Маргарита Блинова

Выбраться

Выбраться
Работа №590

Я ждал этого дня целую вечность.

Указательный палец остановился на кнопке звонка, но позвонить сразу я не решился. От волнения у меня перехватило дыхание, и я почувствовал, как горит лицо. Безуспешно пытаясь отдышаться, я сел на одну из деревянных ступенек, уходящих на второй этаж.

Я вытащил ноги из насквозь промокших ботинок, снял носки и выжал их. Осмотрелся: с высоких потолков наполовину осыпалась штукатурка. Стоял затхлый запах пыли. Мне показалось, что примерно так должно пахнуть межзвездное пространство, если оно, конечно, имеет запах.

Я сидел некоторое время, но дыхание так и не приходило в норму. Почти зажмурившись, я вскочил на ноги и позвонил в дверь.

Ей было около семидесяти, но осанка с первой секунды выдавала небывалое аристократическое происхождение. Она посмотрела на меня абсолютно безразличным взглядом. На заднем фоне убогого быта из кухни в комнату прошел, даже не взглянув в сторону входной двери, какой-то весьма подтянутый мужик с голым торсом и волевым лицом, какие обычно изображают на советских плакатах.

Мы некоторое время просто смотрели друг на друга. Я даже начал сомневаться, в нужный ли день я пришел.

Вдруг она испуганно распахнула глаза. До этого момента я и не представлял себе, что люди в таком возрасте на это способны.

-- Сто шестнадцатый автобус от вокзала. В восемь утра. На "Матросы".

Она с каким-то невероятным остервенением захлопнула дверь, так что меня целиком окатило довольно странным запахом из квартиры. Наверное, что-то похожее получится, если смешать фруктовое желе с канифолью.

Я постоял некоторое время, надеясь, что получится поговорить еще, но второй раз позвонить так и не решился.

***

-- Товарищ Ферштайн, мне нужно выбраться.

Его рука замерла, он поднял на меня взгляд и я увидел на нем искреннее удивление.

-- Откуда, позвольте поинтересоваться?

Я очень обрадовался, что он говорит по Протоколу, и даже несколько секунд не мог вспомнить следующую фразу.

-- Отсюда. ДЭЭ-82.

Он быстро встал и закрыл за мной дверь. Подошел к окну и задернул шторы. Сел и продолжил писать.

Пыльный радиоприемник играл что-то знакомое. Казалось, прошла минута, прежде чем он посмотрел на меня.

-- Абсолютно невозможно. Прибор перестал функционировать несколько лет назад.

-- Что?

Он выключил радио.

-- Не работает машина, повторяю. Я сожалею.

-- Это абсолютно невозможно! Мне нужно вернуться!

-- Прекрасно понимаю ваше возмущение, но увы, такова реальность.

-- Реальность? Что вы подразумеваете под этим словом в данном случае?

Ферштайн расхохотался. А мне было совсем не смешно, и я даже сжал кулаки в ожидании ответа.

-- А ты гораздо умнее, чем выглядишь.

-- Послушайте... И аппарат никак не починить?

-- Ну поймите же наконец, молодой человек, вы же не первый приходите. Если сможете починить -- я только за. Приходите тридцатого ноября к девяти утра. Да, по Протоколу. Легенда: практикант.

Я посмотрел на часы, висевшие над столом, и вспомнил про уходящий спустя десять минут автобус.

-- Черт, мне на автобус! Увидимся.

-- До свидания.

Я почти бегом направился к выходу. У самой двери кабинета я все же остановился и спросил:

-- А много нас?

-- Кого?

-- Кто приходил до меня.

-- Дай-ка подумать... Я на этой теме с семьдесят девятого года. Проработал он всего с год, нескольких пациентов приняли. Человек шесть, кажется.

-- Пациентов?

-- Да. Дальше примерно раз в год кто-нибудь да заходит. Думаю да, не чаще.

-- Почему вы называете их пациентами? Для конспирации?

Профессор снова разразился долгим смехом.

-- А как иначе назвать тех, кто добровольно отказывается от настоящего в пользу будущего?

-- Это для вас оно будущее, а для нас настоящее настоящее -- ваше будущее. А ваше настоящее -- наше прошлое.

Ответ его не впечатлил. Он как-то по-отечески наклонил голову и начал рассуждать:

-- В целом логично. Дело вот только в том, что фактически наше настоящим стало и твоим, как только ты стал одним из нас, если так можно выразиться. Поэтому здесь довольно сложно провести границу даже с работающим прибором, тем более что в физическом смысле мы существовали параллельн...

-- А почему сломался-то? - перебил я.

-- Прибор-то? Не обслуживали. Нет техвозможности. Конденсаторы такой емкости будут размером с дом. Заметут-с, скоты-с. Я пытался делать в земле, но пока не особенно преуспел. Не говоря уже о экономической целесообразности.

Я задумался над его ответом, но тут же снова обратил внимание на часы. Секундная стрелка шла в обратную сторону, хотя еще несколько секунд назад я был готов поклясться, что с ней все в порядке. От удивления я замер на мгновение, но понял, что сейчас не лучшее время думать об этом.

-- Спасибо вам, очень спешу!

Я пулей вынесся из здания и со всех ног побежал к проходной по тропинке наискосок.

"Экономическая целесообразность? Серьезно?! Или он так шутит? А что с часами? Ох, и непростой же человек этот ваш Ферштайн..."

Было еще довольно сыро. Я бежал по какой тропе, которая в середине пути резко ушла куда-то в сторону, поэтому мой путь дальше пролегал по кочкам, заросшим травой. Я пытался найти баланс между скоростью и устойчивостью, но в какой-то момент правая нога скользнула назад, и я почти бесшумно упал лицом вниз.

В висках стучало, дыхание было рваным, и я почувствовал какой-то необъяснимый упадок сил. На фоне травы появились бесконечные мурашки. Я попытался хотя бы перевернуться на бок, но, казалось, вообще не мог шевелиться.

-- Расскажи, а как там, в будущем? В журналах пишут, что будет куча свободного времени.

Оказалось, меня перевернули на спину. Я не сразу смог сфокусировать зрение и увидел невозмутимого Ферштайна все в том же халате.

-- В этом... - Мне было очень тяжело говорить. - В этом отношении все довольно печально. По крайней мере в том времени и в том месте, откуда я родом.

-- Жаль. Мне бы этого хотелось больше всего. В бытовом смысле, имеется в виду.

-- Я не думаю, что... - На этих словах я заметил самодельную нашивкой с изображением верволка на правом рукаве его халата.

-- Похоже, нас замели. - Ферштайн достал из кармана дротик, повертел его в руках и бросил на землю передо мной. - Говори правду. Есть шанс, что отбывать будешь тут же, не обидим. Иначе могут возникнуть проблемы, для нас обоих. Verstehen?

-- Да.

-- Не переживай ты так. Это я виноват, не стоило тебя отпускать без проверки. Ты наверное плохо изучил Протокол: нельзя было сходить с тропы.

***

-- Я правильно понимаю, что вы утверждаете, что прибыли из будущего? - прокурор наклонился вперед так, что казалось, что вот-вот он ляжет на длинный стол.

-- Верно.

-- А из какой страны?

-- Из России.

В зале послышалось перешептывание.

-- Из Прекрасной России Будущего, - добавил я, осмелев.

-- Это там уже коммунизм достроили? - судья неожиданно вмешался с какой-то странной ухмылкой.

-- Увы, нет. Там капитализм. С какой-то претензией на социализм, я бы сказал.

Шум в зале усилился, и, казалось, вот-вот начнется драка.

-- Какие ваши доказательства? - прокурор неожиданно вскочил и почти криком жестко перешел к делу. Все замолчали.

-- Их нет... - обреченно вздохнул я.

-- Свидетели?

-- Товарищ Питерс. Настоящей фамилии не знаю, но могу сообщить адрес.

-- Думаю, что мы знаем, о ком речь. Приведите первого свидетеля!

Она нарочито медленно вошла, подошла к кафедре и все тем же равнодушным лицом осмотрела зал. Мы оказались довольно близко к другу, и я не мог не заметить, что она очень нервничает.

-- Предупреждаю и напоминаю об ответственности за дачу ложных показаний. Вы узнаете подсудимого?

Я попытался полностью высунуть голову из клетки, но она даже не посмотрела в мою сторону.

-- Впервые вижу этого человека.

-- Вы имеете какое-то отношение к засекреченному ранее проекту ДЭЭ-82?

-- Нет.

-- Вы слышали о нем ранее?

-- Нет.

-- У вас есть что добавить к делу?

-- Нет.

Мне конец. Я с ужасом подумал, что сейчас мне предстоит говорить последнее слово, к которому я почему-то даже и не думал готовиться.

Я огляделся. Группа агентов КГБ, державшаяся вместе, пыталась всеми силами принять вид обычных людей, но несмотря на это никак не сливалась с основной массой посетителей и репортеров. Прокурор неспешно перелистывал дело, а судья, казалось, вот-вот начнет насвистывать, настолько он был невозмутим.

-- Как бы вы объяснили фактическое проживание товарища Гарина по вашему месту прописки? - прокурор неожиданно зашел на второй круг.

Ответа не последовало. Ее лицо продолжало пытаться подавлять всякие эмоции, но мне казалось, что в звенящей тишине я почти слышу быстрое вращение шестеренок в ее голове.

-- Неузаконенные половые отношения, - спустя минуту ответила она.

-- Как долго они продолжаются? - похоже, прокурор очень хорошо подготовился к делу.

Из нее вышел бы отвратительный разведчик. Она снова думала довольно долго.

-- Семнадцать лет.

-- У вас есть что-то добавить к делу? Напоминаю, что сотрудничество со следствием избавит вас от...

-- Нет, - четко перебила она.

Я попытался заглянуть ей в глаза, но снова не увидел в них абсолютно ничего человеческого. Прокурор продолжал методично перебирать страницы уже какого-то другого, на это раз очень ветхого, досье.

-- По адресу вашей прописки была найдена запрещенная Деталь Мертенса №910. Чем вы это объясните?

-- Не имею к этому никакого отношения.

-- Как бы вы объяснили найденные отпечатки ваших пальцев как на корпусе прибора, так и внутри него?

Она молчала. Прокурор дал ей минуты две, прежде чем продолжил.

-- Я повторю вопрос. Чем бы вы могли объяснить найденные отпечатки ваших пальцев как на корпусе прибора, так и внутри него, даже на суперконденсаторах?

Ответа снова не последовало.

-- Протоколируем отсутствие ответа. Сколько вам полных лет?

Я понял, что дело плохо, по увеличившимся на мгновение глазам. Она снова достаточно долго думала над ответом.

-- Сто девятнадцать, - почти прошептала она.

-- Как бы вы объяснили собственное долголетие?

Она снова не ответила сразу. Любопытство овладело мной настолько, что я прильнул к решетке, пытаясь рассмотреть ее настолько хорошо, насколько это возможно. На мгновение мне показалось, что я вижу самого себя. Я сел на место в оцепенении и старался больше на нее не смотреть.

-- Еще раз. Чем бы вы объяснили собственное долголетие?

-- Гимнастика. И рыбий жир.

Прокурор и судья переглянулись и почти одновременно рассмеялись. В зале снова стало довольно шумно. Прокурор поднял какую-то фотокарточку и начал зачитывать следующий вопрос.

-- Как бы вы объяснили эту фотографию, где запечатлены вы, в более зрелом возрасте, на открытии Хирургической Лечебницы Иссерона в 1912 году, в которой сейчас располагается Петрозаводский Почтамт, имеющий ныне адрес: улица Кирова, дом двадцать один?

Абсолютная тишина. Она снова некоторое время судорожно искала ответ, после чего просто опустила голову.

-- У нас еще остались к вам вопросы. Прошу конвойных задержать гражданку.

-- Подсудимый! Вам предоставляется последнее слово.

Я встал. Мне нужно было хоть что-то сказать, но слова как назло не приходили.

-- Товарищи! - начал я почти неожиданно для самого себя.

Я картинно обвел зал взглядом, как бы обращаясь к каждому из присутствующих.

-- Все, что я говорил выше, чистая правда! И будет справедливым помочь мне починить Прибор и вернуть меня!

На лицах читалось откровенное недоумение.

-- Либо лечить меня! Ибо я верю в это больше, чем в существование СССР!

***

-- Алло, проснись, студент! В переговорную! Живо!

Ужасно затекла шея. Я протер глаза, поднял глаза на двух неопрятных конвойных, быстро поднялся и зашагал к выходу. Оранжевые лампы коридора сегодня как-то особенно сильно били в глаза. Хотя я был и рад повидаться, и очень ждал этого дня, мысли мои скатывались во мрак: исполнение последней воли могло означать скорое исполнение приговора.

Ферштайн сидел за стеклом все в том же халате и невозмутимо читал газету, словно у себя в кабинете. Увидев меня, впрочем, встрепенулся.

-- Послушайте, что будет с нами, когда мы умрем? - времени было мало, поэтому я даже не поздоровался.

-- Почему это тебя так интересует?

-- Я...

-- В физическом смысле никуда не денешься. Те же атомы, только в профиль. Не переживай.

-- О чем тогда стоит переживать?

-- О том что называется настоящим. Ты уверен, что понимаешь значение этого слова?

-- Не вполне.

-- У тебя будет достаточно времени подумать об этом.

-- До смерти?

Ферштайн рассмеялся. Хоть это и выглядело на этот раз жутковато, мне захотелось, чтоб его нетривиальный оптимизм передался и мне.

-- Я пал духом, - честно признался я.

-- Скорее всего меня тоже расстреляют, уж есть за что. - Он гордо улыбнулся.

-- Я...

-- Впрочем, мне не привыкать. - Он подмигнул так, словно мы с ним были знакомы целую вечность. Мне даже показалось, что он чем-то смахивает на моего отца.

-- Что?

-- И я тоже переживаю, конечно, я ведь живой человек.

-- В чем же тогда отличие между нами?

-- Полагаю. Я не пытаюсь выбраться. - На этих словах он стал максимально серьезным.

Я внимательно вгляделся в лицо Ферштайна. Сквозь мутное стекло оно начало немного походить на фрактал, в котором я отчетливо увидел причудливые узоры, составленные из звездной пыли.

-- Выбраться? - прошептал я.

Наше время истекло. Уходя, я обернулся и напоследок бросил взгляд на Ферштайна. Он ободряюще улыбнулся и вышел. На стекле остался след от горячего дыхания, на котором пальцем было написано "КОНВОЙ ГОНЗАЛЕС".

Обратно меня сопровождали тоже двое. Я дождался, пока меня завели в полутемную камеру и закрыли замки. Возможно, я зашел в нее последний раз.

У меня не было выбора. Я почти прокричал:

-- Гонзалес, приборы!

Заслонка на двери открылась, рука невидимого человека появилась на мгновение и высыпала на пол с дюжину ярко-оранжевых деталек. В полумраке они едва заметно светились, подчеркивая свою на первый взгляд невероятную форму.

-- Понятия не имею, о чем вы говорите. - Голос из прежде довольно грубого стал учтивым.

Заслонка закрылась. Послышались удаляющиеся шаги двух человек, после чего в коридоре стихло.

***

Я сидел в кабинете за журнальным столиком, читал местную газету и пил невероятно вкусный кисель. По радио крутили одну из неизданных песен Биртмана. В газетной статье писали про какого-то толкового старшеклассника, который учит чуть ли не весь микрорайон ремонтировать бытовую электронику. Я взял красную ручку, подчеркнул заголовок, а синей стал записывать источник в журнал.

-- Товарищ Ферштайн, мне нужно выбраться.

Я поднял глаза. Промокший дерганый парень лет двадцати пяти наивного вида вопрошающе смотрел на меня.

-- Откуда, позвольте поинтересоваться?

-- Отсюда. ДЭЭ-82.

Я ухмыльнулся, налил киселя во вторую кружку и жестом указал ему на кресло рядом.

-- Выпей киселю, для начала. На автобус все равно не успеешь.

-2
22:12
1441
17:35
+1
Оценки читательской аудитории клуба “Пощады не будет”

Трэш – 2
Угар – 1
Юмор – 3
Внезапные повороты – 2
Ересь – 0
Тлен – 1
Безысходность – 5
Розовые старушечьи сопли – 1
Информативность – 2
Фантастичность – 3
Коты – 0 шт
Гонзалесы – 1 шт
Соотношение потенциальных/реализованных оргий – 1/1
Потребление рыбьего жира – десять литров в год

Старичок, ну ты замутил. И рассказ от первого лица присутствует (что добавляет реализма), и атмосферность, интригу поддерживаешь до самого конца, и внезапные повороты есть, и временные парадоксы и даже бабулю трахнул, не пожалел. И, самое главное, юмор присутствует. Гимнастика, рыбий жир, ха ха ха, реально смешно.

— Гонзалес!
— Приборы!
— Что Гонзалес?
— А что приборы? – хех, нестареющая классика.

НО, есть одна проблемка. После рассказа остаётся много вопросов.
Питерс – это главный герой и есть?
Зачем он спал со старухой?
Если главный герой и есть Ферштайн, зачем он спрашивает у себя молодого, как там в будущем со временем, если это он сам и сам всё знает?
Что за дротик и зачем он нужен?
Почему он сразу не узнал Питерса у старухи?

Вобщем, замутить-то замутил, но замутку свою не вытянул. Либо ты сам не знаешь всех ответов, либо это кусок романа, который мы, конечно же, никогда не прочитаем. За старания пять, за реализацию удовлетворительно.

Критика )
06:51
яизмы
небывалое аристократическое происхождение как происхождение может быть небывалым? оно либо есть либо его нет
На заднем фоне убогого быта коряво и убого
оназмы
почему вместо тире двойные дефисы? уже во втором рассказе группы так
во втором куске путанный диалог, непонятно, кто и что говорит
настоящее настоящее eyes
по какой тропе какой?
самодельную нашивкойУ с изображением верволка на правом рукаве его халата. что такое верволк?
Какие ваши доказательства? А. Шварцнеггер? прокуроры так не говорят
Группа агентов КГБ, державшаяся вместе, пыталась всеми силами принять вид обычных людей, но несмотря на это никак не сливалась с основной массой посетителей и репортеров.
если КГБ, то не западное репортеры, а нашенское журналисты
хотя сомневаюсь, что их пустят на процесс, где речь о секретном проекте
оназмы
Понятия не имею, о чем вы говорите. — Голос из прежде довольно грубого стал учтивым. а когда прежде было?
лет двадцати пяти наивного вида года были наивного вида?
какой-то непонятный (скорее всего даже автору) бред
какие Гонзалезы в СССР? какие «рассекреченные» проекты?
к чему все это было? что за скачки? что за тропа? короче, ахинея, мои юные друзья
07:21 (отредактировано)
Я таки дико извиняюсь, но не ради докопаться, а токмо ради повышения собственной эрудиции, интересуюсь:
А что такое онизмы?
Я знаю, кто такие онанисты, я понимаю, что есть фашисты, я много знаю слов на окончание — онизмы.
Но, убей меня бог, я не могу понять о чем вы говорите.
А еще, если вас не затруднит конечно, хотелось бы узнать — в чем разница между онизмами, оназмами, и яизмами.
Не сочтите за бестактность мой наглый интерес, но понимаете, тоже бы хотелось блеснуть, так сказать, умностями в отзывах.
В надежде на ответ, весь в ожидании.
Джек.
Загрузка...
Андрей Лакро

Достойные внимания