слушаю музыку рождаемою тобой от рук другого? Почему вечно пытаюсь уловить фальшь и смотрю не на тебя, а на горло противника, горя безумным желанием вонзить свои зубы в его мякоть? Почему меня бесит, когда они под себя настраивают твой идеальный рост, меняя высоту твоего каблучка? Что же мне сделать, чтобы стать неразлучным с тобой? Выкрасть тебя! Нет, это смешно, ведь ты рождена, чтобы делать счастливыми людей вокруг (как я рождён, чтобы делать счастливой тебя!) Закрыться с тобой в мансарде, лишить тебя общества, не значит ли это убить тебя?.. Нет, это решительно невозможно, - вновь повторил музыкант, и виолончель продолжила вторить мелодией его душе.
Протрезвевший Максим сделал большой глоток и замолчал.
- И что, это вся история? - спросил я.
- Нет. Чуть больше месяца музыкант пропал. Ты же знаешь, городок у нас маленький, все у всех на виду, уехать незаметно практически невозможно, поэтому его пропажа наделала шуму и попала в местную газету. Другую историю, про саму виолончель, напечатали сегодня утром. - Максим вновь сделал большой глоток и немного помолчал.
- После того, как испарился музыкант, - загадочно проговорил он, - в лицее появился красный смычок.
- Это мне не нравится, - засмеялся я, перебивая рассказчика.
- Нет, ты послушай, какая чертовщина! Неужели ты думаешь, что кто-то бы заметил появление какого-то смычка? Но дело в том, что неведомым, случайным образом заметили то, что впредь, если ту самую виолончель клали в футляр с любым другим смычком, я имею ввиду кроме красного, то вынимали её непременно расстроенную, причём, неважно насколько закрывалась крышка футляра на секунду или на день!
- Нет! - ударил я кулаком по стойке бара, притворяясь пьяным, - ты держишь меня за ребёнка, либо за дурака!
- Не спроста я показывал тебе газету! - платонически воздел он перст. - В статье написано, что для исследования этого явления вызывали каких-то учёных, физиков что ли. Они проводили различные эксперименты, замеряли радиацию, магнитное поле, но ничего не выяснив, как обычно потребовали "расщепить подопытных!", однако, получили отказ, почесали затылки и убрались восвояси.
Мы замолчали, словно отважившись постигнуть то, что не удалось учёным. Наконец, я спросил:
- Что же стало с виолончелью?
- После того, как музыкант пропал, на ней часто играла красивая большеглазая девочка, такая запоминающаяся, из тех, кто царит меж другими, кстати, это она сделала открытие! Но потом, началась вся эта шумиха, и в конце концов, виолончель вместе с её неразлучным смычком спрятали на чердаке.
- "То, чего не знаешь, всегда надо воображать как можно прекраснее!", - заявил нам старик, проходя мимо.
22-23.04.2016
Отдаю голос этой работе ^ ^
Так что голосую за №2 :)
У Ю. Семенова, помнится, что ни персонаж — философ. Даже распоследний бомжара у него читал Ницше и Кафку: так и сыплет цитатами. Так и здесь: два столяра беседуют, а лексикон… Да я вообще не представляю кто так высокопарно и витиевато станет разговаривать с другом. И даже проходящий мимо алкаш ляпнул не вечное: «Ну дык эть...», а глубокомысленную заумь.
Первая история проще и… искреннее что ли. Да и сюжет не столь пафосен. Короче, здесь минус — там плюс.
Не поняв героев, ведущих диалог, трудно воспринимать диалог правдиво. Начала было недостаточно, чтобы их понять. Даже наоборот, они стали ещё загадочнее. Какие-то левые непонятные люди. Это не настолько категорично, но всё же.
Музыкант-ГГ покупал виолончель, а пользуются ею все? Я может что-то не понимаю? В муз.среде обычно не так.
По поводу метафор писали выше. Для меня не настолько много, но всё же. Не всегда были хороши. Понимал, что будет во второй половине предложения и проскакивал это. Скучно.
Мистика круто, но не манит. Точнее скорее из-за того, что не почувствована, не прочувствована история.
Последняя фраза старика клёво стоит, но тоже не настолько хороша, чтобы зацепить.
Само собой мнение чисто субъективное.
Сложно решить, что лучше. Совсем разные работы.
Пожалуй, голосую всё-таки за другую работу.