Колдун

Колдун
Работа №540. Дисквалификация за отсутствие голосования

Текла где-то на железных склонах Парвата одинокая речушка Унрева. Потерялась она среди подросших диких лесов да гнилых топей, и никто толком о ней ничего не знал. Оно и не нужно – кому сдалась необжитая земля? Слышали лишь, что бродит в здешних местах древний колдун. Жил один, скитался по округе, с людьми не разговаривал – и хорошо, если просто гнал случайных гостей прочь; а ведь порой мог в кого и стрельнуть с тоски. Дикий, в общем, колдун. Меланхоличный очень.

Сколько он так по речушке отшельничал – неизвестно. Может, ещё со времен Великой Войны. Да вот только нагрянули сюда, в конце концов, пришлые. Бежавшие из далеких ойропских краев, заразбойничали они по семейникам; кто девку смуглую уведет, кто старика упертого зарубит. Друг на друга накинулись с жадностью. И не заметили, как все извозились в крови. А кровь, она такая – свежая тебя греет, возбуждает запахом желание; но старая пахнет трупной гнилью, от которой становится тошно. Так пришлые, оказавшись вдруг в кругу озлобленных на них местных, почувствовали нужду в мирной жизни и родном домашнем очаге. Да и не нужду даже – а тяжелую усталость, – от которой они с воем заскреблись от отчаяния по углам. Неопределенность пугает.

Вышла бродить одна пришлая семья вокруг да около нашей речки. Как крот при свете дня носом обфыркивает землю, так они смешно пытались нащупать себе среди болот приемлемое местечко. А пока искали, прознали про колдуна. Тут-то поднялся шум! Бросились они к нему в ноги, стали умолять на своих языках – помочь. Колдун, конечно, сначала их и слушать не стал. Нагнал пыли, раскидал настырных людей ветром в разные стороны да ушёл прочь от суетливых, грозя в следующий раз стрельнуть. Однако пришлые, хоть и перепугались, от колдуна всё равно не отстали. Надоедали страшно, а что с них взять? Ведь по годам даже самые старшие из них шли ему в дети… Терпел колдун, терпел, да и указал им ставить семейник на известной ему пригодной поляне. А там – где лучше лес выкорчевывать да колодец копать, чем ребенка лечить, когда зерно сеять и как разводить овечье стадо. Советовались с ним, слушались во всём; пока, годы спустя, в один день он не сказал слово – и они склонились. Старцы выучились говорить на его родном языке. А дети, кого он взялся воспитывать, возмужали и сами уж обзавелись детьми. Подумал тогда про себя колдун – да так и остался на месте, храня Унреву в угрюмой строгости и в порядке. С ним пришлым стало окончательно ладно.

***

Семейник проснулся с рассветом. Мужики топили печи, а дремотные бабы прятались по стайкам; живо меж влажных дворов пахнуло парным овечьим молоком, смешавшимся с дымом и росой. Скоро самые расторопные доярки уже выгоняли овец за частокол, где тряслись тихо старый пастух с сыновьями да два внука-подпаска, вместе дожидаясь стада.

Старик сидел на пне давно срубленной осинки и молча пускал пар. Внуки – старший Вико и младший Арти, – от скуки насвистывали неясные мотивы, пока дед на них строго не шикнул. Медленно перед ними наливался розовым зубчатый горизонт гор. Наконец стадо собралось.

- En avant! – сказал дед.

Ребята подпустили последний молодняк. Затем Вико выпросил у старших кнут и весело пару раз им щелкнул. Овечье блеяние потихоньку удалилось вглубь леса.

К полудню овцы вдоволь наелись травы и напились из маленькой ямки у болота. Теперь стадо находилось на просторном лугу среди деревьев. Овцы мирно мяли жвачку, пуская от восторга зеленый сок. Пастухи, кто из старших сыновей, держались рядом, на стороже, с винтовкой колдуна в руках, готовые быстро отогнать любых чужаков.

Пока всё было спокойно, и дед с внуками уселись отдохнуть у стоящих на отшибе сосенок, прочь от наступающей духоты и полчищ оводов. Затрещал под котелком костерок. Обмакнули лепешки в горячий сыр – позавтракали.

Дед, подражая колдуну, рассказывал истории о прошлом, наполовину правдивые, а наполовину обросшие всяким мифом, пока Арти с Вико лежали сытые под тенью и внимательно болтали ногами:

- Жила-была уже после Войны одна девчушка, имени и не вспомню. При Помпье Древнем, в семье королевских вельмож. Ну, хоть семья и знатная, воспитывали её правильно, учили кротости и гармонии. А девочка способная, всё на лету схватывает. От неё в семье радость. А тут ещё главе семейства выдали (по службе) электричество – очень редкую довоенную силу! Она могла сделать всё, чего тебе хочется, только приложи. Хорошо стало.

Но случилось скоро горе – родители нажили себе опухоли и умерли, и девчушка осталась одна, а с ней и ставшее ненужным электричество. Поплакали они вместе по одному горю, да так и сдружились.

Прошли годы. Девчушка совсем подтянулась, сталась самой завидной красавицей. Ей бы уже семью завести – а она всё ходит под руку со своим другом-электричеством, с людьми и словом не молвится. Живет с ним, живет – а что-то её внутри мучает. Чего-то она не знает. И вроде не так уж важно – а нет, и спать не может, и есть не может, всё думает. Электричество видит, что подруга в смятении, и говорит: «Чего ты, милая, печалишься?». «Я точно знаю, что чего-то не знаю. И это «что-то» вроде не так уж важно – а нет, и спать не могу, и есть не могу, всё думаю», – отвечает ему девушка. Она умная, любознательная – ей важно всё знать. Решила она поспрашивать у людей.

Подходит к старушке и спрашивает: «Дорогая бабушка, знаешь ты что-то, чего не знаю я? Если знаешь – пожалуйста, скажи! Я спать не могу, есть не могу, всё мучаюсь». Старуха кивает головой, мол «знаю, знаю». Но просто так не говорит. «Сначала, – хочет старуха, – брось своё электричество и иди жить ко мне. Оно за тебя всю работу по хозяйству делает, пока ты занимаешься бездельем. А придёшь ко мне – узнаешь, что такое настоящий труд. Тогда и отвечу». Но тут электричество хватает девушку за руку: «Я знаю ответ, только бежим со мной от этой старухи!». Убежали они. «Ты должна верить, милая – вот то, чего ты раньше не знала», – честно сказало электричество, когда они скрылись. Подумала над этим девушка, подумала, но до смысла не дотянулась. «Не ответило ты мне. Я до сих пор не знаю, чего я не знаю», – сказала она и пошла дальше.

Встретила девушка милого паренька и говорит: «Дорогой муж, знаешь ты что-то, чего не знаю я? Если знаешь – пожалуйста, скажи! Я спать не могу, есть не могу, меня рвет и пучит, всё мучаюсь. Сказали мне «верить», а как, во что?». Парень улыбается мило, жалеет бедняжку: « Я знаю ответ. Но ты должна бросить электричество и пойти жить ко мне. С электричеством ты и двух дней схожих не провела. Каждое утро оно развлекало тебя чем-то новым, а про старое, вчерашнее, ты и не вспоминала. Только требовала больше. Видишь, к чему это привело? Нового для тебя нет – ты и начинаешь хворать. А придёшь ко мне – узнаешь свободу, которую дает постоянство. Тогда и скажу». Тут вдруг электричество вновь девушку за руку хватает. Обещает дать ответ, только пусть они сбегут отсюда, от паренька. Убежали. Электричество и говорит: «Верить? Верить нужно в себя, милая – вот то, чего ты раньше не знала». И над этим подумала девушка, а ответа не нашла. «Не договаривает мой друг», – с горечью поняла она и пошла за правдой к королю.

Поклонилась Помпье Древнему да и говорит ему: «Дорогой мой король, знаешь ты что-то, чего не знаю я? Если знаешь – пожалуйста, скажи! Я спать не могу, есть не могу, мои волосы совсем опали, всё мучаюсь. Сказали мне, что нужно «верить в себя», а как это, зачем?». Начал король мыслить над сложным вопросом. А электричество всё тянет за руку, тянет назад: «Я знаю, я скажу тебе!». Но слишком страшно было девушке перед королём, чтобы от него бежать. Мудрый Помпье наконец отыскал ответ: «Верить? Верить нужно в себя. Но для этого необходимо это "себя" знать». Подумала над этим девушка, подумала да засияла – себя-то она и не знает! И заспешила было прочь. Но король вдруг топнул ногой по полу – стража преградила ей проход. «Не пойдешь ты домой, Fille-confusion, ты нужна мне при дворе. Я помню твоих родителей. Они хорошо мне служили. Теперь и ты послужи. Брось это своё электричество – ты будешь той, кем прикажу тебе быть я. С этой ясностью ты излечишься. А убежишь – и пропадешь навсегда». Девушка замерла – да так, что дышать страшно. Электричество взмолилось: «Я расскажу тебе всю правду! Только позволь мне разобраться со стражей!». Девушка кивнула неуверенно, и тут же электричество свирепо бросилось на автоматчиков. В королевском дворе поднялась суматоха, и она сбежала. Добралась, хромая, до дома – а электричество её уже ждёт: «Верить, да. Верить в себя. А для этого – узнать это самое «себя». А себя ты можешь узнать только через других, милая - вот то, чего ты раньше не знала». Девушка, тяжело вздымая кровоточащую грудь, прошептала: «У меня есть ты – ты мой друг. Почему я не могла узнать себя через тебя всё это время?». «Я электричество, милая. Я бездушно и пусто. А теперь совершенно пуста и ты», – с сожалением ответило оно.

Так девушка наконец обрела себя и тут же умерла. Одно электричество осталось рядом с ней. Да и то не горевало – не могло...

Вдруг со стороны болота жалобно заблеяла овца. Дед весь встрепенулся от внезапного звука и прервал рассказ. Внуки навострили уши. Овца заблеяла раз, другой, эхом гуляя по деревьям. Дед потёр колени и сказал:

- В трясину зашла. Сбегайте, выручите несчастную.

Ребята мгновенно соскочили с мест и кинулись наперегонки спасать животное. Бегут, а сами обсуждают, какая страшная была история.

- Думаешь, это во всём электричество виновато? – спросил Арти у брата, бежавшего впереди.

- Конечно оно! – ответил Вико.

- А я вот думаю, что Король тоже злодей. Чего только про него дедушка не рассказывал.

- Ну… - Вико обернулся, – может, и он тоже. Надо будет спросить.

А как обернулся, тут же наступил не глядя на какой-то странный бугорок под ногами. А как наступил, так тот под ним и провалился. Вико вскрикнул и со всего размаху распластался на земляной яме, по щиколотку глубиной. Упал – и то плачет, то хохочет, пока Арти помогал ему выбраться обратно.

Поднялись братья, отряхнулись, подальше отошли от загадочного бугорка – стоят, слова не говорят. Страшновато, конечно – никогда таких ям они не встречали. Но и интересно – вдруг там зарыты сокровища! Переглянулись они – и начали эту ямку прямо так, руками, разгребать.

Сначала показались сгнившие кусочки ткани и древние пластиковые стаканчики. За ними – первые косточки, желтые-желтые. Арти хотел было уже испугаться и убежать, но Вико его подтрунил:

- Костей что ли никогда не видел?

Видел, конечно. Оба видели. Разгребают они дальше землю, а костей всё больше и больше, и понятно стало, что они человеческие. Расчищают они яму, и вдруг заметили – меж двух черепов лежит что-то черное, завернутое туго в целлофан, на вид не тронутое временем. Подняли братья предмет, целлофан осторожно разорвали, смотрят: черный отблескивающий цилиндр, тяжелый, крупный – размером с три их ладошки, составленный из плоских панелек. Внутри полый, но не открывается. Посередке какие-то кнопки выпячивают, а по бокам – крохотные округлые сита. Что за чудо-устройство?

Поковыляли они с этой находкой обратно к деду, про своё задание совсем забыли. Показывают, а дед цилиндр повертел, понюхал, пощупал – знать не знает, что за вещь:

- Это что-то довоенное. Надо отнести Колдуну, он разбирается.

А потом, как узнал, что они овечку так в болоте и оставили – сразу про вещицу забыл! Забранился, заругался, надавал оплеух внукам. Обратились обратно за скотиной – а её уже и след простыл. Беда – пришлось хозяйке объясняться да со своего двора животину взамен отдавать – что поделаешь.

Вечером ребят ещё отправили к Колдуну, чтобы они сами про всё рассказали да отдали находку в нужные руки. Но Колдуна у себя не было – он опять ушёл по своим делам, а когда вернется, никто не знает. Пуще прежнего загрустили братья, что наказанья ждать придётся, домой поникшие пришли. Цилиндр положили на окошко, а сами за печку и спать.

Что случилось после – страшно рассказывать!

Вико и Арти утром опять ушли помогать стеречь стадо. Бабы трудились во дворе. В избе никого – только черный цилиндр как лежал у окошка, так и лежит. Лежит и лежит. Никто не заметил, как у него вдруг заиграла красным огоньком кнопочка. Что-то тихо зашумело внутри…

А потом из цилиндра вырвалась на свободу музыка. Да какая – громче грозы, мелодичней свиста ветра, ритмичней дождя! Ни струны, ни флейта так не умели! Быстрый стук немыслимо снижался во что-то плавное, спокойное, а оно, в свою очередь, столь же бесшовно нарастало обратно до стука. Звучал на неразборчивом языке голос, который тянулся и пел так, как невозможно было петь человеку!

Бабы, – они никогда такого не слышали, – перепугались насмерть и бросились в дом, ожидая беды. Их встретила песня сразу и противоестественная, и органичная по звучанию. От неё они разом охнули, хлопнув в ладоши у груди. Сначала бабы думали завернуть цилиндр в скатерть и спрятать от греха, но быстро про это забыли – заслушались. Женское любопытство взяло вверх.

К вечеру вокруг цилиндра собралась вся Унрева. Понятно – каждый хотел вживую услышать столетнюю древность. С первых лет их пугали миром до Войны – и тех, кто помнил пришлые скитания, и тех, кого воспитывали уже здесь. Мрачные нравоучительные истории, наполненные злыми эгоистичными людьми – всё это никак не вязалось с тем, что доносилось теперь из чрева довоенной машины. Музыка завораживала своей диковиной красотой. Завораживала в хорошем смысле – в ней было что-то… Доброе, безмятежное, успокаивающее, что уводило сознание куда-то вдаль. Одни только старики, которые несли на себе из далекой страны расплату за предыдущее прикосновение с прошлым, испытывали к ней нечто неоднозначное; но и они радовались возможности отдохнуть.

Ближе к ночи прибор разрядился, но с первыми лучами солнца заработал вновь. Семейник только этого и ждал. Собрались все жители, повытаскивали из-за погребов яств. Играла музыка, а они хлопали, кушали, пили. Девушки нарядились красными платьями, юноши залезли в кафтан – и кружились вместе до обессилия. Кто постарше, обидно смеялись над молодыми и сами пускались в пляс. Пастухи и те остались дома – нельзя ведь было пропускать угощения гостей. Цилиндр не утихал – и никто не знал, насколько его ещё хватит.

Спустя какое-то время буйство, конечно, немного улеглось – попривыкли люди. Но налюбоваться музыкой всё равно не могли. Особенно дети – те целыми днями не отходили от прибора. Да и взрослые тоже, чего врать. Решили они собраться в большом общинном доме, культурно сесть за стол и слушать, не заглушая мелодию собственным гамом. Так и нежатся, греются под звуковыми волнами и самогоном. Каждый призадумался о своем. За окном разразилась непогода, однако даже она вела себя тихо и не мешала. Замечтались люди.

Но скрипнула дверь. На пороге показался силуэт – огромный, почти непролазный сквозь низкий дверной проём. В потертом выцветшем плаще, довоенных сапогах до колен. Худощавый, с длинными руками. Вековое лицо всё было укрыто густой тёмной бородой. Глаза недобро сверкали. Домой вернулся Колдун. Он молчал и лишь взглядом прожигал собравшихся предателей. Затем обратился к источнику шума – черный цилиндр, почетно стоящий в углу стола. Да. Эту вещь он узнал сразу. Подошёл к ней, без внимания на заткнувшихся семейных. Взял в руки, нажал несколько раз на дисплей – красный огонёк погас, и наступила тишина. Колдун, сам не свой, тихо прохрипел:

- Я вас убью.

Он никогда не разбрасывался словами.

***

Мимо, огибая топкие подступы к Унреве, проходили семеро бродяг. Куда идут – сами не знают. Им всё равно, а нам тем более. Они лишь любили музыку, смех и сказки, и были рады любой возможности пополнить этот кладезь или подарить его другим.

Шагают они весело, и вдруг слышат вдалеке нарастающий вой. Видят – идёт на них безобразная толпа! Стонут, плачут, охают от горя кучей бабы, мужики, старики, дети, а меж ними блеют грязные овцы. Иных и не разберешь, кто таков. Тащат на себе всё кровное, что только можно унести. Вырядились в то, что под руку попало. Будто с пожара бегут. Но дыма нет.

Приблизилась эта орава, остановилась напротив бродяг.

- Кто такие? – спросили они недоверчиво.

- Мы сангиты, - ответили семеро незнакомцев.

- Кто?

Сангиты переглянулись:

- Музыканты.

Толпа про «музыкантов» услыхала и сразу испуганно попятилась назад, а наперед вышли мужики с дубинами и прочим инструментом, норовя побить нежданных злодеев. Тут главный сангит быстро смекнул, чем дело может закончиться, и судорожно замахал руками:

- Нет-нет, люди добрые, мы не разбойники! Мы только слушаем и поём. Меня зовут Турон, а это, – Турон указал на остальных сангитов. – Мои товарищи: веселый Эох, вспыльчивый Сарбай, хитрый Авти, святейший Вирд, отважная Хашкуль, и Клия – моя жена. Вместе мы бродим по свету и веселим людей. Сейчас идём вот от лосеводов, а куда – сами не знаем. Скажите, что у вас за несчастье?

Потупились люди с опаской, да хуже уже всё равно не будет. Поведали своё горе – как жили много лет мирно на Унреве и как правил ими Колдун; но вчера возвратился он в семейник сам не свой – глаза горят, руки трясутся от гнева! Поубивал кой-какой народ, а остальных проклял и прогнал навсегда прочь от своей реки. И, конечно, упомянули между делом довоенную музыкальную машину, которая, как рассудили выжившие семейные, и стала причиной всех бед. Виновников оставили, а сами ушли.

Рассказали они историю и побрели дальше – искать новое место, пока осень не наступила. Сангиты распрощались с обездоленными, дали совет, у кого можно найти временный приют, а сами-то призадумались. Очень уж их эта древняя машина с музыкой привлекла. Думали, думали – решили идти к Колдуну, чтобы отобрать у него вещицу.

Вечером они развели большой костёр. Он трещал, лизал воздух пламенем, разнося во все стороны щиплющий дым. Темнота открыла звёзды. Голоса, вскормленные людской отдушиной и древним роком, запели под гитару песни. В этом рождалась настоящая магия – энергия, ни описать, ни осознать которую я не могу. Но я чувствовал её – она дарила какую-то определенность в ночи. Так сангиты молились каждый своим богам.

По утру провели пересчет: 3 пистолета, 3 опло, 2 арбалета, бубен, 2 гитары, ножи, 4 флейты, 2 трещотки, морчанги, меч (именная вещь Хашкуль) и 2 допотопных гранаты. С этим и отправились в путь.

Целый день они переходили по гати набухшие после дождей болота, за которыми пряталась Унрева. Всё для того, чтобы застать её пугающе пустой. Семейник стоял нараспашь, а рядом тихо текла река. Сангиты приблизились к частоколу – никакой жизни. Ни шума, ни крика. Только ветер пуще прежнего гулял по округе.

Дома все были пусты. Не разграблены, не заброшены, не сожжены – пусты, словно все жители просто решили спрятаться от бродяг с целью потом внезапно их напугать. Во двориках развивалось бельё, стояли кади, полные воды. Окна, двери, калитки – всё открыто. Авти заглянул в одну такую избу – а там у печи пылились готовые лепешки и стоял накрытый стол.

Но ближе к центру семейника во дворах стало прибавляться суматохи. Тут и там теперь валялись бытовые вещи, одежда, самый различный хлам. Смотрят сангиты – все следы идут от здоровой общинной избы. А сама она раскуроченная, покосившаяся. Они зашли было внутрь – и тут же выбежали обратно! От вони им стало плохо.

Там, разбросанные в страшном беспорядке, пухли мертвецы. Человек девять, не меньше. Застыли на полу в самых страшных позах – будто их смяли в огромном кулаке и швырнули о стену. У кого голова лопнула, у кого кишки вышли, у кого позвоночник согнут, как рыболовная леска. Те, кому не посчастливилось остаться с лицом, выказывали ужасные корчи боли.

- Надо сжечь, - зарычал Сарбай.

Турон покачал головой:

- Потом. Сначала…

Дом Колдуна стоял в одиночестве отстраненно ото всех на крутом пригорке. Сангиты осторожно окружили избу. Турон со своей женой Клией и весельчаком Эохом обошли к заднему двору; остальные залегли за камнями у парадного входа. Зарядили опло, расчехлили пистолеты. Турон сготовил гранаты. Одна Хашкуль, презирающая огнестрельное оружие, покрепче впилась в ножны. Стали ждать.

Час ждут, два ждут. Смотрят – в окнах никакого движенья. Из трубы дым не валит. Заходить страшно, но и оставаться до самой ночи на открытом месте было нельзя. Заволновались сангиты. Тут Турон и решил – с Клией они приготовили пистолеты, взяли гранату и двинулись к избе, а Эоха оставили прикрывать спину. Проникли во дворик, потом в сани – никого нет. Пусто. Тишина. Или…

Турон, чуть скрипя половицами, распахнул дверь во внутрь. Заходят они и видят – на кухне у потухшей печи, на широкой скамейке, лежат, укрытые одеялом, двое мальчишек. Мирно спят. Один громко сопит, другой потише. Перепачканы в засохшей крови, но видно, что она была чужая. Сангиты оробели, опустили пистолеты. Тут же звонко щелкнул затвор.

Это Колдун за их спинами держал в руках свою довоенную винтовку. Его огромная черная тень показалась на печной известке. Он тихо, чтобы не разбудить детей, прошептал:

- Оружие на пол.

Сангиты подчинились.

- Повернитесь.

Они повернулись. На них вышел из-за угла высокий мужчина средних лет, с бородой и длинными руками, в серой овечьей рубахе, смешно заправленной в штаны. Он так же поглядел на гостей в знак знакомства и робко указал стволом в соседнюю комнату.

Вторая комната была просторней, с большим сосновым столом посередке и допотопными шкафами по бокам. Турон с Клией присмотрелись – шкафы были забиты пластиком и другим довоенным хламом – но цилиндра видно не было. Колдун вошёл за ними и занавесил проем.

- Кто вы такие? – спросил он теперь спокойно.

- Сангиты.

- Музыканты?

Пауза.

- Воины музыки и огня, - ответил Турон.

Они посмотрели друг на друга. Турон пытался не бояться, Колдун не боялся вовсе. Он только хмыкнул и протянул свою костлявую руку:

- Андрей, - он поздоровался сначала с Туроном, потом с Клией. – Присаживайтесь.

Как уселись за стол, Турон заговорил:

- Мы видели, что случилось в семейнике.

- Сожалею.

- Эти дети, - вставила Клия. – они тоже там были?

- Да, им пришлось... Что вы забыли в моих владениях?

- Мы слышали от людей, что недавно появилась на Унреве довоенная музыкальная машина. Мы пришли, потому что нам стало интересно её увидеть.

Колдун сначала было и не понял, о чем идёт речь. А как сообразил, захохотал громко-громко, забыв про спящих за стеной ребят:

- Вот оно в чем дело! За проигрыватель меня убивать пришли? Дела…

Он резко поднялся и скрылся за занавеской, винтовку оставив у стола. Но пара и подумать ничего не успела, как Колдун тут же вернулся обратно. В руках – черный матовый цилиндр. Он небрежно бросил его на стол, а сам опять уселся.

Турон опешил:

- Это оно?

- Оно. Проклятая вещь, знаете, мне она не нужна. Настрадаетесь вы с ней только, но дело ваше. Забирайте. И уходите прочь, вам здесь делать нечего. Только расскажите всем, кого встретите, что больше на Унреве жизни нет. Всё.

Турон вдруг сделался совсем немым, и только тихо затрясся. Не знаю, что с ним случилось в тот миг. Колдуны обычно дарили лишь смерть, а тут…

- Спасибо тебе, Андрей, - наконец выдавил он из себя.

Его рука дрожала под столом. Ей он должен был взять этот желанный предмет. Потянулся бы – выдал Колдуну свой страх. И ведь почти на это решился! Но вдруг почувствовал на своей дрожащей руке руку Клии. Она была спокойна. Они сцепились вместе, мокрые.

- Это неописуемая щедрость – спасибо за неё. Но мы просим тебя лучше отдать нам детей, - сказала она.

Колдун дрогнул:

- Моих мальчишек?

- Мы молим тебя, Колдун! Ты не убил их, как остальных. Они для тебя что-то значат. Позволь нам забрать их с собой. С нами они будут в безопасности; мы вырастим их, как своих. Эта машина может изменить всю жизнь на Парвате! А ребята первыми бы стали ей управлять …

- Хватит! – Колдун стукнул по столу. – Да, а я ведь правда надеялся, что наша встреча может закончится миром. Откуда вдруг у бродячих музыкантов столько храбрости? В прочем, не затрудняйтесь отвечать. Берите то, за чем пришли, и проваливайте. Третьего шанса не дам.

Но сангиты остались сидеть на месте. Колдун тогда всё понял и спросил печально:

- У вас есть дети?

Сангиты поникли головой и тут же как-то резко разорвали под столом свою связь.

- Сын… Был, - Взял на себя смелость ответить Турон.

Колдун кивнул сочувствующе:

- У меня была дочка. Умерла ещё до Войны… Ну… Она это сама себя. Как я её растил! Она была очень хорошей, очень хорошей девочкой. Не так, что, знаете, просто показаться перед родителями. Хоть и маленькая была, да умная очень – и уже всё понимала. Что уж там – в лицее шла на отличие.

Но знаете – этот прибор, который вы так жаждете… Он как раз стал популярен в последние предвоенные годы. Музыка – весь день и всю ночь, насколько хватает заряда солнечной батареи. Моя доченька этим тоже «заболела». Утром проснётся – одевает наушники и уходит в себя. И вроде ничего не поменялось – всё так же учится, занимается своими делами и так далее. А на деле – ни с кем больше по-настоящему не разговаривает, ничего не хочет. Словно по инерции, знаете, общается. Скажу честно – со всеми подростками так в наше время стало! Да и не только с ними. Каждый второй, кого не встретишь, закрывался в своем внутреннем музыкальном мирке. «Музыка вдохновляет», – скажете вы? Соглашусь. Но не тогда, когда ты используешь её, чтобы заткнуть в себе зияющую дыру на месте ясности. Понимаете? А ясности тогда не было ни у кого. Ясности о прошлом, будущем или даже о настоящем – ничего нет, пусто. Это, знаете, если начинаешь думать об истинных масштабах проблемы, давит на психику очень сильно. Поэтому люди прятались ото всех в себе, как черепахи, думая наивно, что от себя спрячет музыка. Как же... Вот моя доченька, видимо, тоже так думала. Но потом увидела наивность своего заблуждения. Говорю – она всегда была очень умна. И потому поняла всю эту ложь раньше других. А как поняла, увидела настоящий мир – пустой потребительский мирок без значения и порядка. Набрала таблеток, заперлась в ванной с этой, как вы сказали, «машиной», и тихо ушла, не снимания наушников. А потом, уже после неё, по всему свету дети стали убивать себя подобным образом. А за ними и их родители. Все с этой музыкой в голове.

Музыка смертельно опасна для неокрепшего ума. Арти и Вико нашли её совершенно случайно, в этом нет их вины. Они ещё ничего не понимают. Но я их воспитаю. Правильно. Я очень их люблю и не позволю им кончить так же, с проигрывателем в руках и пустотой в сердце, пусть и забитой тем, что вы считаете добром. Так что за них вам придётся побороться. И за музыку теперь тоже.

- Мне очень жаль твою дочь, Андрей, - сказала Клия. – Правда. Но подумай – ты же убил на глазах детей их собственных родителей! Тебе…

- Она была не моей дочерью, - перебил Колдун чуждым голосом. – А его, - и указал пальцем в свою грудь.

Да как вскочил, как взмахнул рукой – и музыкальная машина разлетелась на тысячи осколков. Её брюхо вывернулось наизнанку, обнажая паутину чипов и проводов. Эта мертвая туша поднялась в воздух, и, как Колдун сжал свой кулак, смялась во что-то бесформенное и рухнула на пол, рассыпавшись в пыль.

Сангиты откинулись от стульев; Турон быстро сунул руку в карман. Колдун ждал этого – закончив с довоенным артефактом, он тут же махнул рукой в его сторону и одним усилием переломал Турону позвоночник.

- Я знаю, что граната у тебя, anishta!

А Турон сквозь кровавую пену прохрипел:

- Не у меня.

Клия дёрнула чеку и бросила гранату Колдуну под ноги. Он вскрикнул от неожиданности, взмахом отправил её обратно к женщине, а сам бросился из комнаты вон. Громогласный хлопок разразился по всей Унреве. Взрывом выбило стёкла.

Сангиты, кто стерег Колдуна на улице, встрепенулись от неожиданного взрыва. Всё кончено? Те четверо, что держались у парадной двери, осторожно стали приближаться к дому. Вдруг ветер судорожно забил им в спину. А из окна показалось дуло винтовки – и Колдун первым же выстрелом выбил святоше Вирду мозги. Сангиты открыли огонь в ответ. Бах, бах! Не давая колдуну высунуться. Хашкуль с Сарбаем бросились вперед, пока Авти разряжал по оконным проёмам одно опло за другим.

Бегут – а перед ними поднимается облако пыли. Поднялось – и прямо на них! Хашкуль кинулась на землю; Сарбай рискнул вбежать в пылевую завесу и сразу задохнулся – пыль в секунду пробралась ему в легкие и разорвала их изнутри. Авти выстрелил ещё раз – пыль набросилась на него. А между пылинок – осколки оконного стекла…

Когда от Авти не осталось даже силуэта, Колдун взмахнул рукой ещё раз, и пыль осела. Он стоял теперь прямо перед Хашкуль, ногой упираясь на меч. Девушка изо всех сих вцепилась в рукоятку.

- Отпусти, или я заберу его вместе с твоей ладонью.

Но Хашкуль не отпускала. Тогда Колдун приготовился, чтобы исполнить обещанное. Как сзади на него набросился ещё один сангит! Эох повалил Колдуна и покатился с ним по склону. Неожиданность выкроила ему несколько секунд. Раз, два, три… Прогремел второй взрыв. Хашкуль вздрогнула от звука – хлюпающего разрыва. Подняла меч и подошла ближе. Эох лежал мертвым. Колдун ещё дышал, в попытке собрать себя по частям. Она без промедления опустила острие меча ему прямо в сердце.

Вико с Арти дрожали, укрывшись за печкой, и покорно дожидались своей участи. Хашкуль протянула им руку – но они только сильнее вжались в черную от сажи стену.

- Не бойтесь, милые. Я пришла за вами.

Записан за 13 лет до Я.В.

Другие работы:
+1
23:43
960
08:39
+1
Начали за здравие, закончили заупокой. Мечи с автоматами и гранатами, колдун, дебильные имена. Херобора получилась в итоге
10:14
Да, начиналось в духе Ермака, язык рассказа и название этому способствовали…

Когда пошли автоматчики, гранаты и при этом, мечи, стало противно.

Текст вроде вычитан, но встречаются и «был»ки.

ты будешь той, кем прикажу тебе быть


корявенько

В целом 6 из 10, не более…

18:15
А мне понравилось, на эмоциях, в конце особенно. Эх, немного бы еще вычитать… ))
Спасибо автору!
22:01
Мне понравилось! Мощный рассказ. А музыка разная бывает. Ножем тоже можно рыбу порезать, а можно и человека убить. И многие я так понял не поняли что ты описываешь постядерку. Более внятно в начале пропиши это. А вообще здорово.
06:48
На любителя. А если подойти детально и взвешенно, то…
Многословные описания растолковывания, отступления.
Мало диалогов.
Нет ровности повествования. Сбивчивость.
Мрачность и цинизм.
03:09
Сложно читается, очень много ";". Предложения лучше сделать покороче — так будет лучше восприниматься. Стиль выкладки текста вначале хорош — атмосферно, но потом… Под конец у меня постоянно возникал в голове вопрос «Почему????» crazy
Скучно, деталей мало, много непонятной терминологии, рассказ не вычитан и присутствуют логические противоречия. Жесть и взрыв мозга, а вначале было очень многообещающе.
Загрузка...
Ольга Силаева

Достойные внимания

Рано
Аня Тэ 1 месяц назад 23
Еж
Nev 14 дней назад 14