Memoriae

Что найдут в моей сумке, если я умру прямо сейчас?

Старый кошелек с парой мелких купюр, ключи с брелочком-мишкой, который при нажатии на розовое пузо говорит те самые Заветные слова, потертый, исписанный адресами, телефонами и напоминаниями, электронный блокнот и смятую полупустую пачку сигарет. Кажется, я давно уже не курю, но привычка таскать с собой сигареты, пахнущие медом, осталась.

Привычка… У любого человека есть привычки: одни выпивают, другие употребляют наркотики, третьи – громко разговаривают в компании, перебивая всех оппонентов, четвертые – закидывают голову назад, когда смеются, пятые – грызут ногти. Многие даже не замечают за собой этих, казалось бы, мелочей. Но мне приходится фиксировать каждое действие, отозвавшееся в голове легким зудением памяти.

Это произошло, когда мне исполнилось двадцать три. Тогда я жила на первом уровне мегаполиса, училась в университете и подрабатывала помощником механика по локализации уровней. В целом, я была счастлива: на выходные ездила к отцу с матерью за город, будни проводила с молодым человеком.

С Аргоном мы познакомились в стенах университета, он учился на факультете программирования и подавал большие надежды, а после окончания обучения получил приглашение в Memoriae Inc. Мы даже хотели пожениться, подали заявку в Дом Семьи, стали подбирать жилье на втором, более безопасном, уровне, задумывались о детях и будущем.

А потом я стала одной из ста. Такова была статистика пострадавших от болезни кратковременной памяти или, как ее называют медики из Дома Здоровья – синдром Браунфилда. С двадцатого июня две тысячи сто пятидесятого года моя жизнь изменилась, остановилась на месте. Заметив, что я в четвертый раз чищу плиту, Аргон потащил меня в Дом Здоровья. По дороге я несколько раз спрашивала, куда мы направляемся, не понимая, почему у него такое обеспокоенное выражение лица.

- Рубцовая ткань, на которую произошло сильное воздействие недоказанного характера, препятствует преобразованию кратковременной памяти в долговременную, – произнес тогда доктор, пластиковой указкой показывая на цветную сканограмму. Было видно, что все это ему приходилось рассказывать уже не раз. – Все воспоминания до болезни сохранятся, но последующие будут периодически стираться. Часть мозга атрофировалась и не может полноценно взаимодействовать с остальными отделами.

- А… какой процент излечившихся? – хрипло поинтересовался Аргон, крепко сжимая мою руку.

- Перспектива улучшения состояния маловероятна, один к миллиону – покачал головой доктор. – Можно лишь увеличить сроки кратковременной памяти. Витамины группы В, свежий воздух, возможное переселение на третий уровень, постоянная забота, напоминания, специальные упражнения. Впрочем, в памятке вы можете найти более подробную информацию. Думаю, вам известно, что такая болезнь – уже не новость – целый социальный класс…

Воспоминания о том дне ровным почерком выведены у меня в блокноте. Единственная возможность полноценно помнить все события, произошедшие со мной с двадцатого июня. Кто-то из нас, забывашек, пользуется голосовыми браслетами, другие передвигается лишь с доверенным опекуном, некоторые снимают видео о прошедшем дне. А я? Я по старинке строчу в блокноте, благо воспоминание о самой болезни закрепилось в моем сознании еще с детства. На уроках в первом классе в обязательную программу входило изучение синдрома Браунфилда. Если вдруг с учениками это приключится, то по тату они смогут определить болезнь. Боюсь даже предположить, сколько раз по моей спине пробегал холодок ужаса, когда я обнаруживала у себя на руке татуировку голубя, расправившего крылья, в одном из которых было красивым почерком выведено – «10 минут».

Пролистав блокнот до закладки «Аргон» я второй раз за отведенное время перечитываю собственные утерянные воспоминания.

После известия он плакал. Бессильно и безнадежно. Мы поехали в маркет, где продавались вещи для потерявших память, в народе – забывашек. Узнав мое время, продавец посоветовал взять голосовой браслет для восстановления памяти. В настройках можно было установить таймер, по истечению минут в котором тут же происходило аудио-воспроизведение ключевых событий. Я отказалась, заявив, что не хочу, чтобы все в округе слышали подробности моей жизни. Вместо него взяла девчачий брелок, на который после записала адрес, и длинный узкий электронный блокнот, ключевые номера страниц которого так же надиктовала лупоглазому мишке.

Надо отдать Аргону должное: он ответственно ходил со мной в Дом Регистрации, подал заявку на переселение на третий уровень, помогал мне систематизировать записи, сделать необходимые аудио, собрать вещи. Но целый уровень, с живущими на нем забывашками, видимо, выбил его из колеи. Сектор мегаполиса, где нет общественного транспорта, машин, высоток. Словно несколько улиц окружили мягкими стенами, наподобие тех, что устанавливают в палатах серьезных псих больных. Здесь живут люди, способные забывать каждые пару минут, а есть те, кто целый день бережет собственные воспоминания. Зрительно не помню ни одного из них, но в блокноте лежит фотопластинка, на которой я со смехом приобнимаю девушку с пышными кудрями и живыми глазами. На крыле голубя на ее руке выведено «49 мин». На обратной стороне карточки написано – веселая Агнесс. Видимо, она является моей подругой, если сама сможет это вспомнить, если придала значение нашей встрече и сделала куда-нибудь запись. К сожалению, заводить друзей в таком состоянии невозможно, а старые постепенно ушли из моей жизни, узнав о болезни. Каждый из них клялся: «Мы будем с тобой до конца, мы расширим твой диапазон памяти до нескольких дней! А там, можешь и станешь одной из редких излечившихся, чем черт не шутит?!». Но каждый из них уходил, как только понимал, что нет никакого прогресса. Стабильное состояние не устраивало никого.

В конце последней страницы две записи: «Аргон ушел. Не выдержал», а после «Женился». Там же было несколько вырванных страниц, то, что я хотела бы не вспоминать. Наверное, каждый раз эти слова приносят тонну боли, прямо как сейчас.

Листаю дальше, вкладка родители. Когда они узнали, мгновенно приехали. Вздрагивали каждый раз, когда я непонимающе переспрашивала, что они тут делают, а после плакали вместе со мной, когда я находила у себя на руке голубя. И, если верить записям, это происходило не раз. Последняя страница сообщала, что отец умер. Измазанные слезами листы разлинованы пиксельной грустью.

Передо мной целый мегаполис первого уровня с навесными магистралями, летающими в воздухе рекламными баннерами, переливающимися яркими цветами. Думаю, врачи сильно удивятся, найдя мое тело, разбитое в лепешку. Мне не дозволено находиться тут без опекунов, но пришлось пойти на обман, искать секретные ходы. Покончить с собой на непривычном третьем невозможно. Это был долгий путь с периодическим перечитыванием, слезами и соплями. Может, так я влачу свое существование в болезни на протяжении всего времени?

Каково жить таким же, как и я? Задумываются ли они о том, чтобы поставить в своих блокнотах жирные точки, снять голосовые браслеты, выкинуть следящие за каждым значимым шагом камеры? Задумываются ли простые люди, что чувствуют забывашки? Или весь мир превратился в строгую систему, где каждый человек занимает определенную ветку, которая может функционировать лишь во взаимодействии с остальными?

А что, если бы каждый человек обладал таким синдромом? Система бы порушилась или превратилась в новую?

Общество разделилось, власти делают все, чтобы облегчить жизнь забывашкам, чтобы дать им возможность к существованию. Но вот облегчают ли на самом деле? Или подобный синдром лишь череда болезненных воспоминаний и жалких попыток тесниться среди таких же, как и ты?

И почему именно со мной? Сколько людей уже задавали этот вопрос? Скольким приходится переступать через себя и начинать жизнь заново с каждым отведенным им диапазоном времени?

Звонкий писк, исходящий из мишки, отвлекает от размышлений. Пора… Либо через минуту я снова все забуду, вновь буду перечитывать собственные воспоминания: какие-то выборочно, какие-то целенаправленно. Опять переживать все то, что произошло, снова плакать… Лишняя трата времени, лучше сразу поставить точку.

Подхожу к самому краю... Ух! Аж дух захватывает от высоты. Рву листы, где расписывала куда и зачем иду, сминаю и бросаю в бездну огней и иной жизни. Мишка издает сигнал каждые десять секунд.

Избавляюсь от последнего листа из вкладки Аргона и тоже бросаю вниз – сперва улетят все плохие воспоминания, а за ними последую я. Горячие слезы обжигают щеки, мешают сфокусировать зрение. Волосы треплет ветер, дыхание перехватило от высоты.

Страницы с лживыми предательскими обещаниями друзей летят следом. Блокнот стал немного тоньше: в электронном блокноте в целом не так много страниц. Скорее это дань древности – взмахи ручки образуют на тончайшем гибком листе электронный текст выбранным шрифтом. Мишка вновь сообщает о времени.

Аккуратно вырываю страницу с новостью о смерти, сердце предательски колет, но скоро все закончится. Совсем скоро.

Убираю блокнот в сумку. Вдыхаю прохладный воздух, закрываю глаза.

Всего лишь шагнуть вперед – сложно ли это? Лишь крохотный шаг в вечность, где не надо будет вздрагивать от пиканья плюшевого мишки, где не надо будет перечитывать, где не надо будет марать бумагу не сложившейся памятью.

К черту…

Срываю сумку и кидаю ее вслед за разлетевшимися записями. Голова кружится, но упрямо держусь на ногах. О чем я забыла подумать? Что меня может остановить? Кажется, ничего…

Время… пришло?

Тонкий протяжный писк заставляет сердце замереть от ужаса. Неужели опоздала?

На мгновение подаюсь вперед, но мешают низкие перила.

Свет, вспышка, легкое щекотание в районе висков… Что я тут делаю?

***

Чертов охранник, показалось ли ему, видите ли, что на крыше кто-то есть. Камеры ему, значит, сообщили. Ну вышел человек свежим воздухом подышать, что в этом такого?

Да и вообще, в мои обязанности входит лишь ведение вентиляционной системы и отслеживание работы роботов-уборщиков, с какого это перепугу я должен идти и проверять, кто там забавляется на крыше?!

Кляня охранника всеми словами, открываю дверь. Возле поручней у самого края стоит красивая девушка с длинными темными волосами, лет двадцати пяти, зареванная и напряженно разглядывающая руки.

- Что ты тут делаешь? – рявкаю я. Кому охота подрываться ночью с постели ради какой-то дуры, пожелавшей посмотреть на звезды и помечтать об астронавтах.

- Я… Я не знаю, – с надрывом ответила девушка и снова зарыдала.

Забывашка?.. Сердце екнуло от воспоминаний.

- Сколько у тебя минут?

- Написано, что десять… – всхлипывает она. – Надо позвонить Аргону, родителям… Какой сейчас год?

- Пятнадцатое августа две тысячи сто пятидесятого, – на мгновение задумавшись, отвечаю я. Как могла на этом уровне оказаться забывашка?.. Хотя, о чем это я. Сам когда-то точно так же стоял на крыше, мечтая поставить точку в каждом голосовом воспоминании. Десять минут… Мало. Мне повезло больше, у меня было двадцать три. – Блокнот, браслет, видео? Что-нибудь с собой есть?

Девушка растеряно хлопает себя по бокам, в поисках карманов. Осматривает под ногами и вновь громко всхлипывает.

- Пойдем, – вздыхаю я, принимая решение. – Будем начинать новую жизнь.

- Но Аргон, родители… – неуверенно произносит она, семеня ко мне.

- Забудь, - серьезно отвечаю я. – Если хочешь излечиться.