День из жизни Дориана

Я – урод. Не спорьте со мной, вы просто плохо меня знаете.

Из колонок надрывается Психея: « Урод, урод, ты грязный урод. Побитая тварь среди отборных пород…» Ну да, и я о том же.

Шторы плотно задёрнуты. Вероятно, на улице чудесный солнечный день - а в моей комнате горит ночник, меняющий цвет. На стенах поочерёдно расцветают лиловые, зелёные и розовые отсветы. Валяюсь на кровати, читаю Бодлера. Слабо мерцает экран электронной книги. Песня про урода закончилась, началась другая, не менее оптимистичная. За что люблю Психею – за честность.

В дверь постучали, громко и настойчиво. В нашей семейке лишь один человек может так бесцеремонно нарушать чей-то покой. Не выпуская ридер, встаю и отодвигаю щеколду.

Дверь распахивается, едва не задев меня. Привычно уклоняюсь.

- Эй!Wake up, братишка!

Тея… моя кузина. Любимая сестрёнка. Вряд ли ещё к кому-то на этой земле я испытываю столь смешанные чувства.

Ворвалась в мою комнату, поморщилась от громкой музыки. Убавила звук.

- Как ты это слушаешь?

Она всегдаспрашивает одно и то же, можно не отвечать.

Выхватила у меня ридер, мельком взглянула на экран. Процитировала с выражением:

«Но сердце, что правды жестокой страшится,

Пленяется призрачно-лживой мечтой.

И в шутку пустую готово влюбиться,

И жаждет склониться пред маской простой!»

Замерла, выжидающе глядя на меня.

А ведь мы похожи, но Тея лучше. Её нисколько не смущает наша болезнь, она сделала из неё часть своего имиджа. Тея на два года старше меня – ей 18. Свои длинные волосы она красит в кроваво-алый цвет. Отличное сочетание с мертвенно-бледной кожей. Глаза у неё льдисто голубые, а у меня- светло-серые…

- Дар, пойдём!

Схватив меня за руку, потащила прочь из уютной комнаты. Её ногти больно впились мне в кожу. Я говорил, что ненавижу семейные обеды? Впрочем, Тее об этом известно. Ах да, забыл представиться. Меня зовут Дориан.

***

Мои родители жестоко пошутили, я совсем не похож на прекрасного юношу из повести Оскара Уайлда. Не люблю зеркала. Они отражают нечто тщедушное, с синевато-бледной кожей и слишком резкими чертами лица. К тому же, абсолютно лысое. Я такой с рождения. Как вы уже поняли, я себе не нравлюсь. Нравлюсь ли я кому-то ещё? Маловероятно. Почти всё время я провожу дома, друзей у меня, в отличие от Теи, нет. Она верховодит компанией местных готов, и чудесно себя среди них ощущает. Хотела приобщить к ним и меня – но не вышло. Их интересы я не разделяю, их музыку не слушаю. А ставшая популярной тема вампиров вообще меня бесит. «Темные ангелы, демоны ночи» - ах, сколько романтики. Кровь – нектар жизни… Как бы не так. Кровь – липкая, вязкая, солёная жидкость, с острым привкусом ржавого металла.Только и всего. Хочу посмотреть на того любителя вампиров, который сможет выпить хоть полстакана этого «нектара». Второй причиной того, что я не влился в готическое общество, стало то, о чём я уже упоминал: моя внешность. Тяготила мысль стать уродливым шутом среди прекрасных тёмных принцев и принцесс.

Уже не вспомню, когда я решил для себя, что мне лучше быть одному. Но до сих пор в своей правоте не усомнился.

Спуск по винтовой лестнице внезапно завершился. Мы с Теей оказались в просторной столовой. Действительно, всё семейство уже приготовилось обедать, пустовали лишь наши места.

- Явились! Наконец-то, - прокомментировала бабушка со своего места во главе стола.

- Приступим! – воскликнул мой отец, нацелив нож и вилку на лежащий перед ним стейк. Не прожаренный, конечно же.

Тея отпустила мою руку, и я с неохотой занял своё место. Провёл пальцем по отметинам от её ногтей, вздохнул. Итак, сегодня на обед гора полусырого мяса, фирменный морс бабушки и грецкие орехи на десерт. Объедение… Вяло ковыряя вилкой в тарелке, я разглядывал дорогих родственников. Мы похожи на семейку Адамс, или что-то вроде того. Такие же странные. Вот бабушка. Сколько ей лет, не знаю. У неё серебристые волосы, заплетённые в тугую косу, тёмные глаза и кожа – бледная, как и у всех нас. Она не выглядит старой. Только руки слегка трясутся, когда она режет мясо. А когда она с аппетитом его жуёт, и розовый сок тонкой струйкой стекает на подбородок, я вспоминаю, что зубы у неё вставные.

Мой отец –его волосы едва тронуты сединой. Голубые глаза, ребяческая улыбка. Он учёный, генетик. Если его разработки завершатся успехом, у меня или у Теи дети родятся нормальными. Илидети их детей – как повезёт.

Моя мама сидит с ним бок о бок. Деликатно отрезает совсем маленькие кусочки мяса, тщательно их жуёт. Она вообще очень аккуратная, моя мама. В отличие от нас, она может есть нормальную пищу, но за годы жизни с нами отучилась. Мама похожа на снежную королеву. Она – альбинос.

Отец Теи – мой дядя. Единственный нормальный человек за этим столом. Он помогает моему отцу в исследованиях и занимается разными делами нашей семьи. Мать Теи, передавшая ей нашу болезнь, умерла родами. Я знаю, дядя до сих пор скучает по ней. И гордится Теей. Говорят, она похожа на покойную мать, но я-то знаю – Тея особенная. Галатея, отрада сердца моего…

- Давай когда-нибудь поженимся?

Тея фыркает в бокал. Это вроде как наша традиционная шутка.

- Глупый, мы же родственники.

Я вздыхаю. Ну да…

Мама встаёт из-за стола, уходит на кухню, возвращается с кувшином. Обходит бабушку, папу и Тею, наливая им в бокалы тёмно-красную жидкость. Подходит ко мне. Я уже чувствую во рту ржавый привкус. Мотаю головой. Мама ласково улыбается.

- Немножко.

Действительно, едва скрылось дно бокала, она отставила кувшин. Высыпала передо мной пригоршню таблеток, пододвинула стакан тёплой воды. Я вылил воду в бокал, закинул в рот таблетки, запил. Вообще-то это не таблетки – витамины. Одни содержат железо, другие помогают ему усваиваться. Лучше я буду три раза в день глотать лекарства – вместо стакана омерзительно тёплой крови раз в двое суток. Бабушка находит моё поведение глупым, тем более что кровь не человеческая. Её нам достаёт дядя – один из его знакомых работает на скотобойне.

Обед закончен. Мама собирает пустые тарелки, Тея слизывает тёмную каплю с уголка рта. Я встаю из-за стола и направляюсь обратно в свою комнату. Тея догоняет меня, что-то вкладывает в ладонь и убегает, задев моё лицо алой прядью. Провожая её взглядом, сжимаю шуршащую обёртку и улыбаюсь.Я знаю, что в моей ладони –восхитительно сладкая, большая плитка гематогена.

***

Есть один момент, который я хочу уточнить. У меня действительно нет друзей. Но когда-то почти получилось их найти – спасибо Интернету. Тея зарегистрировала меня в одной из популярных социальных сетей. Поставила на аватарку моё лучшее фото, расписала увлечения и интересы, добавив от себя бред в стиле « прогулки в одиночестве под луной» и «посещение старинных кладбищ». Как ни странно, на эту страничку вскоре добавились люди. Какое-то время с ними общалась Тея – от моего лица, разумеется. А узнал я об этом лишь тогда, когда она вручила мне готовый, действующий аккаунт. Сообщила логин и пароль, провела экскурсию по френд - ленте.

- Вот этой девочке ты нравишься. Этой тоже, и она тебе. Возможно, ты пригласишь её куда-нибудь. Вот с этим парнем ты обсуждаешь музыку. Вчера спорили, кто круче – Психея или #####. Тут везде есть истории сообщений – прочитаешь, если что. Дальше разбирайся сам.

Надо ли говорить, что тогда я чуть не убил свою любимую сестрёнку? Но она убеждала меня, что я должен общаться со сверстниками. Доказывала, что Интернет – отличное средство. И я сдался, поверил ей. Я не могу долго злиться на Тею.

Продолжить начатое ей общение оказалось сложнее, чем я думал, особенно с девчонками. Но я неожиданно быстро втянулся и пришёл к выводу, что Интернет – хорошая штука. В нём можно быть, кем угодно, примерять на себя любые роли. Я не заметил, как заигрался. Как раз с той девчонкой, которую мог куда-то позвать. С ней было интересно, мы болтали часами. Ей нравилась моя загадочность, мне – её открытость. Но однажды она предложила встретиться. Сама. Вот так просто взяла, ипредложила.А я отчётливо понял, что не смогу. Что она подумает, увидев меня? Я не странный и таинственный парень с чёрно-белой фотографии. Я урод. Она больше никогда не захочет общаться со мной. Уже не помню, что за повод я придумал. Она расстроилась, но от желания встретиться не отказалась. Её настойчивость меня испугала. Приходилось придумывать всё новые и новые отговорки. Мы стали общаться реже и как-то ни о чём.

А пару месяцев спустя я увидел её фотографию с другим парнем.Он просто лучился нормальностью. Они смотрелись так мило…

Я пожелал ей всего самого лучшего, извинился за своё поведение и удалил из френд-ленты. Под влиянием момента удалил и всех остальных – 20 человек. Ещё какое-то время я сидел, глядя в монитор. Курсор застыл у надписи «удалить аккаунт». Но я его не удалил. Сделал полностью закрытым и больше на него не заходил. Ещё одна мёртвая страничка на просторах Интернета. Призраки off line.

Cтех пор друзей мне заменили книги. Я всегда любил читать, а теперь это стало единственным спасением.Особенно мне нравились Кафка и Бодлер. Я читал их и перечитывал, запоминая наизусть любимые фрагменты. Теперь я не расставалсяс ридером, а компьютером пользовался лишь для воспроизведения музыки. К слову сказать, мои музыкальные пристрастия весьма огорчают родственников. Мне нравится альтернатива и нью-метал. Громкая музыка, рваные ритмы, цепляющие за душу злые тексты.Эта музыка отражает мир таким, каким я его вижу, и меня – таким, какимя себя ощущаю. Мама говорит, что у меня просто переходный возраст. А мне кажется, что любой возраст можно считать переходным – откуда-то куда-то.Но с мамой не спорю, глупо терять хорошее оправдание своему поведению и настроению.

Я валялся на кровати и вспоминал, вспоминал… Моя жизнь бедна на события, поэтому я часто переживаю заново то, что прошло.Не самая хорошая привычка, как и долгие внутренние монологи. Слишком много мыслей иногда бьется в моей голове. Бесполезных, болезненных мыслей… Я потянулся было за ридером, но передумал. Читать не хотелось, слушать музыку - тоже. Ночник по-прежнему мерцал цветными переливами. Глядя на них, я незаметно задремал.

Мне снилась радуга. Вот уж чего не видел, только на картинках. Но эта радуга была настоящая. Цвета расслаивались, теряли плотность, обрушивались на меня эфемерными облаками. А где-то в вышине пронзительно ясного неба сияло солнце. Оно не жгло, нет –ласково обнимало, гладило теплыми золотыми ладонями. И, откуда-то издалека, я слышал смех. Беззаботный, счастливый смех ребенка, не знавшего в жизни ни бед, ни огорчений. Прошло несколько томительных минут, прежде чем я сообразил, что смех принадлежит мне, и тут же он оборвался. Радужные облака распались клочьями серого тумана. Я проснулся.

В такие минуты, сразу после пробуждения, я особенно остро чувствую свою неполноценность. Тот раз, когда я впервые взгляну на настоящую радугу, станет для меня последним. Потому что радуга невозможна без солнца.

Нет, я не жалуюсь, ведь для меня так было всегда. Я привык к тусклому освещению в доме, к плотно закрытым шторам. Привык, что мое время – вечер, ночь и дождливые дни, когда небо затянуто плотной серой пеленой. Раньше я часто гулял в дождь. Город пустел, замолкал –ему оставались только шелест капель и мои шаги. А мне оставался блестящий асфальт с потеками желтого света фонарей и золотистые окна домов, где жили нормальные люди.Иногда мимо проходили случайные прохожие – торопливо, укрываясь под зонтами. Я надвигал капюшон так низко, как мог, и глубже прятал руки в карманы.Было приятно хоть на мгновение почувствовать себя одним из них. Но как-то раз я загулялся, промок сильнее обычного и заболел. Очень высокая, предельная температура держалась неделю, и еще две я был настолько слаб, что едва вставал с постели. За это время мою голову посетило неисчислимое множество совсем не радостных мыслей. И теперь я редко выхожу гулять в дождь.

Почти машинально я подошёл к окну, отогнул край шторы. Когда-то в далеком детстве этот жест едва меня не сгубил. Четырехлетний любопытный малыш забрался настул, со стула перелез на подоконник и заглянул за штору. Это мне рассказывали. Сам я помню только вспышку невыносимо яркого жаркого света, и удар – не удержавшись, я свалился на пол.После очень долго болели глаза, и жгло кожу – там, где её коснулось солнце. Так я узнал, что такое «непереносимость ультрафиолета». Но в этот раз за окном был глубокий ясный вечер. Догорали в небе последние отблески заката, похожие на пряди волос Галатеи. В такой вечер было бы преступлением сидеть в четырех стенах. Я оделся, взял плеер и вышел из дома.

***

На старых качелях в саду возле дома сидели двое. Пламенеющие даже в сумерках локоны сестренки я узнал сразу. А вот парня рядом с нею видел впервые. Судя по выбеленным волосам и черному, под старину, прикиду, это был кто-то из её готических друзей. Галатея держала его за руку и нежно, задумчиво водила острым ноготком по запястью. Я замер в тени дерева, не решаясь пройти мимо них. Кажется, я знал, что сейчас увижу…

Тея ласково улыбнулась юноше, и её ногти вспороли тонкую кожу. Темные капли набухали и срывались с руки парня, оставляя за собой размазанные полосы. Парень инстинктивно дернулся, но Галатея тут же припала к ранке губами. Парень замер, и я расслышал прерывистый шепот:

- Всё для тебя, моя принцесса… Кровь – ничто в сравнении с жизнью. Ради тебя... что захочешь.

Кажется, Тея чуть не поперхнулась. Оторвалась от запястья, усмехнулась перепачканным кровью ртом. Быстро взглянула в мою сторону и впилась в губы парня страстным поцелуем. Тот порывисто обнял её в ответ, и они едва не свалились с качелей. Воспользовавшись предоставленной возможностью, я проскользнул мимо.

Тея…Тея. Ну, разве так можно? В собственном саду? Родители увидят – отругают. Впрочем, развлечение вполне в её духе. И ведь этот парень был совсем не против, как и другие до него. «Всё для тебя, моя принцесса…»Ха. Еще несколько таких свиданий под луной – и парень загремит в больницу.Как бы Тея не заигралась. Она может.

***

Я шёл по опустевшим улицам. Машинально считал разноцветные коробочки припаркованных машин. Красный – весьма популярный цвет. Свернув в переулок,напугал кошку, доедавшую голубя. Серая хищница отпрыгнула от добычи, вздыбила шерсть и зашипела. К мордочке прилипла пара перьев. Я осторожно обошел её стороной, извинившись за прерванный ужин. Кошка перестала шипеть. Не смотря на то, что больше в переулке никого не было, решила не рисковать. Схватила останки голубя за крыло и потащила к подвальному окошку. Прежде чем исчезнуть в темноте, сверкнула на меня зелёными глазами.

А я пошёл дальше.

На первый взгляд, мои блуждания носят хаотичный характер. Но я всегда прихожу в одно и то же место. Вот и сейчас я остановился перед старой шестиэтажкой, покрытой облетающей жёлтой краской. Безжизненно темнели окна, ржавели решётки на первом этаже. Уже привычно я добрался по ним к пожарной лестнице. Чувствуя под ладонями холод железа, залез на крышу. Отряхнул с одежды и рук хлопья ржавчины, подошёл к парапету и устроился на нём, свесив ноги.Вот оно, второе после моей комнаты место, где я больше всего люблю бывать. Где никто не мешает мне думать. Крыша ВИЧ-диспансера.

Здесь, в этом обветшалом здании, состоят на учёте сотни людей. Получают лекарства, продляющее их существование. В их крови – вирус, который до сих порне научились лечить. Он убивает их, этот вирус, медленно, неотвратимо. Они обречены. Но иногда мне кажется, что лучше быть одним из них, чем таким, как я. Они хотя бы могут видеть солнце. Хотя вряд ли им от этого легче. Вспоминаю строчки из Психеи: «Моя жизнь меня убивает. Я это точно знаю, я это точно знаю…» Что страшнее – смерть или знание её неотвратимого приближения? Наверное, второе. А с завязанными глазами хоть на краю пропасти танцуй. Не страшно.

От раздумий меня отвлекла резкая боль. Я машинально отколупал пластинку бетона возле трещины, и маленький осколок попал под ноготь. Я извлёк его и задумчиво воззрился на выступившую алую каплю. Вот кровь. У меня её где-то 4 литра, а может и больше. В ней нет смертельного вируса. В ней всего лишь неправильное ДНК. Но ведь тоже не лечится. На мгновение меня захлестнул поток ярких образов – что было бы, будь я нормальным? Игры и прогулки в любую погоду, футбол с мальчишками,школа – у меня бы приближался выпускной. Девушки. Не представляю, с кем бы я мог встречаться, алые волосы Теи застилают глаза лучше любого тумана. Друзья. У меня были бы друзья. Мы могли бы вместе ходить купаться на озеро,бывать в кино и кафе. Интересно, какое на вкус мороженное? А газировка? Увы, набор продуктов, который я могу употреблять, ограничен. Пищевая аллергия – или что-то вроде того. Это наследственное.

Я поглубже засунул руки в карманы, сглотнул подступивший к горлу комок. Глупо мечтать о невозможном, я бесполезен и жалок. Мне 16 лет, и впереди у меня ещё неизвестно сколько лет такого же бессмысленного существования. Зачем?

Я смотрел на ночной город. Там, в уютных квартирах, в тёплых постелях спят люди. Через несколько часов прозвенят будильники, и люди проснутся. Пойдут в школу, на работу, в университет. Пойдут, не зная о том, какие они счастливые. Не думая об этом.

Фиолетовое небо и звёзды, разноцветные – если смотреть внимательно. Розоватые, бледно-жёлтые и голубые, в мерцающих ореолах.Я читал, что это иллюзия, что ничего этого уже нет, и эти звёзды погасли миллионы лет назад.То, что видят люди – просто оставшийся свет,затерянный в космическом пространстве.Я вдохнул прохладный влажный воздух, прикрыл глаза. И вдруг какой-то шум, почти на периферии слуха. Шаги, на другом конце крыши.

Это было внезапно, и оттого интересно. Я встал и осторожно пошёл на звук. Увидев стоящую на парапете фигурку, остановился.

Она тоже услышала мои шаги. Обернулась – через пару томительных мгновений. Я разглядывал её пижаму с рыжими зайцами и среагировал не сразу. Оглядел тапочки – тоже рыжие. Сосчитал зайцев на левом рукаве: 8 и одно ухо. И только после этого посмотрел в бледное лицо с плотно сжатыми губами.Что сказать, не знал, растерялся, наверное. Она тоже молчала, но с парапета слезла. Прикинул, сколько ей лет. 13-14, вряд ли больше. Тёмные, неровно остриженные волосы, веснушки, отчетливо заметные даже в сумерках. Светлые глаза. Девочка в пижаме на крыше диспансера. Ничего себе.

- Ты откуда? – не удержался от вопроса.

Дёрнула худыми плечами.
- Тебе какое дело.
Мне? Да никакого, по сути. Интересно просто.
- Я тебя здесь раньше не видел.
- Я тебя тоже. И вообще, проваливай. Здесь моё место.
Ого, какое милое создание. Стоит, руки в кулачки сжала, смотрит хмуро. Глаза сощурила, губы кривятся. Мне почему-то стало смешно.
- Знаешь, крыша большая. Места всем хватит.
- Я всегда бываю здесь одна, - упрямо повторила девчонка.
- Может, раньше ты меня не замечала? – предположил я.
Она задумалась. Я ухмыльнулся и демонстративно медленно направился к своему привычному место. Устроился на парапете, свесив ноги.
Наверное, со стороны казалось, что я наблюдаю за ночным городом и о чём-то размышляю. Но на самом деле я прислушивался. Даже начал считать про себя. 15… 28…42… Шаги раздались на 56 секунде. И замерли – где-то совсем рядом.
Я похлопал ладонью по прохладному бетону парапета. Ещё несколько молчаливых секунд - и она села в метре от меня, так же свесив ноги.
- Тебя как зовут? – равнодушным тоном. Уже не враждебно, и то хорошо.
- Дориан.
Я предвидел её реакцию - и не ошибся. Девчонка фыркнула.
- Дурацкое имя.
- Не сомневаюсь, что твоё нормальней.
Она почему-то смутилась, покачала головой.
- К сожалению, нет.
Я молчал, терпеливо ожидая. Искоса рассматривал её. Странная девочка, что ты здесь делаешь? Я так и не узнал, откуда ты пришла. И почему ты сидишь сейчас рядом со мной?..
Вдох – и на выдохе – имя:
- Эвридика.
Я чуть не свалился с парапета.
- Ты серьёзно? Я думал, у меня родители… с причудами.
Она взглянула на меня, усмехнулась краешком рта. Веснушки проступили ярче.
- Как видишь, не только.
Задрала голову, глядя в небо. Болтает ногами. Правый тапочек сорвался и полетел вниз. Я расслышал звук, с которым он упал на асфальт.
- Ой, – равнодушно прокомментировала она.
Второй тапочек полетел следом.
Эвридика подтянула босые ноги к себе, обхватила руками колени. Я хотел было заметить, что так сидеть на краю крыши лучше не надо. Но почему-то не решился.
Молчали, глядя то на небо, то на город, то – друг на друга, и сразу отводили взгляды. Очень странная ночь. Очень странные мысли в голове.
Я не понимал, что происходит. И, кажется, впервые в жизни мне это нравилось.
- Знаешь, мне кажется, что я в подземном царстве. Помнишь легенду про Эвридику и Орфея?
Её голос вплёлся в ночную тишину – не слышнее порыва ветра. Я кивнул.
- Помню. Грустная легенда.
Но, кажется, она ответа не ждала. Продолжила, так же тихо:
- Мне кажется, Орфей за мной не дошёл. Отвлёкся, забыл – и никогда уже не придёт. И я так и останусь в Аидебесплотной тенью, во тьме и пустоте, где никогда не будет солнца.
Я вздрогнул. Почти почувствовал, как воздух вокруг нас стал холоднее… или показалось?
- Будет солнце. – Сам не знаю, откуда в моём голосе взялась такая убеждённость.
- Что?
Чувствуя себя донельзя глупо, я всмотрелся в небо.
- Рассвет через пару часов, а то и меньше.
Эвридика покачала головой, растрёпанные пряди скрыли лицо.
- Скоро уже. Знаешь, я давно хотела встретить здесь рассвет. Собиралась, собиралась – но не получалось. А сегодня вот могло бы получиться, но ты…
Мне стало неловко. Как будто бы не она здесь непонятно откуда взялась, а я вторгся в её законные владения. К тому же, кажется, я её расстроил.На какое-то время я потерялся в собственных чувствах. Из-за меня никто никогда не становился грустным, тем более незнакомая девчонка. По крайней мере, я не был этому свидетелем. Ну, разве что Тея иногда обижалась, так это ж не в счёт. Неожиданно я осознал, что мысль о сестрёнке прошла как-то вскользь, не задев – что само по себе удивительно.
- Если хочешь, можешь побыть тут со мной до восхода. Дориан?
Я вынырнул из своих мыслей и тут же наткнулся на пристальный взгляд Эвридики. Поспешно кивнул, ещё не сообразив, о чём речь. Она едва заметно улыбнулась.
- Это будет самый красивый рассвет в моей жизни.
Я не успел ничего ответить.
- Дориан, а у тебя есть твой портрет?
- Что? А, нет. Нету.
О небо, зачем мне мой портрет. Я и в зеркала-то не смотрюсь.
- А хочешь, будет? Такой, как в книжке. Чтобы всё плохое случалось с ним, а не с тобой. Конечно, хочешь! Я тебе нарисую, я умею.
Она развернулась, вскочила, едва не потеряв равновесие, и быстро прошлась по крыше вдоль парапета.
- Где-то здесь оставляла. Где же? А, нашла! - Наклонилась, подняла что-то белое. Кусочек мела.
А я не знал, что делать. Как реагировать, что сказать. Это внутренние монологи у меня блещут красноречием и богатством образов. Что касается общения с реальными людьми, чаще всего я тормоз. Вот и сейчас я тупо смотрел, как Эвридика рисует – прямо на крыше – портрет. Сосредоточенно так рисует, уверенными линиями. Дернулся было встать, подойти к ней – но окрикнула сердито:
- Ты куда? Сиди на месте!
Сел, по-прежнему глядя на неё. Она сдула с глаз непослушные пряди, растёрла пальцем пару линий. Было что-то завораживающее в том, как она рисовала. Мел с тихим стуком касался бетона.
Я посмотрел вниз. На асфальте сиротливо рыжели её тапочки. Воздух светлел, терял плотность. На горизонте фиолетовый сменялся синим и бирюзовым.
Я не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. По-хорошему, уже сейчас мне надо было уходить… но она рисовала. Эвридика рисовала мой портрет, и я не мог двинуться с места. Может быть, это и правда было волшебство. Мне хотелось так думать.
Мел стукнул по асфальту ещё раз – и всё. Тишина. Я подождал пару секунд иподошёл к Эвридике. Она сидела, растирая в пальцах белое крошево.
- Не хватило… Не хватило мела. Я не смогу закончить. Уже не успею.
С бетона на меня смотрел… я. Но таким я себя видел впервые. Впервые моё лицо, в росчерках белых линий на сером бетоне, не показалось мне отталкивающим. Я восхищённо смотрел на Эвридику, но в её глазах блестели слёзы.
- Не успела…
Прозрачная капля упала на бетон, размывая белую пыль. Я торопливо сел рядом и – сам не знаю, как так получилось – обнял её за плечи.
- Ты что? Это же прекрасно! Ты чудесно рисуешь! Меня никто никогда не рисовал… Эвридика, спасибо!
Она кивнула, глотая слёзы. Коснулась перепачканной мелом ладошкой моей руки.
- Но того, чего я хотела, не получилось.
Я всё ещё обнимал её за плечи. Чувствовал сквозь мягкую ткань пижамы тепло тела, острые выступы косточек. Кажется, даже стук сердца – и тот ощущал. Никогда ни к кому не был так близко. Даже голова закружилась.
- А теперь уходи. Тебе пора.
Я понял, что она смотрит на небо. В бирюзовом разгорелась розовая полоса, и с каждым мгновением она становилась всё шире. Её край наливался раскалённым металлом. Глаза начало покалывать, но я не мог перестать смотреть. Рассвет. Он был восхитительно красив. Это был первый рассвет, который я помню. Эвридика тоже зачарованно смотрела в небо, почему-то сощурив глаза.
- Ну же, Дориан! Уходи! Ты обещал.
Но я же ничего не говорил.
Она попыталась меня оттолкнуть, но сил не хватило. Забилась у меня в руках, как перепуганный зверёк.
- Отпусти! Уходи!
Уже показался краешек солнца. Я больше не смотрел на него, не мог. Но лицом и ладонями уже чувствовал жжение – пока что почти приятное.
Эвридика дёрнулась ещё раз, и я почувствовал резкую боль в запястье. На бетон упала алая капля, вторая. Я зачарованно смотрел, как они разбиваются, став кляксами. Красное на сером. Моя кровь. Повернулся было к Эвридике – что ещё за шутки такие? – как вдруг глаза полоснул жаркий огонь. Слова застряли в горле, из которого с хрипом вырывалось дыхание.
Больно… не думал, что будет настолько больно. Словно издалека, до меня донёсся вскрик Эвридики:
- Что с тобой? Дориан?!
Дальше помню плохо. Жар душил меня, окутывал тело. Я чувствовал иглы злого света даже там, где кожу защищала одежда. А ещё я улыбался. Хотя представляю, как это выглядело – сведённые судорогой губы и оскал. Почему улыбался? Потому что в черноте перед моими закрытыми глазами, плавал огненный шар. От него волнами расходилось сияние. Солнце.
Я всё-таки его увидел, и уже не забуду.
***

- Дориан? Прости, я же не знала. Ты не сказал, я не знала. Прости. Ты меня слышишь? Пожалуйста, Дориан…
Я с трудом открыл глаза. Как в тумане, передо мной плавало встревоженное лицо. Тёмные волосы, веснушки, перепачканный тёмным рот… Эвридика. Она укусила меня? Запястье отозвалось тупой болью.
Но, кажется, мне стало лучше. По крайней мере, я не умер. Прислушался к ощущениям: за спиной холод кирпичной стены, под ладонями – не очень чистый пол. Я глубоко вдохнул, попытался встать. Перед глазами снова всё поплыло.
- Дориан, скажи что-нибудь!
Я прохрипел сведённым судорогой ртом:
- Привет.
И тут же почувствовал на своей коже прохладные капли. Ёе слёзы. Эвридика плакала. Из-за меня?..
- Я не знала, что тебе нельзя на солнце… Почему ты не ушёл? Просила же,отпусти! Я тебе сделала больно, извини…
Я всмотрелся в её лицо. Бледная кожа покраснела, но хуже всего были глаза. Красные совсем, от слёз так не бывает. Должно быть, у меня сейчас такие же. Стоп… Нет, нет, нет, быть не может. Эвридика?
- Ты зачем хотела рассвет? Ты… зачем?
Она всхлипнула, покачала головой. Тёмные пряди прилипли к мокрым щекам.
- 15 лет в темноте. Понимаешь? Понимаешь, конечно же. Я никогда не видела солнца. Мне нельзя, оно убьёт меня. Но я решила – пусть лучше так, чем эта недо-жизнь. Я уже давно прихожу сюда, но всегда боялась. Всегда уходила до восхода. А сегодня – ты, и…
Она снова разревелась. Горько, безудержно. Я не понимал, чего в ней сейчас больше, сожаления о неудавшемся плане или облегчения, что всё обошлось.
Рассеяно огляделся – в полумраке виднелись кирпичные стены, какой-то хлам на полу и деревянные стропила под потолком. Сквозь них проникали острые лезвия света, но в нашем углу было относительно темно, и значит – безопасно.
- Где это мы?
Она вытерла нос рукавом, совсем по-детски.
- На чердаке диспансера. Сама не знаю, как тебя сюда дотащила – ты тяжёлый.
- Выброс адреналина в кровь увеличивает силы и ускоряет реакцию, - на автомате пояснил я и тут же понял, как, должно быть, глупо это прозвучало.
И Эвридика поняла. Хихикнула. А через пару мгновений мы с ней смеялись, как сумасшедшие, взахлёб, до слёз. Очень надеюсь, что нас никто не слышал.
А после мы сидели, прислонившись к стене. Держались за руки – как-то само получилось. Нам предстоял долгий день, но это было не страшно. Конечно, все будут волноваться, но я объясню. Мы всё объясним.
***
Когда я закрываю глаза, из темноты выплывает золотая искра. Она распускается огненным цветком и переливается волнами света. Ия чувствую тепло, где-то в сердце. Знаете что? Солнце – оно у каждого своё.