Особая подготовка

Часто человек отказывается верить своим глазам. Все, что может нарушить его тесный сложившийся мирок, отвергается с яростью, достойной средневекового фанатика, жгущего ведьм. Не укладывающееся в нашу картину мира, считается вредным и с позором изгоняется из милой нашему сердцу страны рационалистичности на границу легенд и животных страхов.

То, что я вам расскажу, случилось именно там – в лесах инстинктов, среди мхов бабушкиных сказок и болот суеверий. Мне было двадцать два, а на все остальное я плевал. Жизнь была полна удовольствий, зачастую сопряженных с опасностью. Молодость любит ходить по острию бритвы, выдавливать капли страха из собственных смелых фантазий и наслаждаться ощущением почти смертельного ужаса. Я не верю в то, что это действительно произошло.

В тот памятный год всю весну я провел в бесполезных попытках найти работу. Уже чувствовалось приближение связанной с этим депрессии, как внезапно ко мне зашел один хороший знакомый и предложил весьма оригинальный способ заработка.

- Блин, короче ты “Ведьму из Блэр 2” смотрел?,- с порога вопросил меня Славка.

- Ну и что? Так себе фильмец. Не особо страшно, да и сюжетик слабоват…

- Да хрен с ним, с сюжетом – ты видал, чем там парняга зарабатывал?!,- не унимался он.

- Это который, типа, экскурсию по “местам боевой славы” организовал? Или тот, что книгу писал? Так вот, книги писать я пробовал – на третьей странице забиваю и потом уже не продолжаю…

- Гы! Щас опять начнешь ”филфак убил во мне писателя”… Нет, писать я тебя не заставляю, а вот насчет экскурсий… Прикинь, сколько лохов томятся, деньги есть – а развлечься уже нечем! Ну а ты тут, как тут: “Предлагаем вам экстремальные походы в места овеянные легендами и связанные с самыми страшными загадками. Ведьмы, домовые, вампиры, оборотни и многое другое! Вы не только получите возможность побывать там, где о них говорят, как о реальности, но и шанс самим повстречаться со своими ночными кошмарами!”,- Славка разошелся не на шутку, размахивая руками, он открыл мне радужные перспективы безбедного существования, не отягченного постоянными мыслями о хлебе насущном. Пообещав помочь с поиском клиентуры и даже предложив небольшой стартовый капитал для покупки снаряжения, он ушел, оставив меня в глубокой задумчивости.

Честно говоря, идея мне понравилась. Я всегда интересовался мистикой и знал достаточно для того, чтобы поспорить не только с обывателем, но и по полной “загрузить” людей сведущих. Опыт походов имелся тоже достаточно серьезный – вот уже пять годков, как я каждое лето лажу по лесам. Как говорится, лучшая работа – это высокооплачиваемый отдых, и я не особенно долго решался на эту авантюру.

Не откладывая дело в долгий ящик, я следующим же утром позвонил Славке и сообщил о своем согласии. Через неделю была назначена встреча с моей первой “экскурсионной группой”. Уже к началу лета я имел за плечами шесть удачных походов, а моя скромная квартирка приобрела вид берлоги охотника за нечистью. Денежные проблемы отступили и я начал подумывать о покупке домашнего кинотеатра, когда появилась седьмая группа…

Черт, я всегда задумывался, почему на мои экскурсии покупаются зрелые люди… Молодежь – это понятно, но что тянет тех, чья жизнь уже сложилась, тех, кто имеет знания и опыт существования в нашем сумасшедшем мире? Наверное, боязнь того, что волшебство пройдет мимо, страх умереть, не став свидетелем настоящего чуда, в которое потом можно не верить. Обсасывать подробности, рассказывать внукам и мучительно, до самой смерти, не верить…

Я давал им чудо, нет, не подумайте, не было никаких спецэффектов, никакого обмана – каждый из них мог бесконечно вспоминать три вечера у костра, три вечера ощущения близости мифа, первобытного страха и чувства возвращения к своей изначальной, звериной сути, черт бы ее побрал…

Мистифицировать людей мне удавалось без труда. Особенно легко это получается, когда они сами ждут мистификации. Тут вся хитрость заключается не в том, какую историю рассказать, а в том, КАК ее рассказать. Страшных, загадочных историй я знаю огромное количество и немудрено – я сам их и придумываю. Очень часто я сам не знаю, чем закончится очередная ”страшилка”, которая рождается на закате, у костра, за кружкой крепкого чая. Самое главное не убеждать слушателя, не заставлять его поверить в твои слова, не то время; уличных проповедников бьют, заурядных коммивояжеров просто посылают куда подальше, а уж магов, гадалок и разного рода колдунов вообще не принимают всерьез.

Группы я набирал, так сказать, тематические: кому-то интересно на место погребения страшной ведьмы посмотреть, кому-то на привидений поглазеть, а кому-то вампиров подавай – вот я их в группки по пять человек сбивал и вперед - на поиски приключений…

Ну, там, несовершеннолетних и умственно отсталых естественно не брал – лес все-таки. Старался, чтобы в группе между собой люди до этого не знались, а то получишь семейный пикничок с водочкой и шашлычками. Надо сказать, что работал я не покладая рук, стараясь водить людей в места с действительно дурной славой, для чего порой сутками сидел в библиотеке, роясь в газетных подшивках, а то и разъезжал по окрестным деревням, томился в старушечьих избах, жадно внимая очередному бреду выжившей из ума развалины.

Внешность тоже требовала определенного подхода, пришлось сделать пару занимательных татуировок, обвешаться разного рода амулетами и создать целый арсенал по борьбе с монстрами. Кстати, по неизвестным причинам особое впечатление на людей производил зуб, скорее всего собачий, который я таскал на шее. На все вопросы относительно его происхождения я лишь загадочно улыбался и потирал шрам на шее, полученный во время неосторожного бритья. Помимо этого я, по настоянию друзей прошел “особую подготовку”, а именно заново перечитал всю мистическую литературу, не погнушавшись даже откровенным ширпотребом. В результате моя голова была набита кучей бесполезной информации, поделившись которой, к примеру, с психотерапевтом я мог легко загреметь в психушку и провести там остаток своих дней.

Итак, седьмая группа…

Те же пять человек: два мужчины средних лет, пожилая тетка и женщина с дочкой моего возраста. Первого мужика звали Петр Саныч, отставной военный, ныне частный предприниматель. Второй, Дмитрий Олегович, то ли юрист, то ли экономист, в группу вошел в самом конце ее формирования. Пожилая тетка просила называть ее Оксаной и ни в коем случае не обращаться на “вы”. Женщина средних лет, Наталья Петровна, была мне особенно симпатична, поскольку обладала одним несомненным преимуществом пред остальными, а именно имела молодую и весьма приятную дочь, которой я тут же начал строить глазки.

Этих пятерых объединяла тяга к оборотням, которую я собирался в полной мере утолить. У меня даже имелась в запасе заброшенная деревня рядом с трассой, проезжая мимо которой, водители особенно часто видели волков, в наших краях уже почти истребленных. Естественно, что я лично предварительно апробировал местность на предмет опасности и, не встретив, как и ожидалось, не только волков, но следов их пребывания счел ее вполне подходящей для очередной экскурсии. Сведя рассказы очевидцев, которые смог найти, подтянув за уши пару фактов и добавив, леденящую душу вырезку из газеты восьмилетней давности, я получил вполне правдоподобную и очень страшную историю, имевшую успех у всех членов будущей группы.

Проконсультировав не имевших опыта в походах насчет экипировки, окончательно уточнив финансовые вопросы и посоветовав запастись серебром – так, на всякий случай, я назначил дату начала нашей веселой прогулки. Естественно, полнолуние.

Я, по опыту предыдущих походов, знал, что именно в полнолуние, особенно в лесу, человеку просто достаточно напомнить о мистике, а остальное доделает его больное воображение. Первые походы и мне самому порядком действовали на нервы, но потом я пообвыкся и даже ночью в одиночку мог пойти в лес за дровами, или к реке за водой, совершенно ничего не опасаясь, даже не задумываясь.

На нанятой специально для поездки “Газели” мы быстро добрались до заросшей грунтовки, ведущей к деревне. Водитель был давно знаком и, по уговору, должен был встречать нас через три дня на этом же месте.

Самой деревни с дороги видно не было, что имело весьма большое значение: неожиданно открывшийся за поворотом вид, как и ожидалось, произвел должное впечатление на моих подопечных. Шесть или семь ветхих домов, половина из которых вообще напоминала качественные развалины, покосившиеся и провалившиеся заборы, а главное, почти ощущаемый, запах покинутого жилья, были моим главным козырем. Ближе к вечеру, когда звуки дня умолкнут, в дело должны были вступить скрип открытых ставен, стрекотанье сверчков и мои мерные рассказы у костра, заставляющие многих ощущать шевеление волос на теле и странный холодок в позвоночнике. Прикладная психология – вот и все; совсем не нужно наряжать в шкуры, заранее спрятанного в кустах товарища, чтобы тот, в нужный момент, с дикими воплями выскакивал оттуда, не нужно поливать полы краской, позже выдавая ее за кровь – нужно просто чувствовать, что тебе страшно самому, страшно настолько, что ты готов бросить группу, деньги и свое доброе имя под ноги всепоглощающего животного ужаса, бросить все и бежать, бежать без оглядки, ощущая, как ЭТО уже смрадно дышит тебе в затылок…

Дома расположились по обе стороны дороги, создавая компактную и достаточно комфортабельную комнату ужасов, билеты в которую продает загадочного вида “юноша пылкий, со взором горящим”. Я повел группу к дому, наиболее подходящему для жительства, при этом нагло заявив, что хибаре этой не меньше ста лет и что буквально два года назад, по слухам, в ней жил последний деревенский аксакал.

- Что? Да нет вроде не умер… Ну, в смысле могилы его на кладбище нет. Да его имени-то никто и не знал,- меня несло, причем по-хорошему, еще пара вопросов и я начну намекать, что в доме есть погреб и все такое…

Мужички мне явно не верили, однако, видимо понимая, что деньги уплачены, решили не портить себе удовольствие. Зато женская половина нашего отряда, развесила уши и уже готова была дать деру, останавливая естественный порыв той же жадностью.

Дом был невелик, шифер во многих местах обвалился и, сквозь потолок, солнце достаточно ярко освещало его внутренности. Вот тут-то я в первый раз за свою карьеру и убедился в известной поговорке: “не буди лихо, пока оно тихо”.

Создавалось впечатление, что из него ДЕЙСТВИТЕЛЬНО никто не уезжал – так, вышел на завалинке погреться, и греется уже лет двадцать… Незаправленная постель, превратившаяся в груду гнилого тряпья, стол с посудой, приготовленной к мытью, небрежно брошенная на стол раскрытая книга, в которой уже невозможно ничего прочитать, кроме заглавия: “Остров Сокровищ” – все это заставило поежиться и меня, и бравого военного, и ботаника-экономиста, не говоря уже о женщинах.

Но назад дороги не было, и я деловито начал располагаться на жительство, своим примером предлагая другим заняться тем же. Через пару часов из избы вынесли весь хлам, свалив его тут же у дверей; оставили только стол пару лавок и шкафы, которые вообще трогать не стали. Отправив отставного вояку на рекогносцировку и поиски источников воды, а экономиста – заготавливать дрова, путем ломания ближайшего сарая, я полез на крышу, а точнее на печную трубу, в робкой надежде, что она не забилась. Костерок – это конечно романтично, но печь более удобна для готовки, да и тепло сохраняет намного дольше углей. Однако мои надежды не оправдались, и я еще пару часов провозился, пытаясь привести печь в рабочее состояние, а заодно затянув дыры в крыше полиэтиленом, взятым для палатки. В это время дамы, как оказалось, проводили ревизию заросшего огорода, где ими была обнаружена петрушка и другая одичавшая зелень. В огороде буйно разрослась малина, также одичавшая и покрытая массой колючек, с крыши я заметил несколько кустов, похожих на смородину и развалины туалета типа “сортир”. В зарослях малины пряталась банька, также всем видом указывавшая на свою нефункциональность, проверять которую было недосуг, да и лень.

С горем пополам мы растопили печь, которая, словно чувствуя нежданных захватчиков, сопротивлялась всеми силами, чадя и дымя изо всех щелей. В этой войне печь вышла победительницей и мы, чихая и вытирая слезы, начали разводить костер во дворе, так как желудок уже начал напоминать о своем существовании. Здесь нам весьма помогла бесценная находка нашего горе-дровосека, умудрившегося наступить на гвоздь, в результате чего мне пришлось доламывать сарай самостоятельно. Дмитрий Олегович обнаружил проржавевшую металлическую крышку от плиты, какие обычно используют во времянках. Водрузив ее на несколько кирпичей, мы получили достаточно сносную плитку, позволявшую мешать содержимое котелка, не опасаясь, что случайный язык пламени ненароком обожжет руку, а также готовить с дымком, но без угольков и пепла, конечно полезных, но совершенно безвкусных. Между Оксаной и Натальей Петровной тут же завязался кулинарный спор, и я посчитал лучшим ретироваться подальше и вплотную заняться Мариной, дочкой Натальи Петровны.

Все это время я нарочито не замечал ее, игнорируя ее робкие предложения помочь и наивные вопросы о моей лесной жизни. Девочка явно воспитывалась в строгих правилах и под четким маминым надзором, а посему была начитана и скромна, что нынче не в моде. Но самое главное – она носила очки! Ах, девушки в очках, сколько же вы мне попортили крови! Я просто не могу пройти мимо интеллектуальных серых мышек, да еще к тому же носящих очки. Только среди них я смог найти понимание и огромный океан чувств, вынужденно или еще по каким-то причинам скрываемый. Они были готовы отдать мне все, и я платил им тем же; из очередного романа с “заучкой”, я выходил полностью обессиленный, как физически, так и морально, чувствуя, что уношу с собой застарелые страхи, комплексы и проблемы, однако при этом ощущал себя полной свиньей из-за того, что не мог остаться… Я не герой, но, давая другим хотя бы частичку того, о чем сам всегда мечтал, я понимал, что живу не зря. Кстати многие, на вид “серые мышки”, на деле оказывались редкостными стервами и эгоистками, так, что со временем я уже начал с первого взгляда определять сущность понравившихся мне девушек, сразу же избегая общения с подобными дамами.

Марина, маленькая и худенькая, на вид более напоминала четырнадцатилетнего подростка, чем мою сверстницу. На тот момент она заканчивала исторический факультет и буквально через неделю у не должны были начаться “госы”. По идее, мамочка должна была оставить ее дома, готовится к столь важному мероприятию, но по каким-то, до сих пор не понятным мне причинам все же взяла Марину с собой. Я с неописуемой гордостью ловил ее восхищенные взгляды, когда впервые знакомился с группой, включив все свое обаяние, выдавал фразы вроде “Нет, опасности никакой – им тут выжить сложно, множество раздражающих факторов, плюс даже если и вдруг появятся, то это уже будет моя проблема…”. С залихватским видом я орудовал устрашающим ножом выживания, раскалывая на лучинки полено, которое можно было разломать руками, а когда начали разжигать огонь, запретил пользоваться зажигалкой, что-то невнятно пробормотав о “живом огне”. Как я выделывался! Но оно того стоило; мой авторитет вырос в ее глазах настолько, что она теперь с каждым пустяковым вопросом теперь обращалась не к страшим, а ко мне.

- Ну как тебе тут,-начал я, с важным видом закуривая.

- Ничего, только жутковато стало, когда в дом вошли,- она явно была рада поговорить со мной…

- Ну ничего, скоро ночь, вроде облаков нету – значит на луну насмотришься, будет потом, что вспомнить…

- Леша, а правда, что здесь оборотней видели? Это ведь очень опасно, ведь так?

- Видеть то видели, но ведь нападений то не было. Да и опасность… Фильмов насмотрятся…

- А ты их сам видел? Очень страшно?

- Ну во-первых видел я их или нет - это мое личное дело, а во-вторых – ты сюда зачем приехала? Правильно, боятся, а моя задача в том, чтобы вы все от души попугались, но при этом остались целы и невредимы. Я на оборотней не охочусь – это вас на них что-то тянет, другой вопрос в том, что я могу ваше любопытство удовлетворить.

- А ты живого оборотня можешь показать?

- Ага щаз! Я не смертник – я проводник, и за такие дела не берусь… Хотя платят то хорошо… И кстати, если вдруг увидишь тут собачку какую-нибудь, то ты мне скажи и не вздумай гладить. Беги подальше… Оборотни не оборотни, а вот стая бродячих собак – это всегда пожалуйста, и опаснее намного и встречается не в пример чаще.

- Мама сказала, что ты людей водишь не только оборотней смотреть, откуда ты все это знаешь? Интересно наверное…

- Еще раз повторяю! Я никого ни на что смотреть не вожу, я людям места показываю СВЯЗАННЫЕ со всякой разностью мистической, а насчет знаний… Знаю и все!

- А как твоя девушка смотрит на такую работу?

Ну вот! Я аж немного оторопел, так сразу с места - в карьер! Либо я что-то пропустил, либо Марина оказалась не такой простушкой, как мне показалось. Вряд ли, конечно, в подружки набивалась – не такая, скорее всего обычный женский интерес. Однако. На всякий случай, я приготовился рассказать грустную и романтичную историю о парне-Летучем Голландце, который всегда в пути не нашлось еще женщины, которая смогла бы его удержать, как невдалеке раздался выстрел.

Женщины, спорившие у плиты, замолчали, почетный инвалид войны с сараем Дмитрий Олегович неуклюже вскочил и начал нервно оглядываться по сторонам. Через мгновенье, выйдя из ступора, я загнал женщин в дом и всучив топор Дмитрию Олеговичу, как заправский партизан, используя для укрытия каждый забор, осторожно пошел в сторону, откуда донесся выстрел. Не то, чтобы я сильно испугался – мало ли, однако, памятуя о том, что так и не удосужился узнать про сроки сезонов охоты, решил проверить, кого это прибило палить из ружья в опасной близости от моей группы. Ежели это охотник – тогда еще ладно, а ведь могли и отморозки какие-нибудь на природу выехать, тем более, что я вряд ли смогу точно определить из чего стреляли. В этом случае пришлось бы сворачивать лагерь и спешно откочевывать куда-нибудь подальше, чего не хотелось, поскольку деньги за экскурсию я уже получил. Когда грунтовка окончательно затерялась среди травы, перейдя в узкую свежепротоптанную тропку, меня осенило! Петр Саныч! Помнится был у него чехольчик какой-то, он его вроде с собой на рекогносцировку взял. Ну и решил поохотиться заодно – дичи к ужину принести… Пройдя через густой перелесок, я увидел небольшую речку, или точнее глубокий ручей, еще не совсем оправившийся после весеннего паводка, а потому считающий себя гордой рекой. Заливной луг по оба его берега резко переходил в смешанный лес, где елки и сосны перемежались с безымянными кустами и редкими березками, задыхающимися среди хвойного засилья и густого подлеска. Под ногами зачавкало, когда я вышел на луг, где земля все еще не совсем высохла и была вдоволь напоена недавними вешними водами. Теперь уже различимые следы охотничьих ботинок Петра Саныча вели в лес. Все еще опасаясь непрошеных гостей, я прислушался. Кроме ветра, шелестенья леса, журчания ручья и других привычных звуков я ничего не слышал. В том-то и дело, что ничего: ни насекомых, зверствующих в это время, ни птиц. В подобной ситуации я оказался впервые, но, для начала, решил расценивать ее как угрожающую и паники не устраивать. По книгам я знал, что такое поведение природы явно предвещает присутствие чего-то мистического, знал я и то, что даже в местах, зараженных радиацией, продолжают жить птицы, насекомые и другая мелкая живность… Однако я расценил ситуацию, как всего лишь угрожающую…

Человеческая жадность! Хотя, пожалуй не жадность, а стремление вкусно есть и мягко спать, сколько бед проистекает из того, что человек, вместо спасения своей шкуры стремится украсить ее. Наивно полагая, что наш час еще далек, что мы никогда и ни за что не умрем, теша себя тщетной надеждой на то, что опять пронесет, мы стараемся улучшить свою жизнь, в результате лишая себя не только ”услад земных”, но и самой жизни. Вера в свои силы, в Бога, в Удачу - все становится мелким и нелепым когда наш земной срок подходит к концу, порой внезапно, а порой и вполне ожидаемо. Только в этот момент мы начинаем понимать, какая хорошая штука – жизнь, особенно своя. Мы осознаем, как мелки были заботы о красивой одежде, вкусной еде и дорогой машине. Когда мы умираем, где-то там, в глубине сознания мы готовы отдать даже самое дорогое: любовь, дружбу, совесть - отдать все, лишь бы жить еще год, час, мгновенье…

В лес я не пошел. Вместо этого я пулей побежал к нашему лагерю. Там меня встретили запертой изнутри дверью, к тому же еще и припертой досками. Поскольку заколоченные окна открывать мы и не пытались, то дом выглядел бы вообще нежилым, если бы не горящий во дворе костер и не болтающиеся на крыше куски свежего полиэтилена. Отдышавшись и приняв более или менее спокойный вид я, посвистывая, направился к дому, внутри которого, тут же послышалось шуршанье и приглушенные голоса.

- Эй! Защитники Брестской крепости! Это я – Алексей!,- громко предупредил я и попытался открыть дверь.

- Сейчас, сейчас – только доски уберем, - послышался приглушенный голос Дмитрия Олеговича.

После недолгой возни, дверь открылась и в проеме показались обеспокоенные лица моих экскурсантов. После долгих расспросов, они немного успокоились, особенно узнав, что стрелял Петр Саныч, клятвенно обещавший принести к ужину утку. Умолчав о том, что ни отставного вояку, ни кого бы то ни было еще, не встретил, я посоветовал дамам вернуться к кулинарным экспериментам. Дмитрий Олегович, несмотря на мои уговоры, заявил, что он тоже хочет приносить пользу, а потому отправится за водой. Тщательно объяснив путь до ручья, и посоветовав не задерживаться, я с тяжелым сердцем отпустил его, благо до темноты было еще часа три.

Как только он вышел за ворота, я, по заготовленному заранее сценарию, начал с загадочным и озабоченным видом заколачивать изнутри окна, укреплять двери и всем видом показывать, что готовлюсь к длительной осаде. Женщины явно нервничали, потому, что даже прекратили препираться и обмениваясь лишь короткими фразами, стали доваривать аппетитно пахнущую кашу.

Первыми крики услышали именно они, поскольку я был занять плотницкой работой. В дом вбежала Марина и испуганно пролепетала:

- Там мама тебя на улицу зовет! Там кричит кто-то!

С топором я выскочил во двор и на ходу крикнув: ”Все в дом!”, побежал на улицу.

Крики явственно слышались с реки и я был почти уверен, что это кричит Дмитрий Олегович. Обычно в такой ситуации говорят: “Мои мысли неслись с огромной скоростью”, так вот: в тот момент я не думал ни о чем, голова была пуста, как старый котелок; тело действовало самостоятельно, словно никогда и не знало власти сознания.

Кричал действительно экономист. Как-то смешно прихрамывая и нелепо размахивая руками, он бежал к нам, что-то неразборчиво вопя. Когда я уже мог разглядеть его искаженное ужасом лицо, показалось то, что его так напугало.

На спину Дмитрия Олеговича откуда-то сбоку запрыгнуло серое поджарое тело, легко повалив неуклюжего экономиста в траву. Я уже готов был бросится на помощь, как из перелеска показалось еще пять или шесть волков. Я не раздумывал. В такие моменты я благодарю свой, незамутненный никакими моралями, инстинкт самосохранения. Влетев в дом я, не тратя время на разговоры, стал заколачивать входную дверь, используя доски, которые использовали до этого мои незадачливые экскурсанты. Женщины что-то спрашивали, но сквозь пелену страха я почти не разбирал смысла их вопросов. Они поняли все сами, когда над мертвой деревней пронесся торжествующий многоголосый вой.

Отогнав их от двери, я дрожащими руками достал сигарету и закурил, пытаясь привести в порядок свои мысли, сейчас разрозненные и невнятные. Понятно было одно: оборотни это или не оборотни – но попали мы не по-детски. Главное было не впасть в панику и не начать творить глупости, как в забугорных триллерах. Мне совсем не хотелось проверять, как там Дмитрий Олегович – даже если он и жив, то помочь я ему не смогу однозначно, а вот свою шкуру попорчу весьма серьезно. Очевидным было и то, что Петр Саныч, тоже не вернется… Ситуация действительно напоминала классический ужастик: три женщины, две из которых уже прошли период физического и умственного расцвета, а одна только должна в него вступить, юнец, конечно обладающий определенными навыками, но не имеющий ни ружья, ни даже пистолета. Кстати именно юнец по сюжету должен погибнуть, спасая остальных…

Умирать я не собирался. Поэтому начал приводить в чувство свой поредевший отряд, используя для этого старое правило: хочешь жить – действуй! По счастью шоковое состояние у них еще не прошло, а потому слез и истерики пока не наблюдалось.

- Стая волков, Дмитрий Олегович забежал в один из домов – я думаю отсидится. Вот вам нож, поройтесь в рюкзаках, может что-нибудь подобное найдете. Короче вооружайтесь – нам тут я чую до утра сидеть придется… да, вот еще: аптечки все достаньте и медикаменты на столе разложите.

- А Петр Саныч?, - спросила Оксана.

- Он охотник, сам выберется, тем более, что у него ружье. До трассы доберется и приведет помощь.

- Леша, а это действительно просто волки?, - Марина была явно напугана больше других.

- А кто же еще? Конечно волки, самые обычные, что, правда, тоже очень опасно. Не вешай нос – утром на трассу выйдем, домой поедем. А может и раньше…

Когда решаешь проблемы других, как-то забываешь о своих собственных. Почти успокоившись, я пристроился к щели в старых ставнях. Мои худшие опасения оправдывались – волки не уходили. Стая, голов в пятнадцать, окружила дом и явно собиралась провести остаток жизни, карауля нас. Стая, как стая, я таких в кино не раз видел, но одна странность бросилась мне в глаза: волки сидели на равных расстояниях друг от друга, смирно, словно дрессированные псы. Никто из них не чесался, не грызся с товарищем и не валялся на земле – они все смотрели на нас, смотрели, не сводя глаз и от взгляда этого меня начала бить дрожь. А это что еще за … ! В неярких лучах заходящего солнца на массивной шее одной из зверюг что-то тускло блеснуло. Ошейник, цепочка?

Отойдя от окна я принялся проводить ревизию медикаментов, в надежде отыскать там анальгин и гидроперит, в смеси дающих неплохую дымовое зелье. Как и предполагалось, анальгином можно было объесться до беспамятства, а вот гидроперита не оказалось. Зато Оксана выудила из рюкзака Петра Саныча отличный туристический топорик, а Марина достала баллончик с красным перцем, одинаково хорошо действующим и на хулиганов, и на бродячих собак. Негусто.

- Ой, они там что-то грызут! ААААА! ГОСПОДИ!

Я оттолкнул Наталью Петровну от ставен и прильнул к щели…

Прямо перед окном, на видном месте лежала мужская рука со знакомыми часами на запястье. Наталья Петровна рыдала в истерике, не в силах вымолвить ни слова, Оксана пыталась ее успокоить, попутно добиваясь ответа на вопрос, что та увидела, побледневшая Марина смотрела на меня, сжимая рукоять ножа выживания, выпавшего из рук матери:

- Это не волки.

- Да.

Вот и все. Больше не нужно было слов, все и так понимали – мы умрем…

На крыше послышались осторожные мягкие шаги, выдаваемые лишь почти неслышным стучанием когтей по старому шиферу. И тут мне захотелось жить! Захотелось так, как никогда до этого. Смерти не было, была ярость, настоящая ярость, а не чахоточная злость, живущая в каждом из нас, в каждой клетке нашего насквозь городского малохольного тела. Тихонько подняв топор, я взял в левую руку нож, с трудом вытащив его из побелевших Марининых пальцев. Тот, кто крался по крыше нес смерть, почти уже уловимую в воздухе, но я чувствовал и другой запах, запах смерти которую нес я.

Вдруг наверху что-то треснуло, покатилось и, дойдя до дырки, закрытой полиэтиленом, упало к нам грязно-серым клубком. Почти мгновенно вскочив на ноги, волк бросился на женщин сидящих на полу. Но я был готов к сопротивлению. А он – нет. Сплеча я ударил обухом топора по лохматой звериной башке. Бить режущей кромкой бесполезно даже человека, это я усвоил еще в институте. Не ожидавший такого зверь, даже не успел взвизгнуть или зарычать; его прыжок превратился в почти цирковой кувырок. Уже не думая, я нанес зверю удар тяжеленным ножом выживания. Несмотря на то, что бил я левой рукой, но в цель попал. Я метил в шею и даже удивился, насколько легко, волчья голова отделилась от тела, болтаясь лишь на кусках сухожилий и шкуры. Зверь лежал в луже крови, из его горла, пульсируя, лила кровь, а лапы судорожно скребли по доскам пола. И тут на меня нашло.

Я отрубил голову окончательно и вышвырнул в ту же дыру, откуда к нам попал зверь. Я громко кричал, празднуя свою победу, не обращая внимания на бьющихся в истерии женщин. Я материл врага, осыпая его всей бранью, которую когда-либо слышал. Я вопил и выл, призывая противников… У меня случилась истерика.

Из этого бесноватого состояния меня вывела Марина, отобрав у ослабевшего меня нож и топор, она обняла меня, и как маленького начала то ли баюкать, то ли стыдить. Она отпустила меня только когда разревевшись, я начал размазывать слезы вперемешку с волчьей кровью по лицу. Странно, но за то время, пока я психовал, волки не предприняли никаких действий. Посмотрев в щели, я не обнаружил ни одного зверя в видимости дома. Однако это была всего лишь уловка, присутствие стаи чувствовалось в каждом кустике, в каждом поваленном заборе, в каждой вечерней тени. Было еще достаточно светло и я понял, что до утра мы не доживем. Я мог поспорить, что ЭТИ звери нисколько не боялись огня, а вот в темноте чувствовали себя намного лучше чем мы.

- Все бросаем, бежим к трассе – тут всего километр, через рощицу! Пока светло, мы их хотя бы видеть будем… Хватайте все оружие, какое есть и все дезодоранты, которые на основе распылителей – если что, в морду брызгайте!

Как мало нужно человеку времени, чтобы принять решение. Мы тратим свою жизнь на обсуждение худших и лучших сторон того или иного решения, забывая о времени, забывая о часиках, которые неумолимо тикают, приближая момент, когда важно не только решать, но и воплощать свои идеи в жизнь.

Не дожидаясь ответа, я схватил Марину за руку и кинулся к двери. Я ломал свое заграждение, понимая, что звери тоже слышат удары топора. Понимая, что ЭТИ звери понимают человеческую речь, я старался делать все молча и максимально быстро.

Когда дверь уже была готова, к тому, чтобы развалится от пинка, я остановился. Много раз потом мне приходилось думать о том, что подвигло меня отдать топор Марине и взять в руки баллончик с лаком для волос. Наверное природная осторожность, усугубленная ситуацией, хотя… Я запалил зажигалку и направил распылитель так, чтобы струя била сквозь огонь. Пинком открыв дверь, я одновременно нажал на распылитель. Визг, запах паленой шерсти и мельтешение серого тела стали тем толчком, который, заставил нас побежать.

Мы неслись, перепрыгивая через поваленные заборы, путаясь в траве и скользя по грязи. Обернувшись, я увидел, что женщины тоже бежали за нами, отстав, но упорно продолжая движение. Через секунду показались волки. Они каким-то странным строем неслись за нами, уже почти догнав отставших женщин. Теперь главным стало не отпустить Маринкину руку. Там, позади, скоро погибнет ее мать, но я должен уберечь ее от той же участи! Или хотя бы сделать так, чтобы она умерла сразу…

За нами послышались крики обреченных женщин и Маринка было кинулась назад, но я, не заботясь о приличиях, дернул ее за руку и потащил за собой – уже в нескольких метрах от нас была та самая спасительная рощица, за которой находилась трасса. С трудом втащив ее в рощицу, я позволил себе оглянуться. Волки остановились над телами женщин, видимо наслаждаясь победой и забыв о нас. Нет, не забыв! Из куста на нас бросился зверь, явно ожидавший нашего появления. Ни топора, ни ножа у меня не было – выбросил, чтобы не мешали бежать. Волк, понимал это, а потому смаковал победу, медленно приближаясь к нам. На его шее мерно, словно с издевкой раскачивался … армейский медальон, совершенно чистый, похожий на рыболовную блесну, уж вовсе неуместную в данных обстоятельствах. Вдруг что-то зашипело, и темная струя ударила прямо в его человеческие, да теперь я в этом убедился, глаза. Волк взвыл и теперь уже меня, остолбеневшего от ужаса, потащила за собой Маринка. Мы побежали к трассе, уже видя, что по ней, на наше счастье идет Камаз. Одновременно мы услышали за спиной тяжелое дыхание волка, на удивление быстро оправившегося от перцовой начинки Маринкиного баллончика. Мы бежали что есть сил, бежали наперерез Камазу, идущему с немалой скоростью.

Видимо заметив нас, водитель все же начал ее сбавлять, однако все же не успел затормозить, когда мы бросились ему буквально под колеса. Я помню радиатор грузовика, настолько близкий, что к нему можно прикоснуться, помню тот сумасшедший прыжок, в котором мы с Мариной распластались, помню позади себя глухой удар и визг тормозов…

Уже потом она рассказала мне, что мы и волк прыгнули одновременно, но зверь, увлекшись погоней, немного не рассчитал и попал прямо под колеса грузовика, водитель которого без долгих рассуждений отвез нас в город. Падая, я сильно ударился головой, получив серьезное сотрясение мозга. Придя в себя только через сутки, я обнаружил Маринку, спящую рядом с моей больничной кроватью.

Она даже не переоделась, оставаясь со мной до самой выписки. Потом была милиция, долгие расспросы, статья в газете о нападении стаи бродячих собак на группу туристов, похороны Натальи Петровны, прошедшие в мертвом молчании, похожем на глухо запаянную крышку ее цинкового гроба, который даже не стали открывать.

А потом мне позвонил Петр Саныч! Оказывается старый вояка, столкнувшись со стаей умудрился грохнуть одного из волков, а потом два дня выходил из леса, путая следы и ночуя на деревьях. После этого звонка у меня остался неприятный осадок; отставной офицер, словно оправдывался, скрывая истинные причины своего бегства. Он говорил, о том, что надеялся на меня, зная что женщин я вполне смогу защитить - ведь я настоящий мужчина, предлагал помощь… Я отказался и от приглашения в гости, и от денежной помощи. Мне было неприятно брать деньги у этого человека.

Через пару месяцев мы с Маринкой расстались, а осенью, на улице меня остановили два хорошо одетых мужчины. В машине мне предложили подписать документы о неразглашении, а потом отпустили с миром. Маринка работает в библиотеке, я в детском клубе, веду литературный кружок… Предлагали туристический, но я отказался.

И самое главное: я теперь почти не смотрю телевизор. Не могу слышать звуки выстрелов, каждый из которых рождает во мне воспоминание о том самом выстреле, который круто изменил меня, Маринку, наш с ней уютный рационалистичный мирок.

Выстреле, который послужил сигналом стае.

Сигналом, который так понятен настоящим солдатам, проходящим ОСОБУЮ ПОДГОТОВКУ.