Путь номада

Автор:
Федор Ковалев
Путь номада
Работа №143
  • Опубликовано на Дзен

Астана, зима 2050 года

Это был настоящий облом! ­­Я победил в международном конкурсе NASA, успешно прошёл испытания в Центре подготовки космонавтов и в конце получил вердикт психолога – годофобия – боязнь длительных путешествий! Это весьма распространённое психическое заболевание в век глобализации, но, с таким диагнозом об участии в первом пилотируемом полёте на Марс можно забыть. Правда, эскулап оставил мне надежду – если в течение месяца исцелюсь, могут зачислить в резерв – здоровье-то у меня железное и уровень IQ выше 150 баллов. И это без биохакинга и нейроимплантов.

Меня зовут Арман Сырымбай. Мне 27 лет. Я работаю программистом в корпорации «WorldBrain» Министерства обороны США, базирующейся в столице Казахастна – Астане. Поэтому я в основном общаюсь в англоязычной среде. Родного казахского языка практически не знаю. Вместе с русским он мне как-то не пригодился. Недавно корпорация начала сокращение штата, которое, поговаривают, коснётся и программистов. К этой проблеме ещё добавилось и отстранение от космической экспедиции, на которую я возлагал большие надежды.

С этими тяжёлыми мыслями я вернулся в свою полупустую квартиру-студию, которую снимаю на левом берегу Астаны – трехмиллионного мегаполиса, раскинувшегося под гигантским стеклянным куполом среди бескрайней казахской степи.

***

В середине 21 века левобережье Астаны стало государством в государстве, с высоким уровнем жизни, резко отличающимся от быта других четырёх городов-хабов Казахстана, задымлённых и перенаселённых безработными аулчанами торгово-промышленных центров. Астана стала пределом мечтаний казахстанской молодёжи после введения в школах трёхъязычного обучения, с которым не брали в зарубежные вузы. Русский и английский в школах преподавался слабо, а казахский был своего рода маркером лояльности к государству.

После разрыва отношений с Россией Казахстан фактически стал саттелитом США. На территории республики сразу разместились базы НАТО и американской противоракетной обороны. Тут же в городах-хабах вспыхнули сепаратистские настроения. На юге и западе активизировались исламские фундаменталисты, поддерживаемые арабскими странами, а север и восток вдруг заговорил о возможном присоединении к России. Пророссийских сепаратистов давят спецслужбы обоих государств. Им не нужно, чтобы самая длинная граница в мире превратилась в самую длинную линию фронта.

Теперь США, НАТО, ОБСЕ и Открытое правительство почему-то не вмешиваются во внутренние дела Казахстана, хотя раньше это делали без спроса. Такое ощущение, что им выгодно раздробление республики на мелкие княжества – разделяй и властвуй! Больше всего мы боимся быть втянутыми в proxy war – войну, которую ведёт Америка чужими руками против России. В горячих точках страны спецслужбы уже неоднократно обезвреживали вооружённые банды иностранных наёмников, выдававших себя за местных сепаратистов.

***

Раньше Астану делила на две части река Ишим. К середине века она превратилась в каньон с заболоченным ручейком посередине. Теперь это разделительный ров между миром богатых и миром бедных. Сейчас в народе Астаной именуют только левобережье, где под прозрачной сферой сверкают небоскрёбы делового центра, зеленеют богатые жилые кварталы. Здесь круглый год поддерживается тёплый климат, растут тропические растения, люди дышат чистым воздухом и купаются в открытых бассейнах. Здесь сосредоточена вся экономика, наука и культура Центральной Азии.

Старую часть города на правом берегу рва, народ окрестил Акмолой – Белой могилой. Хотя она вовсе не белая. Зимой снега нет, улицы заметает песком. И сейчас я, сидя с планшетом на широком подоконнике, смотрю вдаль из окна своей высотки. Внизу вижу цветущую Астану, а вдалеке за куполом – занёсённую зимней пылевой бурей Акмолу. Как не хочется покидать наш уютный дендрарий и возвращаться в бедные, обледеневшие кварталы правобережья! Как хочется дышать чистым воздухом, а не задыхаться в модных киберпанковских респираторах.

Сегодня перспектива скатиться вниз по финансовой лестнице мне видится отчётливо – жизнь под куполом дорожает. К тому же, наш проект «WorldBrain» вот уже месяц развивается самостоятельно без участия людей. Ранее он лишил работы почти всех интеллектуалов мира, теперь добрался и до нас, своих создателей. Поэтому я решил бросить всё и улететь прочь от этой смердящей, как помойка, планеты, где мне ничего не светит и ничто не держит! Хотя, так ли ничто?

***

На экране планшета высветился входящий звонок от мамы. Я машинально кликнул кнопку приёма. Мы говорили по-английски с редким добавлением казахских слов и фраз:

– Как дела, сынок? Ты прошёл отбор?

– Похвастаться нечем. Полный облом.

– Что случилось? – взволновалась мама.

– Годофобия – боязнь дальних путешествий.

– Это у тебя-то, у потомственного кочевника?

– Да уж, потомственного… Когда это было?

– Наши предки кочевали по степи тысячи лет. У нас, казахов, любовь к странствиям и смене мест заложена генетически.

– Только не у меня.

– Может, это врачебная ошибка? Или ты, действительно, чувствуешь тревогу перед поездками?

– Не всегда. Но, порой, появляется предчувствие беды. Тогда я просто терплю дорогу – сплю, читаю. Такие поездки радости мне не приносят. Сейчас моя тревога сильнее.

– Древние суфии говорили, что главная ценность путешествия – это не конечная цель, а сам процесс путешествия. Жизнь – это движение. Научись наслаждаться каждым моментом этого движения.

– Это красивые слова. Психолог говорит, что я должен разобраться в причине своего страха. Возможно, он связан с детскими впечатлениями, стрессом, пережитым во время переезда или бегства. Этот страх таится где-то в глубинах подсознания.

– В детстве у тебя таких проблем не было. Мы жили оседло, помнишь наш дом в Аягозе?

– Может, это генетическая память? Может, от вынужденного переезда пострадал кто-то из наших предков?

– Сейчас, разговаривая с тобой, я обращаюсь к «WorldBrain»… Такой информации у нас нет. Передача родовой памяти через гены ещё досконально не изучена. Известно, что травмирующие данные могут менять активность генов путём химической модификации ДНК. Но это в теории…

***

Вот тут я вынужден на время прервать диалог и объяснить читателю, что такое «WorldBrain» и какое отношение к нему имеет моя мама.

Поворотом в истории человечества стал 2017 год, когда Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США представило нейроимплант для улучшения памяти людей, страдающих деменцией. Этот кремниевый микрочип установил обмен информацией между человеческим мозгом и компьютером. Чуть позже учёные научились влиять на участки мозга, чтобы искусственно вызывать у человека тактильные, обонятельные и вкусовые ощущения. Благодаря этим новшествам создали предельно достоверную виртуальную реальность. В интернете моментально вырос невероятный мир цифровой вселенной.

Сначала нейрочипизация была дорогим удовольствием, дающим элите значительные преимущества по обмену, обработке и хранению информации, а также погружению в виртуальную реальность. Потом чипизация стала массовой, стали доступными домашние нейроприставки, вытеснившие костюмы и шлемы виртуальной реальности.

Параллельно развивался новый вид услуги – отпуск в виртуальном мире. Это было невероятное приключение, где клиент мог выбрать себе любой образ-аватар – супергероя, мачо или фурри. А ведь каких-то полвека назад всё это было кинофантастикой! Со временем виртуальный отпуск стал доступнее реальных курортов, пляжей и Диснейлендов, опустевших из-за повышения солнечной активности и затяжного экономического кризиса.

Так было до тех пор, пока один из клиентов не заплатил корпорации за то, чтобы навсегда поселиться в виртуальной реальности. И тут начался бум – люди продавали свои машины, недвижимость, чтобы уйти в компьютерное забвение и навсегда отрешиться от тяжёлых проблем нашего мира, которых к тому времени накопилось множество – это и плохая экология, и социальное расслоение, и безработица, и преступность, и потеря смысла жизни. На фоне виртуального ажиотажа заметно снизилось число суицидов.

В густонаселённых развивающихся странах открылись фирмы, гарантирующие пожизненное содержание клиентов в виртуальной реальности. Поначалу людей подключали к сети, организм погружали в анабиоз и питали внутривенно. В полную силу работал только мозг. Зрение, слух, обоняние, вкус и осязание ему заменяли вживлённые чипы. Потом Министерство обороны США создало корпорацию «WorldBrain», монополизировавшую этот бизнес. Серверы разместили в Астане, находящейся в самом центре Евразии.

Почти все страны мира запустили госпрограммы по переселению инвалидов и одиноких стариков в виртуальную реальность. Это было гуманнее эвтаназии. В VR отправили и преступников-рецидивистов. В связи с сокращением социальных расходов капиталисты добились сокращения налогов и стали ещё богаче. Следующим шагом корпорации стала оцифровка разума и воспоминаний. Это даровало обитателям виртуального мира освобождение от своего бренного тела и вечную жизнь в сети.

Людей, переселённых в виртуальную реальность стали называть виртуалами. Они становились сотрудниками корпорации «WorldBrain» и выполняли всю интеллектуальную работу, вытеснив с рынка труда реальных землян. Во-первых, мозг виртуалов объединён в единый «Всемирный разум», они молниеносно находят и обрабатывают тысячи терабайт информации. Во-вторых, их труд дешевле услуг обычных людей, так как нет расходов на еду, одежду, лекарства и развлечения.

Виртуалы проникли во все сферы реальной жизнедеятельности – от научных исследований и дизайнерских разработок до делопроизводства, бухгалтерии, управления машинами и роботами. Они стали прекрасными учителями, нянечками, гидами, консультантами, киноактёрами, телеведущими и музыкантами. В числе виртуалов было немало людей преклонного возраста, инвалидов и неизлечимо больных. В цифровой вселенной все они стали молодыми, красивыми и здоровыми.

Среди пенсионеров, мечтающих об активной, полной приключений жизни, оказалась и моя мама. После смерти отца она долго прибывала в депрессии. Потом нашла отдушину в соцсетях. Когда она объявила о своём решении переселиться в цифровую реальность, я был в шоке. Только что потерял отца, а тут ещё и мать! Но она была непреклонна. Заявила, что продала свою квартиру и заказала аватар молодой девушки. Меня она утешила, что я смогу с ней общаться в любое время по интернету, как будто она уехала на курорт.

Не стану рассказывать, как я с ней прощался, как провожал в центр виртуализации, как смотрел через стеклянную дверь на неё, уходящую по длинному коридору, а потом напился с горя. На следующий день от мамы, как обычно поступил видеозвонок на смартфон. Я даже подумал – не приснилось ли мне всё? На экране она – весёлая и счастливая в белом платье на фоне морского побережья. Говорит, что со мной на связь будет выходить в привычном для меня виде, а свой юный аватар припасла для других случаев. Для меня она стала ангелом-хранителем, который постоянно был рядом, оберегал от опасностей и давал ценные советы.

***

Однако, вернёмся к моему разговору с мамой.

– Твою фобию можно заглушить медикаментозно или с помощью гипноза. Но это всего лишь ремиссия от одного приступа страха до другого. Что будет, если он застанет тебя в пути? Вы ведь летите без анабиоза. Ты поставишь под угрозу не только свою жизнь, но и всю экспедицию, – рассуждала мама. – Возможно, поэтому психолог рекомендовал тебе разобраться самостоятельно?

– Но как мне докопаться до причины страха? Помнишь, ты рассказывала, что раньше в Аягозе жила старуха-ведунья, она ещё испуг с детей снимала?

– Баксы́? Так это давно было. Её уже нет в живых.

– Где бы мне найти такого шамана?

– Уже точно не под куполом. Выйди наружу. Я буду помогать тебе.

– Спасибо, мам.

Так начался мой долгий путь к себе и своим тайным страхам. Я наспех собрался, вышел через шлюз из купола, миновал заградительный кордон и отправился по мосту через ров в Акмолу. Мама всегда была на связи по смартфону. Она дала мне адрес старого музейного работника, который всю свою молодость провёл в этнографических экспедициях по казахской степи.

Аскар Рысбай оказался бойким и общительным старичком. Я застал его дома и вкратце посвятил в суть проблемы. Он дал координаты старейшины аула Уба, расположенного в горах Казахстанского Алтая на границе с Россией. Из-за оттока населения аул исключили из учётных данных. Я не смог узнать, остался ли там кто-нибудь из жителей, но всё же рискнул поехать наобум. Положился на волю случая.

***

До восточного хаба Оскемен я с комфортом долетел на самолёте. Оттуда на стареньком рейсовом автобусе добрался до заснеженного горного городка Кунаев. Сугробы здесь стояли по первый этаж. До аула Уба осталось каких-то 20 километров, но тут начались проблемы. Оказалось, что зимой дорогу в Убу заметает снегом. Транспорт туда не ходит. В Кунаеве я пытался нанять проводников, но смельчаков не нашлось – рядом российская граница, есть риск наткнуться на боевиков-сепаратистов. Тогда я купил лошадь, провизию, запасся горелкой с сухим горючим, фонарём и отправился сам.

Местность здесь живописная – горы, покрыты вечнозелёным хвойным лесом. Дышится намного легче, чем в Астане. Летом эти 20 километров я преодолел бы за день. Сейчас мне приходилось пробираться по пояс в снегу и ещё тащить за собой упирающуюся лошадь. Ночью я устроил привал, забыв её привязать. Думал, побоится уйти. Утром проснулся засыпанный снегом, а лошади нет, и следы запорошило. Вместе с ней исчезли и съестные запасы, притороченные к седлу. Достал смартфон – сигнал на нуле. Я был в шоке – еды нет, связи нет, GPS-навигации нет.

Покрутился на месте, озираясь – откуда я пришёл? Вспомнил, что утром солнце всходит на востоке, а я шёл с запада. Как смог сориентировался и побрёл через сугробы. К вечеру увидел волка. Всё, думаю, конец! Силы уже на исходе, чиркаю зажигалкой – не загорается. Пытаюсь залезть на какую-то скалу, срываюсь, падаю на камни и погружаюсь в темноту…

***

С трудом открываю глаза, всё тело болит, голова как в тумане. Пытаюсь понять, где нахожусь. По виду, какая-то тёмная избушка. Деревянный закоптелый потолок, из маленького замёрзшего окошка едва пробивается дневной свет. Ужасный запах подгоревшей еды, навоза и ещё не пойми чего. Возле меня сидит незнакомый седобородый старик в серой поношенной телогрейке. Заметив, что я очнулся, что-то меня спрашивает. Осознаю, что он говорит на казахском, которого я не знаю.

– Where I am? Do you speak English, ata? – без особой надежды пытаюсь наладить контакт. Ноль реакции. Судя по всему, для него моя речь, как птичье чириканье.

Я спохватился, стал шарить по карманам, разыскивая смартфон. Старик понял, что я ищу вещи и подал пуховик, лежавший на полу у стены. Я достал смартфон – связи нет. Включил приложение-переводчик и через него обратился к деду:

– Это аул Уба?

Старик, услышав из смартфона казахскую речь, оживился:

– Да, Уба. А ты откуда, сынок?

– Из Астаны.

– Ойбай! (переводчик бесстрастно перевёл этот возглас, как «междометие, выражающее удивление, страх, восторг»)

Я невольно улыбнулся:

– Как вы меня нашли?

– Это моя собака тебя нашла и привела меня. Ты лежал без сознания.

– Это, наверное, её я принял за волка.

Я попытался засмеяться и закашлялся. Старик жестом показал на смартфон, я вновь включил переводчик:

– Ты куда шёл? – раздался вопрос.

– Я ищу старейшину аула Уба, у меня к нему дело.

– Я один живу здесь. Сам себе старейшина.

– Вы знаете, где здесь поблизости живёт колдунья?

– Баксы́? Южнее в горах есть старушка-отшельница Кумысжан-апа. Она лечит людей игрой на кобызе. Говорят, что общается с душами предков – аруахами, призывает их на помощь.

– Мне она нужна!

– К ней идти лучше летом. Её дом стоит высоко в горах. Сейчас не пройдёшь. От Кунаева к ней идти ближе. Люди так и ходят.

– А вы когда у неё были?

– Года два назад.

– Надеюсь, она мне поможет, – я вновь закашлялся.

– Только сначала вылечим твою простуду! – старик решительно хлопнул себя по колену, встал и вышел на улицу.

От простуды и кашля казахская народная медицина предложила два средства – растирание груди и спины курдючным жиром и питьё кумыса. Дед ещё окурил меня дымом адраспана и пошептал молитвы. Не знаю, что из этого помогло, но через два дня я уже засобирался в дорогу.

***

Попрощавшись с заботливым старцем, я зашагал на юг, высоко поднимая ноги в сугробах. Со мной был выцветший вещмешок с вяленой козлятиной, пластиковой бутылкой кумыса и десятком баурсаков. В отдельном свёртке – подарок целительнице, которым меня снабдил аксакал. Он дал понять, что не вежливо идти к ней за помощью с пустыми руками.

И вот опять снег, горы, слепящее солнце, колкий ветер в лицо, замёрзшие слёзы на щеках. Периодически останавливаюсь, чтобы пошевелить пальцами ног – они немеют. Достал смартфон, чтобы сориентироваться по навигатору, туда ли я иду, но между горами сигнала нет.

Опять бреду наугад, проваливаюсь в сугробы между камнями, рискуя сломать ноги. Тяжело выбираюсь из снежных завалов, как медведь из берлоги. Цепляюсь замёрзшими рукавицами за липкие, пахнущие смолой, колючие ветви изогнутых сосен. Борюсь с непреодолимым желанием упасть в мягкий снег и отдохнуть. Но, понимаю, что рискую там уснуть навсегда.

Вдруг вижу, над горой струится дымок. Вот она – цель моегопутешествия. Белая юрта, затерянная между серых скал и зелёных сосен. Вот оно убежище современной колдуньи! Подхожу ближе и с удивлением обнаруживаю, что это не юрта, а белый купольный дом – геодезический купол Фуллера. Сзади к нему пристроена стеклянная теплица, на крыше солнечные батареи, рядом на земле параболическая спутниковая антенна, возле крыльца снегоход. Вот так отшельница!

***

От дома ко мне с лаем бежит крупная серая собака. Заслышав её, из дверей домика вышел седой бородатый мужчина с длинными волосами, собранными в хвост. По виду – старый хипстер начала 2000-х. Он из-под ладони посмотрел на меня и подозвал пса.

– Здравствуйте! Кумысжан-апа здесь живёт?

– Кумысжан-апа?! – переспросил мужчина.

– Sorry! I was wrong, – пробормотал я, заметив его смятение. Мне стало досадно, что это ещё не конец моего путешествия.

– А вы, по какому делу? – хозяин дома свободно говорил по-английски.

– Мне нужна Кумысжан-апа, народная целительница. У меня к ней личный разговор.

– Боюсь огорчить вас, но её больше нет.

У меня внутри всё оборвалось.

– В смысле? – едва смог я выдавить из себя.

– Год, как умерла. И всё-таки, что вас сюда привело? В такие дебри люди просто так не ходят. Может, я смогу вам помочь?

– Вы её сын?

– Нет. Я её ученик. Она преподавала у нас в университете психологию. Я был одним из немногих, кто серьёзно относился к её методу кобызотерапии. В благодарность она передала мне своё мастерство врачевания игрой на кобызе.

У меня затеплилась надежда. Я решил, была не была, расскажу ему свою историю, может, что-нибудь подскажет. Пожав руки, мы коротко представились друг другу:

– Арман.

– Кожапия́. Можно просто Кожа́.

В полукруглом домике было по-городскому чисто, тепло и уютно. Не было резких сельских запахов, как в Убе. Первое, что бросилось в глаза – этажерка с книгами и фотопортретом девушки в казахском народном костюме. Она сидела под карагачём с кобызом на коленях и задумчиво смотрела вдаль. На девушке было длинное платье, тёмно-зелёный камзол, вышитый золотым орнаментом, и высокая остроконечная шапка-колпак.

– Это её любимая фотография, – заметив моё любопытство, объяснил Кожа́. – Здесь Кумысжан нет и тридцати. А дожила она до ста лет. Теперь это, можно сказать, её дом-музей, – обвёл он рукой помещение. – Здесь – её вещи, а это – её инструмент, – седой ученик бережно взял с подставки старинный двухструнный кобыз со смычком.

***

Потом Кожа́ пригласил меня за стол. Я повесил пуховик на вешалку у входа и, закатав рукава свитера, подошёл к старому деревенскому рукомойнику, который совершенно не вписывался в современный интерьер. Я пытался зачерпнуть из него воду сверху. Хозяин, заметив моё замешательство, показал, как им пользоваться – надавил снизу на поршень, и вода полилась в руки.

– Я вынужден жить здесь безотлучно, хотя у меня семья в городе, – объяснил хозяин. – Место это намоленное, и я при нём, как шыракши-хранитель. Сюда паломники уже, почитай, полвека ходят. Круглый год без предупреждения. Раньше Кумысжан-апа их врачевала, теперь я. Сначала здесь избушка была, потом я купольный дом поставил – так всем удобнее.

Посреди комнаты стоял низкий круглый стол-дастархан, вокруг него на полу разбросаны плоские подушки, вышитые в национальном стиле. Хозяин сел на пол у стола, жестом пригласив меня расположиться напротив. Приготовленная им пища показалась мне слишком жирной и тяжёлой, и уж точно не полезной –мясо с тестом. Но, оголодав в пути, я всё съел за милую душу, забыв о своей спортивной диете и расчёте калорий.

В знак благодарности я передал хозяину подарок от старика из Убы. Кожа́ развернул свёрток и улыбнулся – в нём лежал целлофановый кулёк дешёвых конфет-карамелек вперемешку с неровными белыми шариками курта, а в замасленной бумаге – коричневый брусочек коспа.

– Надо же, какая ценность! Неужели в городе стали выпускать такие аутентичные продукты? Ведь это ручная работа?

– Если честно, это передал старик из Убы. Он сказал, что Кумысжан-апа это очень любит. Точнее, любила, – исправился я.

– Да, это так. Она была и остаётся душой нашего народа. Давай помянем её добрым словом.

Мужчина пробормотал молитву, огладив руками бороду.

После чаепития он взял в руки старинный кобыз, устроил его на коленях, покрутил колки, настраивая струны:

– Давай, я тебе поиграю! Ты можешь прилечь здесь на подушках. Просто расслабься, закрой глаза и слушай.

Я послушно откинулся на спину и сомкнул веки.

Комнату наполнил непривычный хрипловатый гул. Постепенно он трансформировался в простую монотонную мелодию, словно музыкант подбирал аккорды-ключи к моему подсознанию. Вскоре я погрузился в приятное забытье. Возможно, сказалась моя усталость и сытный обед. Я не заметил, как крепко уснул.

***

Очнулся я от звона посуды – Кожа́ хозяйничал возле электроплитки. За окном было темно, комната освещалась холодным светом диодной лампы. Часы на стене показывали восемь утра. Сколько же это я проспал? 18 часов – не меньше! Вот дела!

– Доброе утро! – приветствовал меня гостеприимный хозяин. – Сейчас чаю попьём.

– Извините, я вчера заснул. Видно, устал очень, – пробормотал я.

– Это и нужно было. Я над тобой поработал, – откликнулся колдун, бросая на блюдце горсть конфет из полиэтиленового мешочка.

– В смысле?

– Тебя беспокоил страх пути. Теперь этот страх преодолён.

Я попытался прислушаться к своим ощущениям, но ничего нового не уловил.

– Как вы узнали о моей фобии? – спросил я, присаживаясь на подушки возле столика.

– Я играл на кобызе и увидел всё, что мне нужно, – ответил Кожа́, наливая чай.

– В чём причина моего страха?

– Это не твой страх. Он достался тебе от предков.

– Расскажите! – я натянул рукава свитера на ладони и взял обжигающую пиалу с чаем.

– До 20-х годов прошлого века твой род был богатым. Богатство это исчислялось тучными стадами овец и лошадей, которые твои предки пасли на своих землях. Потом в казахские степи пришла революция. У твоих родичей забрали скот в колхоз, но прокормить его не смогли и пустили под нож.Вначале 30-х в степи начался голод – кочевые скотоводы, лишённые привычного образа жизни и пропитания умирали тысячами.

– Это вы узнали, поиграв на кобызе? – скептически спросил я, кивнув на старенький ноутбук, лежащий у окна.

– Не скрою, я навел о тебе справки в «WorldBrain» и сопоставил данные.

Я шумно выдохнул, подняв глаза к потолку – стоило тащиться сюда, рискуя жизнью, чтобы получить информацию из интернета? На местных аборигенов это, возможно, и произвело бы впечатление, но лично я разочарован.

***

– А теперь о том, чего нет в интернете, – проигнорировав мой огорчённый вздох, продолжил Кожа́. – То, что рассказали мне духи твоих предков.

– Аруахи? – иронизировал я.

– Аруахи. В 30-х годах твои предки бежали от голода в Восточную Сибирь, в Новокузнецк. Это кочевье было тяжёлым. Из восьми человек выжило только трое – основатель твоей фамилии Сырымбай, которому было 13 лет и два его старших брата. В эту страшную поездку они потеряли мать, отца, младших сестёр. С тех пор Сырымбай стал испытывать безотчётный страх перед дорогой. Он боялся куда-нибудь ехать, для него это было смерти подобно. В 1937 году этот страх закрепился окончательно. Сырымбай с братьями вернулся на родину и тут же попал под репрессии. Старших братьев арестовали, и они пропали бесследно. Сырымбаю было 20 лет, когда тройка НКВД осудила его на 10 лет лагерей за антисоветские высказывания, которых не было. Эшелон с политзаключенными добирался до «УралЛага» около месяца. Людей везли, как скот в закрытых товарных вагонах. Сырымбай сильно заболел и едва не умер. Потом были годы тяжёлой работы на лесозаготовках. Парень всё время думал, что это судебная ошибка. По его просьбе друзья, знавшие русский язык, писали прошения о пересмотре дела в НКВД, Генпрокуратуру, ЦК КПСС. Сырымбай не знал, что за четыре месяца 1937 года по всему СССР так было репрессировано 10 000 человек. Около половины – расстреляно. Его репрессировали, как потомка баев по надуманному обвинению. Хотя Сталин говорил, что «сын за отца не отвечает».

– Я не знал, что Сырымбай был репрессирован.

– Он унёс эту тайну с собой в могилу. На то были причины. В 1947 году он вышел на свободу и решил поселиться в Семипалатинске. Искал работу. Начальство, узнав о судимости, не решалось его брать. К тому же, он был безграмотным – в детстве учился писать по-казахски арабской вязью. Вернулся в Казахстан, а здесь уже казахский перевели на латиницу. Вышел из лагеря, а вместо латиницы – кириллица. Тут его вызвали в НКВД и приказали выселиться за 101-й километр. Поэтому он уехал в дальний аул, где его не знают, и устроился пастухом. Там женился на вдове с ребёнком. Поселился в её доме. У них родилось двое общих детей.

***

Рассказчик замолчал, что-то обдумывая. Потом неожиданно спросил:

– Ты знаешь, как пропал Сырымбай?

– Нет. Мне это не рассказывали.

– Аул, где поселился твой предок, оказался на территории строящегося Семипалатинского полигона. В 1949 году перед испытанием ядерной бомбы всё население с вещами погрузили в машины и вывезли в город Аягоз. Сказали, теперь будете жить здесь. Ничего не объяснили. Многие подумали – это временно. Побоялись, что их хозяйство растащат мародёры и ночью сбежали обратно. Среди несчастных был и Сырымбай. Назад они не вернулись.

– Я знал, что наша семья родом из Аягоза. Но, как вы узнали все эти подробности? «WorldBrain» не хранит такой информации. Только не говорите, что общались с душами умерших предков…

– Тогда мне нечего больше сказать.

– Но, как страх перед дорогой от моего дальнего предка передался мне? Как это возможно? Почему таких проблем не было у моего отца и у других родственников?

– А ты вспомни, разве страх перед дорогой преследует тебя постоянно? Ты боялся идти сюда?

Я задумался, действительно, за всё время пути у меня не было ни страха, ни сомнения, хотя, ситуации были рискованными, и приходилось действовать наугад.

– Тогда что это, если не годофобия?

***

Кожа́ внимательно посмотрел мне в глаза:

– Я думаю – это сигнал. Аруахи оберегают тебя от опасного путешествия. Передают тебе свой негативный опыт. Прими этот страх не как наказание, а как спасительный дар. Прислушайся, и будь благодарен.

– Быть благодарным? Но меня из-за этой внезапной фобии отстранили от космической экспедиции! Это был шанс начать новую жизнь и войти в историю!

– Ты уверен, что эта экспедиция не закончится катастрофой? Что ракета не взорвётся в открытом космосе, где тебя аруахи спасти не смогут, как на днях, когда ты чудом не замёрз в горах?

– Откуда вы знаете об этом? – ошеломлённо спросил я.

– Мне сообщила твоя мама. Она твой ангел-хранитель.

– Но она ничего об этом не знает, в горах связи не было, – я вновь покосился на ноутбук.

– Я общалась с её душой, – ответил Кожа́.

– Но вы же говорите, что общаетесь с душами умерших… А я разговаривал с ней дней пять назад!

– Ты разговаривал с компьютерной программой. Мне искренне жаль тебе это говорить, но душа твоей мамы давно в мире ином.

– Вы хотите сказать, что она умерла? – я лихорадочно стал включать смартфон. – Чёрт, аккумулятор сдох!

Но Кожа́ мягко остановил меня:

– Это не твоя мама, а интернет-бот, программа имитирующая деятельность человека. Перед смертью корпорация сканирует их воспоминания, записывает голос, мимику, создаёт компьютерный аватар. Причём, за деньги самих клиентов. Потом проводится эвтаназия. Так с поверхности земного шара добровольно ушло больше половины населения.

–Откуда вы это знаете, сидя в глуши?

– Души умерших приходят ко мне. Они хотят остановить этот геноцид.

– Я не верю! У вас есть спутниковый интернет? Дайте ваш компьютер!

Пока я включал пошарпанный ноутбук, Кожа́ бесстрастно вещал:

– Когда виртуалов были десятки, их содержали в чистых больничных палатах. Когда счёт пошёл на сотни, с телами уже не церемонились. Людей хранили в ангарах, на многоярусных лежаках, как в огромном морге. Потом руководство корпорации сочло содержание тел затратным. Так родился миф о возможности переселения разума в сеть. Миф, понимаешь?

– А как вы объясните то, что виртуалы вытеснили людей с рынка интеллектуальных услуг?

– Нет ни каких виртуалов. Всю работу выполняет компьютер. Чтобы сохранить эту тайну, владельцы корпорации увольняют весь реальный персонал, оставив только доверенных. На самом деле изготовление ботов-виртуалов – это сокрытие следов самого страшного массового убийства в истории человечества, которое продолжатся до сих пор. Каждый час с десяток людей на планете добровольно расстаётся с жизнью, веря, что обретает виртуальное бессмертие.

***

Я вызвал по Skype маму. Она мгновенно ответила, словно ждала меня. Вот её родное лицо, на котором мне знакома каждая морщинка.

– Сынок, как ты? Почему не звонил и не отвечал? – накинулась она с упрёками и расспросами.

– Всё в порядке, ма. Я уже у баксы́. Он мне помог. Фобии больше нет, и не будет. Ты общалась с ним по интернету?

– С кем, сынок?

– С Кожо́й, целителем, у которого я нахожусь.

– Нет, я не знаю такого. А в чём дело?

– Мам, а как погиб наш предок Сырымбай?

– Погиб? С чего ты взял, что он погиб? Он бросил семью.

– Это было в Аягозе? В каком году?

– Да что случилось? Зачем тебе всё это?

– Восстанавливаю историю своего страха.

– Свекровь мне рассказывала – это было в Аягозе, в 1949 году.

– Когда было испытание ядерной бомбы?

– Какой бомбы? Про это мне говорили.

Я задумчиво замолчал, вглядываясь в экран: ну, вот же она! Такая же, как всегда. Естественное поведение, речь. Про внешний вид молчу – графика фотореалистичная. С Кожо́й она не говорила. Тогда, как он узнал о моих злоключениях в горах? Ничего не понимаю. Тут меня осенило:

– Мам… Помнишь, ты любила маленькие жёлтые цветочки, которые распускались в степи весной? Как они пахли?

– Запах не помню. Ну, как обычно пахнут цветы? Пыльцой.

– Но ты же их только за запах и любила. Они мёдом пахли, – я озадачено взглянул на Кожу, безмолвно сидящего за дастарханом. Он только многозначительно кивнул мне головой, приподняв брови, мол, продолжай, продолжай!

– Ма, а ты помнишь свою любимую песню из старого фильма?

– Какую?

– Ну, там где труба в конце играла.

– Из фильма «Свой среди чужих»? Конечно, помню.

– Ты помнишь, что чувствовала, когда её слушала?

– Что именно?

– С тобой что-то происходило...

– Не помню.

– На этом соло у тебя мурашки шли по коже и волосы на руках поднимались.

– Что за ерунду ты говоришь? Не выдумывай.

– А помнишь песню «Я тебя никогда не забуду»?

– Как же не помнить?

– А что ты ощущаешь, когда её слушаешь?

– Я давно её не слушала. Что ты меня допрашиваешь?

– Комок в горле у тебя был, и плакать хотелось.

– Комок чего?

– Ничего, проехали. Ты всегда говоришь, что волнуешься за меня. Как в это время бьётся твоё сердце?

Внезапно изображение распалось на пиксели, и связь прервалась.

***

Я медленно закрыл ноутбук, встал у большого полукруглого окна и задумался, глядя на отяжелевшие под искрящимся снегом зелёные лапы сосен – почему мама не помнит свои ощущения, ведь она очень впечатлительная?

Кожа́, видя мои сомнения, тоже подошёл к окну:

– Я потрясён твоей проницательностью! – произнёс он, глядя вдаль. – Ты сразу нашёл слабое место компьютерной программы – это ощущения, свойственные живому человеку. Учёные научились сканировать и записывать аудиовизуальную память, а сохранение пережитых чувств им пока не подвластно. Связь неспроста прервали.

– Вы думаете – это не случайность?

Кожа́ пожал плечами.

– Вы считаете, что «WorldBrain» – это электронный концлагерь?

– «WorldBrain» – это и концлагерь, где виртуальные мёртвые следят за живыми, и глобальный Холокост, задача которого сократить численность населения на планете.

– Зачем?

– В 21 веке человечество столкнулось с проблемой перепотребления ресурсов, – начал Кожа́ голосом лектора, скрестив на груди руки. – 20% землян, а это жители развитых стран, потребляют 80% всех земных ресурсов и создают столько же мусора. Высокий уровень жизни означает и высокий уровень потребления ресурсов. По западному пути стали развивать свою экономику и перенаселённые страны – Китай и Индия. Но все 10 миллиардов жителей Земли не смогли бы жить, как в США или Европе. Ресурсов на всех не хватит. И тут правители развитых стран нашли выход – интернет. Люди стали проводить в соцсетях больше времени, чем в реальной жизни. Интернет-зависимость стала распространённым психическим расстройством. Поэтому, когда людям предложили возможность переселиться в виртуальную реальность, они восприняли это, как подарок судьбы.

– Такими темпами, к концу века на Земле останется пара миллиардов человек. И этот будут в основном религиозные фундаменталисты, – заметил я. – Мусульмане недавно выпустили фетву, приравнивающую переселение в виртуальную реальность к греху самоубийства.

– Кем бы ни были эти люди – верующими или атеистами – среди них должно быть, как можно больше здоровых, чистых людей. Не биохакеров и имморталистов, а нормальных людей, таких, как ты. Потому что за вами будущее рода человеческого. Главное, осознать свою ответственность перед людьми и природой, а не бежать с разграбленной планеты. Аруахи остановили тебя и привели ко мне не случайно!

Меня насторожила пафосная речь собеседника и фанатичный блеск в его глазах.

– Что им от меня нужно? – сухо спросил я.

Уловив мою напряжённость, Кожа́ сбавил тон:

– Аруахи помогут тебе остановить геноцид на Земле и восстановить гармонию между людьми и природой.

– Что я должен сделать?

– Стань оружием аруахов, проводником воли мёртвых в мире живых! За тобой миллиарды душ, требующих возмездия. Перед тобой миллиарды душ, которые нужно спасти. Но помни, отказавшись от аруахов, ты потеряешь и их защиту.

Я сел возле достархана и крепко задумался. Такое ощущение, что меня вербуют в какую-то экстремистскую секту. Теперь понятно, почему этот экзальтированный фанатик живёт отшельником. С его паранойей и конспирологическими теориями у нас бы его давно отправили по госпрограмме на исправление к виртуалам.

Я взглянул за окно – солнце в зените. Мне предстоял долгий обратный путь. На этот раз без помощи аруахов – ухмыльнулся я. Затемно добраться до Кунаева я не успею. Нужно под каким-то предлогом здесь переночевать, а уж утром выдвигаться в дорогу. Как приеду в Астану, сразу на медкомиссию! Надеюсь, все мои страхи останутся в этом походе.

– Вы говорили, что общались с душой моей мамы, – я вопросительно взглянул на Кожу. – Могли бы организовать мне с ней встречу?

– Я и сам хотел тебе это предложить. Это был мой последний козырь, чтобы тебя убедить, – Кожа́ впервые тепло, по-дружески мне улыбнулся. В его глазах искрилась надежда.

Вечером под белым куполом, затерянным среди заснеженных скал, вновь зазвучал кобыз.

0
20:15
457
Ольга Силаева

Достойные внимания

Рано
Аня Тэ 1 месяц назад 23
Еж
Nev 14 дней назад 14