Ржавый маяк

Это был конец июля, самый жаркий из дней этого лета. Нас собралась целая компания одноклассников, вернее сказать, мои одноклассники и я. Я всегда был отдельно от них, как помидор в вазе с фруктами – ­­­ не в своей тарелке. Не помню, по какой причине я оказался этим помидором, может, потому что я рыжий (отсюда и прозвище Ржавчина), а может потому, что они не воспринимали мою странную фобию, боязнь темноты, всерьез. Чтобы вы понимали, у меня в рюкзаке всегда лежит фонарик и коробок спичек, две пачки батареек на тот случай, если фонарик перестанет работать, газовый баллончик и парочка светящихся попрыгунчиков, они просто меня успокаивают. Как-то раз Стас, староста класса и просто командир отряда кретинов, добрался до моего рюкзака и вывалил на пол все его содержимое. Тщательность, с которой он комментировал возможное использование каждой вещи, приводило моих одноклассников в дикий экстаз. Они смеялись, стучали кулаками по партам и тыкали пальцами в мое красное от стыда лицо.

– А что в этом блокноте, Ржавчина? Неужели любовные послания?
– Отдай, придурок! – говорил я и обычно получал этим блокнотом сначала по голове, а уж потом он попадал мне в руки.
Только один человек сидел тихо, пытаясь сдержать смех. Она. Всегда живая и легкая, как само лето, с широченной улыбкой до самых корней волос. Каждый день, сидя за партой, я жду, когда она войдет в класс. Такая красивая и волшебная, как из сказки. Она не бывает не красивой, честно. Всякий раз, как она заходит в класс, я вижу с какой тщательностью она подбирала прическу и школьное платье, в котором будет строга и одновременно прелестна. И я не мог ей сказать, что ее усилия напрасны, потому что она прекрасна в любом платье. Не то, чтобы сказать, даже подойти к ней было сложнее, чем решить самую сложную задачу по математике. Уверен, она бы и с ней справилась. Мой магнит и мой праздник - Лёля. Если бы в этот момент кто-нибудь подошел ко мне вплотную и посмотрел в глаза, то он бы отчетливо прочитал в них «ЛЁ-ЛЯ». Она не называла мне Ржавчиной, никогда надо мной не смеялась и в то же время не замечала меня. Я был просто «Мотя, ты с нами?», и я всегда отвечал да, и шел за ней, куда бы она ни позвала. Уверен, она тут же забывала обо мне и думала о чем-то более интересном и все-таки, ее редкая доброта являлась спасательным кругом на протяжении всей моей школьной жизни. И в тот жаркий вечер она снова задала мне этот вопрос:
– Мотя, наши собираются на отдых в лес, ты с нами?
– Конечно!
И уже на следующий день я сидел в жарком автобусе набитым моими одноклассниками, слушая песни Стаса, Ярика и Макса и наблюдая за ней. Я постоянно на нее смотрел, думаю, она это уже заметила, девчонки всегда замечают, когда на них пялятся.
Уже через тридцать минут, выслушав кучу глумливых стишков в мою сторону от компании музыкальных друзей, мы прибыли на место. Лес дышал прохладой и свежестью. Сквозь зеленые шапки деревьев пробивались стрелы закатного солнца, лиловые тени ложились на усыпанную шишками и хвоей землю. Природа дышала ранней осенью.
Все разошлись по разным углам: кто обустраивал место для ночлега, кто разводил костер, а кто-то удалился в самую чащу леса, наслаждаясь запахами листвы и ягод. Когда сумерки опустили полы своих платьев на лес, мои одноклассники дружной гурьбой расселись у костра, жаря мясо и распевая веселые песенки. Я же наоборот зарылся вглубь своего маленького убежища-палатки и одним глазом наблюдал за каждым движением Лели. Мягкий свет костра обнимал ее милое лицо и плечи. Она рассказывала какую-то смешную историю, корчив рожи и безудержно смеясь. Все, кто сидели рядом с ней, наслаждались ее обществом и хохотали в ответ. Почему она выбрала компанию идиота Стаса и его друзей? Что она в них нашла? Неужели популярность для нее важнее, чем мозги? Вдруг, мои размышления прервала внезапная тишина. Все молчали. Никто, из сидевших у костра, не издавал ни звука. Они смотрели в сторону моей палатки, точнее сказать, сквозь нее и тихонько посмеивались. Я ничего не понимал. С трудом оторвав взгляд от улыбающейся Лели, я осмотрел палатку. Все стены ее были наполнены длинными тенями каких-то двуногих чудовищ. Их силуэты плясали под блики огня, топорщась в разные стороны и медленно окружая мою палатку. Я почувствовал с какой быстротой похолодели мои ноги и кисти рук. Я стрясся, словно только что окунулся с головой в ледяной бассейн.
– Ву-у…­– послышалось откуда-то снаружи. – Ву-у-у!
Меня снова окатило волной страха. Сердце уже сжалось в маленький сухой комок, я сидел и не знал что делать. Если я выпрыгну из палатки с криками, Лёля обсмеет меня за мою трусость, а если останусь сидеть, то буду съеден лесными монстрами.
– Ву-у, ву-у! – снова послышалось снаружи. Звук становился громче и четче, так, что я мог услышать знакомые голоса.
– Стас? Это не смешно, – сказал я дрожащим голосом. – Х-хватит, слышишь? Я начал заикаться, руки тряслись, как сумасшедшие. А вдруг это не он и настоящий Стас сидит сейчас у костра с Лёлей? Я не выдержал.
– Нет! Не надо, не ешьте меня! – закричал я изо всех сил и вылетел из палатки. Раздался хоровой смех. Я так и знал.
Я стоял посреди леса, совершенно один с белым от страха лицом и трясущимися ногами. Весь класс ликовал! Никогда в жизни они еще не получали столько удовольствия от смеха надо мной. «Молодчина, Стас!» – услышал я от кого-то.
– Спасибо, спасибо, спасибо! Мы были уверены, что вам понравится, – сказал голос сзади. – Если бы не Ярик с Максом, представление получилось бы не столь впечатляющим.
Стас рассмеялся и обошел меня сзади, больно ударив локтем в бок.
– Еще раз на нее покосишься, я и вправду тебя съем.
Я проводил его взглядом до самого костра, и под дружный, не утихающий смех одноклассников, вернулся обратно в палатку и застегнул ее на молнию.
Прошло не больше часа, как я сидел в палатке и оставлял записи в своем блокноте. Вдруг, я снова услышал какие-то звуки снаружи. Кто-то бежал и весело кричал какие-то слова.
– Ребята, ребята, мы нашли заброшенный лагерь! – сказал один из моих одноклассников, еле дыша. Видимо, прогулка по лесу увенчалась успехом.
– Заброшенный лагерь? – спросил Стас. Его тень поднялась над костром.
– Да, детский лагерь за лесом, – ответил другой, – старые карусели, железный забор с ржавчиной, облезлые статуи пионеров, а главное все двери открыты! В общем, полный фарш!
– А еще мы нашли подвал в одном из корпусов, – перебил третий, – но мы не стали спускаться, сразу к вам побежали.
– Крутяк! – отозвался Ярик. – Веселая ночка намечается.
– Не то слово, – сказал Макс, – Стас, погнали!
– Да, да, – сказал Стас, – все, кто хочет с нами, собирайтесь. Лёля, иди сюда, у меня к тебе предложение.
Мое сердце затанцевало, что-то неприятное поползло внутри живота и громко отдало в грудь. Что за предложение Стас хотел сделать Лёле? Надеюсь, не руки и сердца. Я продолжал наблюдать за ними в маленькую щелочку моего убежища. Лёля явно была недовольна тем, что предлагал ей Стас. Она вскинула брови и замотала головой, однако позже, после настойчивых уговоров командира отряда кретинов, она пожала плечами и посмотрела в мою сторону. Стас расплылся в довольной улыбке. Я отпрыгнул, в надежде, что она не успела меня заметить и, с колотящимся сердцем продолжил писать в блокноте. Скорее, делал вид, что писал, потому что ручка тряслась в моей руке быстрее, чем работала голова. Рядом послышался хруст сухих веток.
– Мотя, тук-тук, – сказала Лёля, улыбаясь, – ты как?
Я промолчал.
– Слушай, хочешь развеяться? Наши собираются в лагерь за лесом и…Она замолчала, а потом задала этот вопрос, которого сейчас я ждал меньше всего. Как вы думаете, что я ответил?
– …ты с нами?
– Конечно.
– Отлично! – сказала она и тут же удалилась.
Я вышел из палатки с рюкзаком на одном плече и двинулся к костру. В этот момент я готов был оказаться в любом месте, только не здесь и не сейчас, среди моих сверстников, под животом у самой ночи. К счастью, компания собралась небольшая, те, что с мозгами, остались сидеть у костра. Я увидел ехидные глазки Ярика и Макса, стоящих за спиной у их предводителя, сам он довольно плохо пытался скрыть то удовлетворение, которое получал при виде моих трясущихся коленок. Да впрочем, плевать, я пошел не с ними, а с ней. Она будет освещать мне дорогу, если вдруг станет страшно.
Мы добрались до детского лагеря за тридцать минут. За тридцать адских и невыносимо страшных минут. За это время мое тело сбросило три килограмма живого веса, если не больше. И если вам никогда в жизни не приходилось видеть чудо, то вот он я, стою перед ржавыми воротами заброшенного лагеря целый и невредимый. И к тому же собираюсь сейчас в них войти.
– Вот это местечко…– протянул Стас, – я уже чувствую, как местные призраки пронизывают мое тело.
– Это ветер, – сказала Лёля и засмеялась.
– Ребят, а тут ворота заперты, – сказал Макс.
– Как заперты? Вы же сказали, что вход свободный!
– Да-а, свободный, – сказал кто-то в темноте, – за тем деревом проход.
Мы замолчали. Кто это сказал? Что за голос? Мою грудь накрыла холодная тряпка ужаса.
– Отлично, – словно не обратив внимания за жуткий звук, сказал Стас, – идем.
Я остался стоять на месте, всеми силами пытаясь пошевелиться. Мои ноги меня не слушались. Страх парализовал каждую клетку тела.
– БУ! – крикнул кто-то за спиной и хлопнул меня по плечам.
– А! – вскрикнул я высоким женским голоском.
– Ха-ха-ха! Что, Ржавчина, испугалась, детка? Ну и сопрано! И громкий смех тут же наполнил пустоту ночи. Голоса одноклассников удалялись, а я так и остался стоять на месте, облитый в густую красную краску. Она это слышала, какой позор!
– Ребята, вот дыра, я нашел, – сказал Макс.
– Красавчик, Макс. Дамы вперед, – сказал Стас и по-лисьи улыбнулся. Как вы поняли, я полез первый, за мной Лёля и все остальные. Мы приземлились в начале длинного каменного коридора, ведущего в центр лагеря. По бокам тянулись статуи пионеров с обшарпанными воротничками. Каждый из них держал в руке какой-то музыкальный инструмент: барабан или дудку. Они весело смотрели на входящих своими застывшими глазами и улыбались. Мы зашагали по каменной кладке к самому центру лагеря. Я постоянно оборачивался и наводил луч фонаря на какого-нибудь пионера, который, как мне казалось, тянул руки к моей шее или провожал взглядом нашу компанию. Вдали виднелись деревянные домики и детские площадки для игр. Я снова дернулся.
– Да что с тобой? – спросила Лёля.
– Я…э…мне п-показалось…– успешно ответил я ей и, опустив фонарь, пошел вперед.
Мотя…Мотя…остановись…они не выпустят тебя…– Что?
– Что? – спросила Лёля и покосилась на меня со страшными глазами.
Я снова не смог ей ответить ничего внятного и обернулся на голос. Он смотрел на меня, а я ничего не мог сказать. Его глаза весело крутились в глазницах вместе с широко улыбающимся ртом. Один из пионеров с дудкой, бледный, как снег, смотрел на МЕНЯ и подзывал к себе.
– Хочешь, я тебе что-то скажу на ушко? Подойди, – сказал детский голос.
Мое сердце упало в ледяные от страха пятки, я таращился в его глаза, как гипнотизированный, надеясь, что он не потомок Медузы Горгоны, а потом, со всех ног крича и зовя на помощь, бросился к Лёле.
– Ржавчина, ты чё разорался, придурок? Если ты распугаешь мне всех местных привидений, тебе не поздоровится, понял? – сказал Стас и больно ткнул меня в бок.
– Прихватили же на свою голову сигнализацию, – сказал Ярик и пошел следом за Стасом.
– Да уж, сирена еще та! Как кто-нибудь на сук наступит, так рядом с ржавчиной сразу монст…
– Чшш! – прошипел Стас, с поднятым указательным пальцем вверх.
Все замолчали. Вокруг не было ни души, но я был уверен, кто-то за нами ходит, и даже звук моих трясущихся коленок не мог заглушить странного шороха в кустах.
– Ярик, проверь тот куст у четвертого корпуса, – скомандовал Стас и отошел назад.
– А почему я?
– Ты слышал, что я сказал? Пошел.
Я услышал, как смачно сглотнул слюну Ярик и, сжав кулаки, направился к домику с блеклой цифрой «четыре» на фасаде. Чем ближе он подходил, тем меньше становился его шаг. Я заметил, как напряглась Лёля. Костяшки ее пальцев побелели до такой степени, что светились в темноте. Она крепко сжимала ручки своего рюкзака. Вдруг она вскинула брови и еще крепче сжала пальцы, я обернулся на Ярика. Он стоял у самого куста, сгорбившись, и пытался что-то достать. Это был листочек, сложенный в несколько частей. Ярик, трясущимися руками передал его Стасу.
– Так, что тут у нас…– разворачивая листочек, сказал тот. – О, да тут письмо. И принялся читать.
Мама, в четвертом корпусе больше не осталось детей. Нам говорят, что все в порядке, что их забрали родители, но каждый вечер я вижу, как одна из вожатых собирает их вещи в черный мешок и передает взрослым на заднем дворе. Мне страшно. Забери меня, пока это не сделал кто-то другой. Жду тебя.– Миленько, похоже, что он ее так и не дождался, – ухмыльнулся Стас. Было похоже, что история с письмом его совершенно не испугала.
– С чего ты взял? – спросила Леля и попыталась вырвать письмо из его рук.
– А с того, – он поднял руку с письмом наверх так, что она не смогла до него дотянуться, – что письмо так и не было отправлено. Забыла, где его нашел Ярик?
Она, по странному громко, ахнула и перевела взгляд на домик с выцветшей четверкой на стене. Теперь эта цифра выглядела еще более жуткой. Я вновь услышал знакомую дрожь в коленках.
– Ну что? Кто первый войдет в домик с трупами? – спросил Стас не без улыбки и посмотрел на всю нашу до смерти перепуганную компанию.
– С…с трупами? – тихо спросил Саня, тот самый, кто нас сюда притащил.
– А ты думаешь, они все сквозь землю провалились в этом проклятом доме?
– Я вообще не думаю, что это правда, – сказал Макс. – Может это письмо специально сюда подбросили, чтобы напугать нас.
– Да-а, мы пошутили, – сказал незнакомый голос за спиной. Мы все разом обернулись. На нас во все глаза смотрели мальчики пионеры с обшарпанными воротничками, и такими же дудками в руках. Их глаза вращались по кругу, дико улыбаясь. Я не смог себя сдерживать. Я заорал что есть мочи и бросился бежать. Остальные бросились за мной. Если мое сердце умело разговаривать, то сейчас бы оно выкрикивало частушки. Меня колотило от страха, перед сознанием стоял этот страшный стеклянный взгляд. Я забежал с одноклассниками в первый попавшийся корпус и захлопнул дверь.
– И куда теперь? – орал Стас, дерганым голосом.
– Сюда, тут в полу люк! – сказала Лёля и подняла крышку.
– Скорее, скорее, скорее! Они уже близко!
Я посмотрел в окно, одна из статуй-пионеров уже ковыляла по лестнице. Мои ноги похолодели, паника начала усиливаться, я прыгнул в самый последний момент и закрыл крышку люка. Сердце дернулось. Последним, что я увидел, это была голова с сумасшедшими глазами, ко рту которой был приложен палец с немой просьбой: «Т-с-с-с».
Я сидел на холодной земле, сжавшись всем телом в комок, и обнимая одной рукой Лёлю. Сердце уже убавило темп, но мои ноги продолжали колотиться от страха. Я боялся открыть глаза и снова увидеть каменное лицо пионера с улыбкой, однако неизвестность не давала мне покоя. Я открыл один глаз и…ничего не увидел. Стояла кромешная тьма, только сырой ледяной холод улицы говорил о том, что мы сидим не в подвале одного из корпусов детского лагеря. Я попытался встать.
– Куда ты? – вдруг спросила Лёля и обхватила мою руку.
– Нам надо осмотреться. Где все остальные? Куда мы попали? Надо найти выход.
– Сядь.
Я опустился на колени рядом с ней, и она еще сильнее сжала мою руку.
– Отсюда нет выхода, – сказала она шепотом и заплакала.
– Что значит – нет? С чего ты взяла, Лёля? Я обнял ее второй рукой за плечи и заглянул ей в лицо.
– То и значит! Нет выхода! Мы пропали. Прости меня, Мотя, это я во всем виновата! – она залилась слезами, громко всхлипывая. Я не мог этого вынести. Нащупав рюкзак, я достал из него маленький попрыгунчик и стукнул его об коленку. Он заулыбался лиловыми и желтыми огоньками, и я отдал его Лёле.
– Он всегда помогает мне, когда очень страшно. Она посмотрела на меня своими огромными карими глазами и снова залилась.
– Послушай, Лёля, нет такой комнаты, из которой бы не вела дверь. Если мы сюда зашли, значит и выбраться можно. И тут я вспомнил о люке и задрал голову вверх. Далеко-далеко, за густым ночным туманом, на небе светились маленькие звездочки. «Люка нет, отлично. Это провал» – вероятно вслух, подумал я, потому что Лёля с новой силой закатилась слезами.
– Нам нельзя оставаться на месте, – сказал я, пожалуй, слишком строго, потому что она тут же успокоилась, – нужно позвонить в полицию или МЧС. Они найдут нас и привезут обратно. Я посмотрел на телефон, колонка связи показывала ноль.
– Не приедет сюда полиция, зато я знаю, кто точно скоро появится, – сказала Лёля и зашуршала в рюкзаке. От ее слов мне стало не по себе.
– К-кто? – заикаясь, спросил я. Она не ответила, вместо этого она высыпала мне в руку четыре фишки и велела далеко не убирать..
– А кто должен появиться, Лёль? – спросил я и нажал на кнопку фонарика. Стрела света прорезала густой черный туман, и мне стало чуточку легче.
– Подгонялы, – сказала она, утирая слезы рукавом, – монстры, что живут в этой темноте. Они подгоняют подростков, чтобы те вдруг не свернули с дороги и попали точно в штаб. Своего рода проводники или монстронавигаторы. Жуткие твари.
– Что ты сказала о штаб…– я не успел договорить, как за моей спиной раздался жуткий раздирающий вопль. Я подскочил на месте и бросился бежать, схватив Лёлю за руку.
– Теперь ты понял, как они работают? – кричала она мне на полной скорости. Ее голос дрожал, а руки тряслись, словно ее знобило. И дело не в беге. Нам обоим было очень страшно.
Всякий раз, чуть изменив направление, мы натыкались на подгонял, которые с жутким криком отбрасывали нас на пять метров в другую сторону, указывая путь к неизвестной цели. Мои нервы были на пределе, когда мы напоролись на очередного подгонялу, кричащего изо всех сил так, что казалось, он сейчас разорвется от боли. Я готов был отдать все, чтобы не слышать этого крика. Мои силы заканчивались, Лёля еле стояла на ногах, повиснув у меня на плече. И вдруг, я увидел промельк света. Где-то между жирными полосками тумана горел огонь, и я, выключив фонарик, бросился к нему из последних сил. Подбегая все ближе, я понял, что это был не огонь. Маленькая мигалка рыжего цвета выстреливала в темноту ночи своими огоньками и приветливо улыбалась. Когда расстояние до нее сократилось в несколько раз, я увидел, что этот рыжий маячок держит в руках человек, подняв его высоко над головой. Я хотел крикнуть, привлечь его внимание, сказать, что мы здесь и мы бежим изо всех сил, только бы он не опускал руку. Но вместо этого рухнул на землю, потянув за собой Лёлю. Мы упали у самых ног неизвестного с мигалкой. Я пожирал большие куски кислорода, пытаясь утихомирить боль в сердце. Кровь прибивала к вискам с той болью, с какой волны разбиваются о ледяные камни. Ноги уже давно отказались исполнять мои команды. Я услышал грубые голоса. Кто-то приближался к нам и нашему спасителю с маячком.
– Мотя, скорее, достань фишки и выбери одну, зеленую, – сказала шепотом Лёля. Я был в замешательстве: как в такой темноте вообще можно разобрать цвет фишки?
– Лёля, я не…
– Еще одни придурки – сказал молодой мужской голос совсем рядом.
Я поднялся на один локоть, чтобы посмотреть на этого дерзкого парня, что так задается. Но вместо одного стояла целая группа школьников, безразлично нас рассматривающих. Человек с мигалкой так и не пошевелился.
– Эй, ты, да-да, ты, – сказала какая-то девчонка Лёле, – чего лежишь, знак показывай. Она подняла руку тыльной стороной вверх и показала большой черный круг с четырьмя буквами внутри. Я и не знал, что у нее есть эта татуировка.
– Теперь его очередь, – снова сказал парень и ткнул в меня пальцем.
Я замешкался: чего они от меня ждут, у меня никогда не было никаких отличительных знаков и тем более, татуировок. Я посмотрел на Лёлю с моляще-вопросительным лицом.
– Ну? Чего сидишь, я не намерен долго ждать, меня это раздражает! – сказал парень, – А может, ты копчёный? Он начал медленно ко мне приближаться, засучивая рукава своей рубашки.
– Нет, нет, он чистый, – сказала Лёля и выдернула у меня из кармана четыре фишки. Выбрав одну из них, она прилепила мне ее на шею звучным шлепком. Она сделала это настолько быстро, что тот борзый парень ничего не заметил. И найдя у меня что-то на шее, вернулся обратно к группе школьников.
– Поднимайтесь, проводим вас до вашего нового дома, – сказал он и тяжело вздохнул.
Мы подскочили, закинули рюкзаки на плечи и безоговорочно пошли за ними. Я покосился на нашего спасителя. За все это время он ни разу не пошевелился, держа руку высоко над головой. Его выдержке могла позавидовать любая статуя, коей он и являлся. Рубашка, повисшая на грубых плечах с толстыми складками, выглядела довольно реалистично. А на груди у него, в идеальном черном круге, красовались четыре черные буквы Ш.Л.А.К.
Мы вошли в маленькие деревянные ворота, на которых были выточены те же самые четыре буквы, по две на каждой дверце. Нам открылась широкая длинная улица, в конце которой стояла каменная арка. Она светилась мягким манящим светом, который ласкал мою трясущуюся от темноты душу. По бокам улицы сидели домики ничем не приметные, похожие один на другой. Внутри них шныряли подростки с такими же знаками на теле, как у Лёли. Откуда она…?
– Ваш дом восьмой в семьдесят третьем ряду справа от главной улицы. Отсчет домов начинается с границы ШЛАКа, – сказал парень, – все ясно?
– Эээ…,– протянул я с кривым лицом и поймал такое же лицо у Лёли.
– В голову штаба попадете через эту «изящную арку»…чтоб она погасла, – не понижая голоса, сказал он. – Да, кстати, я Димас, – он протянул мне руку, – а это Лизка, Кисель, Вовчик и Соня, – он указал на девушку, которая разговаривала с нами у статуи.
– От вас двоих жутко воняет, – сказала Соня и пожала нам обоим руки. – Это не мое настоящее имя, я Наташа, а этот дурацкий псевдоним для «отвода глаз», – она поставила кавычки двумя пальцами в воздухе, – чтобы копченые не достали.
– Что значит «не достали»? – впервые за долгое время Лёля открыла рот.
– Да этих лисов тут пруд пруди, – ответила та, – скажешь им свое настоящее имя, они тебя по базе пробьют и в дом залезут, не постучавшись. Ну а там, считай, прощай родители.
– Как это – по базе? – спросил я.
– Вот так, им вся база Грешника доступна. Залезай, да смотри, где кто живет, пока тебя не поймали. Они же эти, свободные люди, могут гулять между штабами. Вот бы узнать, как они это делают, – она мечтательно закатила глаза. – У них каждый штаб дом, на то они и копченые, что во всех четырех грехах замараны.
Я слушал ее и надеялся на то, что хотя бы Лёля что-то поняла. В моей голове кипела каша из разных страшных слов типа «Грешника», «копченый», «штаб». Наверное, Димас увидел по два вопросительных знака в каждом моем глазу и поспешил мне все разъяснить.
– Грешник – создатель города, где вы сейчас находитесь, в честь него он и назван. Город распределен на четыре штаба, между собой не связанных. Раньше, конечно, подросткам разрешалось шнырять из штаба в штаб, пока те не начали перенимать грехи друг у друга, и не появились копченые. Эти ребята забывали, где находятся, им было все равно кошка ты или человек. Убивали всех подряд, без разбора, пока им это не надоело, и они не начали искать отсюда выход.
– Тут Грешник их и наказал, – заулыбалась Лиза, – за инициативу сбежать.
– Да, Лиза, ты права, и твой прыщ на носу меня раздражает, – сказала Соня, но та лишь пожала плечами в ответ.
– И как он их наказал? – спросил я.
Вся компания подростков смотрела на меня с безразличными глазами и чего-то ждала.
– Что, не догадался? Он их убил, – сказал Кисель, – твоя подружка быстрее соображает. Лёля смотрела на меня со стыдливым лицом. Мои щеки наполнились гранатовым соком. Первый раз в жизни я был рад, что на улице ночь.
– А потом разделил город на четыре части, разломав изящные арки у всех четырех штабов. Так что теперь, мы только в своем котле варимся, – сказала Соня и поджала губы.
– Но как копченые снова попали в город? – спросила Лёля. – Грешник же всех убил, верно?
– Верно, красавица, – сказал Вовчик, – да только сверху полно изящных арок осталось и, как оказалось, столько же копченых подростков. Они и не догадываются, что какой-нибудь люк или подвал это проход в город Грешника и часто попадаются в ловушку. Но мы таких на месте убиваем. Не нужно нам здесь порядок нарушать.
– Вовчик, давно ли ты делал комплименты дамам? – заулыбалась Соня. – Я и не подозревала, что ты такие слова знаешь.
– Конечно, не подозревала, я ж только красавицам комплименты делаю, – ответил Вовчик и они с Киселем и Димасом звучно рассмеялись.
– Тише, вы, умники, – сказала Лиза, – хотите, чтобы «мохнатые» пораньше появились?
В этот же самый момент изящная арка погасла, а из ее глубины начали просачиваться страшные тени. Послышалось жуткое клацанье и шуршанье под самыми ногами. Несколько огромных пауков вылезали откуда-то из глубины арки.
– Ну вот, из-за вас теперь придется раньше спать ложиться, – сказала Лиза и скорчила глупую рожу Вовчику.
– Неужели в дом нельзя зайти, погалдеть? – крикнул кто-то из ребят, высунувшись из домика на главной улице.
– Да уймись ты! – ответила тому Соня и направилась в сторону своего дома.
– Тиче!Тичина! Если среди вас есть копчтеные, просьба прятать их уже сейтчас! – сказал кто-то, выкляцывая слова.
– Этот паук, он разг…разг…– начал заикаться я от страха.
– Да, пойдемте, я провожу вас до вашего дома, – сказал Димас и нырнул в темноту между домами. Мы нырнули за ним. Я, Лёля и Димас пробирались между такими же длинными улицами, как и центральная, однако они были совсем узкие и никак не освещены. Пройдя с десяток домов, мы остановились у семьдесят третьего номера и зашли внутрь.
– Совсем новенький и чистый, – сказал Димас, – даже завидно чуть-чуть.
– Дома появляются здесь, как только появляются новые грешники? – спросила Леля.
– Да, мы выходим к маяку, как только замечаем новый дом на карте, – он указал на потолок. На нем висела огромная карта штаба, отображающая в точной схеме все дома и улицы с фонарями. Там же стоял и человек с маяком в руке, но уже не горела изящная арка.
– Все до изящной арки, за ней голова штаба, там мы отбываем наказание за свой грех каждый день, – сказал, тяжело вздохнув, Димас. – Завтра и вы начнете.
За окном проклацали жвала и остановились у самой двери.
– Дмитрий, я счжу тебя снарустчи, – сказал один из пауков.
– Да, Сергей Григорьевич, иду. Спокойной ночи, ребята. Он помахал нам рукой и вышел.
Я рухнул на стул, как только Димас захлопнул дверь. Голова раскалывалась от переизбытка информации, а еще сильнее от того, что я в ней не разбирался. Зато казалось, Лёля все прекрасно понимала. Я решил задать ей кучу вопросов о том, откуда она столько знает, но не смог. Я посмотрел на нее. Она оглядывала наш маленький домик с некоторым интересом, потом зажгла лампочку и села за стол. Ее длинные светлые волосы грустно падали на грязные плечи и ее глаза: уставшие и измученные, они роняли слезы на ее худое лицо. Ну вот, она снова плачет, как мне ее утешить, я ее совершенно не знаю. Она убрала с лица волосы и посмотрела на меня. А я…я уставился на нее, как баран, и не смог ничего сказать, вместо этого я подошел к стене и начал разглядывать висящие на ней черно-белые постеры. Почему рядом с ней я веду себя, как придурок? За роем мыслей я не заметил, что на постерах изображены подростки в полный рост. Они улыбались, а сверху над их юными головами улеглась табличка с надписью: «Убить при первой возможности». По моему телу пролилась волна мурашек. Я вгляделся в их лица, ни один из них не показался мне знакомым, но что-то в них явно было не так. Четыре идеальных круга были разбросаны по всем частям тела каждого из этих подростков.
– ШЛАК, ШНУР, ШОК, ШАЛУН, – прочитал я буквы в каждом из кругов на теле парня. – Ты знаешь, что это значит, Лёль?
– Это аббревиатуры всех четырех штабов Грешника, – она подошла ко мне и ткнула пальцем в плечо одного из подростков на постере. – ШНУР – Штаб Наглецов Угрожающих Родителям. Я вскинул бровями от удивления.
– А этот знак, – она указала на щиколотку того же подростка, – расшифровывается как Штаб Обидчиков Кошек или просто ШОК.
– Это точно, – протянул я.
– У него на руке знак ШАЛУНа, то есть Штаб Агитирующих Любое Унижение Неравных, а это…– она замолчала. Я посмотрел на последний, четвертый знак на теле парня, внутри круга были четыре буквы – ШЛАК.
– Штаб Лицемеров Активно Клевещущих, штаб, в который попали мы.
– Лицемер активно клевещущий? Я? – я не верил своим ушам. Никогда не думал, что я когда-либо буду считаться лицемером, и уж тем более клевещущим всем вокруг. Здесь явно была какая-то ошибка. Я снова посмотрел на подростков на постере.
– Все четыре знака Грешника на теле, так они…
– Копченые, – сказала Лёля и легла в кровать.
Ночью, сидя за столом и просматривая книги из шкафа, я слышал, как она плачет, спрятавшись под одеяло. Я открывал одну книгу за другой, пытаясь найти информацию о том, как отсюда выбраться, но все было без толку. Да и кто мог оставить такую книгу здесь, в этой паутине для мух? Я подошел к зеркалу и стал снова разглядывать знак на шее с четкими буквами ШЛАК. Здесь точно какая-то ошибка. В отражении зеркала я посмотрел на Лёлю, она была такая красивая. Я обязательно достану ее из этого места. С этими мыслями я рухнул на кровать, разбудив все пружины в матрасе и Лёлю.
– Завтра мы пойдем искать остальных, – вдруг сказала она нездоровым голосом.
– Конечно, – ответил я и почувствовал, как заныло мое сердце. Скорой встречи со Стасом я никак не хотел.
Мне показалось, что прошло всего пять минут с того момента, как я уснул и до того, как Димас постучался к нам в домик. Мы быстро собрались и отправились вместе с ним к изящной арке, у которой уже толпилась целая клумба подростков. Они вставали на приплывающие к ногам платформы по несколько человек, и исчезали в конце арки. Я слышал их разговоры и невежливые слова, которые они говорили друг другу вместо пожелания доброго утра. Многие из них, я был уверен, были старше своих лет.
– Димас, откуда он столько знает? – тихо спросил я. – Да за такие размышления в его возрасте, ему могли бы дать премию или какой-нибудь грант, не меньше.
– Хах! Конечно! Если не считать, что ему уже тридцать семь лет, – ответил тот.
– Что? – удивился я, – но он совсем не выглядит на тридцать семь лет.
– А с чего бы ему стареть? В каком возрасте сюда попал, в том и остался, а умнеть здесь никто не запрещает.
Я снова посмотрел на того пятнадцатилетнего подростка, и у меня по рукам пробежали мурашки. Двенадцать лет прожить вдали от семьи, неизвестно где и каждый день платить за свой глупый подростковый грех – лицемерие.
– Но неужели отсюда и правда нет выхода?
– Чшшш! Такие ратзговоры тзесь запретчены, Матвей, – сказал кто-то сзади, выстукивая восьмью лапками о землю.
– Но я лишь…
– Тичина! – сказал Сергей Григорьевич и прополз мимо нас с Димасом к платформе. – Каждый должен платить тза дуратскую беспетчность юности, мой друг, потому счто юность это всегда грех. Он внимательно меня оглядел своими многочисленными глазами, и, встав всеми восьмью лапами на платформу, пропал в арке. Я посмотрел на Димаса. Тот только что договорил с Лёлей о каком-то происшествии, которое случилось сегодня ночью, и тоже посмотрел на меня.
– Я слушаю это уже семь лет подряд и поверь мне, Мотя, столько же лет подряд я не перестаю искать отсюда выход. Он хлопнул меня по плечу и тоже исчез в арке. Я почувствовал, как чья-то мягкая рука обхватила мои пальцы. Я обернулся и увидел ее руку в моей руке.
– Я знаю, что делать, – поднявшись на цыпочки, сказала мне шепотом Лёля.
Я улыбнулся в ответ и подумал, что вполне согласен платить здесь за свои грехи сколько угодно лет.
Мы проплыли сквозь изящную арку и очутились в огромном атриуме, освещенном сквозь тысячи светлых окон. Открытый потолок купал лицо в голубой глади неба и облизывал его солнечными тенями. Весь периметр атриума заполонили роскошные цветы в желтых, рыжих и зеленых вазах. Они стояли по бокам каждого коридора, начинающегося из центра атриума. Коридоров было такое множество, что, казалось, будто давным-давно здесь орудовала банда кротов или подземных гномов, которые рыли их без остановки. Весь атриум был заполнен подростками, которые мило улыбались и желали друг другу доброго утра и хорошего дня. Они разительно отличались от тех, что жили в домиках по ту сторону изящной арки.
– Их что, подменили? – спросил я, увидев, как один из парней вежливо пропускает другого в коридор между красной и желтой вазой.
– Нет, это и есть их наказание. Полный запрет на честность, только лицемерие и подхалимство. Представь, как они изматываются, – она посмотрела на меня грустными глазами, – там, за аркой, их рай. Больше они ни о чем не мечтают, как пройти через нее снова. Там они ничего в себе не держат.
– Но так они никогда не искупят свои грехи, – сказал я.
– Может, в этом и есть план Грешника? Лёля потянула меня вперед к большой стеклянной двери между коридорами, на которой было написано: «Выход в город». Мы оказались на просторной улице, увешанной рекламой с надписями «Зубная паста за десять превосходных комплиментов» или «Вкуснейшие заварушки с кремом всего лишь за ваших пять пожалуйста». Мы зашли в первую попавшуюся забегаловку и купили за три комплимента по большой сосиске.
– Вы самые прекрасные гости, мы с нетерпением ждем вас еще! – сказала нам тринадцатилетняя продавщица напоследок.
– Меня сейчас вырвет от этих нежнос…Не успела Лёля договорить, как знак на ее руке покрылся красными пятнами. Она выронила сосиску и закричала от боли, ухватившись за руку.
– Лёля, нет! Ты забыла, мы отбываем наказание, – я вцепился в ее руку, проговаривая вслух все хорошие слова, которые знал. Их оказалось достаточно и вскоре красные пятна исчезли.
– Теперь придется покупать новую сосиску.
– Да в гробу я вид…
– ЧШШ! – прошипел я, округлив глаза, и посмотрел по сторонам.
– Нам надо найти памятник, Стас оставил там послание, – сказала она с сердитым лицом и поспешила вдоль по улице.
– Стас? Какое послание? Как? Лёля, стой…– кричал я ей вдогонку, еле за ней успевая. Она рассержена на сосиску, которая упала на землю или на меня за то, что я заткнул ей рот? Иногда девчонки винят всех вокруг в своих бедах кроме себя.
Когда я ее нагнал, она стояла на просторной площади, разглядывая памятник в самом ее центре. На пьедестале в полный рост стоял мальчик с дудкой в руках и обшарпанным воротничком. У меня дрогнуло сердце.
– Не подходи! – крикнул я Лёле и, обхватив ее сзади двумя руками, оттянул ее от пионера.
– Мотя, да уймись ты! – она рывком высвободилась и больно ударила меня в грудь. – Это просто сенсорный памятник!
– В смысле?
– Потрудись и прочти табличку.
Я наклонился к пьедесталу и прочел маленькую прямоугольную табличку под пионером. Она гласила: «Памятник идеальному школьнику истории».
– И что?
– Прочти первые буквы, – сказала она, с нарастающим гневом.
– П-и-ш-и, – прочитал я по слогам.
– Понял? На нем писать надо. То, что ты напишешь на нем, отобразится на всех четырех памятниках Грешника, в четырех штабах. Стас оставил нам послание на памятнике у себя в штабе, значит, оно есть и на этом. Ищи. Она наклонилась над памятником и стала внимательно его рассматривать.
– Лёля, с чего ты взяла, что он оставил нам послание? Может, он уже забыл о нас и вообще…
– Послушай, Мотя, – она смотрела мне прямо в глаза, и я чувствовал, как мое лицо зацвело красными маками, – ты серьезно думаешь, что мы попали сюда по чистой случайности?
– Куда попали? – вмиг отупел я.
– Что Саня, Ромка и Крис нашли в тот вечер этот заброшенный лагерь сами? И никто им не подсказал? Что письмо, которое Ярик подобрал в кустах, действительно написал какой-то мальчик, и никто его туда не подбросил? – она смотрела на меня, не моргая, ее глаза наполнялись злостью с каждым новым словом. – А тебя не смутило, что я слишком много знаю об этом месте, чтобы ни разу о нем не слышать? А? Как ты вообще до сих пор мне веришь?
– Я…А почему бы не тебе не верить?
– Да потому, Мотя, открой глаза! Мы со Стасом знали на что идем. Об этом месте, – она обвела рукой площадь, – нам рассказал друг Стаса Гриша. Рассказал о штабах, о памятниках, о том, что у каждого штаба есть своя охрана, и что отсюда невозможно выбраться. Мы и решили, что весело проведем время, если разыграем вас. Приведем ночью в лагерь, найдем письмо, которое Стас подбросил за день до приезда в лес, и запрем вас в одном из подвалов корпуса. Нам стоило было рассказать легенду о городе Грешника, чтобы вы как следует испугались, перед тем, как отправиться в лагерь, но Саня с ребятами отыскали его быстрее, чем предполагалось и тогда, для пущего эффекта…Стас попросил взять тебя с нами, – на последних словах ее голос стал тише, и она опустила глаза. – Он знал, что ты мне не откажешь.
Я стоял, молчал и не мог поверить. Она была для меня лучом света, а я для нее шутом. Просто веселое дополнение, которое всех развлекает. Она отвернулась и продолжила говорить.
– Мы вырезали фишки, просто, чтобы посмеяться. Мы были уверены, что никакого города Грешника не существует, а если бы он и был, то мы бы в него не попали, потому что безгрешны, а оказалось, что Стас копченый, – она потерла свою уже до крови раскрасневшуюся кисть со знаком штаба.
– Копченый? Так его получается…– мои ноги похолодели от ударившей в голову мысли.
– Нет! Он сбежал. Скрывается в одном из штабов. Дима мне сегодня утром рассказал.
– А что с остальными? Он сказал, что с остальными?
– Сказал! – крикнула она. – Копченые они все, только Крис с Саней в ШОК попали, а остальные все сбежали, понял какие у меня друзья? – она села на пьедестал и заплакала. Я опустился перед ней на колени и взял ее руку, вполголоса проговаривая любые хорошие слова. В ту минуту это оказалось сложнейшим испытанием. Через несколько секунд я увидел, как кто-то коряво рисует полукруг на коленке у пионера, а потом этот кто-то оставил два ярких пятна по бокам от нее, желтого и красного цвета.
– Лёля, кажется, я нашел знак, – сказал я, и ткнул пальцем в коленку мальчика, – скорее всего, это вход в один из коридоров атриума, а эти пятна, цвета ваз, между которыми он находится. Нам надо туда. Я посмотрел на нее и увидел, что она улыбается. Какое облегчение!
Мы добежали до атриума за несколько минут и мигом отыскали арку с красной и желтой вазами по бокам. Внутри атриума продолжали шнырять подростки, отворачиваясь друг от друга с ненавистными взглядами. Мы нырнули в проход. Внутри оказалось очень сыро и тесно, словно здесь действительно жили кроты. Мы включили фонарики и двинулись вперед по проходу. Вскоре поняли, что длинный коридор начал сужаться. Его холодные стены пододвигались все ближе и ближе, словно коты к солнцу. Уже через несколько секунд этой недолгой прогулки мы застряли с Лёлей в тупике, дыша друг другу в лицо.
– И…и что теперь? – спросил я, убирая подальше фонарик, чтобы она не смогла заметить мое жутко красное лицо.
– Странно, – она замотала головой. – Вероятно, он уже был здесь, но что…
– Ты такая красивая, – сам того не ожидая, сказал я. – Ой, прости…я…я ляпнул, не подумав. Она лишь слабо улыбнулась в ответ. Ох, какой позор, я молил все внеземные силы, чтобы сейчас подо мной пробурили скважину, и я в нее провалился.
– Смотри, там знак какого-то штаба, – она сползла по каменной стене вниз и указала на черный круг на камне. – Ша..лун, – прочла она, – Стас точно был здесь, он оставил этот знак с помощью фишки, как я тогда у тебя на шее. Тут еще кое-что есть. Она потянула за тонкую ниточку, торчавшую в стене, и вместе с ней на пол упала пара гвоздиков.
– Это металлическая проволока, – сказал я, взяв ниточку.
– Проволока и пара гвоздей? – возмутилась Лёля. – Спасибо за помощь, Стас.
– Погоди, – сказал я и начал шарить в рюкзаке. Я достал из него новую батарейку. Затем обмотал гвоздик проволокой, а концы ее приложил к двум полюсам батарейки. Получился своего рода магнит. Я подвел самодельный магнитик к знаку штаба и камень, на котором он был напечатан, отодвинулся.
– Мотя, ты…ты просто гений! – заулыбалась Лёля и бросилась мне на шею.
– Спасибо…я…мне, – на моем лице снова выросли два помидора. Она посмотрела мне в глаза и…заткнула меня. В эту секунду подо мной действительно как будто кто-то пробурил дыру, иначе как объяснить то, что я оторвался ногами от земли?
– Осталось совсем чуть-чуть, закончим это? – сказала она. Я кивнул в ответ, не выпуская ее руку из своей.
Когда я протиснул свободную руку в отверстие, каменная стенка тупика обрушилась, а вместе с ней и чернота коридора. Нас облил яркий солнечный свет неба и свежего воздуха. Толстый слой пыли и грязи залепил глаза. Внезапно я почувствовал, как что-то острое прилетело мне прямо в голову.
– Эй, ты, рыжий, я уже приготовил нож, чтобы отрезать тебе голову! – услышал я голос Стаса. – Отпусти ее! – он подбрасывал в воздух маленький камешек.
– Стас! – вскрикнула Лёля, – Спасибо за помощь, – она пробралась сквозь туман пыли и крепко его обняла. – Крис! Саня! Вы тоже здесь? Я так рада, Ромка, привет!
Я вышел из тени и встал напротив Стаса.
– Как нам отсюда выбраться? – спросил я и заметил, что мой голос ни разу не дрогнул.
– Нам? А с чего ты решил, что пойдешь с нами? – ответил Стас и ухмыльнулся. – Грешник обещал помочь только мне и моим друзьям.
– Лёля входит в список твоих друзей?
– Это не твое дело, Ржавчина.
– Да мне плевать, чье оно, выведи ее отсюда и я обещаю, что исчезну.
– Ну, герой, герой! – сказал чей-то незнакомый голос. Сквозь разрушенную изящную арку ШЛАКа вышел подросток, улыбаясь, он слабо хлопал в ладоши.
– Гриша, познакомься, это наш безгрешный мальчик, – сказал Стас и указал на меня. – А ты, Ржавчина, наверняка, узнал Грешника? Ребята, стоящие около Стаса, разом ахнули от удивления.
– Приятно познакомиться. Такие, как ты, приземляются у меня довольно редко, – не без иронии сказал Грешник.
– Я не безгрешен, – сказал я. – Отведи ее к родителям, – крикнул я Стасу.
– Хм, да, и вправду, – сказал Грешник, – у тебя знак на шее. Стас, а ты сказал, он безгрешен, – он улыбнулся змеиной улыбкой и посмотрел на Стаса. Тот подошел ко мне вплотную. Его голубые глаза посерели от злости, он вцепился ногтями в черный круг у меня на шее и отодрал его. Я почувствовал, как по шее полилась кровь.
– Это просто фишка, настоящие знаки невозможно содрать с тела. Он подошел к Грешнику и отбросил знак в сторону. Тот все также улыбался.
– Интересно, как же ты тогда сюда попал, раз ты безгрешен, а?
Я перевел взгляд на Лёлю.
– Ах, да, Лёлечка. Он так сильно за тебя держится, что готов отправиться за тобой в самый ад, – он начал шарить в карманах. – Ты это узнаешь? Он держал в руке попрыгунчика, которого я отдал Лёле в ту ночь, когда ей было очень страшно. – Знаешь, что она с ним сделала? Она его выкинула, – он расплылся в улыбке, – а я его подобрал. Она тебя использовала, чтобы спастись. Правда, я точно распределяю детишек по штабам?
– Не верь ему, Мотя, я…– Леля побежала ко мне, но путь ей преградил Стас.
– Заткни ее, иначе она отправится вслед за твоими копчеными дружками, – крикнул Грешник и глаза Стаса наполнились слезами.
– Что тебе нужно? – спросил я.
– Ничего особенного, просто выведи нас отсюда и все. Я молчал, не понимая, каким образом я мог это сделать.
– Попытаюсь тебе объяснить. Существуют в моем городе ворота, через которые мы все можем попасть обратно. Да только они мне не поддаются. Не могу открыть, я ведь грешен…– он немного помолчал. – Но ты, ты не имеешь ни одного из четырех грехов юности и то, что эта девчонка тебя сюда привела, просто подарок судьбы, не меньше, – он оглянулся на Лёлю и подмигнул ей.
– Где ворота? – спросил я.
– Да вот же они. Грешник указал на разломанную изящную арку.
Я посмотрел на Лёлю, у которой из глаз текли слезы, и прошел мимо нее к арке. Я вгляделся в мягкий свет арки, что-то внутри нее меня тревожило. Вдруг, я увидел чьи-то лица. Это был Димас. Он хлопнул меня по плечу, когда я сильно расстроился при входе на платформу. Потом появился Вовчик, он рассмешил всех, когда сделал комплимент Лёле. Вдруг появилась и сама Лёля. Она крепко обнимала меня и улыбалась своей широченной улыбкой. Потом все образы исчезли, и я услышал знакомые голоса. Это говорили пионеры, я прислушался: Мотя…Мотя…они не выпустят тебя…говорили они и тут меня осенило.
– Это не ворота, – сказал я.
– Как не ворота? – разозлился Грешник.
– Наше сердце, вот настоящие ворота, – я посмотрел на ребят. – Откройте сердце и вы выберетесь.
– Что ты несешь? – закричал Грешник. – Я не для этого тринадцать лет тут сидел, чтобы выслушивать эту чушь!
– Но так и есть. Вы по уши в бесчестии и лжи, вы погрязли в грехах, потому что боитесь быть искренними. Осуждаете, потому что сами осуждены, врете, потому что вам наврали, унижаете, потому что сами были унижены. И чтобы выбраться отсюда, откройте сердце и скажите, что чувствуете…
– С меня хватит! Стас, где нож? – крикнул Грешник.
– Только не его! – взмолилась Лёля.
– Лёля, я люблю тебя, – сказал я, и вспышка света ослепила глаза.
Я сидел на мокрой траве, преодолевая жгучую боль в голове. Яркая вспышка, как зеленый маяк встала перед глазами. Вдруг, я услышал глухие звуки ликующих подростков и попытался открыть глаза. Я сидел у центральных ворот в лагерь, как ни странно, они были открыты. Передо мной в утреннем солнечном свете прыгали радостные одноклассники. Среди них была и Лёля.
– Очнулся! – крикнул Саня, и стянул с меня свою куртку.
– Спасибо, Мотя, – сказал Ромка, – было сложно, но я признался.
– Представляешь, во всех четырех грехах признался, этот копченый, ха! – сказала Крис и рассмеялась. Я услышал недовольные возгласы Ромки в ответ и что-то про черную кошку, о которой Крис отказывалась вспоминать.
– Спасибо, Матвей, – сказал кто-то и протянул мне руку. Это был Стас. Я протянул руку в ответ руку, и он помог мне встать. Он посмотрел мне в глаза, прошептал что-то вроде «прости», и зашагал в сторону наших палаток.
– Ты всех нас спас! – крикнула Лёля и крепко меня обняла. – Спасибо, ты герой этого лета, Мотя. Ха-ха-ха! Я улыбнулся и убрал ее руки с моих плеч.
– Лёля, а в чем ты призналась, чтобы выбраться оттуда?
– А…я…– виновато сказала она.
– Да она не выносит Стаса, – сказала Крис. – С ним все время водилась, чтобы не засмеяли.
– А почему тебя должны были засмеять?
– Да потому что ты ей нравишься, лопух, – сказал Саня. – Ты у нас не самая популярная личность была, сам понимаешь.
– Понимаю, – сказал я и посмотрел Лёле в глаза.
– Домой? – спросила она и протянула мне маленький попрыгунчик.
Я громко рассмеялся и, схватив ее за руку, на полной скорости, бросился назад к палаткам, рассекая молчание леса своим смехом.