Жидкая совесть

Солнечные пятна ползли по паркету, колыхались на белых занавесках. В экране ноутбука отражались двери балкона. Максим поёрзал, распрямляя затёкшие ноги. Потянулся и снова уселся по-турецки. Лучше всего ему работалось на полу, среди вороха инструментов и деталей. «Повелитель хаоса», – дразнила Тася.

Максим безошибочно нашёл микросхему и нагнулся, щурясь на развороченные внутренности крошечного дрона. Мотнул головой, отбросил со лба светлую чёлку.

– ... И уважаем твою свободу, – донеслось сквозь приоткрытую сквозняком дверь, – но так продолжаться не может!

– Мама, – высокий голос Таси дрогнул от волнения.

Максим потянулся вправо, чтобы прибавить свет лампы. Пальцы сжались на выключателе.

– Не перебивай мать, – вступил спокойный мужской баритон. – Он живёт в нашей квартире и наверняка за твой счёт. На кафедре забыли, как он выглядит – и это сын выдающегося учёного! Реформатора, доктора наук.

– Максим зарабатывает сам, – глухо ответила Тася. – Ты, папа, был счастлив, что я встречаюсь с сыном «того самого нейрогенетика Владленского». Что вдруг случилось? И я просила звонить перед приходом!

Раздался мягкий стук – наверняка Тася швырнула телефон на диван. В гостиной широкие, обтянутые мягким велюром диваны... На них уютно валяться вдвоём вечерами, когда в глазах – резь и мушки после возни с инструментами.

Максим прекрасно знал, что случилось, но Тасе не сказал. Просто отец накануне опубликовал в блоге очередное интервью. Вопрос о сыне он не пропустил, как обычно. А объявил, что тот самодостаточный, занимается своими исследованиями, и потому в поддержке не нуждается. Ни на кафедре, ни среди спонсоров... нигде.

Золотистый кусок пластика встал на место. Максим повертел в руках пирамидку размером с ладонь – дрон напоминал наконечник стрелы. Под верхней гранью темнело что-то. Максим провел по сенсорной панели, и поверхность заблестела, как осколок кварца. Он улыбнулся. Отложил дрона и взялся методично подворачивать рукава – это успокаивало.

Максим любил светлые оттенки и свободные фасоны. Тася смеялась: «нет бы футболки носить», но сама прижимала горячие ладони к его бёдрам, словно в танце. Вытягивала рубашку из-под ремня, укладывала складками – художница, что поделаешь.

– Наша дочь... с альфонсом! – донеслось из гостиной, и наступило молчание. Максим вздрогнул. Тишина взорвалась звоном бьющегося стекла.

– Уходите, – прошипела Тася.

– Три дня, – ответил отец. – Или уходит он, или ты переезжаешь в общежитие.

Хлопнула дверь. Максим опустил взгляд: он сжимал дрона в побелевших пальцах и видел в отражении свои глаза, как осколки голубого стекла.

Занавески взметнулись на сквозняке; послышались шаги. Аромат сирени горечью растёкся на языке. Максим вдохнул глубже. Зажмурился на миг, не двигаясь, не думая, не желая думать.

– Они не знали, что ты дома, – прошептала Тася. – Я сказала – ты у Сани. Прости, я вроде закрывала дверь.

– Знали, – бесцветно возразил Максим. Опустил дрона на низкий столик, заваленный мелочёвкой. – Знали, конечно. Иди рисовать, я приготовлю поесть.

Тёплое касание согрело плечи. Он вывернулся. Поднялся одним движением, прямо из позы «по-турецки».

– Максим!

– Не подходи – повредишь инструменты.

– Макс!

Он замер. Бросил:

– Тася, я съеду сегодня вечером. Но пока накормлю тебя обедом.

Повисла пауза.

– Ах, так, – выдохнули за спиной. – Значит, папа прав – тебе нужна не я, а лаборатория для драгоценных железяк. К чёрту обед, забирай хлам и вали отсюда.

Максим обернулся, как ужаленный.

Тася быстро шла по паркету прочь, босая, высокая, гибкая. Синяя юбка обвивала ноги, прозрачная на солнце. Тёмные пряди выбивались из узла на затылке, падали на загорелую шею. Максим сглотнул. Его бросило в жар. В ушах зашумело.

– Отлично! – крикнул он. – Сваливаю! Рисуй свои картинки... две недели на единственный арт. Прячешь его – показать-то нечего. Моих дронов пощупать можно.

А руки уже сгребали инструменты в чемодан – тот всегда стоял рядом. Не смотреть на Тасю. Не смотреть.

– Да сам-то! – зло рассмеялась та. – Даже заказчика нет! Жизни он спасать хочет... хоть бы на патент подал. Криво летает, да?

Максим чуть не выронил планшет. Не смотреть на Тасю – плохая идея, он всё равно будто видел, как метают молнии её зелёные, чуть раскосые, кошачьи глаза.

– Я провожу испытания, – ответил сквозь зубы. – Медицинский дрон – это тебе не картинки малевать.

Максим сунул планшет в чемодан так, что тот чуть не захлопнулся. Что за детский сад, прости господи?

Сзади что-то грохнуло. Светильник-букет валялся на полу, жалобно мигая розовыми всполохами. Тася стояла на подиуме в конце комнаты, подобрав юбку. Синий лиф обтягивал небольшие острые груди.

– Сломался, – тихо сказала она. – Я нечаянно.

Это был его подарок. Очередной. Разбитый.

Максим медленно распрямился. Длинная комната показалась бесконечной. Солнце искрилось в стёклах, под шторами с золотыми кистями – как в бальном зале.

Он нажал на нос крошки-дрона, и тот бесшумно завис в воздухе.

– Мне – лаборатория, а тебе – бесплатный на все руки мастер, – констатировал устало. – И повар. Мы стоим друг друга.

Ветер вздохнула за окнами.

– Неправда, – прошептала Тася. Отпустила юбку и повторила упрямо: – Неправда. Смотри.

Она показала на свой ноутбук – что?

– Ну же, подойди.

Пожав плечами, Максим двинулся вперёд. Тася склонилась над столиком, ухватив его за край. Вся мебель на подиуме была на колёсиках – Максим их приделал сам. Тася любила кататься «за светом и настроением», рисуя.

– Вот он. Арт. Единственный за две недели. Спасибо, что не пытался подсмотреть.

Ноутбук засветился. Максим споткнулся на полшаге. С экрана смотрел... он сам. Скулы, словно обведённые кистью. Упрямая чёлка – пушистая, как у девчонки, на рисунке лежала точно и остро, словно застывшая волна. В пальцах блестел наконечник – дрон, как живой... как настоящий. Закатанные рукава обводили руки, сильные и тонкие, как у музыканта, с полосой фитнес-трекера на запястье. Ткань рубашки лежала мягкими складками.

Раз... Максим вскочил на подиум. Два – подхватил замершую Тасю. Она ахнула, прогнулась в пояснице – рефлекс танцовщицы. Вспыхнула, отстранилась – Максим удержал. Три – они замерли, глаза в глаза, чувствуя, как желание опаляет вены: ещё секунда и шаг – коррида, танго. Максим с трудом усмирил порыв и скомандовал лишь:

– Подарок – на взлёт.

Крошка-дрон влетел Тасе в руки. Та растерянно перевела дыхание.

– Что?

– Погладь. Сверху. Проведи, будто... да, так.

– Ох.

Максим уставился вниз: под синей юбкой мерцали золотые цепочки на щиколотках Таси. Сейчас бы усадить её на край подиума и целовать гладкую кожу с запахом сирени, упиваясь сбивчивым шёпотом...

– Макс? Ты, ты всё это время...

– Да.

– Да посмотри на меня!

И он поднял глаза. Тася баюкала в ладонях дрона: внутри покоилась открытая коробочка с кольцом.

– Макс...

– Помолчи, – он сжал её талию. Горячее гибкое тело напряглось под ладонями.

– Съедем вместе. Я заработаю... – горло пересохло. Максим прокашлялся: – Ты же знаешь, я смогу. Прототип давно готов. Я занимался доводкой. Медицинский ИИ-дрон – хирург и терапевт, два в одном. Я куплю нам свою квартиру, нет, дом! – он осёкся.

Тася отвела глаза.

Сердце стукнуло в груди гулко и трудно. Максим уронил руки. Вот и всё. Вот и решилось – легко и быстро. Он, как во сне, попытался забрать дрона.

– Нет, – дёрнулась Тася. – Нет, ты не понял! Плевать на квартиру. Но, Макс, мы вместе два года, а я не знакома с твоим отцом. Да, вы не ладите, но... Я ничего о тебе толком не знаю! О семье, в смысле. Если ты всерьёз, то...

– Сегодня, – оборвал Максим. – Сегодня едем к отцу. Сейчас сообщу ассистентке, чтобы записала на приём. Она выбьет нам «окно».

Он схватился за телефон. Тася переступила босыми пятками:

– На приём?

– Отец же «тот самый нейрогенетик Владленский», – ядовито пояснил Максим. – Это я никто, и звать меня никак.

– Макс.

– Мне нечего рассказать о семье. Ты же слушала интервью отца? Мать погибла при родах. Врачебная ошибка. Поэтому он помешался на изобретении бессмертия. Всё.

– Прости, – Тася поджала губы. Захлопнула крышку ноутбука и метнулась к эркеру в глубине подиума. Задёрнула штору. Солнце обрисовало тёмную фигуру, опустившуюся на пол. Тася всегда пряталась в убежище, когда расстраивалась.

Максим растёр лицо руками. Проклятье. На что он рассчитывал? Что Тася упадёт в его объятия и воскликнет «да»? С такими-то родителями – состоятельными, любящими. А сама она – красивая, статная, талантливый дизайнер и художник. На кой он ей сдался?

К чёрту. Хочет знакомства с папочкой – будет знакомство. У него есть три дня, в конце концов.

Максим огляделся и понял, что дрона с кольцом Тася взяла с собой. Он улыбнулся.

«Босс тебя ждёт через два часа. Приводи свою красотку и ничего не бойся», – гласило сообщение ассистентки. Максим перечитал ещё раз. Босс – не Владислав Олегович? Красотка? На «ты»? Какая муха укусила строгую Софью Марковну?

***

Пахло корицей и кофе. Максим с Тасей сидели в приёмной, в чёрных и скользких креслах, и нервно переглядывались.

– Босс говорит: «Софочка, без тебя как без рук»! А то я не знаю, – Софья Марковна закатила глаза – светлые, жирно подведённые под накрашенными бровями.

Максим вздрогнул и глотнул обжигающего кофе. Софья Марковна переложила ногу на ногу, поправила белый халатик. Тася одёрнула юбку и плотнее сдвинула колени.

– Софья Марковна, а скоро отец освободится? – не выдержал Максим.

– Дорогой, синтез нельзя прервать, ты же понимаешь.

– Но зачем вы нас позвали так рано?

– Поболтать, – Софья Марковна взмахнула наманикюренными пальчиками. – Ты сам не заглядываешь. Босс не показывает виду, но грустит. Таисия, дорогая, Максим тоже такой? Всё в себе, никаких эмоций. Настоящий мужчина.

Тася дипломатично улыбнулась и отпила глоточек кофе. Максим перевёл дыхание – тему не поддержали, счастье-то какое. Он исподтишка озирался. Ассистентку отца будто подменили – где чопорная вежливость, в которой замерзаешь, как муха на морозе? Да, в приёмной по-прежнему царил образцовый порядок, однако Софья Марковна сверкала вызывающе голыми ногами – ладно, в тонких колготках, но ведь раньше носила брюки. И маникюр не делала. И макияж презирала. И...

– Босс! – просияла Софья Марковна, воззрившись Максиму за спину. Он вцепился в чашку.

– Софочка, драгоценная, обработай результаты.

– Сию минуту, босс, – подхватилась та. – Кофе? К вам гости.

– Вижу. Нет, спасибо. Ну, здравствуй, сын.

Максим вскочил. Схватил Тасю за руку.

– Папа, знакомься. Это моя неве... девушка, Таисия.

Отец остановился в дверях: прямой, как палка, худой, в брюках с отутюженными стрелками и застёгнутом на все пуговицы халате. Он склонил голову набок, словно любопытная чёрная птица.

– Что ж. Очень приятно.

Максима передёрнуло от сухого тона. Он крепче переплёл пальцы с Тасей – та ответила нежным пожатием. Она ничуть не смущалась под изучающим взглядом, тогда как Максим вдруг ощутил свой рост – отцу едва по плечо.

Он упрямо вскинул подбородок. С отцом – как с опасным зверем. Дашь слабину – собьёт наземь одним ударом когтей. Проклятье, что за идиотские мысли.

– Вы нас простите, Таисия? Я давно не виделся с сыном, – отец сделал приглашающий жест. Максим на автопилоте шагнул вперёд. Тася отпустила его, легонько пощекотав ладонь. В груди потеплело.

Максим поспешил за удаляющейся спиной – разумеется, отец не стал ждать.

Кабинет не изменился – мрачный, со стеллажами красного дерева и малахитовым прибором на столе того же стиля. На ноутбуке – ни пылинки. Максим пригладил чёлку, глядя в тёмную зеркальную стену – за ней скрывалась лаборатория. Он повыше закатал рукава рубашки и улыбнулся – ткань, и правда, шелковистая на ощупь. Раньше не замечал, а Тася нарисовала, поймала ощущение, и теперь оно теплом ласкает кожу.

Максим обернулся и замер: за креслом висел большой портрет. Голубоглазая женщина смеялась, запрокинув голову, и облако пушистых волос сияло на солнце.

«Мама», – одними губами прошептал Максим. Он помнил картину – такая же висела в детской над кроватью. Портрет оживал в свете ночника. Максим заворачивался в одеяло и представлял, как мама обнимает и смеётся, радуясь успехам. В отличие от постоянно недовольного отца.

– Пижон, – хмыкнул тот, проследив его взгляд в зеркальной стене. Максим ощутил себя так, словно его с размаху приложили лицом о стену. Он опустил глаза. Машинально потянулся к рукавам, отдёрнул ладонь.

Отец презрительно повёл бровью. Он остановился в излюбленной позе: сцепив пальцы за спиной. В кабинете витал чуть слышный запах горького одеколона – как в детстве.

– Что с Софьей Марковной? – вырвалось у Максима.

Густые брови взметнулись вверх.

– Осознала себя, – отец усмехнулся краешком губ. – Должен признать, с ней стало легче работать. Подавленные чувства снижали КПД.

Максим поёжился и сказал торопливо:

– Она влюблена.

– И давно. Но речь не о ней. Меня интересует Таисия. Какие планы, сын?

– Я купил ей кольцо, – выпрямился Максим.

– Надо полагать, она его не приняла – раз вы оба не оказались на улице.

– Мой проект купят. Я в состоянии обеспечить невесту, папа.

– Серьёзно? Ты никак прототип не доделаешь. И кому он нужен без рекомендаций. Тебе двадцать три года, Максим. Чего ты добился?

Кулаки сжались сами собой.

– А ты? – выкрикнул Максим. – Знаменитый учёный, разработчик эликсира бессмертия, ха! Где оно? Мне двадцать три, у меня нет докторской степени, но есть рабочий прототип! А тебе почти шестьдесят, и толку ноль! Кто из нас неудачник, отец?

В гулкой тишине собственный голос показался чужим. Сердце колотилось, как бешеное.

Отец молчал, неподвижный и бесстрастный.

Что, нечего ответить? Злое торжество ошпарило вены. Но тут отец нажал кнопку на столешнице. Стена растаяла, став прозрачной. Максим задохнулся: среди труб, приборов и огоньков стояли Тася и Софья Марковна. Обе изучали что-то на сенсорном экране.

– Результат готов, сын. Гордись, ты узнал первым – генеральный спонсор не в курсе, что испытания на людях начались.

Дышать стало нечем.

– Софья Марковна. Побочный эффект?

Отец улыбнулся – и Максим сделал шаг назад.

– Бессмертие – лишь прикрытие, сын. Я изобрёл совесть.

Как в дурном сне Максим наблюдал, как Софья Марковна водит пальцами по экрану, а Тася увлечённо склоняется ниже.

– Софочка – грамотный специалист, но этого мало. Она ошибалась и скрывала ошибки, – голос отца упал до шёпота. – Как акушер-гинеколог, который убил твою мать.

Максим похолодел.

– Папа, о чём ты? Софья Марковна просто боялась тебя разочаровать. А тот врач ошибся.

– Это была халатность! – прошипел отец. – Проклятое «авось». Авось получится, авось сойдёт с рук. Больше никто. Никогда. Не допустит халатности, – улыбка отца походила на оскал. – Физически не сможет.

– Папа, – выдохнул Максим.

– Да, – серые глаза сверкнули, – твой папа отучит мир лгать. Заставит жить по совести. Совершать невозможное ради цели.

– Но бессмертие? Все ждут!

– Моё вещество продлевает жизнь, – отмахнулся отец. – Мыши живут в полтора раза дольше. Людям хватит. Они выстроятся в очереди и ещё переплатят. А пока... Смотри.

Максим, как под гипнозом, перевёл взгляд на стеклянную стену. Софья Марковна усаживала Тасю в кресло, под купол со множеством трубок.

Во рту загорчило.

– Что это?

– Ты же хочешь знать, любит ли тебя Таисия? – вкрадчиво спросил отец. – Конечно, хочешь. На что она готова ради тебя?

Максим метнулся к экрану.

– Нет!

– Тебе нужна жена, которая никогда не предаст. Поможет стать великим учёным, а не жалким сборщиком моделей. Она не отвлечётся на картинки, тряпки и прочие глупости, если нужна помощь.

Купол медленно поехал вниз, скрывая Тасю. Софья Марковна с ласковой улыбкой набирала код на панели. Максим рванул к выходу: коридор. Повернуть направо. Металлическая дверь с сенсорным замком. Проклятье!

– Отец! Останови это! Открой!

– Открыть – пожалуйста, – раздался смешок за спиной. Жилистая ладонь прижалась к замку.

Максим влетел внутрь, не различив тихого:

– Глупый ребёнок. Я уберегу тебя от страданий... Ты будешь счастлив.

Не помня себя, Максим отшвырнул Софью Марковну в сторону. Зелёная полоса издевательски ползла по экрану. Кнопок не было.

– Отец, пожалуйста!

– Процесс запущен. Спасибо, Софочка.

– Тася! – Максим впечатал кулак в матовый купол. Раздался треск. Взвыла сирена. Максим ударил снова. В ноздри хлынул сладковатый запах. Топот и крики за спиной слились в сплошной гул с воем сирены. Голос отца на миг перекрыл какофонию:

– Все назад! Не трогайте, это мой сын! Всё под контролем.

Спор с охранниками Максим не слышал. Ощутил жёсткие пальцы на локти. Вязкую сладость перебил терпкий запах одеколона.

– На выход, сын.

– Тася! – Максим дёрнулся прочь. Локоть прострелила боль: отец держал профессионально.

Лязгнул металл. Охранники хмуро воздвиглись у входа в лабораторию.

– У Таси контрольный период, Софочка присмотрит. А ты, ребёнок, надышался – может, проект доведёшь до конца. Но лучше не торопиться. Если... Не важно. Перестрахуемся.

– Чёртовы армейские навыки, – выдавил Максим, обмякая.

– Я предлагал самбо, – напомнил отец. – Ты выбрал бальные танцы.

– Тасю на самбо я вряд ли бы встретил, – огрызнулся Максим. Стены коридора подёрнулись словно туманом. Отец притормозил, заглядывая в лицо. Сдвинул брови:

– Идём, сделаю укол.

Укол – зачем? Неважно. Хоть бы отец отвлёкся – тогда получится ускользнуть. Максим не осознавал, что собирается сделать, но точно знал – нужно освободиться. Бежать. Только дождаться момента.

Рёв сирены оборвался. Хватка на миг ослабла, и Максим выскользнул змеёй, благословляя занятия по бальным танцам. Он плохо понимал, почему жаждет вырваться. Пол под ногами плавно качался, как палуба лайнера.

– Стой, – раздалось позади. Низкий голос звучал бесстрастно, словно отца ничто не волновало.

– Опыт незаконный. Без согласия Таси, – бросил Максим. – Я сообщу спонсорам, что бессмертия нет. Ты их кинул.

Отец расхохотался. Сухой ломкий смех рассыпался в безмолвном коридоре. Максим поперхнулся словами.

– Они знают правду, – понял он. Сердце оборвалось. – Ты превратишь нас в рабов?

Отец скривился, будто укусил лимон.

– Не начинай. Эту дискуссию я пресёк на стадии теоретической разработки. Вещество примут все, и точка.

– Тобой воспользуются. Обманут. Кто-то обязательно увильнёт.

– Я принял меры. Вещество имеет форму газа. Люди не поймут, что уже надышались. Я только распылитель сделаю другой, и...

Он что-то ещё говорил, но Максим не слышал. Лишь видел, как шевелились узкие губы, и одна мысль билась в мозгу.

– Антидот, – едва слышно выговорил он. Отец осёкся. – Твой укол – антидот. А ты был со мной, когда купол треснул. Тоже надышался. Принял антидот заранее? – горло сдавило от ярости.

Максим попятился, нашарив дверную ручку. Ещё шаг – и он окажется в приёмной. Почти на свободе.

– Ты подставил меня, Тасю и Софью Марковну. Как удобно! Мы теперь – добросовестные муравьи, готовые впахивать круглосуточно и даром, лишь бы сделать работу на совесть. Любую. А ты – нет. Как удобно. Отец, ты лжец и лицемер.

Максим быстро огляделся: охранники в конце коридора, отец – шагах в пяти. Лаборатория недоступна, в кабинет не попасть. Плохой расклад. Лучше отступить и подготовиться. Желание действовать распирало изнутри. Спасти Тасю, спасти людей, которые не знают, что скоро превратятся в большой бездумный муравейник.

Нужен помощник. Нужно оборудование. Нужен Саня, школьный друг, и дроны.

Решено.

Отец, кажется, что-то понял. Он умолк и протянул руку, но Максим рывком захлопнул дверь. Путь до квартиры Сани он едва запомнил. В голове уже сложился план.

***

Закатное солнце мазало кафель красным и золотым. Максим сидел по-турецки, опираясь спиной на дверцу холодильника. Ветерок трепал занавеску в дурацкий пёстрый цветочек.

В квартире Таси Максима не ждали. Возле дома Сани – тоже, хотя отец наверняка догадался о маршруте. Лишь телефон мигал сообщениями, и это поражало. Отец не переживал, когда Максим попал в больницу с растяжением связок после соревнований. Даже когда валялся с ангиной, с температурой под сорок.

Отец не демонстрировал эмоций, считая их слабостью. Что изменилось? Разве что наблюдает за сыном, как за подопытным кроликом.

– Ты меня пугаешь, – раздалось над головой.

Саня стоял в дверях, покачиваясь с пятки на носок, сунув руки в карманы джинсов. Потёртая футболка – любимая – свисала с плеча.

– Ты меня тоже, – отозвался Максим, не отрываясь от дела. Он разбирал начинку крошки-дрона. – Иди, причешись.

Саня фыркнул. Запустил пятерню в русую шевелюру, вздыбив её ещё больше.

– Отвали. Не понимаю, почему трудиться на совесть – плохо. Я бы лично работяг накурил этой штукой! И прорабов. И начальников, и даже инженеров. Всех. Ты просто на стройке ни разу не был.

– Нужна мне твоя стройка, – отмахнулся Максим. – Плесни воды, а? Горло сохнет – не могу.

Саня покладисто загремел чашками.

– Надышался дряни – вот и сохнет, – он подошёл со стаканом, заглянул внутрь дрона. Половина воды выплеснулась на голые пятки Максима. Тот подскочил.

– Электроника, Саня, мать твою!

– Макс, придурок, скажи, что это не взрывчатка!

Максим, не отвечая, отобрал стакан и выпил залпом.

– Макс, – с угрозой повторил Саня.

Тот молча защёлкнул крышку. Самодельный запал заменил коробочку с кольцом. Жаль, конечно. Тася держала подарок в ладонях, как чудо – кристально-искристое, светлое.

Но Тася в беде. Что угодно, чтобы вызволить её, а заодно – уничтожить лабораторию. Уничтожить угрозу людям, навсегда. Максим взял вторую модель. Тот самый прототип, медицинский ИИ-дрон, хирург и терапевт в одном комплекте. Автономный врач, любовь и труд всей его жизни. Полностью заряженный препаратами, готовый к работе. Нужно только кое-что поменять: добавить снотворных.

Сегодня он послужит настоящему делу и неважно, если погибнет. Максим погладил блестящие плоскости. Не имеет значения, что случится, главное – результат.

– Макс, ты свихнулся, – постановил Саня. – Не смей это делать – что бы ни задумал. Ты псих.

Максим поднял глаза. И подтвердил спокойно:

– Да.

Он пристроил ИИ-дрона на коленях и взялся подворачивать рукава. Саня молчал долго. Максим не смотрел на него – а толку? Поймёт – замечательно, нет – главное, чтобы не мешал, иначе придётся принять меры. Кстати:

– Саня, помнишь – никому ни слова про вещество. Иначе исчезнешь, и тебя не хватятся.

– Я пойду с тобой, – очень логично ответил тот. – Не спорь. Дай трансляцию с камер дрона, чтобы я был в курсе твоей войнушки.

Максим взвесил предложение. Пожалуй, разумно. Если что – свидетелей не останется. Смутная мысль царапнула душу – ведь Саня друг, лучший друг, его нужно беречь. Но... цель важнее. Да, именно так.

– Телефон давай. Настрою. Вот адрес. Внутрь не суйся, там охрана.

– А сам?

– Есть доступ, – пожал плечами Максим. – И вообще, отец меня ждёт. Волнуется за подопытную зверушку.

– За тебя он волнуется, придурок, – буркнул Саня.

Максим не стал спорить. Только, запуская дронов, мельком подумал, что теперь-то отец увидит, чего добился сын. Его изобретения прекрасны.

***

– Что-то мне разонравилось это вещество, – пробормотал Саня, вжимаясь в стену. Душный чад плыл по коридору. Охрана скрылась в подвалах – Владленский прогнал их, надсадно кашляя сквозь шарф: «Не трогать моего сына!» А сын разобрался сам – теперь охрана занята тушением пожара. Владленский укрылся в кабинете и, надо полагать, изображал дипломата. Иначе как объяснить, что МЧС, полиция и наряды частной охраны от спонсоров не спешили наводить порядок.

В разреженном дыму, под потолком, маячили дроны.

Саня улучил момент и подскочил к пожарному шкафу в развороченной приёмной. Сбил пломбу, крутанул вентиль. Шершавый пожарный рукав вздыбился в руках как живой, обдирая кожу.

Тугая струя ударила в конец коридора. Раздался пронзительный женский визг.

– Тася! Да успокойся, это же я, – в который раз простонал Макс, придушенно и обиженно. В ответ раздался звон и грохот.

Саня сунул под воду содранную футболку, зажал пожарный рукав коленями. Обмотал мокрой тканью нос и рот.

– Мужской стриптиз, только сегодня и бесплатно, то есть даром, – пробухтел он. – Сцена первая: обнажённый прораб в дыму. И-и пли!

Струя сбила с ног белый силуэт. Визг оборвался, сменившись чем-то матерным.

– А девочки не промах, – оценил Саня. – Ладно, на прораба я сейчас не похож. Тогда сцена вторая – эротичный пожарный. И-и пли! Чёрт!

Он быстро пригнулся. Нечто металлическое просвистело мимо головы.

– Тоже мне. Я им – стриптиз, а они – по башке. Кошки бешеные. Пли!

Струя воды описала широкий полукруг. Что-то загремело; разбилось стекло. Саня присел, наученный горьким опытом. Но всё почему-то стихло.

– Э? – он убавил напор. – А дрон-то исчез. Тот, который врачебный. – Саня повысил голос: – Макс?

– Усыпил, – прохрипел тот из-под обломков мебели. – Наконец-то. Тьфу.

– Чудненько. Не трогай взрывчатку, душевно тебя прошу. Забирай Тасю и валим.

– Сам вали. Нет, помоги вытащить Тасю с этой мегерой – и уходи. Я ещё не закончил.

Саня закатил глаза и выключил воду.

***

Руки тряслись. Мокрая рубашка противно облепила тело. Максим, сцепив зубы, перематывал обрывком рукава порез на локте. Хорошо, неглубокий: вены не задеты.

Он помог себе зубами, затянул узел. Прислушался – похоже, охрана потушила пожар. Сейчас заявится сюда. Отец приказал его не трогать, но сейчас-то он заперся у себя, а бравые ребята в ярости. Максим поднялся, цепляясь за стену, и похромал к кабинету. Крошка-дрон со взрывчаткой бесшумно парил под потолком, ждал своего часа. Драгоценный ИИ-врач благополучно висел на улице над спящими девушками.

Максим поморщился. Саня его здорово выручил. Увидел, что началась заварушка, а охрана далеко, бросился на помощь. В своём духе, конечно, но – вовремя. Нет, Тася далеко не белая и пушистая, но кто ж знал, что на просьбу бежать она швырнет ему в голову тяжеленную вазу? «Софочка, Макс хочет прервать эксперимент!» Максим шмыгнул носом. Промокнул разбитую губу.

Уроки самбо сегодня пришлись бы кстати. Как там Саня сказал? Кошки бешеные. Тася, Тасенька... что с ней сделали. «Макс, любимый мой, эксперимент – это главное. Результаты нужны людям. Отойди!»

Она любит его. Она призналась. Но роль подопытного кролика считает важнее любви. Максим без особой надежды подёргал ручку кабинета. Достать антидот для Таси и Софьи Марковны. Срочно.

Противоречия разрывали душу. Конечно, долг превыше всего. Поэтому лабораторию надо уничтожить, чтобы спасти людей от участи счастливых муравьёв. Это легко – дать команду, и дрон проберётся следом за ним в кабинет, врежется в бронированное стекло. Максим рассчитал мощность заряда.

Но... Дурнота подкатила к горлу. Они с отцом погибнут. Тася и Софья Марковна останутся под воздействием вещества. Зато люди будут спасены. Да, это главное.

Максим, стиснув зубы, забарабанил в дверь. Никакой реакции. Ладно, а так: «Папа, открой. Прости, я понял свою ошибку. Помоги мне, папа», – сообщение отправлено. Сработает? Ради главной цели можно и солгать. Что угодно сделать.

А ведь отец видел через камеры наблюдения ИИ-врача. Не мог не оценить. Если помириться... Нет, нельзя. Максим зажмурился. Его замутило. Отец не отступится от дела своей жизни. Он обязательно передаст вещество заказчику, а этого допустить нельзя.

Дверь подалась, открываясь.

– Здравствуй, папа.

Крошка-дрон влетел внутрь. Кресло за столом пустовало, портрет матери на стене был сдвинут в сторону – внутри зиял раскрытый сейф. А больше Максим ничего не разглядел. Его схватили за плечо. В шею вонзилась игла. Максим вдохнул знакомый запах одеколона и услышал короткое:

– Прости, сын.

Горячие слёзы обожгли глаза: проиграл. Отец перехитрил его.

– Побочный эффект, – негромко продолжил тот. – Я предполагал такое: мысли в момент принятия вещества программируют поведение. На животных – не проверить. Софочка заинтересовала нашей технологией Таисию, и та... Прости, сын. Я хотел убедиться, что она тебя достойна. Двойная польза.

– Достойна неудачника, – хмыкнул Максим, проклиная собственную слабость. Отец заметил слёзы и станет презирать ещё больше. Чёртовы эмоции. Хорошо хоть, дурнота быстро отступала.

– Медицинский дрон действовал весьма эффективно. Минимум четыре фирмы передерутся за прототип.

– Что?

– И крошка – тоже. Он передаёт видео твоему буйному приятелю, как его, Сане?

– Д-да, – выдавил Максим. Заговорил торопливо: – Я ошибся. Ты никому не лгал, да? Ты принял антидот лишь потому, что эксперимент не завершён?

– Да, вещество требует доработки. Нельзя, чтобы мысль-цель поглощала сознание человека.

– Формула антидота тогда изменится.

– Разумеется. У меня осталось-то четыре штуки. Одну я вколол тебе. Новую порцию сделаю по новой формуле, – отец вытащил из халата упаковку и шприцы. – Я не был уверен, что тебе хватит флакона. Прикинул дозу навскидку.

– Как?

– Взломал твой фитнес-трекер. Следил за жизненными показателями. Ты надышался бесконтрольно – я волновался.

– Зачем тогда отпустил меня? – вопрос, который не давал покоя весь день.

Отец поджал губы.

– Тест. Заказчик желает получить отчёт. Благодаря тебе я собрал данные по случайному воздействию.

Максим подавил желание залепить отцу пощёчину. Не двигаясь, он скосил глаза – дверь в кабинет по-прежнему приоткрыта: бронированная дверь. Максим сжал телефон в левой, не покалеченной, руке.

– Я всё равно люблю тебя, папа, – прошептал беззвучно и рванул отца на себя, сбивая с ног всем телом. Они вывалились в коридор; дверь захлопнулась под их весом. «Надеюсь, броня выдержит. Тася, прости, если нет». Экран телефона засветился – дрон команду принял.

Здание содрогнулось от взрыва.

***

Ночь сверкала за окнами – россыпь огней в черноте; белые шторы колыхались от ветра, словно привидения. Тягучая, страстная музыка растекалась в полутьме над паркетом.

Чёткие, резкие шаги – быстро, цепочкой: кадена. Пауза. Тася выгнулась, приоткрыв губы – выдохнула в ночные окна, чтобы через миг крутануться на месте, схваченная сильно и нежно. Перенос: обнажённая нога Таси прижалась к бедру Максима, и он содрогнулся от жаркого удовольствия.

Танго – разговор без слов. Лучший способ сказать: «Прости. Я была не в себе – а я был не прав. Я люблю тебя – я тоже».

Тася скользнула вниз, выставив ладонь, – беззащитная и недоступная одновременно. Отражённые огни зажгли золотистым блеском её глаза. Максим подступил вплотную, замер. Руки соприкоснулись – кожа к коже, до искр, до дрожи. Он поднял Тасю одним движением. Она запустила пальцы в его волосы, царапая затылок – и дыхание перехватило.

Музыка потекла дальше, терзая ритмом, лаская мелодией, а двое застыли посреди зала, в мерцающей тьме – только двое: мужчина и женщина, танго и ночь. Без слов.

***

Нейрогенетик Владислав Олегович Владленский отложил ручку. На бумагах появилась последняя подпись: размашистый чёткий росчерк. Человек в кресле напротив – широколобый, в дорогом костюме – забрал документы. Бросил взгляд на простой флакон без маркировки. Заговорил хмуро:

– Не забывайте пункт номер четыре, об ограниченном доступе на объект. Нарушите – в жизни не расплатитесь, – он погладил подбородок и добавил устало: – Надеюсь, это убережёт меня от рисков.

Владленский сощурил холодные глаза.

– Не беспокойтесь. Мой сын не узнает, где новая лаборатория. Доработанная формула будет вовремя: изменённое вещество, изменённый антидот.

– За незаконные опыты на людях – штраф согласно пункту пять.

– Разумеется, – Владленский раздражённо встал. – Со своей стороны надеюсь, что вы приняли во внимание пункт два – неприкосновенность моей семьи.

Человек поднялся. Подкинул на ладони флакон, поставил на стол.

– О, безусловно. Благодарю за контрольный образец и жду результатов доработки.

Рукопожатие вышло сухим и твёрдым. Ни один, ни другой не наклонил ладонь, уступая. Повернувшись спиной, Владленский усмехнулся. Генеральный спонсор не подозревал, что вещество имеет три состояния. Жидкое, газообразное и мелкодисперсное. На флаконе – напыление. Оно уже вступило в реакцию с кожей. Сам Владленский последнюю дозу антидота ввёл себе перед встречей. Остальные две истратил раньше, на Софочку и Таисию.

Паранойя оправдалась: он не был уверен, что сыну хватит одного укола, и достал из сейфа всё, что есть. А Максим удачно его выдернул из кабинета – флаконы уцелели при взрыве. Лабораторию жаль, но – издержки производства. Выводы сделаны. Таисия любит Максима, сын явно унаследовал исследовательский ум и практичность.

Владленский на ходу сцепил руки за спиной. Улыбнулся краешком губ. Спонсор придёт в ярость, обнаружив, что находится под воздействием. Скорее всего, он запрёт Владленского за высоким забором под напряжением – ради блага всего человечества, несомненно. А потом тихо закопает там же, получив долгожданный продукт. Но... навредить семье не сумеет. Установка задана последней фразой. Нечестный, но единственный способ защитить сына и его невесту, ведь ненужных свидетелей убирают – всегда. А их гибели Владленский не допустит. Пусть и ценой своей жизни.