Всё получается!

Зал, где мне предстояло провести презентацию, находился на первом этаже научно-исследовательского института. На белой стене висел экран примерно три на два метра. Многочисленные зрители сидели в просторном амфитеатре, готовясь слушать выступление. В этот раз мне выпало рекламировать страховые полисы. Такая уж моя судьба – продавать то, о чем я ни имею ни малейшего понятия. Впрочем, со страхованием жизни и имущества не должно возникнуть особенных сложностей. Один слайд о скоротечности жизни, другой – о том, что все мы смертны, а, хуже всего – внезапно смертны, еще пара слайдов – мягкое напоминание о тех, кто останется в этой жизни, когда мы перейдем в ту… На словах все выглядело просто…

Я пришел на свою третью по счету продажу подавленный. Иван Поляков, руководитель рекламной фирмы, в которую я со скрипом устроился пару недель назад, точил на меня зубы. Вчера, вызвав в офис и хмуро предложив сесть, он бросил на стол передо мной распечатку с итогами моей работы. Не знаю, по какой методике они рассчитывают принесенные агентами деньжата, но его лицо красноречиво говорило о том, что рекламный агент я нулевой.

— Пойми, Саша, я ничего против тебя не имею. Ты неплохой парень, вежливый, скромный. Но здесь этого мало. Если бы не Вера Семеновна, я бы тебя даже на порог не пустил. А ведь я ей говорил, что у нас своя специфика. Мы – рекламное агентство! Кто-то производит таблетки, кто-то кроссовки, кто-то тампоны, если уж на то пошло, а вот мы рекламируем их и продвигаем! Не каждый у нас может работать. Поэтому и бабки неплохие платим. Короче, завтра у тебя последний шанс. Не дашь результат, будем прощаться.

Босс погладил лоснящуюся от жира шею и уставился в монитор, дав понять, что аудиенция с ним завершена…

…Я настороженно обвел взглядом аудиторию. В основном пришли пожилые люди, но виднелись и молодые лица. Впрочем, эти всегда ходят с наушниками, и никогда не поймешь, здесь они или же где-то в неведомых мирах. «Твой последний шанс!», — звучали в голове слова Полякова. Конечно, ему наплевать на то, что у меня невыплаченная ипотека, долги и дома два маленьких спиногрызика, которых надо кормить, одевать и обувать. Но никто и не говорил, что будет легко.

Вступление, как учили на быстрых курсах по рекламе, должно быть эффектным: интригующий эпизод, необычный факт или же просто смешная история. У меня имелась заготовка в виде анекдота, вот с него я и начал.

«Два старых приятеля, преуспевающие бизнесмены, случайно встретились на приеме.

— Привет, как дела?

— Да, откровенно, не очень. Дело в том, что мое предприятие сгорело дотла, и вот я теперь взял отпуск и думаю поехать во Францию в счет ста тысяч страховки.

— Ну надо же, какое совпадение. А вот мое предприятие погибло во время наводнения, и я получил почти миллион страховки.

После минутного молчания второй наклонился к первому и сказал:

— Слушай, а как ты устроил наводнение?».

Я негромко и, как мне казалось, приятным баритоном расхохотался, приглашая присоединиться к моему веселью зрителей, но тщетно старался. Напротив, воцарилась почти гробовая тишина. Молодой парень, сидящий на заднем ряду, даже снял наушники и поинтересовался у соседки, что произошло.

Ничего, ровным счетом, не произошло, только очередная моя презентация терпела фиаско… Я щелкнул пультом и вывел на экран слайд с изображением ребенка, играющего на берегу океана и зарывшейся в песок матерью, сидящей затылком к океану. Вместе с ребенком зритель видел, как огромная волна готова накрыть пляж. По моему замыслу слайд должен был произвести устрашающее впечатление.

— А теперь я перечислю основные виды личного страхования: накопительное, рисковое, на дожитие…

Я физически ощущал, как мои слова вязнут, подобно ногам в пляжном песке, не достигая цели, и почувствовал себя больным и разбитым.

Мне задали пару дежурных вопросов, и научные исследователи разошлись. Даже без расчетов неутомимого Полякова было понятно, что и это задание я благополучно провалил.

Я закрыл ноутбук. В голове стало пусто и не хотелось ни о чем думать.

Внезапно раздался голос.

— Александр!

Я вздрогнул. Оказывается, кроме меня здесь остался кто-то еще. Ко мне подходил невысокий мужчина в черных джинсах и белом свитере. По виду типичный научный работник: благородный лоб, некоторая лохматость прически, живые и даже какие-то гипнотические черные глаза.

— Меня зовут Владимир Михайлович Стоцкий. Я вижу, вы расстроены…

Он говорил неспешно и ненавязчиво. Услышь я его со стороны, подумал бы, что человек скучает. Но в его обращении было нечто магнетическое. С такими хочется говорить. Легкий вопрос с их стороны – и вы уже рассказываете детские истории своей жизни, например, о том, как обкакались прямо на руках у любимой тети. Вот и сейчас я ему почти исповедовался, выворачивая душу наизнанку. Стоцкому пришлось узнать о провалах на новой работе, о постоянном недовольстве жены и, главное, о моем собственном состоянии, о том, как устал тыкаться в непонятные и непреодолимые преграды.

— Да, доводилось проходить через такое, — он мягко улыбнулся, без всякой насмешки, скорее сочувствуя. — А я, собственно, поэтому к вам и подошел. Мне тема близка, и ваш подход нравится. Есть в вас некая скрытая энергия, потенциал, так сказать…

Я молчал. В общем-то, я ожидал подобного поворота, прошедшие недели общения с рекламщиками все-таки принесли определенный опыт. Я почувствовал в нем симпатию и готовность помочь. Он же опять улыбнулся:

— И я вижу, что прав. Вы уже настраиваетесь на рабочий ритм. Не будем тянуть кота за хвост. Я сам работаю в области психологии, и опыт накопил огромный! У вас все будет получаться!

Теперь уже Стоцкий рассказывал о своем прошлом, как ему приходилось работать с людьми, которые мешали делать карьеру, строили козни, интриговали. Тогда он воспринял происходящее как вопрос жизни или смерти и решил найти способы выйти из замкнутого круга проблем.

— Психологические приемы? – спросил я.

— Да, почти.

И он предложил мне освоить один приемчик. Не сказать, что меня это вдохновило. Но тут в памяти всплыли слова босса накануне и мысль об ипотечных выплатах. И я решил – а почему бы и нет? В такой ситуации любые приемы хороши.

Весь вечер мы общались с ним в уютном кафе. Меня, конечно, удивили слова о возможности видеть слабости других людей, да и не только их. Но Стоцкий тут же продемонстрировал, как работают приемы, обратившись к скучающей неподалеку официантке. Поздоровался, прозвучала пара слов о каком-то общем знакомом, дескать, как дела. И спустя несколько минут в дополнение к заказанному чайнику с японской матчей мы получили совершенно бесплатно тарелку с кокосовыми капкейками. Владимир Михайлович заинтриговал меня еще больше. Одно дело молоть языком, а вот увидеть, как теория работает в реальной жизни – дорогого стоит. Мы долго разговаривали.

Ночью снилось фиолетовое из-за грозовых туч небо, а я прорывался через них на мощном космическом корабле, куда-то в соседнюю галактику. Штурман экипажа – Владимир Михайлович, а я – командир. Все, казалось, мне подвластно, я мог свернуть горы, хотя где в пустом безвоздушном пространстве горы?

— Сашка, вставай! — донесся голос Елены.

Я уже заранее знал, что будет дальше. Быстрый завтрак, Иришку я поведу в садик, а жена останется дома с годовалым Павликом. Но перед этим всегдашняя перебранка на счет отсутствия денег на автомобиль (вечная толкотня в автобусе), надвигающаяся дата очередного ипотечного взноса (опять одалживать у знакомых), прохудившаяся обувь у детей (у всех как у людей, а мы нищие, когда это закончится, Саша?).

Но в этот раз все происходило не так.

А как проходило обычно?

Первой начинала Ленка.

— Когда Павлику комбинезон купим? На улицу выйти не в чем.

— Как деньги получу, так и купим, не заводись, Лена!

Но жена обычно заводилась с пол-оборота. Слова слетали с языка быстрее пуль из автомата, и, если не убивали наповал, то оставляли невидимые незаживающие раны.

— А деньги когда получишь? После китайской пасхи?

Не всегда она так бушевала, сам я, конечно, виноват. Так ведь не научились еще в нашей стране, чтоб все одновременно богачи были. Да и кривой Гаусса соответствовать природа неволит: на одном краю у кого-то все, а с другого краешка – ничего. Самое трагичное, что у этой кривой середина смещается в сторону нищеты, как в графиках вбросов бюллетеней при голосовании.

В общем, денежные неурядицы не улучшали наши семейные отношения. Я обычно тоже в долгу не оставался, спор понемногу накалялся, доходил до своего апогея, а потом хоть святых вон выноси…

Я настороженно глянул на Лену, с какой карты зайдет она в этот раз? Раньше у меня на руках никогда не было ни одного козыря, но после встречи со Стоцким кое-что изменилось.

Сегодня все должно быть не так, как раньше.

Самое главное, не забыть сцепить ладони и быстро покрутить большими пальцами три раза по часовой, а потом три раза против.

Владимир Михайлович сказал тогда, что сам по себе процесс вращения не имеет никакого смысла, но зато сработает привязка на него, и тогда мой организм сам выберет нужную модель поведения в ситуации.

Когда я его спросил, нельзя ли чего выбрать попроще, например, щелчок пальцами, он пожал плечами и пояснил: простые вещи не всегда выигрывают. Надо поставить мозг в неординарную ситуацию, вырвать из состояния рутинности и автоматизма, привлечь к чему-то необычному. Только тогда будет успех. Помню, я согласился с ходом его мыслей. И вообще, спорить с ним оказалось непросто, да и не хотелось.

Лена, как и положено опытной жене, почувствовала во мне произошедшие перемены и тоже изучающе посмотрела на меня. В руках она держала Павлика. Малыш еще не мог ходить самостоятельно, а только с нашей помощью.

Несомненно, что мозги женщин, имеющих маленьких детей, работают на полную катушку, заведенные недосыпанием, недоеданием, тревогами и прочими материнскими хлопотами. Возможно, она почувствовала во мне новое и необыденное. В ее карих глазах мелькнула искорка, которую я так любил когда-то и уже начал подзабывать.

— Сашка, если б ты знал, как я хотела бы пойти в дорогой ресторан, посидеть там, потанцевать до глубокой ночи…

Сказанное вырвалось у нее внезапно, она осеклась, сама поняв нелепость слов и начала кормить Павлика.

Подошла Иришка. Умничка, сама оделась и ждет, когда мы с мамой закончим разговоры разговаривать.

Я проглотил бутерброд с сыром, глотнул из большой кружки остывший чай и повез дочку в садик.

Теперь на работу.

Секретарша Полякова хмуро глянула на меня. Похоже, все в нашей компании знали о моей очередном эпик фейле.

— Заходите, Иван Петрович вас дожидается.

Лично я не так боюсь боссов, как злой усмешки их секретарш.

Перед тем, как войти в кабинет, я для верности дважды поманипулировал большими пальцами и сразу же почувствовал, что абсолютно спокоен и сконцентрирован, как Наполеон перед битвой.

Начал с ходу.

— Иван Петрович, ваше давление с этого момента и всегда будет сто двадцать на восемьдесят.

Неплохой дебют, правда? А я ведь даже не знал, что начну с этого.

Некто невидимый словно руководил мной.

На полном гипертоническом лице Полякова отразилась та гамма или бета чувств, испытываемых им в сию минуту.

Вместо того, чтоб вдоволь поиздеваться надо мной и швырнуть мне в лицо расчетный листок, он выдавил из себя:

— Как это?

— Все очень просто, — ответил я.

Выставил вперед руки и, сцепив ладони, повращал большими пальцами, как учил меня наставник.

— Сделайте это прямо сейчас, — велел я.

Поляков повиновался, повращал пальцами, прислушался к себе и вдруг засиял.

— Послушай, Скворцов, не знаю, как ты это делаешь, но голова уже не болит.

— Просто скажите, спасибо, Владимир Михайлович!

— Не знаю, кто это такой, но ладно, спасибо, Владимир Михайлович!

Я внушительно посмотрел на босса.

— Что я сегодня продаю?

Поляков засмущался, засунул руки в карманы брюк, продолжая вращать пальцами, и подошел к монитору.

— Э-э, сейчас подумаем.

— Иван Петрович, я отлично знаю, что вы бы меня уволили, но у человека всегда должен быть шанс!

— Согласен, согласен, Скворцов!

Босса было не узнать, человек с головной болью и без нее – это, несомненно, две большие разницы…

Через час я уже стоял в большой аудитории и продавал насосы нефтяной компании.

Все нужные манипуляции мною были проведены в туалете и закреплены уже непосредственно в коридоре. Я покосился на видеокамеры, возможно, ошарашил охранников, но, думаю, они видели на своих экранах и не такое.

Народу собралось уйма. Я спокойно вглядывался в лица сидящих: уверенные в себе седовласые разработчики месторождений, побитые солнцем и ветрами буровики, кабинетные каротажники, зеленая молодежь. На экране все было готово для выступления, но я не начинал. Организатор ловил мои взгляды и деликатно поглядывал на часы, давая понять, что пора. Я же не спешил.

— Господа, скажите мне, где начальник производственного отдела, м-м, — я пощелкал пальцами в воздухе, — как бишь его…

— Зубарь его фамилия! — донеслись голоса из разных рядов.

— Вот-вот, Зубарь, — сделал я вид, что вспомнил.

— Так, вроде, на совещании он!

— Прошу срочно пригласить сюда, — бесцеремонно заявил я и добавил тоном, не терпящим возражений, — под мою ответственность…

Недоумевающего Зубаря привели через четыре минуты и усадили за стол президиума.

Я тут же начал.

— С нашими насосами вы увеличите дебит жидкости в пять раз. Насосы мы вам предоставим бесплатно, а заплатите за них вы только из полученной прибыли…

После презентации Зубарь повис на мне клещом и выспрашивал детали, в частности, на какие скидки могут пойти производители в случае покупки крупной партии. Он просил меня присутствовать непременно на встрече с директором насосной фирмы. Хотя подобное и не входило в мои обязанности, но я согласился. Сегодня же он непременно хотел пообщаться со мной в ресторане.

Это было необычно, даже головокружительно. Впервые познал на себе состояние, когда в рот буквально заглядывают, ловят каждое слово. Я пожинал плоды практически мгновенно. Более того, под конец беседы я не отказал себе в удовольствии, чтобы Зубарь поделился собственной закрытой информацией об интересных и слабых местах на рынке нефтяного оборудования. Ох, ты ж наша нефтица, нефтица-кормилица! Зубарь разоткровенничался. Перспективы горели рубином и сапфиром.

Уже к вечеру я доложил обстановку боссу. Не командир и подчиненный, а два равных генерала с невидимыми погонами. Всю ночь он проверял мою информацию, узнавая о текущих контрактах. А на следующий день мы уже имели в руках маленький, но золотой ключик к двери главной нефтегазовой корпорации. Тут открывалась дорога даже не к миллионам, а к миллиардам.

Через неделю я позволил себе пригласить Ленку в один из самых дорогих ресторанов города. Отдохнули, расслабились, в первый раз за последние пять лет. Деликатесы, танцы. Правда рядом в коляске спал Павлик, а Ирочку оставили у бабы Вали, соседки напротив. Ладно, один раз можно! Не каждый день муж берет финансовые высоты! Объяснял я свои денежные возможности новыми премиями, но в детали не углублялся. Она же не особо и спрашивала, просто приняла как должное. Все женщины в душе, как ни крути, законченные королевы. Хорошо посидели! Правда, Ленка каждые пять минут звонила бабе Вале узнать, как там Ира, но даже это не помешало отпраздновать новую жизнь...

Босс оценил мои возможности. Он уже хотел организовать нечто вроде спецотдела, собственную службу разведки. Зарплата назначалась соответствующая, шла речь и о процентах в доходе компании.

Иван Петрович стал брать меня на конференции, где собирались представители крупнейших компаний: рыл компромат на богатых игроков. И не то чтобы он собирался вымогать что-либо, но вот определенные волны по рынку пускать хотел – и уже с этого собирать свой процент. Страшный азарт овладел им. Сегодня ты знаешь о проблемах крупного поставщика, а завтра уже идет слух по рынку, где-то сбрасывается лишний товар, и вот ваши большие деньги становятся нашими. Хитрая игра с хорошим финалом. А главный игрок в ней – я.

Поляков потирал руки.

— Слушай, Саня, сведи-ка ты меня с твоим Владимиром Михайловичем. Лично спасибо ему хочу сказать. Представляешь, давление, как у космонавта, и это в моем-то возрасте! Ведь я уже приказ о твоем увольнении подписал! А ты заходишь такой, а ну-ка, Иван Петрович, пальчиками покрутите. Ну, что ты будешь делать, сработало!

— Не знаю я, где сейчас он, Иван Петрович, вот вам крест!

— Понимаю, понимаю, Сашок, военная тайна. Ну да ладно. Ты у меня есть, и это самое главное!

Так обычно и заканчивались наши разговоры о Стоцком. Все эти дни я пытался отыскать его, но тщетно. Ни в институте, где прошла моя провальная презентация, ни в социальных сетях Стоцкого не было, а телефонный номер, который он мне дал, не отвечал. Однако прием его продолжал срабатывать. Я уже перестал проводить презентации, а общался напрямую с генеральными директорами, владельцами банков, президентами корпораций. Скоро можно купить элитный особняк, сменить Субару на Брабус, осуществить любые хотелки.

И всё же была в происходящем липкая, нехорошая двойственность. Уже через пару недель я начал чувствовать себя не в своей тарелке. Из грязи в князи выйти можно, да только если грязь лечебная. А как мне наслаждаться яствами, полученными буквально щелчком пальцев? Это ж надо, какой я щепетильный оказался…

А я ведь даже не делал теперь никаких манипуляций пальцами, чему обучил меня Стоцкий. Но, например, сидя в ресторане, и глядя в лицо его владельцу, пригласившего меня на встречу, я сразу видел, что черная икра его пахнет кровью: контрабанда, грязные деньги, даже убийства, а у официантки интрижка с шеф-поваром… Даже здесь раскрученный мозг продолжал работу. Аппетита это не улучшало.

Людей стал видеть насквозь, и любви к ним это не прибавило.

Настолько не прибавило, что я просто попытался залить все эти ненужные вне работы мысли алкоголем.

Только вот проблема: я понял, что не могу расслабиться даже дома.

В отчаянии я пытался крутить пальцами в другую сторону: три раза против часовой стрелки, и затем уже три раза по, чтобы отключить начинающую раздражать меня способность. Не выходило. Похоже, я наоборот, только раскручивал способности своего мозга. Механизм заведен, и его уже не остановить. Вечером уселся у телевизора и стал меланхолично наблюдать за работой ведущего.

В прайм-тайм выступал красавец с чарующим женщин баритоном. Сибарит, прожигатель жизни, умница, знаток нескольких языков, кумир миллионов. Я всегда с удовольствием слушал его точные замечания, блистательные остроты, особенно любил, когда он пригвождал к позорному столбу сильных мира сего. Да и он с очевидным наслаждением вел передачи, играя обертонами удивительного голоса, поражая зрителей экстравагантным и парадоксальным ходом мыслей.

Мозг услужливо перечислял яркие события его жизни. Вот он ведет репортажи из охваченного гражданской войной Мозамбика, вот пересекает на каяке Амазонку, вот его многочисленные жены и любовницы, а вот беседует с президентом.

И вдруг я закричал: «Боже мой, нет, нет!».

Так явственно я осознал, что через полчаса моего кумира не станет, он погибнет в автомобильной аварии, и никто его не спасет. Все накопленные знания, блестящий ум, пять иностранных языков уйдут в небытие, закатанные в асфальт встречной грузовой машиной. Я невольно отвернулся от экрана и взглянул на жену. Но мозг вовсе не желал останавливаться. Внезапно я увидел и всю ее жизнь, а дальше – еще больше – то, как она оборвется. Увиденное настолько было страшным, что я похолодел. Картина смерти собственной жены потрясла меня.

Я сглотнул слюну. Я абсолютно твердо знал, что все увиденное мной – правда, и это так же точно, как дважды два четыре. Во всяком случае в десятичной системе исчисления.

Мозг начал жить собственной жизнью, и меня это вовсе не радовало. Однако во мне оставалась еще воля.

— Лена, со мной произошло ужасное. Я не должен видеть детей. Сейчас я уйду.

— Что случилось, Саша? — тревожно спросила жена.

— Понимаешь, еще утром я смотрел на тебя и ничего не видел. А сейчас я вижу все.

Я кивнул на телевизор.

—Коренев погибнет через полчаса, и никто этого не изменит.

Лена взяла меня за руку, словно успокаивая. Я видел, что она поверила. Слова выдавливались из меня нехотя и мучительно.

— А потом я посмотрел на тебя…

— И увидел мою смерть?

— Да.

— Когда?

— Не сейчас, еще через годы.

Жена замолчала, затем с надеждой спросила:

— А вдруг это ошибка?

Я ответил:

— Был бы ужасно рад. Что ж, подождем еще немного, и проверим.

— Это не запись?

— Нет, прямой эфир. Уже закончился.

Я представил, как телеведущий выходит из студии, весело переговаривается с коллегами, спускается на лифте и идет к машине.

— Саша, надо что-то делать! Давай позвоним!

— Куда? Никто мне не поверит, — обреченно ответил я. — Просто примут за террориста или потенциального убийцу. Нет, Лена, ничего уже не изменить.

Прямой эфир сменился скоморошным концертом. Мы даже и не подумали переключить канал.

Жена и я сидели в креслах, молча глядя на светящийся экран. Я с замиранием сердца молил, чтоб Иришка не проснулась и не зашла в зал. Но маленькая надежда на то, что я ошибаюсь, все же теплилась.

— Лена, правда, что ты чуть не погибла на третьем курсе? Ну, когда в горы ходила?

— Правда.

— Расскажи.

— Ты же сам все прекрасно видишь.

— Понимаешь, все мгновенно проносится в мозгу, это не такая картинка, а просто знание того, что было. Как в компьютере: единичка – правда, ноль – ложь. Я знаю, что ты чуть не погибла, а конкретно описать сложно. Нужны твои слова и эмоции.

— Я в паре с неопытным первокурсником шла. На одном из отрезков подъема, уже почти у вершины, вышла к верхней точке. А тот парень, чтобы ускорить подъем, собрал всю бухту на большой палец левой руки и этой же рукой попытался зацепиться за скользкий выступ скалы. Соскользнул и начал падать. Кричит мне: «Лена! Закрепись, я падаю!» Не знаю, как уже успела выбрать ослабший конец веревки и несколько раз обмотать возле вертикального выступа скалы. А то бы так вдвоем и сгинули…

— Ты никогда мне про свой альпинизм не рассказывала.

— Потому и не рассказывала. Тяжело вспоминать. Там ведь подружка моя еще погибла. Это уже в другой раз случилось…

Я со страхом ждал, когда жена спросит, что я увидел в конце ее жизни.

А Лена смотрела в смартфоне новости. Увидь кто нас со стороны, содрогнулся бы от такого кощунства. Искать новости о смерти человека, который еще минуту назад был жив, и ничего не сделать, чтоб предотвратить ужасное…

Жена вскрикнула и молча протянула мне телефон.

Я краем глаза глянул на фото с места гибели Коренева и отдал смартфон обратно.

Резко встал с кресла, хватит нежиться, надо действовать.

— Куда ты пойдешь, Саша? Дождись хотя бы утра.

— Буду искать Стоцкого. Может, он что-нибудь подскажет…

Я вышел в ночь, не зная, что делать и куда идти. Было просто сказать «искать Стоцкого», только вот где?

Хмурый, шел я по улице, стараясь не глядеть на прохожих. Их жизни не представляли для меня теперь ни малейшей загадки. Вот парочка влюбленных, целующихся на ходу. Нет, они не поженятся. Она уедет в Австралию, он останется здесь. Снова встретятся через двадцать лет, у него будет семья и трое детей. Она выйдет замуж, но неудачно, детей не родит, разведется и проживет одна до самой смерти. А когда же смерть? Тоже мне бином Ньютона. Проживет неплохо, восемьдесят восемь лет. В Австралии с этим все в порядке. Переживет, словом, парня, и намного переживет.

Влюбленные остановились и крепко обнялись. Я поспешил уйти от них подальше, мною владели смешанные чувства горечи, бессилия, сопереживания. Вокруг меня витали и жизнь, и смерть, причем в одно и то же время. Вот толстый автоинспектор радостно останавливает черный Ленд Крузер в надежде поживиться и сладко пожить, а этой самой сладкой жизни у него кот наплакал. А вон та бабушка, продающая в поздний час букетики ярко-желтых георгинов, готовится к скорой встрече с Богом, а проживет еще долго-долго.

Нет, надо остановить это безумие, надо найти Стоцкого. Это единственный шанс на мое спасение. Но тот словно испарился.

Ночью я заселился в отель, еле дождался утра и поспешил в злополучный научно-исследовательский институт, где встретил Стоцкого, поднялся на второй этаж в отдел кадров. На двери кабинета висела золотистая табличка с надписью Истомина Наталья Сергеевна.

Симпатичная женщина лет тридцати приветливо взглянула на меня.

— Простите, Наталья Сергеевна, — я поспешил отвести от нее глаза, — не подскажете ли, у вас ведь работал Владимир Михайлович Стоцкий? Мне он очень нужен. Посмотрите, пожалуйста, в базе данных. Возможно, остались его контакты.

Кадровик улыбнулась.

— Мне и не нужен компьютер. Я фамилии всех своих сотрудников наизусть помню. Такой человек у нас никогда не работал.

Я смотрел в окно, но все равно знал уже все про Наталью Сергеевну: не тридцать лет, а сорок два, просто на удивление хорошо сохранилась, прекрасный муж, двое детей, старший сын поступил в университет, будет учиться на программиста, в доме есть кошка и собака, странно, как они уживаются вместе. Что-то еще? Да, что-то еще. Мне стало страшно, как вчера, когда я увидел близкую смерть Коренева. Также явственно я увидел, что сегодня вечером она тоже попадет в аварию.

— Извините, что не смогла вам помочь.

Мне надо было уходить. Но я не мог. Еще раз внимательно посмотрел на нее. Потянулся к ручке двери.

— А я вас помню. Вы ведь Александр Скворцов? Презентацию по страхованию проводили в нашем институте...

— Да, я тогда плохо подготовился, извините.

— Что вы! Мне понравилось. Слайд один запомнила, как женщина сидит спиной к океану, и не видит, как на ее ребенка обрушится волна. Вы так хорошо показали, что в жизни все может произойти, и никто не застрахован от смерти.

Мне стало жарко, может от того, что не снял куртку, а, может, по другой причине. Я почувствовал, что не могу так просто уйти. Ухватиться за ее фразу! Да, так будет естественней.

— Вот-вот, Наталья Сергеевна, именно так. В нашей жизни от смерти никто не застрахован. Я, как агент по страхованию жизни, знаю об этом абсолютно точно!

Не был я агентом, а просто рекламщиком, но вдаваться в такие тонкости не было времени. Уж очень стала симпатична мне женщина.

— Вы сегодня вечером что делаете?

Она засмеялась.

— Вообще-то я замужем, живу с любимым мужем и у нас с ним двое замечательных детей!

— Ах, что вы, я не об этом.

Истомина посерьезнела, видно, почувствовала исходящие от меня флюиды тревоги.

— Мы с мужем в театр собирались, сто лет не были. А почему вы спрашиваете?

— Не ходите сегодня, — умоляющим тоном сказал я. — Прошу вас.

Женщина недоуменно посмотрела на меня.

Я решился на отчаянный шаг.

Щелкнул пальцами и изменившимся голосом произнес:

— Закройте глаза, Наталья Сергеевна!

Глаза женщины послушно закрылись.

— Сегодня вечером вы с мужем сидите дома, никуда не выходите, просто пьете чай, смотрите телевизор. Пусть муж откроет бутылку шампанского, выпейте по бокалу, потанцуйте, отдохните. Проведите вечер дома.

Я подождал минуту. Безумием было то, что я сейчас сделал, просто поддался импульсу. Кто я такой, чтобы бороться с судьбой? Но эти мысли я отгонял от себя, как надоедливых мух.

Снова щелкнул пальцами.

— Откройте глаза. Все хорошо. Что вы сегодня делаете вечером?

Истомина открыла глаза.

— Проведу весь вечер дома, с мужем, а почему вы спрашиваете?

— Простое любопытство! Извините, что побеспокоил вас. Большое спасибо за информацию.

— Не за что!

Я открыл дверь и поспешил покинуть офис.

Я бродил по улицам будто некий странник, не имея ни одной зацепки, шел по улице, а когда останавливался, то понимал, что не могу смотреть на лица проходящих мимо людей, я словно проваливался внутрь их жизней при взгляде в глаза. Это всё смешивалось с моими собственными ощущениями, превращаясь в безумный коктейль. Я не знал, что делать!

Но вот на третий день я шел по тихой улочке, ведущую в парк, а затем забрел на небольшую площадку, вымощенную узорчатой плиткой. Полукругом стояли деревянные лавочки, листва больших деревьев колыхалась за их спинками. Солнце уже садилось, тени вокруг росли и темнели. Вот загорелся фонарь с легким гудением. И я увидел, что на лавочке сидит человек. Его черты показались мне знакомыми. С нарастающим волнением я подошел ближе. Стоцкий! И вот что странно. Я не мог разглядеть в нём абсолютно никаких отличий от других людей, но и лицо, и тело, и одежда выглядели картонными, внешними. Кроме того, я совершенно ничего не мог о нем узнать. Я понятия не имел, ни откуда он пришел, ни куда направляется, ни того, что может его ожидать. Владимир Михайлович оказался закрытой книгой для меня.Ни одного события из его жизни, ни даты смерти я не видел…

Он улыбнулся мне:

— И вам здравствуйте. Похоже, вы неплохо освоили мой прием. Пошла работа?

Я медленно кивнул, не зная, что ответить. Это странное его пребывание только «здесь и сейчас» пугало.

— Да, у меня получилось, — выдавил из себя я, парализованный его спокойствием.

Стоцкий кивнул на место рядом, на лавочке:

— Присаживайтесь. Это очень хорошо, раз работа идет, не так ли?

И тут меня словно прорвало:

— Я как раз и хотел поговорить обо всем этом! Позвольте спросить, почему прием начал работать всё время? Везде – и на работе, и дома! Почему это происходит?! Мы ведь об этом совершенно не договаривались!

Стоцкий опять улыбнулся. И снова за всем его обликом словно пряталась некая пустота, будто он был нарисован прямо здесь, сейчас, в воздухе. Я даже слегка отшатнулся.

— Ничего странного, — заговорил он. — Просто психика. Обычное привыкание и перенос определенных навыков на все соприкасающиеся сферы жизни. Организм просто делает для себя все это удобней. А люди совсем еще не знают о беспредельных возможностях собственного мозга. Я ведь обещал, что все у вас будет получаться, не так ли?

Звучало очень сухо, будто подведение итогов научного опыта.

— Поймите же, я теперь боюсь общаться с людьми, потому что мгновенно узнаю все о них, я боюсь вернуться домой к своим детям и взглянуть им в глаза, потому что абсолютно не хочу знать, как и когда они умрут!

Владимир Михайлович положительно не хотел меня слышать.

— …а теперь вы расширили сферу своих ощущений, и новое состояние сулит массу дополнительных возможностей.

— Но в том и проблема! Вы же не говорили, что вскоре ваш прием будет работать всё время и в таком объеме!

— Да. Но вы и не спрашивали. Вы рекламировали страхование жизни, абсолютно не зная, что это такое, и я захотел вам помочь, — хладнокровно отвечал Владимир Михайлович, словно вообще не замечал моего исступления.

— Но тогда расскажите, как мне все отключить! Как?!

Владимир Михайлович замолчал и начал изучать носки ботинок. Стало тихо. От легкого дуновения ветерка на скамейку и асфальт посыпались сухие желтые листья. Наконец он поднял голову и тяжелым взглядом посмотрел на меня.

— А вот это, друг мой, мы и посмотрим. Как вы сможете с этим жить. И сможете ли что-нибудь придумать. Это ведь так интересно, — он сделал паузу и опять механически, будто неживой, улыбнулся. — Интересно наблюдать и оценивать решения!

Я чувствовал себя, словно подопытная белая мышь в лаборатории. Что он со мной сотворил?! Да кто он вообще такой?! Свет фонаря моргнул один раз, другой. Дело близилось к ночи. И вдруг понял, что сижу на лавочке совершенно один.

В кармане зазвонил мобильник. Лена. Я решился ей ответить.

— Алло.

— Пойми, Саша, это наша жизнь. Ты что, так и будешь всю жизнь бродить вдали от меня и детей? Нам надо будет как-то научиться жить с этим. Это ведь еще не самое худшее, поверь. Ты увидел мою смерть, ну и что? Мы все когда-нибудь умрем, кто раньше, кто позже. Надо просто привыкнуть к смерти, понимаешь? У нас всего одна жизнь, и она все равно слишком коротка, когда бы не оборвалась. Проживи хоть семьдесят лет, хоть сто, все нам будет мало.

— Я это понимаю, Лена, но как мне посмотреть в глаза детей и увидеть их смерть? Я не могу это представить.

— Приезжай…

— Я подумаю…

Лена положила трубку.

Я посидел на лавке, вернулся в отель, и долго сидел в номере, не зажигая свет.

А еще через полчаса я нажал кнопку звонка.

Жена открыла мне, и я застыл на пороге. Услышал, как с радостным криком навстречу ко мне побежала Иришка. А потом кто-то еще уткнулся в мои колени. Павлик! Оказывается, пока меня не было, он научился ходить. Я обнял их и наконец открыл глаза. Перевел взгляд на Лену. Та с затаенной тревогой глядела на меня.

И я улыбнулся.