Дежавю

1.

Григорий открыл глаза. Знакомый потолок. Тишина. Голова немного потрескивала… Надоедливо-ритмичный звук капающей воды пробудил в нём желание поскорее встать и выйти вон. Он огляделся, сел. Обстановка, в которой он прожил столько лет, на секунду показалась ему чужой, как будто он находился не у себя дома. Наверное, он ещё не проснулся как следует.

Тёмная комната была окутана ненавязчивым, но душноватым запахом мокрого дерева. Полы вымыты начисто, а где же Надя?Прислуга снова куда-то делась. Наверное, как обычно, пользуясь случаем, когда барин долго спит, убежала к своему неотёсанному женишку, бородатому и толстому мужику, который, кажется, всегда ходит в одном и том же : в грязно-белой большой рубахе и штанах из грубой ткани с заплатами. Григорий думал. И как подобный мужичина может вызывать у девок столько страсти, любви!?.. Впрочем, это не важно. Не с этих мыслей стоит начинать день.

Он вышел на улицу. Дождь только что закончился, облака рассеивались, и перед его глазами из-за туч раскрывалось ярко-голубое небо, оно отражалось в жёлто - золотых куполах белокаменных церквей, в которых уже заканчивалась утренняя служба . Россия… Григорий часто испытывал это искреннее чувство любви и какого-то невыразимого восторга, когда вдыхал этот влажный воздух и понимал, что куда ни пойди — далеко-далеко простирается наша огромная Родина, и от этих мыслей становилось как-то тепло. Вода с крыши продолжала громко капать на продрогшую землю, создавая тот самый раздражающий звук. Григорий решил уйти от него, чем дальше, тем лучше.

Отправившись гулять до обеда, он размышлял о том, чем занять себя в ближайшие дни. Интересов у него было много, он считал себя человеком вполне образованным, грамотным и во всём пытался быть осведомлённым, дабы не отставать от прогресса. Финансовые дела свои вёл сам и никогда не думал о том, чтобы сильно преумножить свои доходы. И книг прочёл великое множество, так что все эти дела ему уже давно наскучили. Всё чаще стал размышлять просто так, сидя на скамейке в парке, о себе, людях, жизни.

Тем же он занялся и сейчас. Григорий стал вглядываться в прохожих, делая выводы об их характере и оценивая их настроение и внешний вид. Зачем ему это было надобно, он сам не понимал, однако, его это занимало. Очень быстро он остановил своё внимание на девушке, светловолосой, изящной красавице, которая тоже, казалось, была полностью поглощена своими думами. Какая-то отрешённая, она смотрела перед собой, держа в руках свежий и пахнущий дождём цветок жасмина. Видно, что гуляла здесь она уже очень долго, и взгляд её, задумчивый, глубокий бегло скользил по чистым листьям орехового дерева, а затем снова падал ей под ноги. Она сильно отличалась от десятков проходящих мимо девушек, щебечущих о новых веяниях моды и причёсках на французский манер. Её думы были настолько глубоки, что, казалось, ей был не интересен ни её безупречный внешний вид, ни даже цветок, лепесточки которого она с нежностью гладила, то поднося их к самому носу, то опуская. «Редко нынче встретишь таких...думающих.», - подумал Григорийи пошёл прочь, заинтересованный, но нерешительный.

Через несколько дней, тёплым и сухим утром, Григорий отправился к своему старому другу, импульсивному, эмоциональному мужчине по имени Лев, чтобы развлечь себя интересными разговорами о строящихся железных дорогах и гнусности светского общества.По пути он погрузился в самоанализ. Никогда, никогда раньше чувства не брали верх над его разумом. Поэтому, может быть, для него был непривычен постоянно терзающий его душу щемящий, едкий осадок, оставшийся после наблюдения за той странной незнакомкой. Но что это значит? Она ему понравилась?! Но ведь долгое время девушки не вызывали у него столь бурных эмоций, которые он пытался скрыть (хоть у него и была интрижка, когда он был чуть помоложе, но из неё ровным счётом ничего не вышло, а он старался скорее забыть этот неприятный период жизни, и после этого женщины перестали интересовать его), но каждый раз, когда он вспоминал о той нежной ручке, держащей белый как снег жасмин, вздрагивал. Григорий - взрослый человек, и должен понимать происходящие внутри него процессы выброса эндорфина или ещё чего-нибудь. Но такое он чувствовал впервые. Он ехал. Стук копыт усыплял его, а городская пыль въедалась в нос и столбом поднималась в тесной карете, и казалось, дорога эта будет вечной. Однако, добрался он довольно быстро под нескладные песни кучера, перемешанные с его собственными неугомонными мыслями.

Лев встретил гостя с распростёртыми объятиями и, не успев посадить за стол, осыпал его с порога новостями и своими громкими высказываниями на этот счёт так, что тот не успевал переключаться с одной темы на другую. После Лев провёл его в цветущий весенний сад, где ещё пахло свежестью последних апрельских дней. Впереди май, а значит, скоро будет жара, и здесь, среди тёмно-зелёных кустов сирени и высокой теплостойкой травы уже не будет так хорошо, как сейчас. Воздух отдавал какой-то еле уловимой сладостью, которая бывает только в это время года, и солнце, тёплое, но ещё бледное, грело как-то по-матерински приятно, будто бы обнимая своими лучами тёмные складки бархатных костюмов обоих мужчин. Григорию показалось, что из сада донёсся женский голос, и Лев, поймав его вопросительный взгляд, заговорил, не дождавшись вопроса: «Это Маргарита, моя двоюродная сестра. Она гостит у меня всего неделю. Уехала от постоянной столичной суеты сюда, ко мне. Мы так давно не виделись с ней! Её маменька обожает ходить в гости и сплетничать с такими же габаритными и краснощёкими женщинами преклонного возраста, как она сама. Пренеприятное дело, понимаешь! Вот сестрёнка и убежала от неё, так сказать. Теперь она обожает часами гулять в саду. Ну не вытащишь! Понимаешь? Зачем-то она читает там вслух книжки и заучивает наизусть стихи. Это разве отдых? Решительно, не понимаю!»

Григорий промолчал. Он поспешил разглядеть голубоватое пятнышко среди небольшой аллейки, усеянной самыми разными пахучими растениями. Они приблизились к девушке, звуки стали громче, и он отметил, что голос у неё был не такой, как у многих знакомых ему девушек, он был немного ниже, но звонче, певуче. Она стояла к ним спиной, и Григорию показалось, что она чем-то напоминает ему ту саму незнакомку. Лев назвал её по имени, она живо обернулась, прикрыв книгу. Григорий опешил. Это была она! Та, о которой он думал столько дней, которую никак не мог забыть, которая смогла оставить отпечаток своего образа в его непоколебимом сердце, пробудить потупленные чувства! Волнению не было предела, но он смог изобразить сдержанный и галантный вид. Они поздоровались и представились, затем Григорий пригласил всех попить чая с его любимыми пирожными.

Никто не заметил вскоре, как прошло 2 часа разговора. Сидя в светлой беседке втроём, они говорили на самые разные темы, им было интересно, несмотря на то, что мнения их не всегда сходились. Они не вступали в дискуссии, но изъяснялись с той пылкой и красноречивой искренностью, которая свойственна всем молодым людям, готовым открыть всем и сейчас же своё сердце. Григорий был в смятении чувств, но не оставил своей старой привычки пристально наблюдать за новыми знакомыми и заметил, что Маргарита была серьёзна, но при этом громко и заливисто, со всей душой смеялась, её глаза блестели как-то пронзительно, она была рассудительна и добра, ему показалось, мужественна, в ней чувствовался какой-то южный, живой характер, но вся её нежность так и сияла, казалось, она была цветком из того самого весеннего сада…

Прошло несколько недель. Григорий больше не навещал Льва, и, как думалось ему самому, в корне переменился с тех пор. Он не мог совладать с собой, чувства хлынули бешеным потоком на его пересушенное, холодное с давних пор сердце и растопили его полностью. Он, наверное, был сумасшедший. Увидев Маргариту всего несколько раз, и перебросившись с ней массой таких неважных, может быть, ненужных слов, он понял, что хочет видеть её, говорить с ней, наблюдать каждое её движение.

Он стал следить за ней каждый день, каждую ночь, тайно проникая в имение Льва самыми разными способами. Кто бы подумал, он прячется во дворе собственного друга, единственного товарища! Ему хотелось приходить к ним чаще, но нет, какая большая разница — говорить в компании, обсуждать книги или новые дела втроём, сдержанно и внимательно, или в полном безмолвии наблюдать, какая она сама с собой, вдумчивая, простая, без особой манерности и сдержанности, молчаливая. Остаться наедине, о нет, он даже боялся мечтать об этом!

Он полюбил в ней буквально всё. Особенно полюбил её нежно-голубое лёгкое платье. В эту апрельскую разноцветную пору она была в нём по-особенному хороша и нежна. Иногда гуляя по излюбленной аллее, она испуганно оборачивалась назад или поворачивала голову в сторону, но тут же пожимала плечами, посмеиваясь над собой, лёгкая полуулыбка скользила на её лице и она продолжала прогулку, мелко стуча малюсенькими каблучками, ритм которых так неожиданно сильно запомнился Григорию, заставляя его тут же представлять её призрачный образ, будто светящийся в тени деревьев,Рано утром он сидел у её окна, вдыхая ещё ночной, холодный воздух, наблюдая, как малиново- красное солнце пробегает по её маленькой комнате и сквозь мелкие зайчики теней от растущего под окном явора пляшет по её неподвижному, красивому телу в белой сорочке, накрытому тёплым белым одеялом, мягким, как пух. Днями он любовался тем, как на открытые плечи её струились недлинные золотистые волосы. Ветер развевал их, будто играл с ними, перебирая прядь за прядью. А как она читала стихи! Ничто и никогда не сравнится с её звучным голосом, особенной, пробирающей до дрожи интонацией! Ночами она зажигала свечи, напевая какую-то весёлую классическую мелодию, и его это забавляло. Он смотрел на неё и не мог наглядеться. Он не ел и не спал, всё любовался. Рассматривал её ровную шею, узкие плечи, тонкую талию. Иногда ему хотелось выскочить, подлететь к ней и стиснуть её в своих крепких объятиях, коснуться, наконец, её пушистых густых волос, почувствовать тепло её тела, тепло её розовых, гладких щёк. Он не знал, что будет дальше, он думал, сидя в очередной раз среди белых ароматных роз, и снова смотря в окно, внутрь полуосвещённой комнаты, в которой она уже медленно засыпала.

Григорий набрался решимости спустя долгое время, и решил наконец признаться Маргарите в том, что уже столько месяцев терзало и вдохновляло его одновременно. Он не мог больше скрывать этого, и теперь, когда он был уверен в своих чувствах, когда знал, что с ней, только с ней он будет счастлив всю свою жизнь, даже готов был назначить помолвку и твёрдо решил просить руки Маргариты и благословения у её родителей. Но пока ему только предстояло признание, и от одной мысли об этом сердце его прекращало свой обычный ритм. Лев ничего не подозревал о намерениях товарища, но заметил, как у того блестят глаза, когда он смотрит на его сестру, но, стараясь не быть мнительным, не придавал этому особого значения.

Едва успел Григорий приехать к ним в гости, Марго, по своему обыкновению, выбежала к нему навстречу, чтобы встретить гостя и нырнуть в бесконечные, такие искренние разговоры. Лев ещё не успел спуститься, и они остались наедине. Григорий взял руку Маргариты, уже такую родную, вдохнул с величайшим волнением, жар пробежал по всему его телу,он успел только сказать её имя и иссеня - чёрная темнота заполонила его глаза…

2.

Пронзительный звон новенького механического будильника с золотистым молоточком разбудил Григория. Солнце недавно взошло и по-хамски било своими лучами прямо ему в глаза, принудив его немедленно встать с кровати. Григорий не был романтиком, и утренняя заря была для него лишь звоночком, что пора вставать и идти на работу, а вовсе не одним из самых красивых явлений на свете.

Следуя чёткому графику дня, как и всегда, Григорий покрутил колёсико звука небольшого шепелявого радио и принялся делать зарядку, ведь здоровье — самая главная составляющая любого комсомольца, желающего обеспечить прекрасное будущее для себя и своей страны. Несмотря на нелюбовь вставать по утрам, он был в весьма хорошем, рабочем настроении, в котором живо отправился на работу. Заводские будни ничуть не утомляли его, ведь он был человеком энергичным, готовым всегда подорваться с места и бежать, куда скажут или куда хочется, главное не сидеть на месте, но в то же время спокойным, и как многие истинно русские люди, любил посмеяться в компании и обожал находиться в коллективе, обсуждать что угодно — от интересных дел и мыслей до кондитерши Вальки, которая своими сильными руками месила тесто так, будто всю жизнь занималась боксом, громко хохотала и была «ухх», по мнению его товарищей. Но часто, когда начинались подобные разговоры, Григорий уходил в свои думы.

В последнее время его посещали назойливые, но такие воздушные мысли о создании уютного семейного гнезда, ведь без семьи не сможет счастливо прожить ни один человек, он так считал. Но среди стольких красивых, сильных, спортивных — идеальных девушек он не мог разглядеть ни единой души, которая смогла бы стать ему родной. Он не мог даже понять, что ему нравится — холодность, недосягаемость и загадка женщины или же кротость, открытость и даже наивность. Все знакомые девушки относились почти на все сто процентов к одной из этих половин, поэтому выбрать он никак не мог. Да и они сами не проявляли к нему видимого внимания. Тоскливо... Может, харизмы у него было недостаточно.

Как-то поздним вечером, после очередного довольно продуктивного рабочего дня, немного затянувшегося из-за разговоров с мужиками у старых железных бочек, резко пахнущих ржавчиной, Григорий возвращался не спеша, смотря на самый обычный закат сквозь зелёное кружево пышных сосновых крон. Он не обращал внимания на красоты природы, но что-то внутри его души оживлялось, когда он видел, стоя на высоком холме, золоченные просторы полей и вспотевших от работы крепких женщин, разговаривающих друг с другом чуть ли не через всё поле. Это чувство посетило его и сейчас, когда он только собирался выходить за территорию завода, но движение в стороне невольно привлекло его внимание. Какая-то девушка в светлой косынке расклеивала листы и непонятные объявления на стенде около их завода… Он уже собирался пройти мимо, но вдруг остановился так резко, будто врезался в стену. Ему показалось, что среди этих сероватых листов была его фотография! Изумление и боязнь ошибиться сбили его с привычного настроения. Тысячи мыслей за считанные секунды заполонили его голову, пока он медленно направлялся ближе. Зачем? Кто она такая? Его кто-то ищет? Кто? Может, он сделал что-то плохое? Почему это делает незнакомая ему девушка? Он подошёл и рассмотрел этот стенд. На фотографии действительно было его радостное лицо, прямо плакат пиши! Между прочим, он там получился неплохо, хорош! Григорий поднял глаза и увидел надпись: «Лучший работник месяца!» и ещё несколько добрых слов в его адрес и завода, на котором он работал. Бояться ему было нечего, но на душе будто отлегло, радостно стало. Теперь только он обратил внимание на девушку, и та заговорила быстрым, звонким голосом, не дождавшись его вопросов или приветствий:

- Здравствуйте! Это Вы, товарищ? Поздравляю Вас! Начальство захотело сделать Вам сюрприз завтра утром, но кто же знал, что Вы задержитесь и всё узнаете заранее! Меня зовут Рита, - она улыбалась так широко, что Григорий невольно сам заулыбался, - не успела попросить здесь работу бухгалтера, а мне уже дали поручение! Такими темпами быстро вольюсь в график!

- Рад знакомству. Очень приятно, Рита, что Вы будете работать у нас. На нашей трубопрокатке женщин почти нет, и так скучно, честное слово. А Вы так улыбаетесь…

Рита рассмеялась, поправляя слетевшую от ветра на розовый лоб косынку, и ему почудилось, что он уже слышал этот манерный и добродушный смех, он показался ему таким родным и знакомым, что мурашки пробежали по коже. «Дежавю...»

Она закончила свою работу и уже собиралась распрощаться с Григорием, но тот решился проводить её домой, ненавязчиво, скромно. Она согласилась, и весь поздний вечер они гуляли и узнавали друг о друге всё больше и больше, время пронеслось незаметно и Григорий, придя домой, снял обувь и сел тут же, в маленьком и сером коридоре, не чувствуя усталости и даже не включив свет. Рита сияющей солнечной стрелой врезалась в его голову, и он не мог больше думать ни о чём другом, всё время он вспоминал эту белую косынку и выбивающиеся из под неё прядки светлых густых волос, отливающих золотом и сзади аккуратно собранных в недлинную, но крепкую косу; её лучезарную улыбку, стройную талию и ритмичный, будто музыкальный стук каблучков её туфель, так подходящих под её светлые глаза, и поспешил скорее выкупаться как следует и лечь спать, чтобы завтра наступило скорее...

Прошло 4 месяца. Григорий чувствовал, что очень изменился с тех пор, как повстречал Риту. Изо всех сил он старался быть галантным ухажёром и в то же время держался с ней так просто, как сам с собой. Они ещё не были парой, но он чувствовал, насколько близки их сердца и души, и старался сделать всё, чтобы она была счастлива. Он становился всё решительнее, и был уверен в том, что она не откажет ему, ведь что может быть прекраснее чувства, когда рядом с тобой тот, который готов быть для тебя во всём опорой, радовать тебя каждый день, лишь бы видеть твою улыбку, и который останется с тобой на всю жизнь. Григорий сам себе казался смешным : он стал замечать запахи цветов и свежесть росы по утрам, желтую пыль на дорогах и мерцание ночных холодных звёзд, наконец, он полюбил закаты, рассветы и тёплый августовский ветер, будто приносящий запах огромного, бездонного океана. Море… совсем скоро он впервые увидит море! Наконец из этого душного города ему удастся выбраться на законный отдых в Ялту. Отягощало только недельное расставание с Ритой, он теперь не мог без неё и дня. Однако, он намеревался рассказать ей обо всём перед отъездом, и эта неделя даст ей время, чтобы всё обдумать, ведь он очень хотел бы вскоре жить с ней вместе, как только она позволит и как только они хорошенько друг друга узнают. Но нужно ли узнавать человека, который покорил тебя с первого взгляда? Григорий не знал, но действовал разумно. Может быть, она захочет вместе с ним поехать в отпуск, он оплатит всё, лишь бы они были вместе, ведь это мечта — с любимым человеком жить под палящим солнцем у прохладного моря. Но пока он мог только грезить об этом.

Наконец настал день, когда почти все вещи были упакованы, квартира была чиста, и оставалось только подождать. Ещё сутки и Григорий будет засыпать под стук колёс четвёртого вагона в купе на верхней полке. Как было бы хорошо, если бы Рита поехала с ним… Но рассчитывать на это он не мог, зная её серьёзность и рассудительность. Она не любила спонтанных решений и предпочитала каждое своё действие хорошенько обдумывать. Но устоит ли она перед его трепетным признанием? Поддастся ли порыву чувств? Этого Григорий не мог предвидеть, но, решив не загружать себя этими мыслями, собрался с духом и вышел пораньше: они с Ритой прогуливались каждое утро перед рабочим трудовым днём.

Едва успело взойти солнце, они встретились в назначенном месте. Рита со счастливой улыбкой поприветствовала его, и уже собиралась сделать шаг в направлении привычного маршрута, но Григорий остановил её.

- Что такое, Гриш? , - казалось, она была испугана его слегка бледным лицом.

Он собрался с силами, улыбнулся ей и почувствовал, будто глаза его засыпаны песком. Рита увидела, как они закатились и он упал на холодную землю.

3.

Утро было тяжёлое. Григорий с трудом открыл глаза, голова болела, виски будто сдавливало с двух сторон. Ему казалось, что долгожданный отдых за городом на тёткиной даче не будет таким утомительным… Он осмотрелся. Всё как и всегда — комната в доме его родственницы, за окном ещё летнее бледное солнце перескакивало с одного облака на другое,тёплый ветер врывался в открытую деревянную, недавно им же покрашенную форточку и заставлял плясать лёгкие чистые занавески. Соловей пел свою красивую песню и что-то русское, необъяснимое, родное слышалось в ней. Было что-то русское и в характере его тётки, пожилой доброй женщины, сутулой и громко шаркающей ногами. Она готовила на кухне, судя по аппетитному запаху свежих масляных блинов. Всё как и каждое лето, но со вчерашнего вечера его не покидало странное ощущение, как будто он вдруг очнулся от долгого сна, а всё прошлое будто было в тумане, и не только далёкое детство или институт, но и вчера, и даже сегодня. Как будто во всех своих воспоминаниях это был вовсе не он, а кто-то другой. Но ведь он помнил, что происходило с ним пять и десять лет назад, и это не мог быть кто-то иной, кроме него. Он запутывал сам себя, но в конце концов, старался не думать об этом. Чем больше мыслей, тем сильнее головная боль. Сегодня ему пора возвращаться в город.

Во второй половине дня Григорий уже закидывал сумки на верхнюю полочку жёлтого вагона жаркой электрички и сел, достав из кармана телефон и беспроводные наушники.

Он ехал, копаясь в новеньком айфончике, часто поправляя свои тёмно-каштановые, выстриженные по последней моде волосы. После двухнедельного отдыха в ещё жарком осеннем селе, город виделся ему красивым, шумным и уютным до тех пор, пока он опять не устанет от него. Сентябрь… Григория не привлекали живописные виды за окнами вагона, шумные реки и пышные поля, он всецело, как и вся молодёжь в электричке, кроме спящих и влюблённых парочек, погрузился в пучину сетевого общения. В свои 28 он был, казалось, на одной волне со своим поколением, во всех отношениях сливался с общей молодой массой, однако, было в его душе и характере что-то меланхолически-притягивающее, похожее на серьёзность, вдумчивость, но всё-таки чем-то от них отличающееся.

С Марго он познакомился в интернете. Да, увы, это скучная правда этой реальности. В этом, наверное, тоже есть своя романтика. Недолго думая, он равнодушно назначил ей встречу в одном из типичных модненьких кафе, ибо фантазии на большее для первого свидания у него пока не хватило. Однако, встреча состоялась и он был вполне доволен этим неплохим началом.

Он, уступив своим обычным привычкам, пришёл на место встречи немного раньше, сам не зная, зачем. Марго оказалась очень пунктуальной девушкой. Она вошла, сияющая, стуча каблучками маленьких туфель (почему-то Григорий обратил внимание именно на них), он сразу узнал её, и преодолев лёгкое волнение, вежливо предложил ей сесть и даже, неожиданно для себя, придвинул ей стульчик. Она села и нежный, будто цветочный запах её волос окутал Григория,ему даже невольно захотелось прикоснуться к ним. Он никогда не обращал внимание на духи, крема или прочие средства, какими пользуются девушки, чтобы благоухать, но этот запах мгновенно превратился в ассоциацию, которую было уже не забыть никогда. Григорий заволновался, как наивный подросток, и, удивляясь сам себе, сел рядом с Марго и начал разговор. На все различные темы она говорила уверенно и серьёзно, но щёки её предательски покрывались румянцем, и она ловила сверкающий, будто бы посмеивающийся и умиляющийся взгляд такого деловитого молодого человека. Григорий замечал, как она таким девичьим движением поправляла волосы, это движение было до боли ему знакомым, а когда смеялась, так легко откидывалась на спинку стула, и негромкий голос её, казалось, звучал гораздо дальше пределов их столика, он проникал внутрь, в самую душу. Григорий долго потом вспоминал его и представлял, как он разносится эхом где-то в низкой раскидистой зелёной долине. Ещё парень заметил небольшую родинку на её запястье, и рядом две очень маленькие, почти незаметные, они почему-то напомнили ему какое-то далёкое мерцающее созвездие.В кафе они просидели несколько часов, наслаждаясь новым, но будто бы давно знакомым обществом друг друга, а после расстались, договорившись о новой встрече.

Григорий, придя домой, будто бы переменился за один вечер, и, всё думая о Марго, рано ложился спать под явственный стук маленьких каблуков среди городского шума.

И закрутилось…

Узнав её хорошенько через полгода, он уже знал наверняка, что она любит и хотел приносить ей радость не для того, чтобы утешить своё тщеславие, услышать от неё слова похвалы или сделаться героем в её глазах, нет.

Однажды он взял почти все свои накопленные деньги, всё, что собирал так долго и трудно на улучшение своей немного сложной жизни и разом спустил в первом же магазине с самыми красивыми и дорогими фейерверками. То, чего было недостаточно для его, как ему казалось, капризных прихотей, вполне хватило на эти вдохновенные брызги огня. Она очень любила фейерверки, он знал это. Знал также, на какой двор выходят окна её полосатых, недавно выстроенных пухлых многоэтажек, и направился туда поздним, синим вечером. Он уже давно выяснил, когда она бывает дома и в какой комнате коротает воскресные вечера. Его сердце загоралось ярким удушающим пламенем, когда он подходил ближе к ней, но не искал её образа в прозрачном стекле, несмотря на её любимую привычку в любую погоду настежь открывать окно и стоять, подставляя лицо свежему ветру или холодному дождю. Расставив всё как надо и найдя нужный участок для обзора в тени липы, где его не было видно, он зажёг фитиль. Разноцветные полосы полетели с грохотом в ночное небо, рассыпаясь во все стороны. Через несколько секунд Марго уже подлетела к окну и замерла: прямо над её головой взрывались самые красивые в мире салюты. Он стоял под деревом, не отрывая глаз и не привлекая внимания, и думал, как было бы прекрасно оказаться сейчас там, рядом с ней, обнимать её и вдыхать её невероятно притягивающий аромат, когда она так небрежно распустила волосы и надела лёгкую домашнюю майку, которая так изящно подчёркивала её округлые, ровные плечи, в них было что-то до боли знакомое, ему показалось, будто он уже их видел, но только не здесь, не сегодня и не вчера, а ещё до знакомства с ней.

Григорий не узнавал себя, но, поддавшись этим новым, неожиданным чувствам, пустил всё на самотёк, втайне лелея надежду, которая через несколько лет всё же оправдалась: Марго стала его женой.

Она была прекрасной, заботливой супругой, любила его так же сильно, как и он, отдавала ему всю свою нежность и ласку, и никто не заметил, как миновали полгода супружеской жизни. Но Григория не покидало всё более усиливавшееся чувство, будто бы он давным-давно знаком с Марго, но это была не та романтическая привязанность, которая часто бывает у влюблённых, когда с человеком так легко, будто ты знаешь его всю жизнь, это была даже не загадочная образность, символичность, когда в женщине ты видишь неприступную египетскую царицу или же русскую горделивую дворянку или напротив, милую девицу 18 века, застенчивую, молоденькую, с сияющим румянцем на припудренных щеках, нет, то было чувство тревожное, ясное, и, словно дежавю, постоянно присутствующее на сердце.

Григория вскоре стали мучить видения. Мучить, потому что он не понимал их природы, он не знал, болен он или здоров настолько, что помнит далёкое прошлое. Он видел себя вначале знатным господином 19 столетия, а затем, после бессонных ночей в воспоминаниях этой эпохи, уже лицезрел простого рабочего советских годов. Сначала это были обрывки воспоминаний, затем они всё яснее стали преследовать его днём, ночью, стали краше, реальнее. Он даже проверился у врача, но обследование ничего не показало. Он плохо спал, каждую ночь метался, стараясь не разбудить жену, задавал себе мысленно вопросы, которых была сотня, тысяча. Марго, как назло, где-то в интернете начиталась разных статей о том, что все мы уже когда-то жили, и раздобыла на эту тему какую-то старую книгу, всеми подробностями которой делилась со своим любимым мужем. Он слушал её и понимал, что многие вещи из книги и факты из его жизни не сходятся, ведь он не помнит ни конца своих предыдущих жизней, ни их начала. А в книге говорилось, что жизни мы проживаем полностью, от рождения и до самой смерти, но можем помнить это лишь частично.Григорий же прекрасно помнил те дни, когда он просыпался, когда прошлое оставалось будто за кадром в начале каждого нового времени. Теперь он помнил всё: каждый час, проходящий в те времена и помнил, а не мнил или видел ту Маргариту, которая стояла тогда в парке с белым цветком в руке и ту Риту, что улыбалась ему под красным закатным солнцем в косынке и голубых туфельках на каблучке. Он помнил каждый день и содрогался от тех воспоминаний, которые обрывались новым утром в новой реальности, это было не что иное, как перемещение. И тогда он взвесил все свои аргументы, факты и понял: он путешествует во времени.

Всё это время он, сам того не понимая, просыпался в новой эпохе против своей воли, и как бы всё это было бессмысленно, если бы не она! Марго… он любил её больше жизни, и во все времена влюблялся в неё заново, по-новому она представала перед ним, но оставалась при этом собой, особенной, при ней оставались только ей одной свойственные привычки, только ей присущий манящий смех и живой блеск синих, как вечернее небо, глаз. И так же сильно любила и она его, это оставалось незыблемым. Что это: та самая вечная любовь и судьба или же неведомая ему цепочка невероятных совпадений? Обидно и страшно становилось от одной мысли — он не может управлять своими перемещениями, и, что самое удивительное, его жизни в этих эпохах недосказаны, недожиты. Почему? Этого он знать не мог и уже не хотел. Он жаждил только одного: остаться навсегда здесь и не важно, какая политическая или экономическая ситуация в этой стране, в этой современной, другой России, он хотел только остаться рядом с Марго и прожить с ней полную красок и впечатлений жизнь, чтобы в один момент не проснуться в другой реальности...