Без чувств

Миша тяжело вздохнул, сглотнул, чувствуя, как дёргается кадык, сжал пальцы руки, не держащей планшет, и обвёл взглядом аудиторию. Прямо на него с боязливым любопытством уставились двадцать пять пар детских глаз. Как сосчитал до этого Миша, девочек было на две больше. «Интересно,» - подумал он, - «А в честь кого их назвали?».В основном, попадались имена известных актрис и, изредка, поэтесс. Миша лично сталкивался только с Ахматовыми и Цветаевыми, но был уверен, что есть кто-то ещё.

По школьной традиции, ученики восьмого класса, уже достигнувшие или стоящие на пороге четырнадцати лет, должны были давать первоклассникам вводный курс в Основную Историю. Миша, вошедший в список лучших учеников прошлого 2256 года, стоял перед двадцатью пятью заинтересованными семилетками, готовясь начать свой рассказ.

- Дорогие первоклассники! – с нежной улыбкой произнесла высокая полноватая женщина, затянутая в корсет. Он держал на ней длинную тёмно-красную рубашку. Миша совсем не разбирался в моде, хотя была едва ли не единственным смыслом изучать Всеобщую Историю, но он знал, что сегодняшний праздник было решено отмечать в стиле десятых годов позапрошлого века. Правда, его это не волновало. Его взгляд, вполне естественно, задержался на пышной груди учительницы. Многие сверстники Миши посвящали ей (и груди, и женщине) любовные стихотворения, но учительница лишь улыбалась и советовала обратить внимание на одиноких, не имеющих парня, девушек. – Отныне вы вступаете во взрослую жизнь, полную ярких чувств, надежд и мечтаний. В школе вы встретите свою первую любовь, а это - совершенно незабываемый опыт…

Миша дёрнулся, словно его ударили током. Сегодня ему исполнилось четырнадцать лет – день, когда ребёнок становится полноценным подростком. Мише нужно было, в честь своего четырнадцатилетия, обязательно завести девушку. Естественно, многие встречались с десяти-двенадцати лет, некоторые – даже с восьми. Но у него ещё ни разу не было никаких отношений. К геям, имеющим такие же права, как и у всех, он точно не относился – интерес к девушкам был, но особого желания встречаться с кем-то Миша не проявлял.

- …а теперь ваш старший друг по школе кратко расскажет вам историю Основную Историю нашего государства.

Миша вышел на центр и, сосредоточенно глядя в планшет, начал говорить.

- Как вы знаете, люди в нашем государстве, как и во многих других, разделены на физиков и лириков. Лирики – это мы – люди, которым повезло родиться, способными испытывать полную гамму высших человеческих чувств, главное из которых – любовь, - буквы так и прыгали перед его глазами, почти что заученный текст Миша воспроизводил дрожащим голосом. – Мы стоим выше физиков во всех отношениях. Они, как неполноценные люди, живут отдельно от нас, но так же учатся, работают и продолжают свой род. Только у них всё продиктовано не чувствами и душой, как должно быть. Они живут, не думая, существуют, выполняя одни и те же действия, крутятся, словно педали велосипеда: безумно и бессмысленно, - дети загрустили, - но и у них есть право на жизнь. Несмотря на их ущербность, физики – важная часть нашего общества. Они помогают нам – строят дома, выращивают еду, шьют одежду.

Учительница шёпотом поторопила Мишу. До ежечасной церемонии поцелуев оставалось всё меньше времени.

- Но раньше всё было совершенно иначе, - продолжил он. – Первоклассники перестали шептаться и замолчали, изумлённо глядя на рассказчика. – В начале прошлого века все люди жили одинаково, без деления на физиков и лириков, - одно дружное «Ох-х!» пронеслось по аудитории, - То есть, - поправился Миша, - деление, конечно, было, но очень условное, не было чётких рамок, отличий между ними. Они жили все вместе. Им приходилось скрывать свои чувства.

И тут поднялся такой шум, что учительница еле угомонила детей. Впрочем, ей это было не впервой – так реагировали все первоклассники без исключения.

- Физики, тратящие всю жизнь лишь на изучение точных наук…

- … это значит, что они нисколько не слушали своё сердце, а только свою голову, поэтому напоминали машины, - быстро и недовольным голосом пояснила учительница. Затем она повернулась к Мише и прошептала, - Где ты это нашёл? Зачем сказал? Они же ещё маленькие! И вообще, откуда ты это узнал?Это явно не школьный уровень доступа к Интернету!

Миша покраснел.

- Мне мой отец помогал…

- Ах, отец! – учительница, поджав губы, развернулась к детям. – Продолжим!

- В общем, случилось так, что физики стали угнетать лириков.

Новая волна шума накрыла класс. Дети кричали, били руками по партам, всячески выражая своё негодование.

- И это – эти-то?

- Физики?

- Те, которые нам служат?

Учительница не пыталась успокоить первоклассников. Надо было позволить им высвободить успевшие накопиться за полчаса эмоции.

- … И настало время, когда мы не имели никаких прав, в стране остались одни физики, - громко сказал Миша. Все двадцать пять человек, не считая его и учительницу, застыли. – Но жилось им не очень. Не осталось ни одного деятеля искусства, все чувства были запрещены. Физики не понимали, что основа человека – это душа, а не мозг, поэтому не могли нормально управлять людьми.

- Понятное дело! – крикнул кто-то с задней парты. Миша остановился.

- Кто это сказал? – спросила учительница. Все дети сразу же инстинктивно вжались в спинки стульев и втянули головы. – Подними руку!

Позади нескольких маленьких лириков в воздух медленно поднялась одна дрожащая рука.

- Выйди сюда.

Через несколько секунд перед классом стоял очень испуганный пухлощёкий мальчик.

- Как тебя зовут? – поинтересовалась учительница.

- Саша, - пискнул он.

- А фамилия?

- Б-блок… - её лицо внезапно потеплело.

- Ребята, запомните Сашу Блока. Сегодня он проявил себя, как очень весёлый, понимающий ученик. Берите с него пример. Садись на место, Саша.

Маленький Блок радостно побежал к своей парте и гордо уселся за неё.

- Я продолжу, - сказал Миша. – Тогда и появились лирики нового поколения. Лирики с большой буквы. Их творчество вернуло смысл их собственной жизни, а также существованию физиков. Так как лирики были в огромном дефиците,- они сразу образовали небольшую элитарную группу, - семилетки с непониманием в глазах почёсывали головы, но восьмиклассник этого не замечал, - Взяв физиков под контроль, а власть – в свои руки, лирики восстановили спокойствие в стране, расставив всё по своим местам.

- Ура! – закричали первоклассники и захлопали в ладоши.

- Мы должны быть благодарны этим людям, ведь именно из-за них мы сейчас здесь. Ведь если бы не они, мы бы жили в ужасном бесчувственном мире, нас бы не назвали в честь великих деятелей искусства… - Миша говорил это без должной радости в голосе. Учительница перебила его.

- … а ведь именно это отличает вас от остальных людей. Именно это отличает нашу школу!

Миша вздохнул. Исключительность… Сколько Блоков он уже успел увидеть за свою небольшую жизнь… а сколько ещё увидит?

- Скажите спасибо Мише Лермонтову за его интересное выступление, - сказала учительница, глядя на детей.

- Спасибо! – вразнобой закричали они. Миша кивнул и быстро покинул класс.

***

Он прыжками спускался по лестнице, тяжело дыша, слыша, как бьётся планшет о стенки его портфеля. Люди шли навстречу, но Миша так стремился на улицу, что им приходилось обходить его, недовольно крича что-то вдогонку.

- Эй, Лермонтов, смотри, куда идёшь! – он резко затормозил и, чуть не потеряв равновесие, повернулся.

Сзади стояла его одноклассница. Одетая в широкие джинсы и майку с непонятной надписью, она собирала распущенные волосы в хвост. Лицо девушки было трудно назвать красивым, но своей нетипичностью оно запоминалось и привлекало к себе внимание. Её звали Наташа. Нельзя сказать, что она нравилась Мише, просто она была едва ли не единственной, кого он действительно слушал на уроках. Как и внешность, её точка зрения разительно отличалась от других, и это очень манило. Её назвали в честь писательницы двадцать первого века – Натальи Щербы, что также вызывало любопытство. Творчество этой писательницы было практически никому не известно, но Миша слышал, что её книги были о чём-то волшебном и, разумеется, о любви. Ведь книг, в которых не упоминается любовь, не было.

- Постой! – воскликнул он, видя, что Наташа собирается идти.

- Что? – слегка раздражённо спросила она. Миша взял её под руку и отвёл в соседний коридор, где людей практически не было.

- Я хотел сказать… ты мне давно нравишься, - пробормотал он, не поднимая глаз. В тот момент он готов был рассказать хоть сто лекций, только бы не было необходимости в этом разговоре. Но она была, - Так что… - собравшись с силами, Миша взглянул ей в глаза, - Может, будем встречаться?

Лицо Наташи не изменилось, будто бы она только этого и ждала.

- Всё потому, что у тебя сегодня День Рождения? – сходу поинтересовалась она.

- Не только… - тихо произнёс Миша, кусая губы, - Просто ты, - он тяжело вздохнул и вымученно продолжил, - моя единственная… любовь…

В этот момент Наташа вспомнила, как должна себя вести порядочная девушка и, скорчив сочувствующую гримасу, начала говорить.

- Извини, мне очень жаль, но ты мне нравишься только как друг, я сейчас не готова к таким серьёзным отношениям. – У Миши словно гора с плеч свалилась. Теперь, когда он существует на правах безответно влюблённого, от него отстанут и перестанут коситься, как на ненормального. – Я не хочу видеть, как ты страдаешь, но…

- Достаточно, - спокойно прервал её он, - Спасибо, что уделила мне время.

Наташа с неожиданной и совершенно неуместной улыбкой кивнула и словно испарилась, напоследок махнув длинными, так и не заплетёнными волосами.

***

Отец Миши, Юрий Лермонтов, ранее очень увлекающийся историей литературы, насколько это было возможно, точнее, насколько ему позволяло ограничение Интернета, сейчас был директором издательства порнографической литературы для физиков. Его жена работала художницей в том же издательстве. Юрий Лермонтов был известен, как человек нетипичный и даже чересчур сдержанный, но фамилия, пост, репутация и умение подстраиваться под любую ситуацию позволяли ему выходить сухим из воды.

Сейчас он сидел за компьютером и работал над новым, обещающим большую прибыль, рассказом. Увидев сына, мужчина поднялся и радостно обнял его.

- Ну, как выступил?

- Хорошо, - спокойно отозвался тот, - Меня похвалили, но про точные науки сказали не говорить.

- Эх, зря, зря. Как тогда детям понять, чем занимались физики?

- Думаю, хватит фразы: «Они не испытывали никаких чувств», - ответил Миша, - А ещё, - он замялся, и уверенность куда-то улетучилась, - Я признался Наташе.

Отец внимательно посмотрел на него.

- В чём? – ему надо было сосредоточиться. Взяв себя в руки и мысленно сосчитав до десяти, он автоматически ответил.

- В любви.

Юрий Лермонтов пожал плечами, добавил что-то вроде: «Молодец, что ещё сказать» и продолжил работу. Миша подхватил рюкзак и, пока отец не видит, вышел из дома.

***

Она уже ждала его. Сидела возле дыры в заборе, отделяющем кварталы физиков от района лириков. Её короткие чёрные волосы развевались, а длинные ресницы прикрывали голубые глаза. Странной формы короткий топ прикрывал её грудь, а старые спортивные штаны безжалостно портили форму её ног. Миша подошёл к ней и молча сел рядом.

Они были знакомы с самого детства. Несмотря на то, что она была физиком по рождению, девушка очень интересовалась художественной литературой, которую ей иногда приносил Миша. Она была на год старше. Её звали Ирина. Это имя было дано ей просто так, физиков вообще обычно в честь кого-либо не называли. Они проводили столько времени вместе, что вскоре сдружились. Это не было запрещено, хоть никто об этом и не знал. Просто лирики, которые общались с физиками, были презираемы в обществе.

- Ну, что, нашёл себе, - Ира запнулась, - пару?

- Нашёл, - равнодушно ответил Миша. Девушка внимательно посмотрела на него.

- И что теперь будем делать? – в её голосе слышалась горечь.

- А надо что-то делать?

Он был расслаблен, как никогда, оказавшись в обществе Иры, ведь он знал, что с ней ему не нужно будет показывать какие-то несуществующие эмоции и играть, вечно волнуясь о том, что вот-вот раскроешься.

Ира закрыла лицо руками и тихо заплакала. Она делала это осторожно, будто боясь, что кто-то увидит эту её минутную слабость.

- Что случилось? – Миша от неожиданности подскочил на месте. Всё его умиротворение было вмиг разрушено.

- Что случилось? – взвизгнула вдруг Ира. Её лицо раскраснелось, а губы подрагивали, мешая нормально говорить, - А случилось то, что я люблю тебя, вот, что случилось! Я знаю, что ты не захочешь быть со мной, что я – физик, поэтому, если ты женишься на мне, то перейдёшь жить в наши кварталы, а я не хочу, чтобы так было, не хочу видеть, как ты страдаешь, но…

Миша оцепенел. Ему не хотелось верить в то, что только что произошло. Он замотал головой, в попытках успокоить Иру и, прежде всего, себя, но она лишь подошла к нему и поцеловала.

Он ничего не почувствовал. Ничего, кроме банальных физических ощущений. Ему было скорее противно и как-то… мокро от всего происходящего. Словно очнувшись, он отскочил в сторону, посмотрел на Иру будто не своими глазами и побежал прочь, оставив её плакать в одиночестве. Миша бежал и не разбирал дороги. Всё вокруг, казалось, перевернулось с ног на голову. Сплошная бессмыслица. Он ощущал всё, что угодно – страх, непонимание, даже ненависть – но только не любовь.

«Почему все вокруг только об этом и говорят? Почему я не могу делать так, как захочу? Даже если я лирик…» - чувство невероятной отрешённости вдруг захватило его. Всё разом стало настолько бессмысленным, что Миша остановился и поглядел себе под ноги. Постепенно замедляя сбивчивое дыхание, он сосчитал до десяти и понял, что ему вдруг стало абсолютно всё равно. К Ире возвращаться больше не хотелось, и он побрёл домой.

***

- …вечно за компьютером сидишь! Хоть бы поговорил со мной…

- Дорогая, я просто работаю, извини…

- Привет, мам, привет, пап.

Родители обернулись на своего сына. Его лицо было непроницаемым, впрочем, как и всегда.

- Как там твоя новая девочка? – спросила мама.

- Нормально, - равнодушно пожал плечами Миша.

Жена Юрия Лермонтова испуганно посмотрела на мужа, но тот лишь медленно кивнул и с каким-то удивительно-понимающим взглядом положил руку сыну на плечо.