Маргарита Блинова

Я тебя вижу

Автор:
Кирилл Синельников
Я тебя вижу
Работа №502
  • Опубликовано на Дзен

1

21 сентября 1962 года

Цвейг Вагнер никогда не любил свою работу. Вообще, в Забравке (первое место в мире по производству керамики!) ему много чего не нравилось. Серые угрюмые многоэтажки, вечно хмурое, свинцовое небо, скучные и до омерзения похожие друг на друга люди. А еще постоянно витающий в воздухе запах стройки, от которого у Цвейга всегда начиналось головокружение. Но свое недовольство он само собой и не думал озвучивать вслух. Цвейг был тюфяком, мямлей, размазней, кем угодно, но только не идиотом.

Родился наш герой 13 сентября 1934 года. Эта особая дата в истории Забравки (в стране нет абортов!). Именно в этот день произошло судьбоносное XXVI заседание Коллегиума, на котором постановлялось создание особой Канцелярии по предотвращению рецидивов.

В детстве Цвейг был очень болезненным мальчиком, и уже к двенадцати годам заимел астму, для борьбы с которой родители отправили его к бабушке, поближе к горам. Там, в альпийской глуши, дыша свежим морозным воздухом и ежедневно копаясь в огороде, он, жил до своего совершеннолетия. Пока, наконец, не вернулся обратно в столицу, так и не избавившись от своего недуга.

Отслужив три года в Забравской армии (наше оружие – лучшее оружие!), он поступил в государственное военное училище, которое с достоинством окончил спустя четыре года. Уже через месяц низший чиновничий эшелон пополнился новым специалистом – впереди Вагнера ждало светлое будущее, так ему казалось.

В настоящий момент за заваленным бумагами письменным столом, вперив взгляд в мигающий монитор, сидел унылый, безнадежно уставший человек. Он был одет в песочного цвета пальто поверх строгого костюма с мятым галстуком и грязным воротничком. На правой руке он носил часы фирмы «Наше», на левой красовался металлический значок в виде раскрытого глаза.

Целых пять лет законопослушный гражданин Забравки (кормим всю Европу!) Цвейг Вагнер верой и правдой служил своей стране. Делал он это, исправно наблюдая за квартирой № 78, по адресу Цветной бульвар, переулок Вождя. Объектом его слежки уже неделю был некто Авраам фон Штраус – аптекарь, заведующий небольшой фармацевтической лавочкой у площади Единства.

Свою работу Цвейг не любил, но исполнял добротно и при любых обстоятельствах. Вот, например, сейчас он стойко наблюдал за тем, как аптекарь, насвистывая незатейливую мелодию, принимал душ. Зрелище было не из приятных. Фон Штраус, вооруженный мочалкой, усердно тер свое тучное, намыленное, сморщенное в отдельных местах тело и с удовольствием повизгивал. Наш герой вздохнул, отвел взгляд от экрана и сделал заметку в Книге Нарушений: «Поет».

Пение относилось к незначительным правонарушениям и осуждалось директивой № 134, одобренной Вождем 17 марта 1956 года. Служащие Канцелярии извещались о принятии новых директив заранее. Цвейг получал их через почтовую щель в конвертах из желтой дешевой бумаги. Пол в кабинете нашего героя был завален этими самыми конвертами и мятыми листами. Кабинет, к слову, представлял собой небольшую каморку, тесную настолько, что обычно щупленький Цвейг ощущал себя здесь невероятно и возмутительно большим.

Снова вздохнув, Цвейг посмотрел на монитор – аптекарь с усердием и громким хлюпаньем мылил подмышки.

2

22 сентября 1962

Личное дело фон Штрауса нужно было читать ежедневно. В нем, между прочим, значилось, что гражданин Забравки (Вождь нас любит!) Авраам фон Штраус – русский еврей. Родился в СССР, в Москве. В 1946 году объект слежки женился на некой Саре Морфе - дочке известного английского дипломата, с которой он, используя влияние ее отца, успешно уехал в Великобританию. Там Авраам провел пятнадцать лет и за это время успел обзавестись двумя детьми – дочкой Рахиль и сыном Исааком.

Задремавший было Цвейг вдруг встрепенулся, закрыл папку с личным делом и уставился в мутный экран монитора. Аптекарь и его семья намеревались позавтракать. Кухня, где все они собрались, выглядела уютно, во многом благодаря обоям приятного салатового оттенка и яркой цветастой скатерти.

Кухни Цвейг не любил. Граждане Забравки (Бог на нашей стороне!) имели обыкновения вести за едой неприятные, опасные разговоры, которые вынуждали нашего героя нажимать на красную кнопку. Кнопка эта стояла на столе по соседству с большим зеленым телефоном, и жать на нее следовало в случаях особо явных нарушениях директив.

- Рахиль, передай мне солонку, – голос у Сары фон Штраус был приятный.

Но он был лишь одним из множества достоинств этой во всех отношениях выдающейся женщины. Жена аптекаря представляла собой милое, суеверное и чуточку наивное существо. Она знала несколько языков, умела играть на скрипке и клавесине, а своей жизненной целью считала воспитание детей. Если говорить в общем, то Сара была низенькой, плотненькой женщиной с излишне приторно-сладким характером.

- Мамочка, возьми сама. Ты же видишь, я занята.

Рахиль на момент описанных событий было шестнадцать лет, и из всего семейства фон Штраусов именно она вызывала у Цвейга раздражение и как следствие сильную мигрень. Она была своевольной, своенравной и грубой особой. Подростковый максимализм бил из нее ключом. Возраст такой, ничего уж тут не поделаешь.

- Не шумите, - вмешался в разговор аптекарь. - Исаака своими глупыми перебранками разбудите. Ему и так тяжко. Вы лучше посмотрите, что я смог для него достать на черном рынке. Это было нелегко. У нашего мальчика завтра день рожденья, и я для него постарался. Наш любезный друг помог. Исааку понравится. Его любимая. С орешками.

Коленки Цвейга неприятно задрожали. Он смотрел в экран монитора и боялся верить своим глазам. Аптекарь достал из внутреннего кармана пиджака небольшой мешочек и вынул оттуда изрядно помятую плитку шоколада. Цвейг обхватил руками голову и откинулся на спинку стула. «Ну и что теперь делать»? - стуча зубами, подумал он.

- Авраам, - испуганно пролепетала Сара, оглядываясь. – Ты чего? С ума сошел? Не таясь! А если услышат, если увидят!

- Кто? – махнул рукой аптекарь. – Мой дом – моя крепость. Чай здесь за мной подглядывать не будут.

«Будут», - вздохнул про себя Цвейг и, взяв в руки телефонную трубку, принялся дрожащими пальцами набирать номер Бюро. Формально он мог и не звонить. Продажа и приобретение шоколада были тяжкими нарушениями директивы № 58, а потому нашему герою следовало незамедлительно жать на красную кнопку. Но нажимать он почему-то не спешил.

- Что случилось, наблюдатель? – раздалось после продолжительных гудков.

- Я не знаю, что делать, - пискнул в трубку Цвейг. - Авраам, то есть объект слежки, купил шоколадку для своего сына. Он сейчас ее распаковывает.

- Наблюдатель, объект слежки нарушает директиву № 58. Согласно инструкциям вам немедленно следует нажать на красную кнопку для вызова жандармерии.

- Я понимаю. Но я не знаю. Я не смогу. Со мной в первый раз такое. Я наблюдаю за объектом слежки неделю, и за это время он и его семья произвели на меня положительное впечатление. Мне трудно это сделать. Это неправильно.

- Наблюдатель, вы задумались об этом слишком поздно. В данной ситуации есть два мнения. Правильное. И ваше. Вы служите в Канцелярии пять лет. Вы много раз это делали. В вашем личном деле не указаны сбои в работе. Незамедлительно жмите на кнопку.

- Я не могу, - захныкал Цвейг. – Я никогда не сталкивался с нарушением директивы № 58. Его же расстреляют. Я не хочу, не имею права нажимать. Вызывайте жандармов сами.

- Наблюдатель, у меня нет таких полномочий. Не переживайте. У расстрельной команды патроны стерильны. Возьмите себя в руки и немедленно жмите на кнопку. Если вы ничего не сделаете, сами окажитесь на скамье подсудимых. Выполняйте свою работу! Слава Забравке!

Цвейг выронил трубку из рук и уставился в экран монитора. Семейство фон Штраусов собралось возле кровати Исаака – пятилетнего мальчика, который уже месяц тщетно боролся с малярией. Цвейгу было невыносимо больно смотреть на то, как аптекарь достает из-за пазухи шоколадку, как протягивает ее мальчику, как тот в ответ слабо улыбается бледными губами.

Цвейг на целую минуту задержал дыхание, будто боясь, что семейство фон Штраусов сможет его услышать. Он до крови закусил губу, зажмурился и, глубоко вздохнув, с отчаяньем стукнул по красной кнопке

3

23 сентября 1962

В утренних газетах писали, что расстрелять аптекаря не успели. Авраам фон Штраус умер в тюрьме от сердечного приступа, не дожив до суда. Видимо он не смог пережить сам факт несправедливого ареста. Хотя возможно сказалось беспокойство по поводу его оставшегося беззащитным семейства.

Так или иначе, еще больше погрустневший Цвейг в шесть часов утра уже сидел в своем кабинете, освещенном тусклым светом одной-единственной лампочки, и смотрел в монитор.

Квартира № 78 облачилась в трауре. Вдова фон Штраус на привычное светлое платьице накинула черную вуаль. Она сидела в своей спальне и, всхлипывая, перебирала фотографии семейного фотоальбома. Цвейг, больно прикусив палец от напряжения, не выдержал и закрыл глаза.

Этой ночью он так и не смог заснуть. Стоило ему хоть на мгновение погрузиться в дрему, как он оказывался в ряду расстрельной команды с донельзя тяжелым ружьем в руках. И тут же Цвейг, словно ужаленный, просыпался, вскакивал с кровати и плакал, уткнувшись в рукав. Такое с ним было в первый раз за всю время его работы в Канцелярии.

Между тем к полудню фон Штраусов ожидал новый удар. Не просыпаясь, скончался Исаак. Сара, словно безумная, стояла на коленях у тела мальчика, смотрела в его угасшие васильковые глаза и беззвучно плакала. Рядом с ней, грустно вздыхая, стоял высокий мужчина в черном фраке, с цилиндром на голове и с тростью в руках. Это был Людвиг – друг семейства Штраусов, отставной полковник Забравской армии (от храбрости наших солдат у врагов ломаются ружья!).

Вдруг в комнату вошла запыхавшаяся и взволнованная Рахиль. Она оттолкнула попытавшегося ее обнять Людвига, подошла к постаменту с бюстом Вождя, стоящему у клавесина, неожиданно достала из сумочки револьвер и выстрелила гипсовому Вождю прямиком в голову.

- Мамочка, - ледяным голосом произнесла она, - я больше не буду терпеть несправедливость. Я ухожу в подполье. Я буду сражаться. За отца. За брата. Я лично всажу их главному мерзавцу пулю в лоб.

Внутри Цвейга что-то оборвалось. Явное недовольство действиями власти осуждалось в директиве № 165. Цвейг дал себе пощечину, затем еще одну, после чего нажал на красную кнопку.

4

24 сентября 1962

Цвейг сидел у монитора, время от времени вытирая платком со лба холодный пот. Он вдруг неожиданно вспомнил, что встречался с покойным Авраамом вживую.

Это произошло две недели назад, еще до того как аптекарь стал объектом слежки. Тогда у Цвейга был выходной, который он решил провести в своем любимом кафе. Заказав шнапс и вареную брюкву, он присел за свободный столик и углубился в чтение новостного журнала «У нас все хорошо».

Авраам подошел к нему в тот день, перепутав с другом. Так уж вышло, что они разговорились. Темы были разные, даже самые скользкие. Например, аптекарь, изрядно выпив, говорил следующее:

- По мне, приятель, в вашей стране жить – сомнительное удовольствие. Вот я хоть и еврей по национальности, но по вероисповеданию – христианин. Я бы давно себе в лоб пулю пустил, а не могу. Я же самоубийцей буду. В ад попаду. А второй раз в Забравку я не хочу. У меня у сына день рожденья скоро. А я ему даже шоколадку у вас купить не могу. А он их страсть как любит.

Цвейг тогда по привычке шарил рукой по столу в поисках красной кнопки. Как же он ненавидел сейчас эту кнопку, этот кабинет, эту страну. Он корил родителей за то, что на свет они произвели его именно здесь. Будто специально для этой кнопки, для этого кабинета, для этой страны. Отвлекшись от мрачных мыслей, Цвейг снова принялся смотреть в экран монитора.

- Людвиг, они ее убили! - рыдала Сара, сидя в плетеном кресле у жарко пылающего камина. – Я одна осталось, Людвиг.

Рахиль была застрелена жандармом при попытке побега. Этот неприятный инцидент произошел на улице Равенства. Пуля пробила девушке висок, и скончалась Рахиль мгновенно. Цвейг читал об этом в газетах. Он стал читать их слишком часто в последнее время.

- Тебе подсыпать сахару? – спросила Сара.

Она и полковник сидели на кухне и пили чай с блинчиками и с творогом.

- Да, если можно. Успокойся, Сара, ты не одна, - произнес Людвиг, отхлёбывая из кружки горячий чай. – Я с тобой. Ты всегда можешь на меня положиться. Я человек слова. Мы с твоим мужем, Сара, дружили. По-настоящему. Не показная, знаешь, дружба, а искренняя, мужская. Я до сих пор ему благодарен.

- За что? – удивилась Сара.

- Он ведь меня не выдал. Это я ему помог шоколад достать. Я же военный. Связи в таможне у меня есть. Там я и получил плиточку конфиската. Хотел Исаака порадовать. Хороший был мальчуган. Прыткий такой, смеялся всегда задорно. Прости, не хотел трогать за живое.

- Ничего, Людвиг, - Сара всхлипнула. – Это ты меня извини.

- За что?

- Я подсыпала мышьяка в твой чай.

Полковник улыбнулся – после всех потрясений жена его друга сохраняла чувство юмора. Но тут он вдруг сморщил лицо, скукожился и, схватившись за шею, свалился с кресла. Цвейг широко раскрыл рот и с ужасом смотрел как Людвиг, задыхаясь и корчась в агонии, умирает.

- Только ты знал, что Авраам купил шоколад! – закричала вдруг Сара. – Только ты знал, что у Рахили револьвер! Это ты их выдал, бесчестный мерзавец! Ты!

- Это не он! – Цвейг вскочил со стула и закричал в экран. – Это я! Это я их выдал! Я бесчестный мерзавец, а не он! Я тебя вижу! Это я!

И Сара словно его услышала. По крайней мере, она перестала кричать, села обратно в кресло и уставилась прямиком в снимающую ее камеру. Цвейг не мог вынести ее взгляда. Он обжигал даже сквозь стекло монитора.

В Цвейге после этого что-то перемкнуло. Весь оставшийся день он занимался тем, что крушил абсолютно все в своем кабинете. Он разбил экран, зубами разгрыз телефонный провод, на мелкие кусочки порвал все личные дела и все директивы. Но больше всего Цвейг возился с ненавистной красной кнопкой. Он обрушивал на нее удары стулом, кусал, даже пытался поджечь.

Покончив с ней, он достал из ящика стола револьвер «Бульдог» фирмы «Наше», вздохнул, закрыл глаза и выстрелил себе в переносицу.

А на другом конце города в точно такой же каморке с письменным столом, с телефоном, с монитором и с красной кнопкой сидел низенький человечек со смешными усиками и короткой бородкой. Он посмотрел на обезображенный труп Цвейга, отчетливо видневшийся на экране, побарабанил по столу пальцами и, шумно вздохнув, нажал на красную кнопку.

Слава Забравке (самоубийства запрещены директивой № 67)!

+1
20:10
609

Достойные внимания

Рано
Аня Тэ 1 месяц назад 23
Еж
Nev 14 дней назад 14