Последний подарок муравьиного бога

Посвящается моему отцу, доброму сказочнику и оптимисту.

Он рос у них на глазах, так неспешно и долго, что можно было подумать, будто проходили не годы, а долгие тысячелетия. Но даже когда ему было пять лет, он оставался для них богом из другого мира, гигантом немереной силы, что уж говорить о том, когда ему исполнилось двадцать лет…

Муравьи изначально боялись его, страшились гнева великана, который мог прийти в сад с лупой или лопатой и здорово поиздеваться над их крепостью, недоступной для всех других существ, обитавших на зеленой поляне, где росли яблони, и умирала старуха-алыча. День ото дня она хирела и превращалась в новую башню для смелых разведчиков великого муравейника, окруженного от посторонних глаз стенами зеленого осота. Страх сменился счастьем, когда на поверхность муравейника, затмив свет уходящего за крыши сараев солнца, лег яблочный огрызок, такой сочный и кисло-сладкий, что муравьи сразу бросились к нему, позабыв все старые обиды. И голос из зубастой пасти пробасил им: «Я разворошил ваш муравейник лопатой, теперь я хочу извиниться перед вами. Ешьте!» Так продолжалось годами. Бог-великан приносил к муравейнику сахар, конфеты, колорадских жуков, уже раздавленных его могучими пальцами и другие дары. Муравьи стали небезосновательно задумываться: «Не мы ли теперь боги, раз великан стал задабривать нас?» Но эта загадка так и осталась для насекомых нерешенной, а поменялось все через восемь зим, и тот день муравьиный жрец назвал днем огненной травы и голубого тумана.

В субботу на муравейник упало что-то необычное. Дымящаяся белая ветка, похожая на виноградную лозу, только не такая длинная и изгибающаяся. Пару разведчиков сразу погибли, бросившись к неизвестному подарку, остальные попятились назад, клацая клыками. Лапки их задрожали, воздух наполнился удушающей вонью, перебивающей все остальные запахи, а от ужасного дара исходил дикий жар, какой нельзя было ощутить в самый знойный летний месяц.

-Всем отойти! Бог опять прогневался на нас… матерь, помоги.

Из глубины тоннеля выбрался на свет муравей, которого никто не видел на поверхности уже долгое время. Это был приближенный к матери жрец, лапки которого были обвязаны лентами из крапивных листьев, а на тонкой шее блестел пластмассовый желтый браслет. Пробравшись сквозь толпу испуганных муравьев, он ближе всех подошел к уже остывшему и не дымящемуся странному предмету.

-Господин,- обратился к нему разведчик,- что это?

-О, дети мои! Этот чудный дар был оставлен нам великим богом муравьев, и мы должны принять его, дабы не обидеть бога нашего, славного и доброго! – Жрец поднял над собой тело погибшего разведчика, что далось ему с некоторым трудом, и воскликнул,- Пусть же смерть этих нечестивцев послужит нам уроком! Нельзя было трогать сей дар, не оповестив о нем матерь матерей! Схороните их за пределами муравейника возле виноградной лозы, не смейте воздать им почести, ибо они поплатились за грех любопытства! А что касается этого подарка, то отнесите его в мою опочивальню, чтобы я смог узнать все его тайны.

Никто не ослушался повеления жреца. Все было выполнено безукоризненно, а к ночи муравьи и вовсе забыли о страшном происшествии, забыли о смерти собратьев.

В небольшой забегаловке у куста крыжовника запели свои трескучие песни цикады и сверчки, жучье такси к полуночи стало все чаще «развозить» по домам усталых насекомых, перебравших с перебродившим соком и древесным клеем, старый черный кот вышел на охоту за мышами и кузнечиками. Сад в такое время оживал совсем по-иному. Не спал и жрец, рассматривающий смертоносный подарок, лежавший теперь у него на глиняном столике в освещенной светлячковой лампой комнате. Его большая опочивальня была заставлена кучей вещей «божественного» происхождения: палочками от леденцовых конфет, кусочками ткани, спичечными коробками и пластмассовыми побрякушками вперемешку с разноцветным стеклом.

-Вот оно что… Засушенный табак, бумага и еще какая-то гадость... ну, что же, теперь и я смогу сказать свое слово в этом муравейнике! – Жрец потушил фонарь и скрылся в одном из тоннелей, уходящих глубоко во тьму.

Наутро, в общем зале собраний все муравьи пришли по призыву Жреца. На троне из ореховой скорлупы, стоявшем на красном куске кирпича, сидела старица матерь, худая и высокая, с желтыми перепончатыми крыльями. Она была окружена десятком белых личинок, а у подножия ее трона лежала толстая зеленая гусеница, покрытая черным пушком от головы до конца брюшка. По правые ее три лапки расположился жрец, крепко сжимающий табак, завернутый в белую бумагу – дар муравьиного бога.

-Услышьте меня, сыны мои и дочери! Вчера милостивый бог принес нам в дар часть себя. Это его последний подарок. Уже много-много лет он одаривал нас вкусной едой, становясь все больше и выше, вырастал вместе с молодой яблоней у черно-малинового леса. Но вчера он вырос окончательно. Стал полноправным богом среди прочих богов своего семейства. Его даров нам ждать не стоит, их не будет… теперь мы должны отплатить ему! Слишком долго муравьи привольно жили, купаясь в золотых отблесках его волос, нежась в реках сладкой пищи! Дети мои! Воздадим же богу нашему все то, что дал он нам, скажем «благодарю» за его уникальный подарок!

И все муравьи поддержали жреца радостными возгласами, и бессловесная старая матерь закивала в знак одобрения, и завизжали довольные личинки рядом с ней, а жрец спустился с кирпича и положил последний подарок муравьиного бога на камень, и все муравьи поклонились.

С этого дня рабочие стали приносить к камню пищу и другие вещи: плоды вишни и малины, яблочные семечки, вяленных дождевых червей, воробьиные перья, сливовые косточки и яркие фантики от шоколадных конфет. Все это доставляли ровно в полдень и, когда последний муравей приходил в зал, жрец говорил такие слова: «Да будет славен день огненной травы и голубого дыма!», и муравьи отвечали: «Во веки веков!» Рабочие и разведчики расходились, а жрец и личинки бойцовых муравьев оставались один на один с целой горой треб табачному идолу. Матерь свято верила, что все к лучшему, что ее муравейник теперь минуют все беды, личинки ее подданных будут сыты. Возвращаясь в зал, муравьи видели, что все их подношения бесследно пропали, их забрал бог. Радостные, что он принял их дары, муравьи расходились по своим каморкам на недолгий отдых.

Двое разведчиков шли от ржавой бочки, где росли огурцы. С собой они несли обрывки серебристой фольги, говорили о том, что нужно было все равно похоронить тех двоих муравьев, как полагается, положив им над головой вишневые листья, а на брюшко по лепестку ромашки. Вдруг пред ними возникла преграда, это был ботинок самого старшего бога. Спустя секунду ботинок оторвался от земли и оказался уже в другом месте, за много муравьиных шагов. За ним поднялся еще один. Муравьи подняли глаза к небу и увидели, как старый бог великаньей походкой с грохотом пошел в сторону картофельной грядки. Из рук его упало то же, что сейчас лежало на камне в общем зале собраний – табачный идол.

-Хватит разбрасывать сигареты по огороду, – раздался громогласный голос откуда-то из далека,- Я уже десятый окурок подобрала за сегодня!

Муравьи-разведчики тут же смекнули, что дело неладно и отправились скорее к муравейнику. Всяческая работа по укреплению крепости насекомых прекратилась, строительство закончилось. Единственной работой муравьев теперь являлся поиск даров для идола, которые все больше и больше не устраивали жреца.

-Бестолочи! Разве перьями и стекляшками вы сможете отплатить нашему богу?! Ищите лучше, заходите дальше, найдите дары, которые бог сможет принять с блеском в глазах! С радостью! С доброй белозубой улыбкой! Иначе не миновать нам бедствий, горя, и бури, которая приближается к нам с каждым недостойным подношением!

Матерь кивала, личинки визжали, трудяги кланялись и уходили стройными шеренгами в тоннели к выходам из муравейника, но когда они возвращались с новыми дарами, то старых уже не было у камня. Лишь личинки матери становились все жирнее, а простые муравьи, изможденные от поисков, все тоньше и бледнее.

В девятый день августа жрец вышел к рабочим особенно злобным и недовольным. Позади него стояла его личная свита, состоящая из самых крепких муравьев-бойцов, они держали клыками доходягу рабочего, осунувшегося муравейчика с испариной на лбу и перекошенным от страха лицом.

-Дети мои! – начал, икая, свою очередную проповедь, как показалось всем муравьям, жрец,- Никчемными дарами мы разозлили бога и теперь обязаны загладить свою вину! Этот муравей не принес сегодня ничего стоящего, и личинки матери начали одна за одной умирать… чтобы умилостивить идола мы принесем бездельника в жертву!

Муравья подвели к камню и разорвали на кусочки. Матерь закивала, личинки, которых стало вдвое больше, а не меньше, как говорил жрец, завизжали, рабочие и разведчики поклонились.

-Ищите лучше, заходите дальше, во славу матери и огненной травы с голубым дымом! Да пребудет с нами божья мудрость!

-Во веки веков!

Разведчики, вернувшись с фольгой в общий зал, увидели омерзительное зрелище – на земле лежали останки недавно убитого муравья, их брата, их друга. Ни матери, ни жреца, никого не было сейчас возле идола, только тишина воцарилась в главном помещении муравейника.

-Что же это такое? Как же так?

-А вот так. Нет никакого идола, есть обычная бумага и табак, принюхайся, друг! Жрец дурачит нас, где, по-твоему, вся еда и побрякушки? У него! Клык даю – у него! Он все это делит с личинками, пока дряхлая матерь не видит, пока наши братья загибаются, таская каждый день треклятому богу требу, а жрец и его будущие приспешники жиреют!

-Зачем ты так говоришь, мы ничего не видели и ничего не знаем, а если и так, нам ли судить их?

-Нам и только.

Разведчики, осмотревшись, тихо двинули к тоннелю, который вел прямиком к обиталищу жреца. Было достаточно темно и разглядеть что-то под лапками казалось невозможным, но то, что нашли два храбрых муравья, подтвердило их домыслы. На земле лежало перо воробья, а чуть дальше томатный хвостик. Раздался смех, и разведчики, забрав перо с собой, побежали дальше. Они вышли к входу в комнату жреца. Аккуратно заглянув в светлое помещение, муравьи содрогнулись. Вся опочивальня была завалена остатками пищи, а разжиревший жрец, навесивший на себя перьев, бус и стекляшек крутился, хохоча, перед осколком зеркала. Когда разведчики хотели пойти назад их схватили бойцы жреца и посадили в наперсток.

-Неверие, дети мои, путь прямиком во тьму! – жрец стукнул ржавой иголкой о наперсток и скомандовал созвать всех в зале.

-Сыновья и дочери! Эти двое муравьев решили отказаться от работы, они предали огненную траву и голубой дым…

-Во веки веков!

-…и решили совершить злодейство, за которое наказание смерть! Разведчики хотели нарушить баланс в нашем муравейнике, также эти два преступника хотели внушить вам всем, дети мои, что нет никакого бога и его дара! За это мы принесем их в жертву, чтобы бог не разгневался! Да свершится правосудие!

-Постойте,- прохрипела матерь, не говорившая уже 8 зим,- пусть скажут свое последнее слово.

Муравьи загалдели, жрец пришел в ярость, а личинки прибились друг к другу, ошарашено ворочаясь в слизи, будто ожидая чего-то страшного.

-Да будет так,- не смея перечить слову матери, зашипел жрец.

-Братья и сестры! Послушайте нас! Все, что вы приносили табачному идолу, попадало не к богу, а к жрецу! Посмотрите, как он разжирел, посмотрите, как разжирели личинки бойцовых муравьев! Нет никакого табачного идола с его уникальностью, таких идолов у богов сотни, если не больше! Муравьи, ваш идол – окурок!

Рабочие нахмурили брови и стали принюхиваться. Все слова разведчика оказались правдой. Личинки расползались кто куда, а жрец, скрипя клыками, направил острие иголки на разведчиков. За ним встали и его верные слуги. Но за разведчиками был весь муравейник и расправившая крылья матерь. Что произошло дальше со жрецом и окурком никому не ведомо. Ясно лишь одно – муравейник продолжил жить прежней жизнью: рабочие строили, разведчики искали новые тропы, а бойцы, потерявшие часть своей власти, охраняли крепость, оставаясь на посту у высоких осотовых стен.

Когда наступил одиннадцатый день осени, юноша пришел в сад к муравейнику. Он положил красное яблоко на хорошо знакомую ему муравьиную крепость, закурил и улыбнулся: « Я уезжаю, ребята. Это мой последний подарок для вас»