Но в один день он был опустошён, и трупы жителей его были растерзаны собаками и дикими зверями пустыни

Книга Алмы 16, 10

1

Учитель вошёл в камеру как подобает – гордо выпятив бочкообразную грудь, широко расправив саженные плечи, опутанные узлами мощной мускулатуры, уверенно ставя идеальной формы стопы в поношенных кедах на холодный каменный пол. Взгляд его глаз, словно выкованных из крупповской стали, пронзал, сминал и уничтожал – сказывались многолетние тренировки в астральном единоборстве гиперборейцев. В этом воплощении его звали Вольф, что бы там ни написали «штемпы»[1] в его документах, и он имел твёрдое решение загнать всю «зону» №56 под себя.

- Вольф, – лаконично представился он зекам.

- Волк[2], что ли? – переспросил кто-то из уголовников, видимо, тот, у которого плохо со слухом. Вольф немало встречал их на пути к заветной цели, и всегда рот открывался в первую очередь у самого глупого – или у глухого, если посмотреть с другой стороны. Сейчас он не имел ни малейшего желания никому ничего объяснять – это занятие недостойно Учителя, – а просто собирался вбить в чью-то тупую башку каплю ума.

- Волк, волк, – согласился он. – А почему не в абвере[3] сидишь – к нам подселился?

Такой продвинутый уровень немецкого языка, освоенного, судя по всему, в результате просмотров кинофильмов о войне, вызывал лишь снисходительную улыбку. Зеки зашептались, в то время как Учитель присмотрел для своего «сидора»[4] подходящее место – и сунул его к ближайшей шконке[5].

- Сышь, ты прям как армянская королева[6] – крутишь к главному болту[7]! – заявил всё тот же урка, нагло зыркая исподлобья. Глаза его, и без того выпиравшие сверх меры, грозили выпасть из орбит, имитируя искреннее возмущение тем, что новичок пытается претендовать на уже занятую койку. Учитель шагнул вперёд, угрожающе сжимая кулаки, и зек тут же отшатнулся, сделал несколько шагов назад.

- Нет, – сказал седеющий, покрытый наколками мужчина, – это не королева. Видишь, как клюв раскрыл – хищная птица кречет[8].

- Ой, я – бульза[9]! – ответил, явно обрадовавшись, лупоглазый. – Может, пусть шконка его будет – раз он так настаивает?..[10]

Вольф нахмурился – над ним явно издевались, хотя суть намёков ускользала. Он решил действовать осторожно и наверняка, как то достойно Учителя, наконец, элитного бойца, отслужившего в войсках спецназначения и побывавшего в доброй дюжине «горячих точек».

… Да, было в его биографии и такое, хотя обстоятельства не располагали к тому, чтобы хвастать перед последним отребьем офицерскими погонами и боевыми наградами – тем, что осталось в далёком, наполовину стёршемся из памяти прошлом. Дорогу перспективному офицеру военной разведки некогда перешёл штабной лизоблюд, метивший в Академию. И всё: нашлись какие-то недочёты, упущения по службе, один за другим посыпались выговоры – наконец, увольнение.

Вольф поначалу запил, но вскоре собрался и нашёл в себе силы жить по-новому. Занялся тем, что умел лучше всего – преподавал интегральное искусство самозащиты – интисаз. Неплохо зарабатывал, пока один из его учеников не убил своего обидчика в уличной драке. Как «сшили» дело, он до сих пор не понимал – но оказалось, что Вольф выступал организатором и заказчиком убийства. Нашлись свидетели – из самых лучших учеников, разумеется, – цитировавшие его заявления о том, что воин всегда должен быть готовым умереть – и убивать, чтобы не быть убитым. Цитаты вырывались из контекста, вклеивались в материалы следствия самым сомнительным образом – и, наконец, он сел за убийство!

- Бульза, говоришь? – переспросил Вольф, почти не скрывая гнева. – Буль-буль – и гильза? Тебя что-то не понять!

Он снял с себя робу, демонстрируя уголовникам мускулистый торс, покрытый памятными татуировками. Каждая из них – целое событие, причём не только в его биографии, но вообще в истории народов. Заграничные командировки, в ходе которых неожиданно гибли, якобы в результате «несчастных случаев», известные наркобароны, радикальные исламисты и тому подобная нечисть, доминировали, но, конечно, имелись и картинки, напоминающие об «учениях» на территории родной страны – подразделение, в котором служил Вольф, играло роль карающего меча властей, избавляя народ от коррупционеров и расплодившихся мафиози. Не всегда он сохранял уверенность в правоте полученных приказов, отнюдь не всегда, но солдат, тем более, офицер, не имеет права на сомнения. Сейчас он, как в былые времена, также отринул страхи – иду на вы!

- Какой накачанный – чисто спортсмен, – прокомментировал кто-то. – Акробат[11]!

Уголовники хором заржали чему-то, что казалось им невероятно смешным.

- Перья красные, – заявил тот зек, что выглядел наиболее авторитетным, – тело ясное.

Сказав так, он двинул шахматную фигуру, вылепленную из хлебного мякиша. Доской служила фанерная поверхность шконки, расчерченная квадратами. Его партнёр, даже не оборачиваясь к Вольфу лицом, задумчиво промурлыкал себе что-то под нос.

Зеки приближались к Вольфу все разом – о каком благородстве можно говорить в таком месте и к кому взывать! Пупкарь[12] спрятался за волчком[13] – и его не дозваться, если ты, конечно, настолько трус, что просишь о помощи. Бывший майор спецназа не привык праздновать труса, да и не считал необходимым. Он насчитал пятерых противников – разного возраста, от 20 до 45 лет, они не представлялись ему слишком опасными – худые, едва ли не тощие, за исключением того, что назвался Бульзой. Первый из них осел мешком на пол, пропустив прямой удар правой в подбородок – движение, отработанное годами тренировок до автоматизма, привело жертву в состояние нокаута. Второй – то был лупоглазый Бульза – пропустил удар ногой с разворота в живот. Согнувшись пополам, он застонал.

- Просто СЛОН,[14] – хмыкнул коротко стриженный авторитет, поглядывая на Вольфа через плечо своего противника.

- Пешка[15]! – ответил тот.

Это Учителя они смели обозвать пешкой? Даже руководя небольшой, толком не зарегистрированной спортивной секцией, Вольф проводил на улицах родного города операции, до которых этим подонкам было ой как далеко. А в бытность офицером спецназа… Однако то был не лучший момент, чтобы предаваться воспоминаниям. Он очистил мозг от лишних мыслей и наносил удары, словно машина – рукой, ногой, блок, захват, снова рукой…

Блеск ножа Вольф заметил в самое последнее мгновение – лезвие шириной в два пальца приблизилось к его боку и вошло едва ли не по рукоятку, достигнув печени. Он ощутил это и каким-то обострённым чувством обречённого понял: всё, настал конец. Боль, агонизирующая и жгучая, вспыхнула в животе, и Учитель, вяло отразив пару ударов, бессильно сполз вдоль двери. Его били ещё и ещё – ногами, какими-то подручными предметами, – но нейроны слабо отзывались на эти повреждения, позволяя сознанию медленно уплыть туда, где чернела мирная, манящая своим спокойствием темнота.

2

Вспышка – яркая, слепящая, болезненная… Клац-клац-клац – пугают своей меняющейся частотой импульсы, квинтэссенция непривычного бытия в сплошном море пламени и света… Дозируемые невидимым переключателем, словно лампа в операционной, где проходит реанимация, превратилась в жуткий стробоскоп, они стремятся к своей неведомой цели… Боль, и страдание, и пытка – по восходящей спирали, обрывающейся в миг, близкий к избавлению… и всё сначала: подъём из глубин ада, где душа пылает, словно её начинили термитом и облили напалмом и серной кислотой… Каждое новое возрождение сопряжено с всё более мучительными испытаниями; в итоге они не то, чтобы сломили неукротимый дух Учителя – разве такое возможно? – но принудили его искать иные, тактически более гибкие пути.

Он вновь вошёл в камеру, хотя, после стольких сокрушительных неудач от одной лишь мысли об этом его новое тело начинала сотрясать бешеная дрожь. Поздоровался, хотя это казалось унижением собственного достоинства. Неожиданно ему предложили нижнюю шконку, стоящую у дальней стены, рядом с той, на которой любил играть в шахматы здешний авторитет, носивший кличку Рулетка[16].

Рулетке было всего тридцать два года, из которых более четырнадцати он провёл за решёткой, отмотав за кражи три – не считая этого – срока. На особый режим он попал по своему последнему «делу»; очередная квартирная кража превратилась в разбой – хозяева, вместо того, чтобы находиться на даче, как уверял «наводчик», оказались дома, – а затем и в убийство. Рулетка, которого нашли через полгода – в руки следователей попали золотые украшения жертв, что позволило быстро выйти на соучастников, – получил двадцать лет и отправился в посёлок Лозьвинский, в исправительную колонию, именовавшуюся «Чёрным беркутом». Здесь этот матёрый рецидивист, чьи спина, плечи и грудь, не говоря уже о пальцах рук и предплечьях, были обильно украшены татуировками, быстро занял главенствующие позиции среди заключённых.

Большой страстью Рулетки являлись шахматы: к этой игре вор имел большую страсть и всегда играл под интерес. После первой партии, которую Вольф предложил сыграть «просто так», чтобы размяться, его отправили на верхнюю шконку. Рулетка победил и утратил к новому жильцу всяческий интерес, добавив напоследок: «Фуфло, конечно, полное – а проигрыш с тебя потом взыщут, ты не переживай». Неизвестно, может по этой – а может, и ещё по какой – причине, Вольфа стали именовать Пухлым. Кличка ему не нравилась, но, приняв решение жить в мире с сокамерниками, Учитель следовал ему, такой уж был у него характер – самодисциплина, воспитанная долгими десятилетиями занятий единоборствами, привычка к самоограничению, устоявшаяся за время воинской службы – всё это способствовало его угрюмому молчанию в тех случаях, когда к нему обращались словами вроде: «Эй, Пухляк!».

Находясь на этой самой верхней шконке, Вольф узнал, что настал его черёд драить «очко». За время, потраченное на придание этому важному архитектурному элементу зеркальный блеск, его «сидор» незаметно переместился на расположенную поблизости шконку. Всеобщее восхищение зеков чистотой «очка» не знало границ, и они единодушно определили Вольфа бессменным заведующим санитарно-гигиенической частью.

- Ты – наш козырный туз[17]! Цирик[18] узнает – хозяину[19] цинканёт[20], что у нас тут есть кому цаплями[21] хрять[22]!

- Мы тебе не лохматого чешем, – уверенно вставил свой пятак глазастый зек, который на самом деле кликали не Бульзой, а Грандом[23]. – Мы тебя шли-фу-ем[24].

Последние слова, сказанные самым задушевным тоном, окончательно убедили экс-майора военной разведки, что его просто готовят к встрече с руководством колонии – как наиболее аккуратного и серьёзного работника в камере. Воображение уже рисовало ему должность бригадира на здешнем производстве.

Впрочем, месяцы шли, сменяя друг друга, как страницы в скучной книге, а разговора с Хозяином так и не случилось. Возможно, дело было в том, что Вольф, до осуждения отличавшийся крупными размерами тела и спортивным сложением, а теперь высохший до худобы, однажды, мучаясь голодом, как-то позарился на чужую передачу. Зек Шокс, сидевший за разбой с убийством, оставил на виду кусок колбасы и удалился, посвистывая, на прогулку. А Вольф, уже кое-что смысливший в местных понятиях, улучив момент, когда его никто не видел, взял да и отхватил себе ломтик при помощи «расписки»[25], изготовленной, по здешнему обычаю, из «майла»[26].

Гнев Шокса, рассвирепевшего при виде пропажи, трудно было описать. Он рвал и метал, обязуясь вырвать обокравшему его подлецу кадык. Соседи по камере согласно кивали: обирать бедных сирот считалось в западло. Наконец, Шокс вдруг приблизился к Вольфу и потребовал от того дыхнуть. Уловленный им тут же запас мясной продукции стал основанием для вынесения обвинительного приговора.

- Убью, – заревел «бык»[27], кидаясь на Вольфа. Тот, в значительной мере ослабший за время, что он провёл в камере, без спортивного питания и должных физических нагрузок, не смог противостоять напору противника и оказался на полу. Удары пудовых кулачищ обрушивались на его голову один за другим. Избиение, угрожавшее уже его жизни, остановил Рулетка. Ухватив Вольфа за ворот, он рывком поставил его на ноги. Того шатало от полученных побоев; в глазах, которые заливала кровь из рассечённых надбровных дуг, стоял туман.

- Балясинужиры[28] крысятничал[29]! Фуфлыжник!

- Я ему шнифт[30] выну! – прорычал Шокс, щёлкая «накидышем»[31]. Острие, приблизившееся к самым ресницам бывшего майора, принудило того, встать на цыпочки в попытке избежать смертельной опасности.

- Ладно, не плюйся, Шокс. Хавку[32] тебе вернут – пулями[33] или ещё как. А ты, Пухляк, – Рулетка приобрёл самый строгий вид, – мне глянулся ещё с тех пор, как фуфло двинул[34] – мне с тобой всё ясно стало. Давай-ка я тебе разок глину замешу[35], чтобы у тебя гнилушки[36] в жбан[37] вернулись, а не в гудке[38] булькали!

Можно было, как раньше, сражаться насмерть – но Вольф, уже испытавший на своей шкуре все недостатки данного выбора, почувствовал, что натура его такое уже не принимает. Это тупик, причём тупик, способный довести до безумия болью, испытываемой при возрождении. Он подумал о шнифте, то есть о глазе. Один глаз – ещё не два, с этим согласился бы кто угодно. С другой стороны, рана загниёт, и всё может закончиться очень скверно… Вольф попытался оценить альтернативу, предложенную Рулеткой: тот знал о «зоне» всё, и наверняка поделился бы с ним секретами, раз уже его «гребень»[39]будто бы не представляет опасности. А затем, имея возможность возродиться заново…

Вольф коварно ухмыльнулся.

- Хорошо. Я был неправ. – Ему нелегко было бы вымолвить эти слова, даже допустить саму мысль о подобном, если бы не уже вызревший в голове план, просчитанный местами до мелочей.

Этот непростой в жизни каждого мужчины эпизод дался ему относительно легко – Учитель даже не подозревал, что он испытает нечто вроде удовлетворения. Так у него на задней части штанов появился «тазик» – обычная шлюмка[40]с отверстиями, сквозь которые пропущены были нитки, крепящие сей жизненно важный аксессуар. Теперь никто, кроме Рулетки – и тех зеков, которым он одалживал свою новую «пассию» на ночь, что, по счастью, случалось нечасто, – не имел права к нему прикасаться.

3

Новая жизнь, по-своему интересная, действительно позволила Учителю обогатить свои знания о преступном мире и о нравах его обитателей, однако вскоре он почувствовал лёгкое разочарование. Конечно, «век живи – век учись» – это правильная поговорка, однако, вспоминая первоначальную цель своего появления в ИК-56, он начинал тосковать. Должно быть, Рулетка это заметил – и свёл Вольфа с ещё одним парнем – тот сидел за изнасилование и убийство малолетней, – таким же «обиженным»[41], как и он.

Парень, носивший прозвище Дядя, оказался двадцатилетним юношей, стройным и гибким. Он пошёл на своё, столь отвратительно закончившееся преступление, будучи пьян вдрызг, с чёткой инструкцией от зека с двумя «ходками»[42], гласившей: малолетка будет покорна, как ягнёнок – и всё получится. Невинный ребёнок, узнавший вдруг от «дяди», что их знакомство должно превратиться в серьёзные отношения, попытался было сопротивляться, но не тут-то было – удар обнаружившегося поблизости кирпича заглушил все крики. Закончив своё грязное дело, парень решил впредь называться Дядей – и прозвище прижилось. Нашли его на третий день – и лишь по чистому везению этот мерзавец избежал суда Линча, отделавшись приговором суда.

Вольф имел с собой ампулу[43] водки, которую они тут же раздавили. Захмелев и «догнавшись» кишмишем[44], они «приторчали» настолько «глухо», что едва обнаружили себя способными говорить. Подсобное помещение, куда они забились, пока остальные работали в цеху – Рулетка обещал, что данное нарушение режима пройдёт незамеченным, – было тёмным и пыльным, здесь пахло сыростью и ацетоном от какого-то лакокрасочного материала, хранившегося в алюминиевых банках. Пары, наверняка, усугубляя «балдёж», способствовали установлению доверительных отношений, с другой стороны, Вольф чувствовал себя ни на что не способным.

- Ты слышал хоть что-нибудь о миссии Вольфа[45]? – спросил он у Дяди, едва шевеля непослушным языком. – Нет.

- А о дипломатических миссиях маршала авиации Голованова?

- Нет. – Учитель был уверен, что ещё не раз услышит этот ответ.

- Я – внештатный сын маршала Голованова, и моё имя – Вольф; я – два в одном, я – исполнитель спецопераций арийцев по обе стороны фронта! – сообщил свою главную тайну Учитель. – Волк Фенрир!

Он опустился на четвереньки и зарычал, планируя инициировать превращение в легендарного волка. Воображаемая шерсть встала дыбом, а с обнажённых клыков закапала слюна. Увы, видимо, в тот день на небе не было луны – да и с чего бы ей светить среди бела дня? – и облик Учителя остался прежним.

- Я – УНИБОГС, – продолжал он делиться эзотерической информацией с совершенно потрясённым от накатившей измены[46] Дядей. – Универсальный Бог Славян, понимаешь?

Собеседник его, едва ли улавливавший смысл сказанного, счёл за лучшее кивнуть.

- Я собираю элиту нации среди тех, кого более всего обидел этот бесчеловечный мир капитала, в котором верховодят франкмасоны, ротшильды и рокфеллеры!

- Франк-мормоны? – переспросил Дядя.

- Ну, ты, блин, дятел[47]! Это заговор! Они все сговорились против нордических ариев-гипербореев!

- Гипер-Боря?

- Да, я – Гипер-Боря! Верь в меня! – в глазах цвета крупповской стали вновь вспыхнул былой фанатичный огонь. – Верь в меня, и ты обретёшь просветление! Я обладаю властью даровать вечную жизнь на небесах!

- А-а-о-о-о, – восхищённо протянул Дядя. – Я буду жить вечно! Я – и Голован!

4

Два сотрудника исправительного учреждения, облачённые в монотонную серую униформу, остановились у стеклянной капсулы, в которой содержался заключённый.

- Снова пожизненное? – поинтересовался новый надзиратель. Он работал всего лишь первый день, и ещё не знал никого из своих подопечных.

- Да, совершенно безумный – и вместе с тем необычайно одарённый в некоторых вопросах – тип. – Старший охранник довольно надул губы, не скрывая гордости. – Звали Васей Лимончиком, Вольфом, Учителем… настоящее имя – Василий Моисеевич Резник. Сплотил вокруг себя группу таких же, как он, неудачников и извращенцев, спаяв их в неоязыческую тоталитарную секту, занимавшуюся грабежами и убийствами; растлевал поверивших ему мальчишек – словом, отъявленная мразь.

Новичок приблизился к камере психолептического содержания и заглянул внутрь. Резник, погружённый в физиологический раствор, был опутан множеством пластиковых трубок, при помощи которых его поддерживали в состоянии бесконечного сна. Веки его непрерывно подрагивали, свидетельствуя о переживаниях, видимо, не вполне приятных.

- Меня всегда интересовало – они спят по-настоящему или отбывают наказание?

Вопрос, похоже, удивил многоопытного сотрудника.

- Спят, конечно. Но сны у них более чем реальные – всеми мыслями управляет программа.

- И они переживают мучения?

- У нас нет ни пыток, ни тех, кто зарабатывает ими на жизнь. Но ведь наказание должно иметь место, не так ли? Поэтому программа имитирует условия, в которых заключённый оказался бы, если… Неверные решения, ведущие к смерти, караются при помощи воздействия на болевые центры головного мозга. Это позволяет эффективно блокировать любые попытки сорвать процесс – каждое новое возрождение, всё равно неизбежное, даётся всё тяжелее.

Молодой сотрудник удивился:

- Вам не кажется, что это жестоко?

- Не знаю – они сражаются с собственными призраками. Резник, например, оказался в симуляторе «зоны» особого режима «Чёрный беркут», на рубеже ХХ – XXI веков, в период наибольшего расцвета «церквей», подобных той, что создал он сам. Он разработал себе легенду, выдумал эдакую сверхличность – бывшего майора спецназа, – а мы, в свою, очередь, подобрали соответствующую среду, в которой этот супермен не сможет себя реализовать. После первых попыток сопротивления преступники обычно ломаются и пытаются «перехитрить систему», но это бесполезно – условия всегда смоделированы так, что их ожидает бесконечное падение.

- Удивительно!

- Да, наше время – век удивительных открытий!

[2]Волк (жарг.) – сотрудник правоохранительных органов.

[3]Абвер (жарг.) – оперчасть ИТУ.

[4]Сидор (жарг.) – вещевой мешок.

[5]Шконка (жарг.) – кровать.

[6]Армянская королева (жарг.) – пассивный гомосексуалист.

[7]Болт (жарг.) – мужской половой орган.

[8]Кречет (жарг.) – пассивный гомосексуалист.

[9]Бульза (жарг.) – активный гомосексуалист.

[10]Наиболее престижными считаются шконки, расположенные на нижнем ярусе – и как можно дальше от дверей, особенно в углах. Ближайшая к двери шконка (нижняя), наоборот, обычно занята представителями низших уголовных каст – «петухами», «обиженными» и т.д., так как стоит ближе всего к санитарному узлу или, если таковой отсутствует, к помойному ведру – и к входным дверям. Заключённый, занимающий такую позицию, автоматически становится первым объектом внимания надзирателя, ему же сотрудники колонии отдают приказ убрать, если, по их мнению, в камере слишком грязно, он же первый страдает от зловония, исходящего от «параши» или «очка», и др.

[11]Акробат (жарг.) – пассивный гомосексуалист.

[12]Пупкарь (жарг.) – охранник.

[13]Волчок (жарг.) – окошко в двери камеры.

[14]СЛОН – популярная наколка в местах лишения свободы, аббревиатура, смысл которой зависит от каждого отдельно взятого случая, изначально: «Соловецкие лагеря особого назначения». Здесь: «Сердце любит острый нож», призыв к применению оружия.

[15]Пешка – здесь (жарг.): нож.

[16]Рулетка (жарг.) – отмычка.

[17]ТУЗ (аббр.) – туалетный уборщик «зоны».

[18]Цирик (жарг.) – охранник.

[19]Хозяин (жарг.) – начальник колонии.

[20]Цинкануть (жарг.) – вовремя сообщить.

[21]Цапли (жарг.) – руки.

[22]Хрять (жарг.) – работать.

[23]Гранд (жарг.) – грабёж.

[24]Шлифовать (жарг.) – лицемерить.

[25]Расписка (жарг.) – небольшой нож.

[26]Майло (жарг.) – лезвие безопасной бритвы.

[27]Бык (жарг.) – исполнитель физической расправы в преступном сообществе; также: лицо, не обладающее ни умом, ни волей, но обладающее атлетическим телосложением.

[28]Балясинажиры (жарг.) – масло, сало, колбаса и т.п.

[29]Крысятничать (жарг.) – красть у товарищей.

[30]Шнифт (жарг.) – глаз.

[31] Накидыш (жарг.) – раскладной нож.

[32]Хавка (жарг.) – еда.

[33]Пули (жарг.) – деньги.

[34]Двигать фуфло (жарг.) – не возвращать игорный долг, играть не под интерес.

[35]Месить глину (жарг.) – мужеложство.

[36]Гнилушки (жарг.) – мозги.

[37]Жбан (жарг.) – голова.

[38]Гудок (жарг.) – ягодицы.

[39]Гребень (жарг.) – пассивный гомосексуалист.

[40]Шлюмка (жарг.) – миска, тарелка.

[41]Обиженный (жарг.) – пассивный гомосексуалист.

[42] Ходка (жарг.) – отсидка в тюрьме.

[43]Ампула (жарг.) – бутылка спиртного.

[44]Кишмиш (жарг.) – наркотики. Здесь: гашиш.

[45]Миссия обергруппенфюрера СС К. Вольфа – попытка организации сепаратных переговоров руководством нацистской Германии на завершающем этапе войны. Проходили в швейцарском Цюрихе. Формально касаясь лишь вопросов капитуляции немецкой группировки в Италии, фактически, являлись попыткой руководства СС, в частности, рейхсфюрера СС Г. Гиммлера, добиться сепаратного мира. Жёсткая позиция советского руководства, а также отсутствие единства среди руководства III Рейха, его запятнанная репутация и пр. привели к срыву переговоров.

[46]Измена долбит, измена катит (жарг.) – состояние крайней подозрительности и испуга при передозировке наркотиков.

[47]Дятел (жарг.) – пассивный гомосексуалист.