Ольга Силаева

Падре

Падре
Работа №38. Дисквалификация в связи с отсутствием голосования

Благодарность за вдохновение, Тиеру.

В небесах где-то рядом прогрохотало.

– Прошу, поужинайте, падре, – сказал повар.

Священник сразу согласился. Впереди его ждала долгая бессонная ночь.

Хлеб, испечённый умелой рукой и щедро присыпанный маковыми семенами, был очень мягок и манил, точно манна небесная. А запах жареного мяса буквально сводил с ума. Весь прошедший день священник был занят: слушал исповеди, окунал в купель младенцев, зачитывал проповеди. И всё ждал, когда в церковь зайдёт Бриджит. С большим беспокойством он думал об этой женщине. Потому решил прийти к ней в дом. И столкнулся у дверей с её благоверным, который рубил дрова во дворе колуном. На другой широкой колоде, облитой кровью, валялся увесистый тесак для разделки мяса.

Повар был крупным, и казался опасным человеком, с которым лучше не ссориться – это священник ощущал на низменном, каком-то животном уровне. При этом вёл себя крайне добродушно. Священник, приглашённый на кухню, был усажен за стол и попробовал хлеба, а потом ещё и жареную телятины с гарниром из картофеля и сладковатых корней петрушки, которая буквально таяла во рту. Ненадолго он лишился даже сознания от удовольствия. А потом, очнувшись, сразу же начал корить себя и взмолился о прощении за чревоугодие, тщательно стирая жир с губ. Ему стало невыносимо стыдно. Он почувствовал, как горят его щёки. Но постарался сохранить невозмутимость. И, готовый теперь изо всех сил бороться со злом, прошёл в комнату Бриджит, не забыв отблагодарить повара благословением за ужин. Дверь за собой закрыл и запер на засов.

На тумбе при кровати, чадя слегка фитилём, горела единственная свечка. На взбитой желтоватой простыне беспокойно металась во сне прикованная цепями к спинке кровати рыжеволосая женщина – настоящая ирландка, – в белой сорочке до пят, которые были розовыми, как у младенца.

Услышав, как дверная створка чуть слышно ударилась о косяк, несчастная очнулась, разлепила тяжёлые веки и, разглядев в полутьме священника, радостно вскрикнула:

– Патрик!

Страшный грех её: прелюбодеяние, был виден также чётко, как золотая монета, полученная священником в качестве подаяния. Только вот блуду она предавалась не с поваром вовсе. Любовником этой женщины был Дьявол!

В расширенных зрачках страдалицы, которые затмили радужку, плясало адское пламя. Или просто отражалась свеча?

Священник надеялся, что ошибается. К его сожалению, Бриджит день за днём становилось хуже, она перестала бывать в церкви, и это указывало на одержимость.

– Патрик, что происходит? – спросила падшая женщина, подаваясь вперёд и нежно обнимая его.

Священник подготовил целую речь для неё про то, что она совершает ужасную непростительную ошибку, рискует душой, уже обречена на муки ада, если не откажется от объекта своего вожделения, но сказать этого не смог, а обнял в ответ.

Некоторое время царило молчание.

Бриджит зарылась носом в складки сутаны, смяв ещё больше, и, видимо, плакала. Патрик пялился в потолок, прося Господа дать ему вспомнить мудрые слова. В горле у него пересохло.

За окном громыхнуло. Ветер пытался, силился прорваться между плотно сомкнутыми дубовыми ставнями, но ослаб и сдался, чуть овеяв их слабым дуновением.

Священник ощутил странную тягостную сухость под языком.

Шторм добрался до дома повара и начал хлестать его стены плетями ливня, озаряя молниями и сотрясая жесть на крыше совсем близкими раскатами.

Бриджит подняла на Патрика свои жуткие чёрные зрачки.

– Это Дети Лира злят море, – тихо выдохнула она.

– Что? – священник расслышал сказанное, но верить не пожелал.

– Ничего, – женщина снова уткнулась лбом в его плечо, явно желая спрятаться.

Патрик не поверил.

Он был родом из Бернии и его назвали в честь Святого Патрика. А тот сражался с самыми страшными существами из полых холмов. Среди которых были племена Дану. Те, которые ещё остались на земле. В Ирландии этих демонов продолжали называть ши – жители сидов. Тех же, что канули с небес в море, называли по имени отца Детьми Лира. Многие прихожане молили им, как святым. Это было отвратительно, поэтому священник начинал проповеди с молитвы, данной самим Иисусом своим ученикам. И вот сейчас решил повторить.

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на небе, и на земле, и под морем; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от Лукавого. Аминь, – последние четыре слова он выделил резким шёпотом, выбил на Бытие, чтобы овеществить.

И тогда Бриджит сразу забилась в его объятьях, резко откинув голову и теряя сознание. А по тёмным углам комнаты, не освещённым колеблющимся от дуновений, пламенем свечи заметались… тени? Нет, демоны!

У священника перехватило дыхание. Он сделала над собой усилие, попытался сглотнуть и не сумел. Эфемерные создания, подползающие к ним обоим, не имели ни лиц, ни рук, ни ног, лишь плоские тела с круглыми головами, из которых торчали длинные чёрные языки.

Патрик растерянно заозирался, в порыве животного ужаса ища оружие. Все другие молитвы сразу же вылетели из его головы.

К счастью, он заметил на шее Бриджит крест, сделанный из золота с узорным квадратом посередине. Такие обычно делали из камыша или соломы почитатели святой Бригитты. Этот символ был христианским, и священник, испытав воодушевление, прошипел:

– Прочь, демоны, в ночь!

Свеча полыхнула от резкого порыва ветра и тени ускользнули в свои тёмные углы.

Патрик почувствовал пот, покрывший всё тело: его бросило в жар. Бриджит казалась ему холоднее железных кандалов, кольца которых охватывали запястья и лодыжки женщины. Он выпустил одержимую из своих объятий, и несчастная безвольно обессилено обмякла, откинувшись на взбитую постель.

– Спи, беспокойная дочь, – прошептал он тихо.

И его душу затерзали болезненные сомнения. Уверенность, что потребуется экзорцизм была непоколебима, а мучила священника жалость.

Он вспомнил, как Бриджит впервые пришла в церковь. Подол золотистого платья струился по полу. Женщина хотела исповедовать каждый день. Всегда приходила вовремя, просила выслушать и рассказывала, рассказывала, рассказывала, как плохо ей живётся с поваром. Существование её было полно изменами. Точно не зная, ходит ли «благоверный» в портовый кабак только чтобы выпить, а не подыскать себе развлечение на ночь, Бриджит страдала и ощущала постоянную слабость, видела сны о том, что уже в аду, и вокруг неё пламя и пепел, спрашивала: «Почему Бог позволяет людям предавать друг друга?». Патрик говорил, что даже апостол Пётр трижды отрёкся от Христа, а потом стал вернейшим его последователем, краеугольным камнем католической церкви, первым Римским папой, а ныне – привратником в раю. Он убеждал разочаровавшуюся женщину, что не всё потеряно ещё и надо продолжать верить. А когда Бриджит уходила поздним вечером – закрывался в исповедальне и корил себя за постоянные мысли о ней.

– Спи, несчастная дочь, – прошептал он снова, вооружившись свечой, пролил жёлтый колеблющийся свет в углы, чтобы прогнать демонов, полезших из них.

А Бриджит тем временем острыми ногтями пыталась рвать звенья цепей, державшей её крепко на постели и не давали свалиться в припадке. Она закричала истерично, пронзительно, горестно, громче грома, и забилась, скрежеща зубами.

Она толкнула священника пяткой в грудь так, что тот потерял равновесие и сел в кресло у окна. На мгновение замер ошеломленный. Потом вскочил и стал тереть раскрасневшееся лицо женщины мокрой тряпкой, зачерпывая какую-то зеленоватую жижу из глубокой плошки, стоявшей рядом со свечой на тумбе при кровати.

Бриджит начала постепенно успокаиваться.

Патрик выдохнул. Сан обязывал его оставаться в стороне от мирских дел и помогать лишь духовно, но сейчас он просто не мог.

И когда случайно лишь чуть-чуть задел большим пальцем красную сухую горячую щеку, его пробрала дрожь. Это было первое их касание друг друга. Но и раньше Патрик ощущал в Бриджит что-то родное и близкое.

В голове у священника зазвучал орган. Если бы сейчас он услышал ангельское пение – не удивился. Но только хохот демонов раздавался вместе с раскатами грома. А тени снова ползли из тёмных углов.

И он зашептал молитву изгнания на латыни, часто осеняя себя крёстным знамением:

– Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri Jesu, Christi, eradicare et effugare a Dei Ecclesia, ab animabus ad imaginem Dei conditis ac pretioso divini Agni sanguine redemptis. Non ultra audeas, serpens callidissime, decipere humanum genus, Dei Ecclesiam persequi, ac Dei electos excutere et cribrare sicut triticum. Imperat tibi Deus altissimus, cui in magna tua superbia te similem haberi adhuc praesumis; qui omnes homines vult salvos fieri et ad agnitionem veritaris venire. Imperat tibi Deus Pater; imperat tibi Deus Filius; imperat tibi Deus Spiritus Sanctus. Imperat tibi majestas Christi, aeternum Dei Verbum, caro factum, qui pro salute generis nostri tua invidia perditi, humiliavit semetipsum facfus hobediens usque ad mortem; qui Ecclesiam suam aedificavit supra firmam petram, et portas inferi adversus eam nunquam esse praevalituras edixit, cum ea ipse permansurus omnibus diebus usque ad consummationem saeculi. Imperat tibi sacramentum Crucis, omniumque christianae fidei Mysteriorum virtus. Imperat tibi excelsa Dei Genitrix Virgo Maria, quae superbissimum caput tuum a primo instanti immaculatae suae conceptionis in sua humilitate contrivit. Imperat tibi fides sanctorum Apostolorum Petri et Pauli, et ceterorum Apostolorum. Imperat tibi Martyrum sanguis, ac pia Sanctorum et Sanctarum omnium intercessio.

Ergo, draco maledicte et omnis legio diabolica, adjuramus te per Deum vivum, per Deum verum, per Deum sanctum, per Deum qui sic dilexit mundum, ut Filium suum unigenitum daret, ut omnes qui credit in eum non pereat, sed habeat vitam aeternam: cessa decipere humanas creaturas, eisque aeternae perditionis venenum propinare: desine Ecclesiae nocere, et ejus libertati laqueos injicere. Vade, satana, inventor et magister omnis fallaciae, hostis humanae salutis. Da locum Christo, in quo nihil invenisti de operibus tuis; da locum Ecclesiae uni, sanctae, catholicae, et apostolicae, quam Christus ipse acquisivit sanguine suo. Humiliare sub potenti manu Dei; contremisce et effuge, invocato a nobis sancto et terribili nomine Jesu, quem inferi tremunt, cui Virtutes caelorum et Potestates et Dominationes subjectae sunt; quem Cherubim et Seraphim indefessis vocibus laudant, dicentes: Sanctus, Sanctus, Sanctus Dominus Deus Sabaoth.

Бриджит выгнулась настолько, что коснулась пятками затылка, не переставая кричать.

– Что ты делаешь? – прозвучал голос за спиной.

Патрик медленно обернулся.

В дверном проёме комнаты стоял хмурый повар с двумя топорами: колуном в правой руке, и тесаком – в левой.

Глаза его были прищурены.

– Изгоняю демонов, – честно ответил священник.

– Да-да-да, – процедил недоверчиво «благоверный», шагая через порог.

– Не верите?

– Я не доверяю. Вам обоим. Со мной Бри никогда так не орёт. А вы много времени проводите вместе. Понятно зачем? Целибат не храните, падре, – озлобленный повар недобро усмехнулся.

Священник весь изошёл холодным потом. Повар попал в самую точку. Только не угадал с кем Патрик нарушил обет безбрачия. То была не Бриджит, которая годилась ему в дочери, а женщина, немного похожая на одержимую, двадцать лет назад.

– Отпустите ей грехи, пока я не убил вас обоих, – сказал ревнивый «благоверный».

– Нужно сначала изгнать демонов, – упрямо возразил Патрик.

– Не одержима она, – ошарашил его повар.

– Но как же, – удивился священник.

– Обычная белена: на хлебе семена, с мясом корни и настойка из листьев[1], – «благоверный»-отравитель кивнул на плошку.

– И мы всё это ели…

– Да.

– Ложь – священник не мог поверить, что обманут и скоро будет мёртв.

Он упал на колени. Его мутило.

– Покайся, – приказал повар, занося тесак над Бриджит и… Патрик подчинился, приняв их ужасную судьбу.



[1] Все признаки одержимости идентичны симптомам отравления беленой.

-2
15:50
626
23:35
-1
Вот концовку совсем не поняла. В какой момент Падре и Бриджит ели белену? Зачем повар отравил жену? В чем идея и суть рассказа? Ощущение, что это зарисовка (или концовка/начало) чего-то большего, т.к. толком не раскрыты герои: их мотивы и характеры. В общем, не тянет на цельный рассказ. А начало даже интригует.
Еще не понятно, зачем весь текст молитвы приводить. Достаточно первой фразы и поставить троеточие, написать, как долго священник ее произносил.
Комментарий удален
19:53
Язык автора вначале многообещающ, потом почему-то резко уходит в быт. Странно, на что рассчитывает автор вставляя такой большой, извините, словесный шмат на латыни. Может, уверен, что все знают эту молитву, а может, хочет сподвигнуть читателя к поиску перевода… Но мне как-то не хочется этого делать. Простите. Странное впечатление от этого повествования. Вроде как уже что-то подобное уже видел в кино про изгнание дьявола.
20:00
на что рассчитывает автор вставляя такой большой, извините, словесный шмат на латыни

это сделано ради объёма)) без неё в рассказе 8,1к символов без пробелов.
19:16
+1
Какой там нижний порог, говорите? 10к без пробелов? Шорд, набирается всего 8,1к, что делать? Точно! Впихнуть текст молитвы на латыни и сказать, что так было задумано! Заветные 10к символов набраны!
19:22
Лайфхак :)
20:54
Я всегда так делаю…
20:57
Потому что молитвы на латыни это крута!
20:58
думаю, автор с тобой согласен)))
21:06
Разве можно быть со мной не согласным?
13:55
+2
Нет, можно даже целиком молитву. Но только если разделить ее на части, чередуя с действиями героев или описанием происходящего. А так — это просто ужас, что получилось. Или автор действительно верит, что кто-то будет читать молитву на латыни?
11:32 (отредактировано)
Действительно, полностью две молитвы (тем более, вторую вообще мало кто может прочитать, да и необходимости, вроде, нет))) — это чересчур. Но в целом произведение показалось симпатичным. Короткое, но вот, мне кажется, тот случай, когда краткость — чья-то там родственница)))
В небольшом объеме сказано все! Буквально несколькими словами, остальное — описания. Трагедия ревности, где священника подозревают в непристойной любви к женщине, которая, на самом деле, его дочь. Грех пастор был вынужден скрывать, и через столько лет это обернулось смертью обоих… При этом автор запутывает читателя, предлагая как бы рассказ об экзорцизме, а в итоге — страшная драма, где совсем другие демоны… Браво, автор!
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Достойные внимания