По ту сторону ковра

Федор неподвижно сидел в темноте у окна, выпрямив спину и сложив руки на коленях. В пустоте аскетично обставленной квартиры компанию ему составляли тишина и одиноко горящие окна в домах напротив. Ветер беспощадно трепал старую кружевную занавеску, которая, подчиняясь вдруг ворвавшейся в дом стихии, исполняла свой отчаянный, ломаный танец. В распахнутую форточку давно не крашеного деревянного окна улица впрыснула густой предгрозовой воздух, пахнущий тревогой. Во дворе все громче шуршали, переговариваясь, листья деревьев, ожидая неминуемой атаки тяжелых дождевых капель.

Пронзила небо серебряная стрела. Федор вздрогнул, услышав первые раскаты грома. Вдруг куда более внезапным требовательным звуком разразился домашний телефон.

-Приезжай. Пожалуйста, мне страшно!.. – молили в трубке.

Голос был женским, незнакомым.

-Понимаешь, мне тоже страшно, - честно ответил Федор.

-Ты же помнишь, я боюсь грозы…

За окном грохотало. Трепыхалась занавеска. Запах тревоги достигал ноздрей, пробираясь сквозь изрешеченную временем сетку от насекомых.

-А знаешь, я приеду. Напомни адрес.

***

Боже, где только она взяла этот плащ…

Девушка стояла у подъезда и курила. Нечто серое, бесформенное и старомодное скрывало очертания ее хрупкой фигурки. Мокрые русые волосы решеткой выстроились у поникшего лица.

-Где ты взяла этот плащ?

-Что?

Она подняла голову.

-Где он? Кто ты такой? Это бабушкин…

Она смотрела с опаской – и надеждой. Федор был не тем, кого она ждала. Но он просто не мог больше сидеть в доме-коробке и ждать момента, пока не начнут смыкаться усталые глаза. Он не хотел снова оказаться с ночью один на один: старый советский пододеяльник, сосна за окном, покрытая бусинами дождевых капель. Он ничего не смог сделать с ветром прошлого, который неслышно, но ощутимо носился по коридорам, нагоняя тоску.

-Я Федя. А ты?

Она затянулась так, словно дым мог придать ее маленькому телу силы, которых так не хватало. Зябко поежилась, обхватила себя свободной рукой. Какие тонкие и длинные пальцы!

-Арина, - подумав, наконец сказала она.

Федор протянул могучую лапищу. Сила – такое растяжимое понятие. В небе бушует гроза, внутри полное смятение, а эта рука, кажется, поборет все на свете. И уж точно вытащит маленькую девчонку из отчаяния. Да?

Она пристально разглядывала его, словно на что-то решаясь. Федор начал забывать о своей раздирающей душу тишине, которая преследовала его даже днем, а ночью… Об этом не хотелось думать.

-Пойдем? – кивнула мокрая девчонка в сторону подъездной двери. – У меня печенье есть…

Кто-нибудь, интересно, говорил ей о зонтах? А о маньяках?

-Ты ответил по его номеру… Значит, это не просто так, - коротко объяснила она.

В ее ответе слышится полубезумное пренебрежение собственной судьбой, внезапно и беспричинно вспыхнувшая вера в то, что необъяснимые события имеют смысл. Федор идет за ней, несмотря на то, что ее аргументы выглядят как детский лепет.

Лифт везет их на девятый этаж. Квартира – точь-в-точь как у него. Сколько их, этих уголков, оставшихся в прошлом? Сколько людей в них отчаянно борются, пытаясь не стать раньше времени историей, не погрязнуть в пыли старых диванов?

На кухне – клеенка. Белая, в клеточку. Почему-то именно эта клеенка больнее всего кольнула его в сердце, будто на ней большими буквами было написано «Одиночество».

Печенье «К чаю» в жестяной банке. Пузатый заслуженный чайник свистит успокаивающе. Сахар полураскрошенными кусочками. Пакетик теряется в густом пару кипяченой воды.

-Мне покрепче. И сахара четыре куска, - просит Федор.

Ее спина выражает удивление, следом – смирение. Она готова отдать весь сахар, лишь бы он остался. Кем бы он ни был.

-Федор, ты не маньяк? – наконец догадывается спросить она.

Федор сидит на скрипучем стуле в полумраке ее кухни, дует на стакан с обжигающим чаем, в котором растворились четыре кусочка сахара, тянет руку в банку за печеньем. Снизу вверх смотрит невинным взглядом, весь окутанный чайным дымом.

Красная фланелевая рубашка в клетку, фиолетовые джинсы-бананы – сколько же им лет? И – в довершение этой мирной домашней картины – шерстяные носки.

-Не маньяк, - резюмирует она.

И улыбается. Случайной, робкой улыбкой. Света на кухне с одинокой маленькой лампочкой под потолком вдруг становится немного больше. Арина приглаживает мокрые волосы, поднимает их наверх и скрепляет лохматый пучок резинкой, снятой с хрупкого запястья. Федор окунает печенье в чай.

Она придвигает стул и садится напротив него, скрестив ноги по-турецки. У нее тоже шерстяные носки, только у Федора синие, а у девушки – полосатые, зеленые с желтым. Ноги едва не соприкасаются. Арина тянет к себе банку с печеньем. У нее в кармане звонит мобильный.

Она приставляет трубку к уху, но голос из маленького динамика слышит даже Федор. Встревоженный. Слова рвутся наружу, спотыкаясь. Арина выпрямляется на стуле и зажимает рот рукой.

-Где ты?.. Гроза… Я думал, ты приедешь, - рвется из трубки через паузы.

Короткие гудки. Арина смотрит на него: глаза огромные, как блюдца.

-Это он.

***

Им повезло: еще работает метро. Еще буквально сорок минут, и последний вагон уехал бы в свой потаенный домик, чтобы забыться тревожным сном.

-Я сама знаю, что не должна быть с ним. Он говорил, что завязал. Иногда он приходил: чистый, прямой, свежий. И я верила ему. А потом мне звонила в слезах его бабушка: «Вова снова пропал». Пропадая, он всегда что-нибудь брал с собой. Когда самое ценное было продано либо спрятано, он переключился на пустяки. Старые дедушкины настенные часы. Его бабушка так плакала: дет так их любил, - рассказывала в пустом вагоне Арина.

Федор молчал и слушал истории об этом загадочном человеке, который, казалось, сопровождал его весь вечер. Парень жил в квартире, которую сдали ему.

-Он всегда возвращался. Весь согнутый, безжизненный. Никто не знает, где и с кем он был, в каком из миров пропадал. Я уходила – и возвращалась снова…

Последнее исчезновение Владимира было не таким, как обычно. Он действительно исчез, и никто из его друзей-теней не мог сказать, куда делся их приятель. Нет, в этот раз они не бегали вместе в поисках кайфа. Не уносились прочь из этого мира.

У бабушки ничего не пропало. Вова оставил свои вещи. Шли дни. Вещи собрали в маленькую коробку, бабушка, вздыхая, поставила их на антресоли. Никто не плакал. Он не умер, но и живым его тоже давно не считали.

-Я устала гадать, где он. Я решила просто это принять. Но этим летом так много дождей и гроз. Знаешь, он был, как буря. Мне было с ним неспокойно. Но в самую непогоду он мог обнять так, что надежнее его не было никого и ничего в этом свете. Я с детства боюсь грозы.

Арина замолчала и погрузилась в свои мысли. Старый плащ, который так и не высох, этот домашний пучок волос на голове. Так и не сумев до конца выбраться на поверхность, она снова начала тонуть.

***

Многоэтажка встретила их бессонными окнами. Дождь уже прекратился. Было тихо, ночных прохожих окутывала сырость, асфальт блестел, впитывая лужами свет квартир.

-Я бывала здесь, - сказала она, задрав голову и устремив взгляд к крыше. –Но он не пускал меня надолго в свой мир. Мы жили порознь.

-Как он мог попасть в квартиру? Прежде, чем сдать ее мне, они поменяли замки – специально на этот случай, - размышлял Федор вслух, пока они ехали в лифте.

В квартире оказалось пусто. Их встретила полная тишина – ни намека на то, что здесь кто-то был. В молчании они принялись ходить по комнатам. Федор – впереди, Арина, робея, двигалась сзади и с опаской выглядывала из-за его плеча. Все было так, как он оставил, уходя. Федор был уверен: в квартиру никто не заходил.

-Но звонок был с этого телефона, - слабой рукой указала Арина на древний домашний аппарат.

Федор зачем-то поднял трубку. Обычные гудки – никаких новых интонаций, намекающих на то, что чужак прикасался к старому крутящемуся диску.

-Пошли пить чай, - подумав, сказал Федор.

На кухне Арина задумчиво смотрела в окно: все еще ломала голову над произошедшим. Федор же, стараясь защитить себя от этой внезапной мистики, стремился переключиться.

-Он точно звонил отсюда. У меня определился номер! – воскликнула она, будто пытаясь убедить всех присутствующих, что не сумасшедшая.

Впрочем, Федор и так это знал. Пожалуй, она была не более сумасшедшей, чем он. Сначала позвонила какая-то девушка. Он помчался на ее зов, даже не спросив, кто она. Они зачем-то пошли к ней в гости, а затем с его же телефона позвонил ее непутевый дружок. Вернувшись домой, он не нашел ни малейшего следа пребывания постороннего человека. Да, он не прожил здесь и месяца, но это было его гнездо. Пусть неуютное, неприветливое. При любой возможности он с радостью бежал отсюда, хотя бежать было особо некуда. Но он очень трепетно относился к защите своей территории. Он бы унюхал чужака, почуял бы его в самом воздухе. Он точно знал: здесь никого не было.

Девушка обессилела. Даже несмотря на то, что Арина была ему чужой, Федор не мог отпустить ее домой в таком состоянии.

-Будешь спать на кровати, а я пойду на диван. Я дам тебе сухую футболку.

Она не сопротивлялась. Сходила в ванную, вернулась, на миг задержалась у окна: хрупкий силуэт читается в складках чужой одежды, огромной, словно парашют. Исчезла под одеялом.

Вопросы, которые задавал себе перед сном Федор об этом вечере, с трудом облачались в цензурные выражения. Впрочем, у себя в голове он мог выражаться, как хочет.

***

Холодный, робкий рассвет окутал комнату. Будто бы не бушевала вчера природа, будто бы стихия в очередной раз договорилась с миром начать все с нуля. Вот-вот запоют птицы, вот-вот выйдут из дома первые люди, наберут полные легкие свежести, улыбнутся небу – все еще хмурому, но уже смирному.

Дома было пусто. Все выглядело так, будто вчерашний вечер был одним из тех вечеров, когда он мчался в объятия одеяла, лишь бы забыться. Будто бы не было всех этих странных звонков, не было потерянных душ, которые, повинуясь странному замыслу судьбы, собрались в одной точке.

Ожил домашний телефон.

- Прости, мне не спалось. Мне плохо спится в чужих домах, - извинилась Арина за свой ранний побег.

- Я не слышал, как ты уходила, - только и смог сказать он.

- Знаешь, я очень хочу все это забыть. Вова приносил мне больше страданий, чем счастья. Я бы не стала звонить тебе, но мне не дает покоя одна странность. На стене не было ковра.

Федору так и хотелось съязвить: «Это единственная странность, которую ты заметила вчера вечером?»

- Поедешь со мной к Клавдии Валентиновне?

Так звали женщину, у которой он снимал квартиру, и бабушку того самого пропавшего Владимира.

- Зачем?

- У нее на антресолях его вещи... Может, удастся найти ответ в них?

Звучало неубедительно, но Федор хотел снова ее увидеть.

***

-Зачем вам вещи этого негодника-то понадобились?

Кажется, мысли Клавдии Валентиновны и Федора совпали. Арина, судя по ее растерянному виду, и сама не знала ответа на этот вопрос.

-Я думаю, что там могло затеряться кое-что из моих вещей. Знаете, даже не помню, что именно… Но какие-то важные мелочи наверняка попадутся, - неуверенно объяснила девушка после паузы.

- А как вы познакомились-то? – вдруг спросила бабушка.

Федор и Арина переглянулись. К счастью, в скором времени Клавдия Валентиновна отвлеклась на кошку, которая пыталась залезть на кухонный стол. Засуетившись, женщина забыла о своем вопросе.

-Федя, пошли, я тебе покажу, где стремянка. Достанешь коробки с антресолей, да смотрите сколько хотите. А я пока суп сварю, - сказала Клавдия Валентиновна, разобравшись с пушистой хулиганкой.

Две небольшие коробки – вот и все, что нажил Вова. В них – потрепанная футболка. Стопка фотографий – были и те, на которых Владимир с Ариной еще улыбались. Вот и он, Владимир – молодой счастливый парень без следов зависимости на лице, но с уже ощутимой потерянностью. Как будто бы в его жизни было недостающее звено, и, что бы он ни пробовал туда поместить, - не подходило по габаритам. Стоящая рядом Арина тоже не подходила.

Арина смотреть на фотографии не пожелала. Выудила из коробки расческу.

-Надо же, а ведь и правда – моя.

Рука Федора потянулась к книге «Секреты старьевщика». Потрепанная коричневая обложка манила обещанием тайны, и он почему-то решил взять ее с собой.

Когда они уезжали, Клавдия Валентиновна сообщила Арине последние новости.

- Помнишь, там в квартире на стене ковер висел? Я ведь его продала! ЕфимПетрович помог на барахолку увезти. Мои подруги все ковры свои берегут, как будто не понимают, что ковры эти – из прошлого. Как и мы сами…

Со стороны выглядело так, будто избавление стены от ковра стало финальным аккордом в очистке квартиры от малейших следов присутствия Володи.

***

Направо пойдешь – налево попадешь…

Он чувствовал себя героем дурацкой сказки, где все перепуталось. Вот же они, родные стены. Но, кажется, какой-то шаловливый малец разобрал квартиру его детства, словно податливый конструктор, а затем соединил детали вновь в порыве безумного вдохновения.

Хотелось тереть глаза кулаками в надежде, что иллюзия исчезнет, но он понимал, что теперь это – его новая реальность, из которой ему не выбраться. Не выйти через дверь и даже не выпрыгнуть из окна. Потому что ни дверей, ни окон больше нет. Вместо них – какая-то зыбь, будто действительность пытались стереть ластиком да так и остановились, не завершив начатое.

Какая-то сила не давала протянуть руку к двери, взяться за ручку и выбраться. Какое же, оказывается, наслаждение – просто взять и выйти через дверь. Теперь эта привилегия ему недоступна. Зыбкие окна зависли в пространстве и дразнят своей иллюзорностью, бесполезностью.

Он не знал, сколько времени прошло.

За окном грохотала гроза. Надо же, вот это издевка: окон нет, двери нет, да и само существование окружающего мира – под вопросом. Будто бы он застрял в каком-то кукольном домике, в какой-то схеме, модели, там, где все не настоящее, а условное. Но гроза – надо же, существует.

И оттого еще неуютней. Будто ты завис в небытии, но тебя, потерянного, невидимого, пытается достать цепкой лапой опасная стихия.

Опустив голову, с трудом отрывая ватные ноги от пола, он шел к телефону. Набрал аринин номер. Позвал на помощь. Она откликнулась. Отозвалась сквозь миры, непробиваемую толщу которых он и представить себе не мог.

В кои веки он был у себя дома, его организм был чист, но все, что окружало его, было изощренней любого виданного им дурмана.

Он ждал. Арина так и не появилась. И хорошо, нечего ей здесь делать.

Запоздало ему захотелось ее сберечь. Вернуть всю заботу, что он не смог ей дать. Оградить от мрачной засасывающей ловушки, которая была похлеще наркотиков, пострашнее разрушительной любви.

Он был здесь совсем один.

***

- Что это за ковер такой? Почему все про него все время говорят? – спросил Федор у Арины по пути от Клавдии

- Мне всегда казалось, что он – неотъемлемая часть этой квартиры. Вова любил его разглядывать. Говорил, нигде больше не видел таких ковров, - вспомнила она, подумав.

-Что же в нем было необычного?

-По-моему, узор был какой-то странный. Да и цвет не самый типичный для старого советского ковра, - ответила Арина.

Она рассказала Федору то, что слышала от Володи.Заслуженный ковер был куплен еще до его рождения. Много лет назад, когда маленький мальчик Вова жил здесь вместе с бабушкой, дедушкой и родителями, ковер висел на почетном месте и был гордостью своих хозяев. Потом Володя стал взрослым, дед умер, бабушка переехала, а союз родителей распался на две отдельные половинки. Где-то в антракте между жизненными переменами и личными драмами ковер убрали со стены и поставили в угол.

Квартира опустела, и в какой-то момент ее занял Владимир, успевший основательно попутешествовать по городам и странам, любовным историям и съемным жилплощадям. Первым делом он водрузил на старое место ковер, призрак былых времен.

Федор, который каким-то чудом нашел эту квартиру сразу после того, как она освободилась, ковра уже не застал. Обиженная бабушка, казалось, говорила своими решительными действиями: «Не хочешь возвращаться, внучек? Ну и не надо». Может, в глубине души она надеялась, что Вова наконец начал новую жизнь: вдали от этого города, от этого ковра на стене и, главное, вдали от того, что долгие годы тянуло его на дно.

Пока Арина смотрела в окно автобуса, Федор открыл «Секреты старьевщика». Авторы сборника рассказывали, как найти настоящие сокровища в неожиданных местах: на помойке, в старых позабытых квартирах, на блошином рынке.

На одной из страниц множеством восклицательных знаков привлекала карандашная пометка «Ковер!!!!»

- Арина, по-моему, мы должны поехать на барахолку.

Все это выглядело весьма безумно: словно доморощенный детектив, он пустился в расследование, которое больше напоминало возню ребятишек в песочнице. Но у него были выходные, и он, признаться, готов был заниматься чем угодно, лишь бы отвлечься от своего одиночества.

- Кажется, мы сошли с ума, - прокомментировала Арина его идею.

«Она будет лучшим напарником», - невпопад подумал Федор.

***

Блошиный рынок в городе был единственным и неповторимым. Торговцев здесь отличала любовь к громким и не всегда цензурным разговорам, а также умение устраивать застолье, имея одну лишь рюмку с горячительным. Рюмки и бутылки извлекались из самых неожиданных мест и так же неожиданно исчезали, пока их не успел заметить кто-то, для кого не была заготовлена порция «живительной влаги». Поводы порой были радостными, порой – грустными (например, поминки). Но чаще поводов не было никаких.

Ассортимент удивлял своим разнообразием: явно поношенные трусы и лифчики, потрепанные мягкие игрушки, куклы с отсутствующими конечностями. Кен, завернутый в оторванный рукав старой детской одежки, грустил в ожидании своей Барби.

Неподалеку от входа Арина заметила туфли – и замерла. Девушка завороженно глядела на слегка поношенную обувь, не решаясь обратиться к продавцу.

«Значит, тот плащ – не единственное проявление ее любви к винтажу», - подумал Федор.

Между «винтажем» и «старьем» была довольно тонкая грань, и, кажется, большая часть вещей здесь не имела ни малейшей ценности и могла быть причислена только ко второй категории. Туфли, однако, были не совсем безнадежны.

-Сколько? – спросил, не выдержав, Федор.

-200, - равнодушно ответила продавщица.

-Спасибо. Мы, если что, позже подойдем, - вежливо ответила Арина.

-Ищи-свищи! Их к тому времени уже купят! – задиристо крикнула вслед торговка.

Конкретного плана у них не было – лишь призрачная надежда на то, что удастся что-то разузнать. Пожалуй, впервые в жизни Федор мог сказать, что внутри него пробудилась интуиция – она-то и привела его туда, где можно найти старые советские ковры, некогда украшавшие чьи-то стены.

А вот и они – несколько массивных рулонов выстроились в ряд, прислонившись к полуразвалившемуся забору. Свои сокровища охранял продавец – худой, немного согнутый, с дочерна загоревшим морщинистым лицом. Глаза-щелочки чему-то смеялись: продавец о чем-то оживленно беседовал с коллегой, толстым добродушным мужчиной в очках, старой кепке – и совсем без шеи. Приблизившись, Арина и Федор услышали, что толстячок называет приятеля Палычем.

-Ковер хотели? – с самоуверенной надеждой спросил их Палыч. – Выбирайте!

-Вообще-то, мы у вас спросить хотели, - начала Арина. – Вам не попадался зеленый ковер с необычным узором? На нем большой ромб, разноцветные завитушки. Желтые, сиреневые, розовые. Помните?

-А, зеленый, да, редкая расцветка! Много лет такого не видел! – встрял коллега Палыча с отсутствующей шеей.

Почуяв любопытный разговор, мужчина, не скрываясь, изо всех сил грел уши. Палыч тем временем напустил на себя вид серьезного бизнесмена.

-Ну да, привозили мне такой ковер, и че? Я его уже продал.

-Вы, случайно, не знаете, как найти нового владельца? – не желала сдаваться Арина.

-Я, знаете ли, телефонами с покупателями не обмениваюсь, - отрезал Палыч. –Хотя…

Его лицо вдруг залоснилось хитростью.

-Если вы будете столь щедры, что подарите мне и моему другу возможность плотно пообедать во-он в той шашлычной, я, пожалуй, попытаюсь наделить вас нужной информацией! – изрек продавец, показывая пальцем на павильон через дорогу.

Что сказать, предпринимательская жилка в Палыче не дремала ни на секунду. Друг без шеи начал еле уловимо пританцовывать, предвкушая сытную трапезу.

Федор достал из кошелька купюру в 500 рублей, которая тут же исчезла в кармане протертых штанов участника выгодной сделки.

-Спасибо тебе, щедрый человек! Вообще-то, ковер я продал соседке. Она в моем подъезде живет. Вез его сюда, как дурак, в машину еле погрузил… Кто ж знал, что соседка сюда придет и ковер себе захочет! Я ей потом его и привез на машине своей – за отдельную плату, конечно.

-Что ж вы сразу не сказали! – ахнула Арина, поражаясь наглости Палыча.

-Кто же упустит возможность побаловать себя вкусным мяском, да с лучком! – ответил за Палыча его приятель, от счастья заговорив в рифму.

Не успев подумать о том, зачем же они так упорно охотятся на любимый володин ковер, Федор с Ариной уже покидали барахолку, унося с собой бумажку с адресом. Парочка продавцов, тем временем, уже мчалась к пешеходному переходу.

«Настасья, покарауль!» - бросил на бегу Палыч. Настасья проводила коллег хмуро-завистливым взглядом.

Провожала их и еще одна пара глаз: той самой женщины, у которой Арина чуть не купила туфли.

***

В квартире соседки, купившей ковер, ругались. Слышно было на лестничной площадке. Федор и Арина мялись у двери, не решаясь позвонить: еще бы, кому захочется попасть под горячую руку. Но не стоять же в подъезде до скончания веков?

Поглядев на Арину – мол, «ну, поехали», - Федор потянулся к кнопке звонка. Девушка кивнула, подбадривая. Хотя обоим было неуютно.

Дверь открыла женщина неопределенного возраста в халате и с полотенцем на голове. В шлепанцах, конечно – типичная «униформа» человека, который ругается за дверью, оглашая недовольными возгласами весь этаж.

Только вот лицо у женщины было не под стать униформе – испуганное и поникшее. Будто бы ссора была для нее процедурой привычной, а вот содержание свежего конфликта – выходящим из ряда вон.

Где-то за спиной у женщины недовольно скрипел диван, с вызовом шуршала газета. В эпицентре всех этих звуков кто-то бурчал – примирительно, но все же с ноткой недовольства.

Арина взяла инициативу в свои руки.

- Понимаю, мы не вовремя, но дело срочное. Мы насчет ковра, который вы у соседа недавно купили. Его продали по ошибке. Это бабушкин ковер, она очень волнуется.

Их окатило волной чужого облегчения. Женщина расслабилась, даже ее лицо смягчилось, разгладились морщинки, напряженные брови перестали обороняться.

- Да вы заходите! – радушно и немного суетливо пригласила хозяйка.

Дверь не закрывалась до конца. Они поняли, в чем дело, почти сразу: между стеной и дверью был зажат скрученный столбик зеленого ковра. Женщина посматривала в его сторону с опаской, как на живое существо, которому явно были здесь не рады.

Привлеченный неожиданным визитом, из комнаты вышел мужчина. Встал немного поодаль от женщины: между ними все еще маячил дух недавней ссоры.

- Простите за такой вопрос… Я понимаю, это произошло по нашему недосмотру, но могли бы вы продать нам ковер? Давайте договоримся о сумме, - продолжила Арина.

- Забирайте, пожалуйста! Так забирайте! – всплеснула руками женщина.

Муж бросил на нее недовольный взгляд.

- Сколько вы готовы предложить?

В его голосе послышались деловые нотки: раз уж представился такой случай, он хотел повернуть ситуацию в свою пользу.

Федор открыл было рот, чтоб назвать цифру, но его остановило властное движение женской руки. Теперь уже хозяйка дома возвращала недобрый взгляд супругу.

- Может, чайку выпьем? – вдруг предложила она.

Три коротких слова, но Федор и Арина почувствовали, как повисшую здесь тревогу вытесняет атмосфера гостеприимства.

- Не обращайте внимания на этого старого брюзгу. Ковер я вам просто так отдам, а может, еще и приплачу, - уверенно сказала женщина, когда все трое уселись за кухонный стол с дымящимися чашками.

- Что же не так с этим ковром, что вы готовы с такой легкостью с ним расстаться? – решился спросить Федор.

Хозяйка молча смотрела на гостей, словно раздумывая, открыться – или отшутиться. Наконец она решилась.

- Вам никогда не казалось, что у вещей есть душа?

Федор и Арина не нашлись, что ответить.

- Понимаю, все это может прозвучать так, будто я сошла с ума. Муж вот мне совершенно не верит. Мы с ним из-за этого и поругались. Ему-то ковер нравится.

- Знаете, со мной в последнее время столько всего приключилось, что меня сейчас вряд ли чем-то удивишь, - приободрил хозяйку Федор.

- Вы знаете, я и сама никогда не верила во всякую чушь… Сверхъестественное там… Но с тех пор, как дома появился этот ковер, меня не покидает странное чувство. Порой мне кажется, будто я не у себя дома, будто все вокруг чужое. Недавно ночью я проснулась, пошла выпить воды — и заблудилась. В собственной квартире! Шла на кухню, в итоге врезалась в стену. А еще, знаете… Угнетает он меня. Бывает, как накатит уныние, без всякого повода! Знаю, знаю, звучит, как бред какой-то, но, по-моему, это всё он. Ковер.

- Мы его заберем, - уверил хозяйку Федор. - И деньги вам заплатим. Во сколько он вам обошелся?

Несмотря на бурные протесты женщины, он все-таки достал из кармана тысячу и решительным жестом сунул ей в руку.

- Даже не думайте спорить. Нам он правда нужен! Считайте, это за моральный ущерб.

В коридор вышел хозяин квартиры. Когда он увидел купюру в руке у жены, смурное выражение на лице сменилось удовлетворенным.

- Может, я это, помогу вам его вниз спустить? - в порыве внезапного добродушия спросил он. - Одному-то поди неудобно. Девушка-то у вас хрупкая, малышка совсем. Да и не пристало дамам.

Федор согласился.

Хозяйка закрыла за ними дверь, облегченно улыбаясь.

Они спустились. Мужчина попрощался и хотел уйти, но задержался на крыльце.

- Вы знаете… Я ведь тоже чувствовал что-то. От него как будто холодом веяло. Только ей не говорите. Запилит ведь, - кивнул он куда-то наверх.

***

Федор и Арина в растерянности стояли у подъезда. О том, как везти домой достаточно габаритный предмет интерьера, они почему-то не подумали.

- Напомни, зачем нам нужен этот дурацкий ковер? - подала голос Арина.

У Федора не нашлось ответа.

В этот момент из-за угла дома вывернул их давний знакомый с барахолки. Палыч весело шел по двору, размахивая пакетом, в котором явственно читалась бутылка чего-то недетского.

- О, кого я вижу! И ковер с вами! - обрадовался Палыч.

Кажется, эта бутылка сегодня будет для него не первой.

- Здорово я все устроил, а? - спросил он, бросая веселый взгляд в сторону ковра.

«Еще бы, здорово. И с них денег получил, и с нас», - подумал Федор.

А вслух спросил:

- А ведь вы, наверное, с вашей работой много ковров на своем веку повидали?

Палыч нахмурился и рассеянно взглянул куда-то в сторону: видимо, уже жалел, что ввязался в эту странную беседу вместо того, чтобы спешить домой, где его ждала увлекательная трапеза.

Вдруг вперед вышла Арина.

- Вам никогда не казалось, что вещи бывают живыми?

До недавнего времени Арина не проявляла особой веры в мистическое, но по какой-то причине она захотела удержать Палыча.

- Дак это… Вам не меня о таком надо спрашивать!

После этих слов Палыч икнул и повернулся уходить, но в последнее мгновение почему-то передумал.

- Вы Тамару спросите. С рынка. Ее там все знают! Видите, какой я сегодня добрый!

Палыч подмигнул им на прощание, со значением посмотрев на свой пакет, и удалился, игриво повиливая бедрами.

Федор принялся обзванивать службы такси, выясняя, кто сможет прямо сейчас отвезти его домой со столь внушительным «багажом». Когда он спустя целый час зашел домой, сил хватило лишь не то, чтобы прислонить рулон к стенке в коридоре, забраться в кровать и забыться сном.

***

Было лишь утро воскресенья, но казалось, будто бы конец этой недели успел вместить в себя целую жизнь. Они с Ариной вновь стояли у входа на барахолку, весьма слабо представляя себе, как из десятков женщин найти ту самую Тамару. Но даже если они отыщут ее – как она им поможет?

С первым пунктом сложностей не возникло: Палыч не преувеличивал, когда сказал, что Тамару на барахолке знают все. Стоило им лишь произнести это «волшебное» имя, как несколько пальцев взметнулось в сторону уже знакомой им женщины. Той самой, что накануне торговала туфлями.

- А хочешь, я тебе их подарю? Вот они стоят, никто их у меня не купил. Забудь про двести рублей, забирай так! – приветствовала Арину торговка.

Чтобы наладить контакт, Арина решила принять предложение и примерить обувь.

Причина внезапной щедрости оставалась туманной, пока Тамара не заговорила вновь – уже обращаясь к Федору:

- Знала ведь, что вы придете. Видела, как вы вчера говорили с этими колдырями местными про ковры. Слышать не слышала, а все поняла. Видела я, как сюда зеленый ковер привезли.

- Постойте, откуда вы знаете, что нас интересовал именно зеленый ковер? – уточнил Федор.

- Да вид у вас был больно встревоженный. Я такие вещи чую, - заверила их Тамара.

- Нам сказали, вы в мистике разбираетесь, - задумчиво протянула Арина, разглядывая ногу в идеально сидящей туфельке.

- Я когда этот ковер увидела, сразу Катьку мою вспомнила, подружку. Журналисткой она была, да самый главный ее материал так и не опубликовали, - невпопад ответила Тамара.

Вид у нее был немного отсутствующий – будто, погрузившись в воспоминания, она отключилась от реальности.

- Ребята, я это… Домой мне пора, - засобиралась вдруг продавщица. – Я же сказала вам, что ждала вас. Вот, держите. И идите, идите… Нечего мне вам сказать! И туфли возьми, твои они, точно твои!

Тамара извлекла из-под скатерти, служившей ей прилавком, прозрачную папку, в которой можно было разглядеть исписанные листки бумаги. Федор и Арина в недоумении смотрели то на папку, то на торговку, но та словно не видела их.

***

Листки, которые дала им Тамара, оказались черновиком газетной статьи – видимо, ее писала та самая Катька-журналистка.

«Выпуск пробной серии ковров привел к вспышке психических заболеваний»

На фабрике «Пламя» выпустили ограниченную серию ковров с необычной расцветкой. Производители решили проверить реакцию потребителей, прежде чем выпускать изделие в массовом порядке.

Однако, как стало известно нашему изданию, массового выпуска не состоится: был отмечен почти стопроцентный возврат изделий. Официальной версией назвали повторившийся брак, однако, как сообщили нам близкие к фабрике анонимные источники, истинная причина была иной.

Покупатели, вернувшие ковры, пожаловались на нестандартное поведение родственников, которое было отмечено после приобретения изделия. Они пребывали в угнетенном состоянии, становились замкнутыми, у некоторых начинались галлюцинации. Возвращенные ковры было решено уничтожить в целях безопасности населения.

Ранее сообщалось о трагическом случае: на рабочем месте скончался сотрудник фабрики «Пламя», Сергей Иванович Денисов. Причиной смерти стал инфаркт. По данным наших источников, смерть Денисова наступила в день выпуска пробной партии ковров.

К черновику заметки прилагался еще один листочек – видимо, на нем Катька записывала свои рассуждения. Судя по всему, она была чрезмерно возбуждена: текси то и дело скакал по странице, местами становясь нечитаемым. Все же, можно было выхватить обрывки фраз: «Денисов – страшный человек», «коллеги сторонились», «очень злой», «мать – ведьма???»

Дочитав, Федор и Арина уставились друг на друга. Заметка была жутковатой – до мурашек.

- Теперь понятно, почему это не захотели публиковать, - сказала Арина.

- А пойдем ко мне ковер вешать? – предложил Федор, чтобы развеять повисшую в воздухе тревогу.

***

- И к чему она про этого Денисова упомянула? - протянул Федор, примеряясь, как бы водрузить ценное изделие на положенное ему место.

- Видимо, считала, что его смерть как-то связана со странным поведением покупателей ковров, - предположила Арина.

- А почему семья Вовы ковер не вернула? Как он провисел все эти годы без всяких странных явлений, если был из той же партии?

- Вова рассказывал, что дед у него очень странным был. Гости начинали плакать внезапно, когда он входил в комнату – хотя он ничего такого не говорил и не делал. У кошек шерсть дыбом становилась. Вовка темноты очень боялся, точнее, дедушки в этой темноте. Уж не знаю, правда ли все это – может, дед тут вообще ни при чем. В любом случае, обстановочка у них была такая, что никакого «демонического» влияния ковра они бы и не заметили, - рассуждала Арина.

- Как считаешь, этот Денисов… Он что, вселился в эти ковры, что ли? – не успокаивался Федор. – Не зря соседка Палыча так обрадовалась, когда мы у нее ковер забрали!

Им с Ариной не давала покоя личность человека, которого Катька-журналистка назвала «страшным». Что за силу носил в себе Сергей Денисов и как она уцелела после его смерти, во что трансформировалась?

В скором времени, полюбовавшись на проделанную работу, они с Федором отправились на кухню, чтобы наградить себя за труды чашечкой чая. Но раньше, чем победный свисток закипевшего чайника, они услышали доносящийся из комнаты грохот.

***

Он ощупывал стены и плакал. Что ему еще оставалось? Он заперт здесь навсегда: в этом не оставалось никаких сомнений. Его родные стены, которые кто-то превратил в бессмысленную пародию на самих себя. Такие знакомые, но равнодушные к его беде, холодные и бесконечно молчаливые.

Вдруг боковым зрением он увидел: что-то изменилось. Преобразилась соседняя стена, внезапно окрасившись зеленым. Сквозь пелену Володя видел плохо различимую, но все же знакомую с детства картину: причудливые узоры на зеленом фоне ковра.

Еще недавно его здесь не было – а он все не мог понять, в чем же глобальное отличие этого мира от его, родного. Помимо миллиона упомянутых странностей, конечно. Ковра не было! И все же, вот он – изученный вдоль и поперек, словно слившийся со стеной. Повинуясь порыву, Вова помчался к нему, словно к давнему другу, прильнул к его ворсу…

Вспомнился другой день, когда он так же вжался в отчаянии в этот старый ковер, надеясь сбежать от боли, одиночества и вечного дурмана. Только сознание сейчас было совершенно ясным, и оттого особенно трудно было поверить в то, что произошло в следующие секунды.

- Какой идиот отодвинул кровать! – только и смог сказать он, внезапно потеряв опору, а потом вновь обретя ее в лице твердого неприветливого пола.

Потирая ушибленный бок, Вова выпрямился и почувствовал на себе ошарашенные взгляды двух пар глаз.

***

Из сообщения на автоответчике Арины:

«…ковер я отвез на свалку, от греха подальше. Кстати, ты знала, что портал в параллельный мир может родиться в месте концентрации негативной энергии? Ты не подумай, это не дурь. После такого я навек завязал!»