Человек

Пыльный бумажный сверток, рука любопытного последователя, согревающая страницы бесценного клада. Для большинства – бессмыслица и глупая писанина, странная шутка буйно помешанного. Но не для тебя. Если ты нашел этот ветхий дневник в кожаном переплете, если вчитываешься в строки, покрытые пылью веков, значит, тобой движет самое благородное и самое опасное чувство, сама суть человечества. Имя этому чувству – любопытство.

Я никогда не был великим мудрецом. Точнее, не так, постараюсь выразиться четче, поскольку я прожил множество жизней, в которых я кем только не был. Будучи гуру и вождем, изучая тайные практики и постигая секреты мироздания, я никогда не смел называть свой опыт мудростью. Мне, разумеется, как и всякому человеку, свойственна гордость, но гордыня – не в числе моих пороков. Сквозь тысячи лет я пронес свою суть, потеряв ее и заново обретя – суть человека. И сегодня я готов рассказать одну из множества своих историй, дать тебе точку опоры, основу, чтобы ты мог пойти дальше меня, или, по крайней мере, не совершить моих ошибок

Эта история о чувствах и их силе, о презрении и долге, которые кто-то назовет наивными и инфантильными, но так же теми, которые могут сломить любую преграду.

В те времена я в очередной раз сменил свою форму и прошел сквозь время и пространство в поисках чего-то такого, что сможет пробудить во мне веру в разумных. Я покидал мир, потому что мне стало тошно, гадко от вечного ощущения настороженности. Где ты либо охотник, либо жертва, где каждый мог предать, хотел нажиться на другом. А всякий добряк был обречен. Тамошние люди потеряли свою суть в бесконечной гонке за прогрессом. Двигались ради самого движения. Спутали цель и средство.

Свернув в подворотню города, я в последний раз глубоко вдохнул загазованный воздух и взмахнув своим ножом, разорвал ткань мироздания. Как и всегда, я сначала принюхался. По ту сторону трещины витали чудные запахи, я услышал великолепную смесь аромата хвои и тушеного мяса. Слегка поразмыслив, изменил свой облик. Отражающийся в странном подобии зеркала мужчина во фраке призадумался и по отражению прошла рябь. Когда гладь амальгамоподобной трещины в пространстве разгладилась, на меня смотрел самый обыкновенный путник. Грубая рубаха, поверх которой была легкая туника, простые штаны, потертый и пыльный плащ на плечах. Сапоги, о которых хотелось сказать, что они знали лучшие времена, если не знать, что они еще даже не были созданы. Из-под капюшона на меня глядело лицо, на котором, казалось, легла глубокая тень, на проверку оказавшаяся растрепанными длинными волосами и 2-дневной щетиной. В руке у наитипичнейшего приблуды был деревянный посох, на добротном поясе висела небольшая кожаная сумка. Лишь одно в образе было провокационным и привлекающим внимание. Глаза моего нового образа были цвета расплавленного золота. Я оставлял их в каждом облике. Кем бы я ни был, где бы не жил, мир я предпочитал видеть своими настоящими глазами.

Из окна кто-то выглянул, явно привлеченный непривычными в городской черте запахами. Женщина, чье окно выходило в замызганный переулок, полный баков для мусора, всегда считала, что от этого окна много бед и мало пользы. Она много раз просыпалась от экстатических криков наркоманов, от звуков хруста костей об асфальт и никогда не выглядывала на звук, плотно занавесив окно, но не закрывая его. Так ей казалось, что она чуть больше видит, а, точнее, слышит мир и свой город. А еще через это окно было удобно выбрасывать мусор в полиэтиленовых пакетах. Но сегодня она изменила принципам и, раздвинув засаленные занавески, осмотрела переулок. И замерла в удивлении. В ее широко распахнувшихся глазах отражался человек, вошедший в странное подобие зеркала, которое после его исчезновения рассыпалось на множество маленьких серебристых капелек.

***

Я оказался среди деревьев. Разлом за моей спиной беззвучно распался мириадой частиц. К сожалению, полностью им не исчезнуть никогда, насилие над пространством всегда оставляет следы. Именно из подобного явления некоторыми графоманами со склонностью упрощать неупрощаемое, называемыми «кровью пространства», и был «выкован» мой собственный нож. На самом же деле, чтобы получить способности подобные моим, достаточно смешать свою кровь с этим веществом. Нож был лишь символом, знаком насильственной власти. Власти над реальностью.

Новый универсум встретил меня ночным небом с яркой, почти ослепительно белой луной, россыпью звезд, которые занимали весь небосвод. Я уже отвык видеть звезды. В мире, откуда я пришел, их практически не видно, во всяком случае, в городах. Лес, который меня окружал оказался полностью хвойным. С упоением вдохнув свежий воздух, я отметил направление, от которого доносился аромат тушащегося мяса. С той стороны распространялся неровный, пляшущий свет открытого огня.

- Вот уж давно не встречал себе подобных – возвестил громогласный голос, который мог бы разрушить барабанные перепонки. Существуй он не в моей голове.

- И правда, я тоже так долго не встречал наших сородичей, а тут сразу двое в одном мире – ответил я тем же макаром – может быть покажешься? Невежливо болтать, не видя лица собеседника, чай не континенты разделяют.

- Световые годы, но это неважно – услышал я слева от себя – А насчет двоих – мою жену можно не считать, Клара делит мир вместе со мной, так что мы тут, можно сказать, за одного.

Повернувшись на звук, я не увидел ничего, кроме раскидистой сосны.

- Зачем пожаловал, родственничек? – донеслось откуда-то справа. – Неужели силой хочешь померяться?

Разумеется, развернувшись, я увидел лишь небольшой куст.

- На самом деле, я просто зайцем путешествую. Даже свою власть использую по мелочи. Мне бы окопаться тут как простому смертному.

- Как простому смертному говоришь? – хмыкнул камень позади меня – Это можно, ничего против не имею. Но с условием…

Я вопросительно поднял брови.

- Ты, наверняка, сейчас пойдешь на север, туда, откуда доносится столь чудесный аромат мяса. – Поспешил объяснить скрипучий голос, звучавший в ветре. – Там находится группа людей, на которых у нас большие планы. Не вмешивайся при помощи своей власти, когда вы зайдете в подземелье.

- Договорились. А с чего ты, вообще, взял, что я стану заходить в какое-то там подземелье?

- Потому что у таких как ты одна слабость – любопытство – мне показалось, или ветви вон-той ели всего на секунду сложились в ехидную ухмылку?

***

Возле костра сновали люди, самый распространенный вид разумных во Вселенной. Впрочем, некоторые из них стояли и, судя по активной жестикуляции, о чем-то спорили. Но негромко, голосов, даже за две сотни метров, не было слышно. Люди стояли небольшим лагерем в четыре палатки на пятачке бесплодной земли посреди леса. Это было странное место, как будто чуждое самому этому миру. Я аккуратно подкрался как можно ближе и, спрятавшись за большой и развесистой сосной, прислушался.

Нахмурившийся мальчишка лет тринадцати, сжимавший дубинку, склонился над огромным скрюченным стонущим телом и говорил вполголоса:

- …про такую лихоманку мне рассказывал служивый у Черного Брода. Ее не просто так прозвали Покойничьей Хворью. Опосля такого не выживают.

- И что прикажешь делать, веканец? Нас и так осталось мало, в этом треклятом лесу мы потеряли больше половины отряда. Как прикажешь лезть в эти забытые богом катакомбы? – возопил богато одетый мужчина средних лет, явно вельможа. – Говорили мне, что веканцы все как один дуболомы, что не стоит вас нанимать, себе дороже выйдет. Может, мне еще нашего последнего бойца сейчас добить посоветуешь?

- Вы кого добивать тут хотите, барон? Получите стрелу в глаз, коль к брату моему коснетесь! – воскликнула рыжеволосая девица в хорошо подогнанной кожаной броне. Девушку буквально трясло от ярости.

- Нойте кому-нибудь другому, господин хороший – насупился парень, которого причисляли к веканцам. – Я как раз свое дело знаю и говорю, как есть, по существу. А вот в том, что мы сюда еле добрались, да и не факт, что выберемся живьем – только ваша вина и есть. Сами решили сэкономить на проводнике да на картах, теперь пожинаем плоды. Добро хоть что звери не кретины какие, тоже этих мест избегают, как и все нормальные.

- Уймитесь все вы! Это место дурно влияет на людей и на ра…эээ…на веканцев. Я попробовал провести малый обряд воззвания к Сиру, но наш бог не пожелал обратить внимание на нас. И я более чем уверен, что это именно из-за того, что вы только и делаете, что грызетесь! Лучше помогите мне вытащить парня с того света, небось вместе и вымолим исцеление страждущему Эммету. Все вы знаете слова молитвы «Во благо», так становитесь в круг и молитесь, Леди вас раздери!

К моему удивлению, все послушались слов священника в замысловатой, и явно походной рясе. Встав в круг, они протяжно затянули молитву, смысл которой мне показался смутно знакомым:

Оууу, мааай грееейт Сээээр,

Кииип зииис соооул, фрооом зе клоовс оф Ледииис саааанс,

Гииив ас мерсиии, ин зииис хардкооор тааааймс,

Энд хелп ер серваааантс, протееект ван оф ааааз.

Виии ар брееейв ин аур хааартс,

Бат, аур фейт из андеер прежуур наууу,

Сооуу шоуу, ту ааас экзампль оф ер маааайт,

Энд кьюууур, зииииис ван слейв оф йоооурс.

Сказать, что я удивился – значит не сказать ничего. Миров было бесконечно много, а потому попасть в мир, которым правят мои соотечественники, было совсем маловероятно. Но сколь ничтожным был шанс услышать такой бездарный плагиат, что буквально лишал дара речи. Я могу понять тоску по нашему общему дому, но так использовать один из языков нашего родного мира, для молитв? Глупо, они же даже слов не понимают, судя по всему.

Пока я переваривал услышанное, люди продолжали молебен, который явно затягивался. Очевидно, местный Творец не спешил помогать своим почитателям. Прикинув все «за» и «против», я решил, наконец, покинуть свое укрытие и подойти.

Отряд отреагировал быстро. На оклик воина все сгруппировались так слаженно, будто вовсе не они собачились между собой каких-то пару минут назад. Стадный инстинкт, приближается чужак.

Я держал свободную правую руку так, чтобы ее видели, а левой опирался на свой посох. Я замер в 10 метрах от отряда, который не удосужился прикрыть раненого, и я смог его рассмотреть. Воин выглядел плохо, его била крупная дрожь. Я уже видел такое и сочувствовал ему. Но сочувствие вовсе не значит, что я готов вмешаться в его судьбу, переписав ее при помощи возможностей, о которых местным знать не следовало.

- Кто ты таков и что забыл здесь? – прокричал вельможа, сжимавший короткий меч и укрывшийся за спинами остальных.

- Я лишь заплутавший путник, пришедший на свет и запах еды – кивок в сторону булькающего над костром котелка – я не причиню вреда, о том же прошу и вас!

- Знаем мы таких путников, – проворчал вельможа, – чай бродяга без роду-племени? С чего ты решил, что мы поделимся с тобой едой и пустим погреться у огня? А вдруг ты тоже из тех лесных чудищ, от которых мы с трудом отбились?

- Не преувеличивайте, господин хороший. Твари Страхолесья не приближаются к этим катакомбам, сами знаете. Ежели б не энто, нас бы давно сожрали бы. Да и не дело бросать путника в таком месте.

- Это не умаляет того, что припасов у нас и так мало, Марек, – с неприязнью посмотрел на веканца вельможа, – вы, векане, потому и потеряли свою независимость в последней войне, потому что вы слишком расточительны и суеверны.

Я прервал спор, гулко стукнув посохом об землю:

- Я вовсе не собирался нахлебничать. Если хотите меня прогнать – пожалуйста, но я мог бы осмотреть вашего спутника. В былые времена меня считали сносным целителем.

- Сносным? Нет, вы слышали? Ты считаешь, что сможешь справиться там, где не помог даже Сир? Может быть, ты еще по воде ходить можешь? – священник явно был на взводе после провала молитвы. – А может ты богоху…

- А ты смог бы совладать с Покойничьей Хворью? – прервала священника девушка с копной густых рыжих волос и отчаянной надеждой в зеленых глазах. – Скажи, смог бы?

- Я могу попробовать, но попрошу хотя бы отвести от меня оружие, это здорово нервирует. – Мой вздох, казалось, был достоин великомучеников. Лечить лучевую болезнь я не собирался, не для того я принимал облик человека, чтобы вести себя, как божество. Вытерев испарину со лба воина, которого, судя по всему, звали Эмметом, я присмотрелся. Язвы по всему телу, деформации кожи, указывающие на резкую потерю веса, раздувшиеся лимфоузлы. Создавалось впечатление, что наступила сразу терминальная стадия. Необычно, но и только. Однако просто сказать, что я бессилен тоже не выход. А потому я достал из-под плаща сумку, вынул из нее ступку и пестик, семена Аренарии, мускатный орех, колбы с медом, ртутью и розовой водой. Размолов мускат и семена, я капнул немного ртути, а затем обильно залил медом и розовой водой получившийся эликсир. Безбожная халтура, но я понятия не имел, что ожидает меня в моем новом мире и, соответственно, не мог знать, что именно мне пригодится. В процессе размешивания я понемногу изменил состав при помощи своей власти. Помимо влияния на смесь, я немного подправил организм. Проявления магии в этом мире явно фонили радиацией, интересный поворот. По-видимому всех остальных защищали их амулеты явно религиозного характера. На моем пациенте таковой отсутствовал. На том и сыграем при разработке защиты.

Вряд ли кто-то заметил блики моего ножа во время процесса. В итоге получился отвар, по вкусу мало чем отличающийся от обыкновенного черного чая, но абсолютно без запаха. А вот по химическим свойствам…

Я влил варево в рот Эммету и наблюдал за изменениями. Язвы понемногу затягивались, мертвенная бледность, свидетельствующая о неполадках в системе кровообращения, также начала сходить.

Увидев, что я перестал возиться со ступкой и что я напоил чем-то больного, отошедшие было для разговора священник и вельможа подошли поближе, но все же держались подчеркнуто на расстоянии.

- У меня получилось, судя по тому, что симптомы пропадают, смерть ему теперь не грозит. Но ему в любом случае нужно отдохнуть, чтобы организм восстановился. Минимум десять часов сна, если вы хотите и дальше рассчитывать на его меч. Для полного восстановления потребуется куда больше времени, но болезнь побеждена.

Священник побледнел и осенил себя священным символом своей веры. Еще один плагиат…

- Для начала большего и не требуется – довольно сказал вельможа, с опаской приближаясь к больному. – И как же тебя звать, спаситель Эммета?

- Можете звать меня Уильям.

- Его спаситель – это Сир, – бледный священник вернул себе самообладание. – Он откликнулся на наши молитвы и свел нас с путником, чем оказал помощь и ему и нам. Мы бы пропали, не встретив друг друга.

- А может отвлечетесь не надолго от своих проповедей, святой отец, и поможете мне перенести Эммета в палатку? – рыжеволосая явно переживала за воина. – Уильям же сказал, что ему нужно поспать, чтобы набраться сил, не спать же ему на голой земле?

- И то правда, почтенный Адам, помогите девушке. Марек, выдай ему миску еды и тоже пойди отдохни немного. Вам с Мирой предстоит стоять в дозоре, и я не хочу, чтобы вы клевали носом вместо того, чтобы защищать нас. – Дворянин, казалось, буквально светился удовольствием, сложное выражение лица разгладилось. – Почтенный Адам, жду вас после оказания помощи Мире возле костра.

Священник поджал губы, но все же помог девушке дотащить больного здоровяка и уложить его в палатке. Тем временем я принял плошку остывшего мяса и каши, а также ложку из рук парнишки и с удовольствием начал уплетать еду. Кто бы ее не готовил, у него явно был талант из простых ингредиентов делать что-то по-настоящему вкусное. Я буквально проглотил свою порцию, так что к моменту, когда Адам подошел, я уже отложил еду и присел рядом с вельможей на заранее принесенное поближе к костру бревно.

Священник опустился по другую сторону от меня, слегка качнув бревно, что явно вырвало дворянина с благородным лицом из его мыслей. Он встрепенулся, поежился и поплотнее закутался в свой плащ.

- Мое имя – Барон Ральф Бёрнский, владелец здешних земель, все от реки Норке до Северных гор является моей вотчиной. – Важно начал благородный Ральф. – И я хочу еще раз поблагодарить тебя за спасение нашего воина. И вместе с тем поинтересоваться, кто же ты такой?..

- И каким образом смог пройти через лес, полный оскверненных магией чудищ, будучи вооруженным одним лишь ножом. – перебил его Адам буквально буравил меня взглядом. – И где научился лечить заболевание, которое известно больше всего именно тем, что является неизлечимым?

Барон покосился на святого отца, но ничего ему не сказал. По всей видимости, он хотел спросить тоже самое.

Я тяжело вздохнул. Легенду пришлось выдумывать буквально налету, благо за годы моих странствий и блужданий, я накопил солидный запас подобных историй, а потому просто видоизменил одну из них, добавив подробностей.

- Я странствующий лекарь, только и всего. Однажды на моих руках умерла маленькая девочка. Она в бреду звала маму, тело которой к тому времени уже сожгли, вместе с ее живым мужем, считая заразным. Виной их смерти стала Покойничья Хворь. И я решил для себя, что найду лечение. После долгих странствий я нашел способы бороться с болезнью, но их невозможно повторить так просто. Только в местах, подобных этому лесу, где растут травы, эффекты которых работают нужным образом, иначе, чем те, которые растут в оранжереях травников или в обычном лесу. Я все еще в поисках панацеи, именно потому продолжаю искать новые травы и новые рецепты.

А вот почему я не столкнулся с местными тварями и правда – вопрос без ответа. Из того, что могло бы мне помочь в бою, у меня есть только это: я достал свой нож из-за пояса и слегка поиграл отблесками света от костра, сунул его обратно. – Думаю, меня Сир направил к вам и уберег от опасностей на пути.

- Амэн, сын мой, – священник посмотрел на меня гораздо теплее. – Я вижу, что твои деяния воистину направляемы нашим Творцом. И мне приятно слышать, что ты правильно истолковал события своей жизни. Все мы во власти Сира.

- У меня возник закономерный вопрос. Чтобы добыть травки, о которых ты говоришь, приходится столь сильно рисковать. А ведь в одном только этом лесу мы потеряли девятерых матерых наемников. Почему ты настолько ценные ингредиенты тратишь на веканца? Да еще и малознакомого? Не лучше ли потратить их, чтобы вылечить нормального человека? Я тебе, безусловно, благодарен, ведь ты увеличил наши шансы на выживание, но я не уверен, что поступил бы так же.

- Я не делю людей на веканцев и нормальных. Я лечу всех, кому могу помочь. И мне вовсе не нужна ваша благодарность, за нее сойдет и та миска еды, которую вы мне дали.

- Вот так скромность. Это упрощает дело. У меня к тебе предложение, Уильям, – барон чихнул и почесал нос, отфыркиваясь – Пробираясь через лес, мы потеряли много бойцов. Семь из них – уроженцы Векании, а ты должен знать, что эти варвары невероятно сильны. Но наша цель еще не достигнута, нам бы ты пригодился, там, в катакомбах, в которые мы направляемся.

- А что вас влечет в эти руины, благородный Ральф?

Священник неожиданно резко дернулся на бревне, но попытался сделать вид, что лишь поправляет свою робу. Вельможа нахмурился.

- Гораздо важнее: если ты нам поможешь, то мы поможем тебе выйти из этого леса и дойти до ближайшего города. Безусловно, ты может и прошел этот лес однажды под защитой Сира, но даже молния не бьет дважды в одно место.

Немного подумав для вида, я согласился. В конце концов, я давал обещание только не вмешиваться при помощи своих сил в происходящее. Присутствовать там как человек мне никто не запрещал. Удовлетворившись исходом разговора, Ральф и Адам разошлись по палаткам, не забыв по пути разбудить Марека и позвать Миру. Те в свою очередь, кутаясь в шкурку и плащ, соответственно, подошли к костру.

Какое-то время мы сидели безмолвно, но затем, девушка прервала молчание:

- Я хочу поблагодарить тебя, Уильям. Тот бугай, Эммет, он мой брат. Я жутко не хотела ввязываться в эту авантюру, но не смогла его отговорить, а потому пошла с ним, хотела приглядеть за этим остолопом. Он ведь еще намедни потерял свой оберег, а это дурной знак. И тут Покойничья Хворь, я была близка к отчаянию. И тут появился ты и спас его. Я не знаю, как тебя отблагодарить, ведь нет той цены, которая была бы равноценна жизни.

- Вот и не думай об этом. Я спас его вовсе не ради благодарностей, а потому что должен был, – я лукавил, ведь спасением жизни мой поступок и не пах, это был простой расчет. – Так на моем месте поступил бы каждый человек.

- Вовсе и не каждый, дядечка, – Марек серьезно посмотрел на меня, что на его детском личике смотрелось немного комично. – Мало кто из нормальных людей поможет веканцу.

- Да брось, все мы люди, – мой голос звучал почти искренне, благо публика была неприхотливая. – Ничего в этом особенного нет.

- Наверняка, мой брат теперь будет чувствовать, что связан с тобой долгом крови. И не успокоится, пока не спасет твою жизнь. Этот священный долг чтут все веканцы.

Я заинтересовался.

- А я могу отказаться?

- Ты что? – воскликнула Мира и тут же снизила голос, оглянувшись на палатки – Это же смертельное оскорбление! Отказ будет значить, что ты презираешь его жизнь, что она стоит дешевле твоей собственной!

- Мира, он же не один из нас, откуда ему знать наши священные традиции?

- И то правда, прости, – слегка смутилась девушка, – а ты не мог бы рассказать, откуда ты знаешь, как лечить Покойничью Хворь? Она же неизлечима!

- А вот и нет неизлечимых болячек. – Мареку явно не терпелось рассказать о чем-то, он аж подпрыгнул от возбуждения. – Мне так ведьма сказала!

- Какая такая ведьма? – Мира округлила глаза.

- Самая добрая в мире. Она варит всякие микстурки и продает людям, а те, как выпьют их, так и выздоравливают. Совсем как Уильям. Кстати, а ты часом не ведьма?

Мира прыснула от смеха, в чем была не одинока.

- Нет, я обычный целитель, – хохотнул я, – давно уже меня с ведьмами не сравнивали. А какая она из себя?

- Совсем не такая, как ты. Вечно что-то варит в своем котле, булькает он так громко, жуть, и пузырьками покрывается, когда она своим ножиком небольшим туда что-то дорезает. А сама выглядит как старая бабка, я таких в родной деревне на лавках видел. Только глаза у нее странного цвета были, красные-е-е, будто цветы полевые, но не более странного твоих, дядечка. И бородавка – на носу. Она-то мне и сказала, что может исцелить любую болячку. Взялась даже за то, от чего городские лекари отказались.

Он хлюпнул носом, голос слегка задрожал.

- Моя мать – охотница каких свет не видывал. Она меня одна вырастила, папку своего я никогда не знал, но думаю, он был из нормальных людей. По малолетству я научился орудовать дубинкой, а как подрос – мама начала брать меня с собой на охоту, учить премудростям всяким. Она говорила, что наш род завсегда охотниками славился. Но недавно опять подняли поборы для веканцев, мать стала часто пропадать на охоте, отдавая почти всю добычу, чтобы расплатиться. Она осунулась, стала бледной, но все равно приходила домой только с крупной дичью, порой пропадая на целый день. В какой-то момент ейные сапоги прохудились, но купить новые она не могла. От того и заболела, как твердят досужие бабки. Городские лекари махнули рукой, сказав, что у нас не хватит денег расплатиться даже за лекарства. Да и правда, куда нам, я даже стрелы для лука себе позволить не могу, дубинкой орудую. А уж о крепких сапогах без дыр приходится только мечтать. А вот ведьма согласилась. Но ей нужна особая травка для отвара, которая растет только в проклятых местах. Она мне даже рисунок из книги показала. Одному мне ни в жизнь не пробраться туда, но когда я услышал, что собирают наемников, чтобы пойти в эти руины, я напросился сюда, пусть даже и помощником. Вот и волочу теперь вещи, но все еще не видел похожей травы – погрустнел он.

- Не вешай нос, мальчонка, – подбодрила его Мира. – Через лес девять крепких мужиков не прошли, а ты прошмыгнул. Все у тебя получится, вот увидишь.

Я кивнул и поежился от холода, что не ушло от внимания Марека.

- И правда, зябко стало. Я хочу вам кое-что показать, только барону не рассказывайте, ладно?

Мы с Мирой дружно уверили его в своем молчании перед бароном, что бы там ни было.

Парень, воровато озираясь, достал из-под шкуры большую флягу и откупорил ее. Я почувствовал легкий аромат вина.

***

- Да быть этого не может!

- Правду говорю, сам слышал!

- Не возводи на людей напраслину, тем более на Иерарха! Божий же человек!

- Не навож-жу я ничего на людей! – возмутился Марек. – Как слыхивал, так и говорю!

Я повеселел. Рассказ мальчишки явно был переполнен домыслами и сплетнями, но я чувствовал, что правда там тоже была. Мира и Марек, между тем, продолжали спорить вполголоса.

- Не может такого быть, чтобы Иерарх послал своего сына на верную смерть! Как же, проверка преемника на храбрость и чистоту духа, да еще и в проклятом лесу, сопровождая барона. А почему сразу не отправить его сравнивать с землей Северные горы с киркой наперевес?

- Говорю ж тебе, почтенный Адам, сам себя трусом показал, вот его отец и отправил доказать, что он не грешен страхом.

- Да хорош заливать! Есть куда менее опасные способы доказать храбрость. Иерарх прослыл добрым и честным человеком, будь на его месте кто другой, я бы сказала, что он избавиться хочет от сына, не считая его достойным преемником. Дескать, попробуй выживи, сынок, тогда и докажешь, что ты достоин идти по моим стопам, а коли нет – то и невелика потеря. Да скорее небо на землю рухнет, чем со своим сыном так поступит Иерарх. Он же является оплотом добродетелей, которые проповедуют святые отцы, примером для всех. Считается, что его устами порой говорит сам Сир!

К моменту окончания ее тирады, постоянно зевающий Марек уже даже не кивал. Он просто смотрел на нее, и лишь мерное посапывание выдавало, что он просто-напросто уснул с открытыми глазами. Мира, видимо, уже знающая об этой его особенности, придвинулась ко мне поближе и шепотом все объяснила, перехватив мою попытку привести парня в чувство. Ее рука была очень теплой.

***

Догорающий костер слегка потрескивал свежим хворостом, собранным Мирой. Утро вступало в свои права, жухлая трава покрылась росой, а на лагерь опустился туман. Я отнес спящего Марека в палатку по просьбе Миры и пошел будить святого отца. Адам не был рад пробуждению, но смиренно уступил свою лежанку мне. Стоило лишь моей голове коснуться вороха теплых шкур, как сон без сновидений вымыл из моей головы бередящие душу слова девушки:

- Знаешь, меня всегда поражало, что люди нечасто смотрят на звезды. Ночное небо ведь такое красивое…

Я тогда слегка удивился, откуда в голосе девушки оказалось столько тоски? Она ведь может видеть их ежедневно, все-таки здесь не встречается световое загрязнение в таких количествах, как в том городе, из которого я только прибыл. Мне стало любопытно и я попробовал возразить словами людей того мира:

- Но ведь людям нужно смотреть под ноги, чтобы не упасть когда идешь.

- Да, но ведь всегда можно остановиться, хоть на мгновение, и насладиться этой красотой.

Ответ оказался словно списан из моих мыслей. И я решился, в том числе и благодаря алкоголю, на небольшое откровение. Осторожное откровение.

- Знаешь, я люблю фантазировать, когда смотрю на звезды. Я вот думал: а что, если каждая звезда на небосводе – это светило другого мира, такого же, как наш? И некоторые люди могут по ним путешествовать, оставаясь вечно молодыми. Вечно сильными. Они, возможно, бороздят миры, блуждают и скитаются, живя разными жизнями и всегда находятся в пути. В этом что-то есть, ты не находишь?

- Мне было бы жаль такого человека, – сказала Мира, отрывая взгляд от неба и переводя его на меня, – жить вечно, быть разными людьми, бесконечно находится в дороге. Такая дорога измотает и заставит человека потерять себя, того, кем он был в начале своего пути.

***

Пробуждение было вовсе не радужным. Два голоса о чем-то яростно спорили. Я заставил себя встать и вышел из палатки, услышав конец спора:

- Я не собираюсь посвящать чернь в свои планы. Не хватало еще мне веканцев в качестве Свидетелей!

- Но это же неразумно! Сами подумайте, благородный Ральф, для подтверждения вам нужны трое. Двое боевых священников из моего сопровождения пали в этом треклятом лесу, да упаси Сир их души от когтей Леди. Даже если Уильям согласится, все равно придется взять в свидетели хотя бы одного из веканцев, иначе ничего не выйдет. Вы правда готовы уйти ни с чем после того, что уже прошли?

Барон скрипнул зубами и промолчал. Увидев меня, он поспешил придать своему лицу бесстрастное выражение, но получалось плохо. Из других палаток также начали выходить разбуженные криком люди. Эммет посмотрел на меня очень выразительным взглядом, но не проронил ни слова. Вскоре все собрались вокруг вельможи.

- Итак, хорошо, что все собрались. Надеюсь вы все выспались, – и его взгляд задержался на уставших лицах Миры и Марека, – и восстановили силы, – взгляд барона уперся в Эммета, – поскольку нам предстоит спуск в полные опасностей руины. Дело в том, что эти развалины – это уцелевшая часть замка, который издавна считали оплотом великих правителей. Здешних владык благословлял на правление сам Сир.

Тут Ральф позволил себе поморщиться и выдержать паузу.

- Мой дом сейчас находится в несколько шатком положении. В последней войне мой старший брат-ренегат выступал с предложением заключить мир с веканцами, пока мы не зашли слишком далеко. Несмотря на то что Векания была на грани поражения, он не переставал твердить о необходимости мирного сосуществования, чем сильно досаждал нашему уважаемому монарху, который, как известно, скор на расправу. Мой брат был обвинен в предательстве родины и казнен бесславно, что поставило под угрозу весь наш род. Высший свет отвернулся от моего дома, нас не зовут на светские мероприятия, пошли слухи, что мы, Бёрнские, дескать, вовсе и не дворяне, что мы чернь, холопы, не умеющие править и что пора бы уже нас, выскочек и парвеню, окончательно изничтожить. Именно поэтому я и собрал отряд. Именно здесь, в центре Страхолесья, стоял замок, в котором, по легенде, сохранился легендарный артефакт, Колокол Владык. В длани достойного он звучит серебристым перезвоном колокольчиков, в руках недостойного же – он не издаст ни звука. Но для подтверждения нужны три свидетеля, трое доверенных лиц претендента, на руках которых появятся метки, символы того, что они служат истинному владыке, повелителю по праву, признанному самим Сиром. В качестве доверенных лиц должны были выступать двое боевых священников, которые сопровождали почтенного Адама, но они пали смертью героев в лесу. Не согласитесь ли, уважаемый Уильям и Эммет побыть свидетелями моего триумфа?

Эммет какое-то время раздумывал, но все-же коротко кивнул. Я же был более многословен:

- А что за метка, символ, которым будет помечена моя рука? И почему вы хотите доверить именно мне и Эммету честь быть свидетелями?

- Все просто, уважаемый Уильям. Вы единственный нормальный человек, помимо меня и святого отца, который уже участвует как свидетель. Если моими свидетелями будут веканцы, это могут счесть фальшью и провокацией, но если благословение Сира засвидетельствуют двое нормальных, то даже наличие в свидетелях одного веканца не опровергнет истинности моих слов и притязаний.

Сказать по правде, мне не очень нравилось это предложение. Но если я не буду использовать свои силы непосредственно в подземелье, то ничего плохого не случится. А символ всегда можно стереть при помощи моей власти. Я нехотя кивнул.

- Отлично! – обрадовался Бёрнский. – В таком случае выступаем через пятнадцать минут. Впереди пойдут Эммет и Марек, спуск довольно узкий, Мира прикрывает их сзади. Мы со святым отцом и целителем замыкающие…

***

- Стойте!

Крик Марека заставил меня оторваться от воспоминаний. Перед самым началом нашего спуска ко мне подошел Эммет. Немногословный воин склонил голову и со стуком прижал кулак к груди в районе сердца. Я молча кивнул. Слова и правда были излишни. Имел место лишь легкий укол так давно позабытой мною совести.

- Не двигайтесь! Тут ловушка!

- С чего ты это взял? – спросил Ральф, опасливо держась поодаль. – Не вижу никаких признаков, да и все встреченные нами ловушки давно разряжены предыдущими претендентами, – он кивнул на множественные расплющенные, изрешеченные иглами и покрытые паутиной скелеты, которые валялись и десь, и там.

- Сами смотрите! – Марек достал пустующую со вчерашнего вечера большую флягу и бросил на слегка выступающую плиту на полу.

Тут же из отверстий, замаскированных – как строителями, так и облюбовавшими эти руины пауками – вырвались десятки стальных игл и, пролетев до противоположной стены, отскакивали от нее, со звоном осыпаясь на пол.

Барон побледнел. Впрочем, не он один.

- Марек, ты молодец! – Мира опустила лук и сняв стрелу с тетивы вручила ее Мареку. – Когда выйдем отсюда, я подарю тебе все свои стрелы. Такой внимательный охотник не должен в них нуждаться. Главное – не теряй бдительности, здесь еще могут быть ловушки.

На лице мальчонки расплылась улыбка, он гордо засунул стрелу в заплечный мешочек, из которого теперь торчало оперение стрелы и еще активнее начал осматриваться, шествуя впереди всех.

- Как ты думаешь, сохранился ли еще тот колокол, о котором говорил барон? – Мира вздрогнула, но не стала оборачиваться на мой шепот. – Или мы гонимся за призраками?

- Думаю, если он готов рискнуть, то шансы есть. Но также есть и шансы на то, что он в таком отчаянии он ухватился за последнюю соломинку, – шепот девушки был очень тихим, почти столь же незаметным, как и пожимание плечами. – Думаю, сейчас и узнаем.

Мы подошли к каменной арке, которая, судя по ржавым петлям, когда-то вмещала в себе массивные, давно сгнившие двери. Прямо за ней – долгий петляющий коридор заканчивался. А начиналась комната, размеры которой было трудно предположить, наши факелы даже не доставали до центра. Его-то как раз было очень даже хорошо видно.

В центре комнаты стоял прямоугольный каменный пьедестал. Возле его основания рос люминесцирующий мох, ярко освещающий пространство вокруг себя. Марек вскрикнул и обернулся к нам. Его лицо освещала улыбка, и она вполне могла поспорить по яркости с факелами.

- Это та самая травка, о которой мне говорила ведьма! Господин барон, можно я соберу немного? Пожалуйста, мне о-о-очень нужно.

- Ладно, не канючь. Собери немного и отходи. И если увидишь Колокол – ни в коем случае не трогай его!

Мареку не нужно было повторять дважды. Он попробовал рвануть к заветному мху, но я его остановил, схватив за локоть. Он недоуменно повернулся.

- Этот мох растет только на местах силы – я кивнул в сторону пьедестала. - Он магический, а потому его нельзя трогать руками. Именно такие контакты и приводят к Покойничъей Хвори.

Уровень излучения был такой сильный, что при прямом контакте с кожей даже их амулеты не спасли бы.

- А я знаю, ведьма меня предупреждала! – с этими словами мальчик достал явно большие ему кожаные перчатки и поспешно натянул их. – Пустите, дядечка, с этой травкой я смогу спасти маму!

Отпустив его руку, я наблюдал, как Марек подбежал к пьедесталу, начал ходить по мху и собирать в специальную маленькую шкатулочку самые крупные пучки, что-то насвистывая. Не прошло и двух минут, как шкатулка оказалась полной. Он закрыл ее на специальный замочек и, бережно завернув в тряпочку, спрятал этот сверток в свой наплечный мешок.

Барон тем временем приказал всем, кроме меня, святого отца и воина отойти ко входу. Решительной походкой триумфатора он подошел к каменному пьедесталу, взял одной рукой Колокол Владык, который на проверку оказался небольшим колокольчиком с едва заметной гравировкой в виде короны. И решительно встряхнул им.

***

- Я ничего не понимаю! Что происходит?

Все промолчали. На барона было жалко смотреть. Он все тряс колокольчиком, но никакого звона не было. Ральф лишь потрясал железкой и причитал, видимо, не в силах остановиться и осознать, что все это значит.

И вдруг раздался странный, свистящий звук. Тени заметались, словно пламя факелов вдруг потеряло свой, пусть и относительный, но покой. Тени продолжали изгибаться, рождая причудливые формы, одна из которых, к ужасу собравшихся, вдруг стала на глазах уплотняться и становиться все более не похожей на тень. Спустя пару секунд гротескное существо сотканное тенью, бесформенный сгусток, состоящий из множества клешней, щупалец, жвал и когтей, издало душераздирающий рев. Именно он разрушил оцепенение, овладевшее всеми. Все сразу же бросились бежать к выходу из комнаты, я не был исключением. Быть съеденным мне не хотелось, а применить свою власть я был не в праве. Но вдруг меня буквально схватили за шиворот. Обернувшись, я увидел безумные от страха глаза Ральфа, который стоял ближе всех к монстру. Барон, дернув меня за воротник, заставил затормозить, а затем обогнув меня бросился к выходу. Чистый расчет, он боялся быть последним, не успеть. Никто не обернулся, все, скованные страхом, бежали без оглядки. Все, кроме Эммета. Увидев, что сделал Бёрнский, Эммет не колебался ни секунды. Он бросился наперерез бегущему ко мне чудовищу, не произнеся ни слова. Они были не нужны, все было понятно без слов. Я побежал к выходу и обернулся уже у каменной арки. Воина пожирали живьем. Его плоть рвали когти, пережевывали многочисленные челюсти, в него впивались жвала, но он не издал ни звука. Кровь заливала пол, стекала по древнему камню, ошметки, отрываемые от Эммета с хлюпаньем падали на пол. Одну руку он прижимал кулаком к сердцу, другой же рукой, он, будучи уже поломанным, как наскучившая ребенку игрушка, зажимал свой рот, сдерживая крики, чтобы другие не оглянулись, не сбились с шагу, смогли уйти. Чтобы смогла уйти Мира. Чтобы смог уйти я. Давно позабытая совесть вновь напомнила о себе.

***

Мы почти успели благодаря жертве Эммета. Но только почти.

Уже находясь в непосредственной близости к спасительной лестнице, слишком узкой, чтобы туда могло втиснуться чудовище, преследующее нас, Адам споткнулся. Именно тот, кто не жалея дыхания подбадривал и подгонял остальных, не выдержал первым. Будучи священником, он явно не привык к таким забегам в погоне за жизнью. Он пытался встать и ползти на четвереньках, но гримаса боли выдавала его. Адам не переставал молиться. Марек, услышав звук падения остановился. Видя, что святой отец не в силах идти самостоятельно, рванул к нему и стал тащить его, пытаясь взвалить на свое плечо. Немного помедлив, я последовал его примеру. Когда мы уже начали подниматься по лестнице, чудовище настигло нас и жуткий крик Адама перекрыл хруст костей. Монстр впился в его ногу и не собирался отпускать свою добычу. Мы с Мареком тянули его изо всех сил, крики священника превратились в жуткий визг. Раздался чмокающий звук, и мы рухнули на ступени, продолжая сучить ногами, отдаляясь от чудовища как можно дальше. С большим трудом, мы выволокли святого отца на поверхность. Марек тут же упал на спину в попытке отдышаться. Неподалеку стоял Ральф, волком глядя на нас. Мира смотрела на нас абсолютно пустыми глазами.

Я снял свой пояс и бросился перетягивать уцелевшую часть ноги Адама. Поток крови понемногу уменьшился. Я потянулся к сумке, достал из нее обеззараживающую мазь, как вдруг ощутил боль в плече. Крик Миры наконец пробился в мое сознание:

- Уильям, очнись! Ты тоже ранен, у тебя рассечено плечо! Остановись, ты сделал достаточно, я смогу обработать ваши раны! Уильям! Уилл!

***

Мира плакала у меня на плече. Ее истерика постепенно сошла на нет. Мы стояли обнявшись, я мерно поглаживал ее по голове. Она была сильной. Сильнее, чем многие могли себе представить. Но она не могла быть сильной вечно. Такое не под силу даже моим сородичам. Даже мне. Сейчас у меня на руках рыдала девушка, чей брат пожертвовал собой ради меня же, ради долга, которого никогда не было. Я не спас его, я лишь временно убрал симптомы. Из неискреннего побуждения родилась искренняя благодарность. И жертва. Чувство вины снова кольнуло меня изнутри. Но не только оно. Вместе с ним внутри меня разгорались другие чувства. Крохотными огоньками, даже искорками, они тлели в моей душе. Похороненные человеческие эмоции, неотъемлемая часть людской сути, от которой я отказался, думая, что не потеряю человечности. Непростительная ошибка.

Самой тусклой эмоцией было презрение.

***

- Все из-за тебя, сволочь! Из-за твоей гордыни, из-за твоей глупости мой брат сегодня погиб! Как смеешь ты, тварь, вообще упоминать его имя?!

- Нет, это вы во всем виноваты! Мерзкие веканцы, из-за вас Сир не признал меня достойным! Вы виной того, что мой дом падет, как только я вернусь домой!

Резкое движение за пазуху сначала приняли за попытку достать кинжал, но барон достал лишь небольшую серебряную шкатулку и открыл ее. Зацепив пальцем солидную горсть содержимого, он мигом втянул ноздрями белый порошок. Его выражение лица стало совершенно безумным, но вместо продолжения скандала Бёрнский просто отвернулся и отошел на край поляны. Покачиваясь, он смотрел вдаль, но не переступал видимую границу. Видимо, наркотик все же не смог одолеть инстинкт самосохранения.

***

Следом за презрением шло сострадание.

***

Безысходность на лице Адама невозможно описать. Ее можно только сравнить. Пожалуй, что-то подобное чувствует сорвавшийся в пропасть, боящийся высоты инвалид-колясочник. Выражение лица священника по серости и фатализму не уступало многим антиутопичным мирам, которые я посетил. Ему не нужно было даже говорить. Хватало и простого взгляда.

Тем не менее он все же говорил. Безжизненный голос звучал пришибленно и глухо:

- Это одно из самых старых правил служителей Сира. К служению не допускаются те, кто так или иначе является калекой. Служить и славить нашего бога могут лишь полноценные и здоровые люди. Да что там, я, наверное, даже ниже веканцев теперь буду, не в обиду будет сказано. Я пересмотрел свои взгляды на ваш народ. И благодарен вам. Но с моей мечтой доказать своему отцу, что я стою хоть чего-то, покончено навсегда…

***

Отдельное место в новообретенной плеяде эмоций занимала жалость.

***

Выбираясь из леса, мы с Мареком помогали и поддерживали Адама. Бывшему служителю Сира пришлось нелегко, примотанный ремнем сук омертвевшего дерева – плохая замена костылю. Особенно для человека, который потерял столько крови, что с трудом на ногах-то стоит.

Мы подошли к небольшой реке. Глубина была примерно по щиколотку, поэтому все просто разулись, как в прошлый раз это и делали, все в этой компании. За исключением меня, разумеется, но я тоже не отставал. Однако отставал Марек. Парень сел, прислонившись к дереву и очень медленно снимал свои видавшие виды поношенные сапоги, еще медленнее разворачивал портянки. Они были протерты до множества дыр, одна из которых была у самого носка. Там же где дырка сапога.

Когда он снял их, раздался синхронный вздох ужаса. Его ноги были покрыты волдырями вплоть до колен, возможно и выше. Только сейчас мы обратили внимание на его мертвенную бледность, которую раньше связывали со стрессом. Еще бы, прямой контакт с магическим мхом, лучевая болезнь, местными называемая Покойничьей Хворью. Терминальная стадия.

- Отвлеките его! Говорите, что угодно, главное – удерживайте его в сознании!

Я спешно залил в ступку первую попавшуюся в руки жидкость из сумки, вроде бы это было подсолнечное масло. Я не хотел дать ему умереть так, он должен был хотя бы успеть помочь матери. Мира и Адам всячески стараются отвлечь парнишку, он даже вроде бы кивает, блуждая по их лицам угасающим взглядом и лишь слегка зевая. Завершив трансмутацию жидкости я оборачиваюсь и вижу, как лучница старается весело шутить над самодельным костылем Адама, который корчит из себя пирата.

К моменту окончания их шутки, постоянно зевающий Марек уже даже не кивал. Он просто смотрел на них, и лишь отсутствие мерного посапывания выдавало, что он просто-напросто умер открытыми глазами.

Я не успел всего на полминуты. Гребанные сапоги. Гребанная ирония.

***

Самой яркой эмоцией была вина. Очевидно, именно я был виновен, виновен во всем.

***

Выйдя из леса, мы увидели на опушке приближающуюся фигуру. Сгорбленная старуха в черной мантии. Красные глаза и бородавка на носу. Классика.

- Я не поняла, что происходит? – голос ведьмы был удивительно приятный и мелодичный. – Где Эммет?

- Он погиб.

- Как погиб?! Почему? Что случилось?!

- Эммет пожертвовал своей жизнью ради меня, – я тяжело вздохнул. – Он таким образом отплатил мне за то, что я его спас от Покойничьей Хвори.

- Ты?! – взвизгнула Леди – Ты вмешался! У нас с тобой был уговор!

Я устало взглянул на истерящую ведьму.

- Уговор был соблюден. Я никак не применил свою власть в склепе. Твои претензии бессмысленны.

- Ах, бессмысленны?! Ты хоть представляешь, что ты натворил? Как сильно искалечил судьбу всего мира?! – брызгала слюной беснующаяся богиня. - Ты не должен был прерывать молитву, как и не должен был вмешиваться в фатум Эммета! Молитва завершилась бы полным исцелением, он был бы полон сил в подземелье и смог бы одолеть чудище. Колокол Владык признал бы его и через каких-то 30 лет он объединил бы ойкумену, став известным как Эммет Объединитель! Он уравнял бы всех людей, ни один веканец не притеснялся бы! Эммет должен был покончить с этим проклятым расизмом и принести мир на истерзанную войной и поборами землю! А я говорила, говорила Карлу, чтобы он сразу тебя вышвырнул…

Эммет Объединитель. А что, звучало бы. Пока Леди орала и плевалась, я вспомнил молчаливого воина. Черт побери, я ведь никогда так и не узнаю, как звучал его голос. За все время он не проронил ни слова. Они были ему не нужны.

Благородный человек, который должен был объединить расы и народы, отдал свою жизнь за существо, давно потерявшее человеческий облик, в попытке оплатить несуществующий долг…

***

Но венчали все неподдельная искренняя злоба и отчаяние.

***

- Ты нарушил уговор! Нарушил наш замысел по наведению порядка в мире! Не хочу ничего слышать! Ты изгоняешься мной из этого мира, по праву моей власти! Прочь!

А следом я ощутил пустоту и холод междумирья. Внутри меня клокотала злоба. Я не мог не думать о взгляде Миры, последнее, что я увидел прежде, чем быть изгнанным. Понимание, что я больше никогда ее не увижу, не вдохну аромат ее волос, не прикоснусь к ее теплой ладони, заставляло меня дрожать куда сильнее, нежели пронизывающих холод пустоты, которая разделяет универсумы. Казалось, целую вечность я смотрел на мириады пузырьков, каждый из которых был целой вселенной. Но так только казалось. Каждая секунда после возврата к человечности для меня длилась вечность. Я закрыл глаза и шагнул вперед.

***

Я прошел время насквозь и в конце пути, я – человек, то, что подобные мне считают развлечением для слабоумных. Зачем оставаться человеком, если можно разрушать и созидать, быть богом или дьяволом? Но меня никогда не влекла и не манила власть. И даже творчество я не считал достойным моего безбрежного времени. Все мы были людьми вначале, и сколь малое количество из нас остались людьми в конце пути. Кто пришел к тому, что конец необходим, что вечная жизнь бессмысленна без риска и безвкусна, если нет ощущения искренности происходящего. Гонка за знаниями ради самих знаний, процесс ради процесса – это именно то, от чего я сбежал в предыдущем мире, из-за чего я сбежал в свое время от подобных мне. А теперь ответь этому пыльному некрологу по неудавшемуся божеству, мой любопытный читатель, что значит быть человеком? Какова твоя цель в конце пути?

Читатель прошептал свой ответ, не утруждая себя никакими условностями, вроде приближения своих уст к потрепанным страницам дневника. Вдруг один из кирпичиков в стене полыхнул, обнажив нишу, в которой лежал открытый на первой странице точно такой же дневник в кожаном переплете. На нем не было следов времени, он был абсолютно пуст. Рядом лежал нож, с лезвием из странного серебристого металла, который периодически искрился. На первой строчке дневника, ровным почерком была выведена всего одна фраза: «Тогда почему ты все еще здесь?»