Кое-что из греческого

Дело шло к вечеру. Стылый ветер рвал туман на серые клочья, обволакивая редкие деревья невесомой матовой ватой.

Эвтерпа оглянулась. Новичок спрятал в карман плоскую фляжку, утёрся грязным рукавом и плюнул.

«Алкаш чёртов. Так мы никогда не дойдём. Надо ж было связаться…»

- Сергей, всё в порядке?

Панырин крикнул что-то срывающимся хрипом. Повеяло кислым перегаром и потом.

- Нет, совсем не в порядке! Я что-то не вижу здесь джакузи, коктейля и девочек! Их случайно не ожидается вон за теми кустами? Или там, может, такси со спасателями? Я тут уже неделю терплю натуральное бедствие, в ваших грёбаных горах, а ни одна сволочь не желает посочувствовать.

Эвтерпа фыркнула.

- Если вы тут сдохните, то я с большим удовольствием привяжу труп к дереву и оставлю до весны. Тогда за вами и приедет такси со спасателями, заберут то, что волки не съедят.

- А тут что, водятся волки?

- Разумеется.

Новичок потоптался, безнадёжно глядя на одинаково серые деревья.

- Ну блин… А чего мы тогда стоим?

Эвтерпа жестом показала вперёд и двинулась сама. «Чёрт, как всё медленно…» Этот Панырин достал всех ещё на базе. Пришёл в составе очередной группы, и, неизвестно с чего напившись, принялся приставать к девушкам. Большой Ян нечаянно побил неудавшегося ловеласа и на этом восхождение Панырина закончилось. В альпинизме он глубоко разочаровался, сидел на базе, квасил и ныл о том, как ему все противны. Ну и когда старик Анишевский попросил Эвтерпу проводить неудачника вниз, та не смогла отказать.

И вот теперь они идут и идут и идут, переставляя ноги в рыхлом ноздреватом снегу, муторно пререкаясь и цапаясь среди кривых сосенок и тоскливого тумана. И … да, этого следовало ожидать. Эвтерпа остановилась, с досадой разглядывая неожиданное препятствие.

- Чего, волков высматриваем? – Буркнул Панырин. Девушка молча показала на снежную гору, перекрывшую тропу.

- И? - Язвительно протянул неудачник.

- Лавина. Видите? Должно быть, на днях сошла. Мы и так серьёзно выбились из графика, а теперь ещё и ... Я рассчитывала час назад уже быть внизу. У вас там палатки нет?

«Господи, ночевать с этим придурком?» Её передёрнуло от омерзения.

- Нет… - растерялся новичок. – А что делать?

- Да чёрт знает. Возвращаться не вариант, до ночи всё равно не успеем.

- Я не хочу тут замёрзнуть, вы что! - Паника в глазах Панырина росла на глазах. – Придумайте что-нибудь, вы же инструктор! Господи, ну зачем я с вами связался!..

Эвтерпа посмотрела по сторонам. «А если?.. Да, можно попробовать. Другого выхода всё равно нет.»

- Есть тут одно место. Старая турбаза. Это примерно час пути. Там никто сейчас не живет, но, по крайней мере, можно будет укрыться, согреться.

- Ну ведите, ведите!

- Это туда.

Эвтерпа махнула в нужную сторону и Панырин, шагнув, снова завалился в опостылевший ему снег.

***

«Скалл-ла-лазка моя!» - стучало в голове заезженной пластинкой. Владим Семёныч опять насмехался. Панырин уже понял злую шутку классика. Там, «на земле», ему казалось, что восхождение будет лёгкой прогулкой. Настоящие мужчины, сильные духом и всё такое. Крутые фотки, которые можно будет показать при случае. Небрежно так бросить « а вот когда я поднимался на …» . Это не в барах киснуть по тяпницам. Но по факту с дурацкими горами оказалось «маленько не так». Всё не так.

Он давно взмок, замёрз и выбился из сил. Трещала голова, набитая бесполезными мыслями, не слушались натруженные мышцы и девка-инструктор откровенно его презирала. «Терминатор какой-то… всё идёт и идёт.» Панырин ненавидел и её, и гнусный снег, и себя, несчастного, безнадёжно мечтая о ковре-самолёте, который отнесёт его обратно вниз, к тёплой ванне и мягкой женской груди.

- Долго ещё? – Ветер отнёс невесомые слова в сторону. - Эвтерпа!

- Да? – Она оглянулась.

«Дурацкая шапка, ничего за ней не видно. Не лицо, а маска. Как есть терминатор…»

- Долго ещё до этого дома? - Панырин доковылял до инструктора и встал, повиснув на палке всей тяжестью уставшего тела.

- Скоро, потерпите.

- Опять скоро? Мы всё идем и идём, а … - в груди опять замутило и Панырин, не сдерживаясь больше, изверг из ноющего нутра следы завтрака, коньяка, желчи и бесконечной жалости на никчемную жизнь. Сволочь-ветер издевательски швырнул блевотину на фирменные штаны.

***

Эвтерпа терпеливо ждала, пока неудачник оботрёт испачканную одежду горстями чистого снега. Жгучий ветер затихал и сосенок стало больше. Они всё шли и шли вдоль отвесной скалы, уходящей в низкое серое небо. Камни, снег и двое заблудившихся существ в безжалостной бесконечности гор…

«Где же этот дом? Ещё чуть-чуть и совсем стемнеет! Большой Ян говорил, что не больше часа пути от перевала. Мы, конечно, тащимся, как ослы ленивые, но пора бы уже. Хоть бы там кто-то был. Да хоть бы крыша над головой – уже хорошо. Господи, ну пошли нам нормальных людей, а? Ты можешь ведь!»

Наконец, Панырин поплёлся куда-то вперёд, устало повесив голову. Эвтерпа поправила рюкзак и замерла. Сквозь мерное поскрипывание снега слышался лёгкий перезвон колокольчиков. «Показалось? Нет, точно!»

- Стойте! Да стойте же! – она догнала Панырина и ухватила за плечо. Небесные колокольчики звенели тихо, но отчетливо. «Вон там, за деревьями!» Эвтерпа впервые за сегодня улыбнулась. Горные духи, альпинистские боги сегодня милостивы. «Спасибо, спасибо!»

- Идемте, скорей! Вон туда… - она слегка подтолкнула новичка к дому, едва различимому в густеющих сумерках, и сама пошла вперёд, ускоряя шаг.

«Дошли!» Двухэтажное строение из потемневшего дерева притулилось к скале; под крышей кое-где покачивались тонкие трубочки. «Вот откуда этот звон… Ну надо же… И это не турбаза. Это ашрам какой-то, как в Непале… Уединенный монастырь на краю света. Куда же это мы вышли, а?»

Панырин ткнулся ей в спину.

- Чё, пришли? Во, блин… Мечты сбываются!

Новичок, спотыкаясь, побежал вперёд; она вдохнула, собираясь его остановить... И передумала.

«Ты вроде как этого и хотела, нет?»

Панырин доковылял до дома и забарабанил в дверь. Эвтерпа вздохнула и двинулась за ним. Чему быть, того не миновать.

***

После минутной паузы, когда она уже прикидывала, прилично ли будет вломиться в «ашрам» через окно, дверь отворилась. На пороге стоял низенький смуглый человечек, в темной хламиде, с вежливой улыбкой на устах. Поклонился, сложив ладони в намастэ, и Панырин радостно раскинул руки, порываясь обнять живое человеческое существо.

- Здорово, друг!!! Открыто? Приютишь бедных туристов? Мы тут заблудились, промокли и всё такое…

Человечек отступил на шаг и сделал приглашающий жест. Панырин потоптался на пороге, обтряхивая налипший снег, и прошёл в открытую дверь. Эвтерпа подошла к крыльцу и, приложив руку к груди, молча поклонилась. Человечек ехидно сощурил глазки, склонился вдвое ниже и отступил в тень. Блаженное тепло вырывалось наружу воздушными волнами. Обстучав ботинки, Эвтерпа перешла порог. Деревянные стены едва угадывались в полумраке, барная стойка с бутылками на зеркальной полке бликовала крошечными слепящими софитами; за парой столов горел огромный, в человеческий рост, очаг. Наверно, в таких очагах в старые времена жарили убитых быков и вепрей. Плящущее пламя покрывало всё тёмными багровыми тенями. Панырин, испустив утробный стон, устремился к живому огню, оставляя за собой мокрые следы. Эвтерпа свалила рюкзак с уставших плеч и сняла шапку, расправив волосы.

- Меня зовут Мехмет. Добро пожаловать. – Прошелестел за спиной тихий голос.

- Эвтерпа. А это… - она показала подбородком, - месье Пронырин. Вы очень кстати нашлись, я уж думала, придётся в снегу спать. Приютите на ночь?

Привратник издал что-то похожее на смешок.

- Конечно. Ужин и комнаты к вашим услугам.

- Благодарю… Эй, – девушка подошла к неудачнику, - как насчёт ужина, осилите?

Тот промычал что-то невнятное, присосавшись дрожащими губами к потёртой фляжке.

- Ему бульон. На сегодня хватит. А мне… потом.

Мехмет понимающе кивнул. – Комнату одну или …

- Две.

- Хорошо. Об оплате не беспокойтесь…

Панырин поперхнулся.

- Брат! Ты это… только скажи!.. Ща, погоди…

Пошатываясь, он полез во внутренний карман и достал плотный кожаный кошелек. На миг всё затихло. Спустя перестук сердца совсем рядом послышался тяжкий вздох, воздух и стены отозвались дрожью. Казалось, невидимая звуковая волна толкнула их в грудь, прошла насквозь и полетела дальше, в зарождающуюся метель. Панырин вздрогнул, кошелек выпал из его ослабевших пальцев и медленно полетел вниз, бликуя зеркальной кнопкой. Эвтерпа выпала из реальности, глядя на это падение, слушая гул огня и потрескивание дров в очаге.

Мехмет плавно шагнул вперед и поймал кошелёк у самого пола.

«Нифига себе реакция…»

Человечек выпрямился и вложил кошелек в пустую руку онемевшего Панырина.

- Не торопитесь, друг мой. Успеете расплатиться.

Обернулся к Эвтерпе, и спокойно встретил её недоумевающий взгляд.

- Лавина сошла, где-то рядом... Занимайте любые свободные комнаты на втором этаже. Ключи в дверях. Ужин будет готов через полчаса.

Девушка кивнула, и, подобрав рюкзак, пошла к лестнице. «Странное всё-таки место…»

- Месье Пронырин, вам помочь? – негромко поинтересовался привратник за спиной.

Она довольно хмыкнула, улыбаясь.

***

На ступеньках – ковер, вытертый тысячами шагов. Деревянные перила, отполированные десятками уставших, радостных, умиротворенных рук. На стенах – пожелтевшие газетные вырезки, фотографии, блёклые репродукции рериховских картин. Недовольный, старческий скрип ступеней отмечает её путь. Под потолком трепещет желтая лампочка. Шесть дверей и фигура Будды в самом конце открывшегося взгляду коридора. Скромный алтарь в бумажных цветочках и неровное пламя свечей, порождающее танцующие тени в полутьме.

Невнятное бормотание на лестнице заставило поторопиться. Она пригляделась - под круглыми латунными ручками болтались овальные блямбы. Две ближние двери, одна подальше и ещё одна в самом конце. Несколько плавных шагов… Будда привычно делал вид, что не обращает на бренный мир ни малейшего внимания. Эвтерпа усмехнулась и, повернув ключ, вошла в одну из дальних комнат. Прикрыла за спиной дверь, бросила рюкзак на пол и, заметив сбоку крошечный алый огонёк, нажала выключатель. На стене загорелось овальное бра. Она неторопливо обошла скромный приют путешественника. Мельком глянула на тибетские танка, пробежалась пальцами по покрывалу на кровати. Положила звякнувшие ключи на столик под зеркалом.

За неприметной узкой дверью обнаружился санузел. «О, душевая кабина?» Повернула кран с красным кружком. Из сеточки наверху полилась вода. «… и даже тёплая? Роскошь какая!» Мурлыча песенку, она вернулась в комнату, заперла дверь на ключ и, сбросив одежду, скользнула под душ, с блаженным удовольствием смывая тревоги и странности минувшего дня.

***

«Опять вверх… Что ж такое…» - Панырин споткнулся об ступеньку и, едва удержался на ногах, повиснув на провожатом.

- Э… Как там тебя…

- Мехмет…

- Ага. – Зевнул во всю пасть. – А мы... это… куда это мы?

- Отдыхать, месье.

- Во, это прально. А то меня эта сучка совсем загоняла. Завидует, наверно. Ты как думаешь, Ахмед?

Привратник неопределенно улыбнулся. Преодолев лестницу, он толкнул ближайшую дверь, зажег в комнате свет и сгрузил постояльца на кровать. Вышел. Появившись через минуту, поставил на обшарпанную тумбочку стопку с тёмной жидкостью. Ухватил храпевшего Панырина за грудки и посадил его, привалив к спинке кровати. Затем похлопал гостя по щекам и, бесцеремонно открыв рот, шустро опрокинул стопку в багровый зев. Новичок закашлялся и сел, опираясь руками на постель.

- Блин… чё за хрень.

Комната плыла перед глазами, но в голове появлялась легкость и прозрачность, уходила боль.

- Легче? – Мелькнуло участливое скуластое лицо.

- Вроде… Что это было?

- Народное средство. – Привратник обвёл рукой комнату. – Душ, туалет, кровать…

Панырин глупо хихикнул.

- …а мини-бар, кальян, девушки?

Мехмет понимающе развёл руками. – Только бульон.

Поклонился и быстро вышел, аккуратно прикрыв дверь. Панырин выполз из надоевшей тяжелой куртки; стянул пропотевший свитер и встал, опираясь на стенку. Ноги вроде держали.

- Тибетская, понимаешь…

Огляделся. С дальней стены пялилась на него выпученными глазами здоровенная маска, размером с хорошую тыкву. Жуткая голова неведомого чудища, вся в языках пламени, нарисованных облачках и молниях. Панырин подошёл поближе и дикая морда отчетливо моргнула. Холодная дрожь электрическим разрядом пробила его до самых укромных уголков тела. Панырин поднял было руку для знамения, но так и не донёс до лба, отмахнувшись от наваждения.

- Тьфу, бесовская рожа! Привидится же…

Прошёл в ванную, пустил воду в раковине и с шумом умылся, разбрызгивая воду по сторонам. Мутное зеркало показало едва знакомое лицо и дикие глаза с проступившей сеточкой вен. Панырин вздохнул и тоскливо пожаловался отражению.

- Бабу бы… Как тогда в Патайе…

В дверь постучали. Несбыточная надежда шевельнулась внутри. Нетвёрдыми шагами он прошёл до двери и распахнул, опершись рукой о косяк. На пороге стояла смуглая женщина в саронге, с чашкой тёмного бульона на плетеном подносике. Панырин посторонился. Женщина прошла в комнату, семеня маленькими ножками. Поставила подносик на тумбочку и, застенчиво улыбнувшись, распустила узел тонкими пальчиками. Узорная ткань упала к ногам, открыв гладкое тело. Незнакомка шагнула вперед, глядя на него матово-черными глазами. Панырин как-то жалостно всхлипнул. Дверь за спиной медленно, с отчетливым щелчком, закрылась.

***

Вытирая мокрые волосы полотенцем, Эвтерпа присела на кровать. «Для полного счастья не хватает только банного халата и орхидеи в вазе. Хотя…» Подошла к старенькому шкафу в углу. Распахнула створки.

- О-ля-ля!!! Шарман!

Весело пробежала по плечикам, наслаждаясь яркими цветами и мягкостью тканей – шелковистых, пушистых, тёплых. Платья, халатик, рубашки, блузки, юбки… миленький костюмчик... какие-то плетеные кожаные ремешки с заклёпками и пёрышками… «Эээ… Откуда это? Здесь, в глуши?»

Вытащила одно платье, красное, приложила к груди… Не утерпев, натянула на голое, ещё влажное после душа тело, покружилась перед зеркалом, присев в реверансе… Накатил бал, шумный вальс, тонкие бретельки на открытых плечах, шелк обвивается вокруг ног, лаская. Плотная ткань его пиджака, и он так близко. И все видят. И так сладко… Как будто идёшь по тропе над пропастью. Ты здесь, но частично уже там, какой-то гранью сознания летишь вниз. И здесь и там, переходя от смерти к жизни, от себя к бессмертию. Скрипки взвыли, ожесточаясь, и превратились в похоронный вой, в буханье провинциальных барабанов и труб. Унесло пузырьки шампанского морозным стылым ветром, холодным крюком вырвало из груди нервную дрожь. Эвтерпа повалилась на кровать, вцепившись ногтями в запястье, подавив рыдающий стон. Боль привела в чувство. Ногти на руке оставили вдавленный розовый пунктир. Она безнадёжно выбралась из платья, повесила его на плечики и закрыла в шкафу. И всё. Только ветер стукнул в стену, пробежав по комнате рябью воспоминаний. Эвтерпа сжала губы, сморгнула слёзы и подобрала с кровати свитер. Прошлого не воротишь. И хватит.

***

Зеркало молчало. Одевшись, она поправила волосы и перехватила их атласным пояском. Мама часто так делала, приговаривая "Ты моя богиня, ты моя звёздочка…" Как давно, Господи… Эвтерпа оглядела комнату, повернула ключ в замке, погасила свет и вышла. Бронзовый Будда всё так же сидел, огоньки свечей дрожали. Эвтерпа заперла дверь и пошла, мягко ступая по ковру. Негромкий стон остановил её у самой лестницы; тихий, вздох, легкий, словно капля крови, упавшая с потолка. Ещё один. Едва дотрагиваясь до перил, она спустилась в холл.

Мехмет протирал стаканы за стойкой. Эвтерпа улыбнулась своим мыслям – вот он, способ распознать бармена в любом месте, в любое время! Дать ему стакан в руки! Похоже, у них это непроизвольное, бессознательное. Улыбаясь, она устроилась на высоком табурете. Привратник дружески кивнул и поставил на стойку невысокую стопку с напитком.

- Попробуйте.

Эвтерпа поднесла угощение к носу. Непривычный запах. Она осторожно пригубила, несколько капель, только смочить губы. Вкус отозвался цветными ленточками на перевале Та-Ланг. Насмешливо прищурилась.

- Перебродившее молоко дикого яка, нет?

Мехмет негромко рассмеялся. – Нет. Вы пейте, это придаёт сил.

Эвтерпа дружелюбно кивнула, отпила ещё пару капель и поставила стопку на полированное дерево, согревая стекло ладонями.

- Давно вы здесь?

- Полгода.

- Я не припомню в этом месте гостиницы.

Бармен пожал плечами.

- Вечны лишь горы и людские пороки, остальное изменчиво.

- И много у вас постояльцев?

- Когда как…

- А кто хозяин? Может, я знаю?

- Вряд ли. Он не выходит к гостям.

Эвтерпа подняла бровь. Скуластое лицо маленького человечка застыло непроницаемой маской.

- Для него бизнес не главное. Деньги не имеют значения.

- А что имеет?

- Как всегда, главное – человек. Простите, я на минутку…

Мехмет поставил стакан и вышел в маленькую дверку за стойкой, прошелестев бамбуковым занавесом. Эвтерпа оглядела зал. Мда. Разговор не раскрыл загадок, а лишь добавил новых.

В углу, освещаемом бликами очага, шевельнулась кресло-качалка. Эвтерпа взяла напиток и направилась туда. В кресле, укрытый по грудь клетчатым теплым пледом, сидел старик. Лысый череп его напоминал старый, потрескавшийся бильярдный шар из слоновой кости, руки в змеистых веревочках вен лежали поверх пледа. Некоторое время Эвтерпа молча смотрела на языки пламени, пляшущие над серым пеплом сгорающих дров.

- Говорят, на огонь можно смотреть вечно...

Старик по-прежнему сидел недвижной куклой, только билась синяя жилка на сморщенной шее.

- К сожалению, лишь до тех пор, пока есть дрова. Так что у людей есть преимущество.

- Ой ли? – Старик медленно повернул голову и окинул гостя безразличным взглядом судмедэксперта на пенсии. – Мой опыт говорит, что если человека не кормить, то он тоже… кхм… быстро закончится.

- Всё так.

Эвтерпа вздохнула и уголек в очаге звонко щёлкнул.

- Мы все умрём. – Пристально глядя в огонь, сказал старик. – Таков закон энтропии. Всё рождается, и всё уходит в небытие, милая фройляйн. Меня зовут Эммануил Фляйшман, мне девяносто шесть лет и последние двадцать из них я живу на проценты с капитала, который собрал в былые годы. Человеческого капитала, разумеется, ибо никакие деньги не могли бы мне обеспечить сходные условия. А вы? Как вы очутились в этом богом забытом месте?

- Меня зовут Эвтерпа и мне двадцать шесть. – Сказала она тихо. «Так мало…»

- Двадцать шесть… - скрипуче буркнул старик. – Я уже и не помню, что это такое… Так... Выцветшие обрывки старых фотографий. Цените свои двадцать шесть, фройляйн…

Шевельнулась рука на клетчатой глади пледа. Фляйшман повернул голову, и отблески темного пламени мелькнули под набрякшими веками.

– А почему Эвтерпа? Здесь, в России… Вы русская?

- Да. Мама была гречанкой, отец – русским. Он писал ей стихи…

- … и муза лирической поэзии осветила ваш приход в этот мир. Вы напомнили мне одну девушку, Эвтерпа. В те далёкие двадцать шесть.

Старик снова повернулся к огню. Очаг слегка шелестел, изливаясь в окружающее пространство жаркими волнами. Старик шевельнул рукой.

- Волны… Акх-х-х… Волны уносят октябрьских листьев медь... Бронза и охра, ржавые каравеллы… Как вы посмели, как вы могли посметь землю отцов оставить болезни белой. Пепел костров подхватит сырой туман, серые маски снова укроют лица…

Фляйшман закашлялся, подался вперед. Пальцы смяли тонкую ткань платочка.

- За горизонтом скроется караван, и никогда к нам больше не возвратится… - закончила Эвтерпа всплывшие в памяти строки.

- Кх-х… - Старик выпрямился, утирая губы дрожащей рукой. – Вы знаете Эскерта… Как странно.

- Нет. Я знаю переводчика. Папа переводил несколько его стихов.

- Передавайте ему поклон. Он хорошо сделал своё дело.

- Когда-нибудь… Он… - Горло девушки перехватил спазм.

- … ушёл за горизонт. – Закончил старик. – Мир праху. Он был смелым человеком, ваш отец. В этом тоже есть мужество, в готовности встретить неизвестность.

Фляйшман снова сплюнул в платок, и нервно, по-птичьи, оглянулся в сторону стойки.

– Что это у вас там? Дайте сюда, живо!

Эвтерпа машинально отдала стопку, старик опрокинул её в рот и, сморщившись, сунул обратно.

- Фу, мерзость! – Вцепился в её свитер и потянул, бормоча задыхающимся шепотом. – Ничего не ешьте и не пейте здесь, слышите! Ничего, ни капли! Дождитесь утра и уходите!

Зашелестел бамбуковыми палочками занавес; Фляйшман медленно съёжился, обратившись забытой куклой. Мехмет вышел из кухни, держа в руках узорчатую чашу.

Эвтерпа ободряюще дотронулась до плеча старца и направилась к стойке, пытаясь изобразить на лице глуповатую улыбку.

- Оу! – девушка пошатнулась и, кажется, весьма натурально. – Что-то мне ударило в голову. Пожалуй, пойду прилягу.

Она подчеркнуто тщательно поставила пустую стопку на полированное дерево стойки и растянула губы в улыбке. Казалось, Мехмет был расстроен.

- А, ужин! – Эвтерпа забрала у него чашу и заглянула внутрь, страшась обнаружить шевелящихся червяков или жареных скорпионов. «Нет, всего лишь рис. Кажется…» она втянула ноздрями аромат блюда и простонала, как голодная пантера. Прижала к груди. – Обязательно съем! В номере! Чтобы ни с кем не делиться!

Прикинула расстояние до лестницы. «Чёрт! Где это я? А, мне надо в номер. В номер… Сейчас…» В голову лезла всякая чушь. «Что это мы пели под новый год?» Картинка в глазах дрогнула и поплыла. Дурманящий запах, как маска, обвевал лицо. Эвтерпа поймала себя на том, что хочет запустить руку в чашу и жрать это варево горстями, прямо здесь, сгорбившись и рыча от удовольствия. Ухмыльнулась и заорала во всё горло.

- Одна девица из села… Пойти решила за осла!

Путь слегка прояснился. Лестница. Она должна подняться по лестнице. Это восхождение. «Держись, девочка, держись! Одна нога вперёд, ну же! Давай, чертова нога! Давай! Во-о-от, умница! Другая пошла! Живо! Ещё раз!»

Пошатываясь, она добрела до перил и ухватилась за них рукой. В поле зрения мелькнуло лицо Мехмета.

- Нет! - Упрямо замотала головой. - Я сама!

Рука соскользнула с перил.

- Пшёл вон!

Рука вернулась на место, вцепилась в темное дерево и подтянула её вверх. И ещё раз. Бородатые парни с пожелтевшей фотографии ей махали руками . «Они смогли и ты сможешь! Давай!» В ушах стучало, но она добралась до коридора, спотыкаясь на ступеньках. Чаша с едой болталась где-то внизу, содержимое высыпалось, отмечая её путь. В бесконечном далеке виднелся силуэт Будды. Огоньки почти погасли и тени на лице статуи изменили её черты до неузнаваемости. Коридор закружился. Она сделала шаг, другой. Навалилась на стенку, перебирая ногами и отталкиваясь плечом. «Это первая или вторая дверь?» Губы Будды шевельнулись. «Это тлен, милая фройляйн, всё тлен. Ибо нет на Земле ни правых, ни виноватых, а есть лишь смертные и живущие вечно…» Эвтерпа перекатилась по стене, не чувствуя заплетающихся ног. Огни под потолком несколько раз моргнули, вспыхивая и затухая, как пасть снулой рыбы.

От стены отделилась темный силуэт. «Олег, Олежка…» Знакомый разворот плеч...

- Скажи, наконец, что ты хочешь… - прошелестел тихий голос. – Кому нужна такая жизнь, котенок?

Эвтерпа всхлипнула, спина её провалилась и уперлась в дверь. Латунная ручка больно вонзилась в тело.

- Уйди! – Она отмахнулась. – Тебя нет! Ты умер там, на перевале!

Ключ. Замок. Рука плясала, тщетно царапая металл. Фигура сделала шаг и лампочка, вспыхнув, осветила бледное лицо Панырина. Пустые глаза смотрели безжизненно, бескровные губы чуть шевелились.

- Я жив… Я жив вечно…

Она судорожно отмахнулась. Пустая чаша покатилась по ковру и в этот момент ключ нырнул в скважину. Эвтерпа провалилась в комнату, навалилась на дверь и очень тщательно, двумя руками, с первого раза вставила ключ в замок и дважды провернула его, обрывая паутину прошлого.

***

Тьма и тишина. С каждым вздохом, с каждым толчком пульса она разбухает, увеличиваясь в размерах, как Алиса. «Наверное, у меня жар… Может, я больна? Или откусила не с той стороны гриба?» Уголёк в ночи. Маленький красный уголёк в бездонном космосе. «Что-то надо с ним сделать? Ах, да…» Потянувшись, она ткнула в уголёк огромной, распухшей рукой. Вспыхнул свет. Красное пятно. Ленточка от волос. «Ты моя богиня, ты всё можешь. Да, мама… Я сейчас…»

Эвтерпа повернулась на бок, встала на четвереньки и засунула пальцы в рот. Несколько движений и горло отозвалось зеленой слизью. Кружившаяся голова взорвалась болью.

Через минуту она вытерла рот и высморкалась, вытерев руки о коврик. «Всё ещё с вами...» Постанывая, добралась до ванной, пустила воду и умылась. Прополоскала рот и тщательно вымыла руки, избегая глядеть в зеркало. Насухо обтёрла пальцы полотенцем. Вернулась в комнату, взяла рюкзак и устроилась на полу, привалившись к кровати. Нашла бутылку воды и выпила несколько глотков. Из бокового кармана достала потёртые кожаные ножны, отщёлкнула кнопку и вытащила нож, блеснувший зеркальным лезвием. Ухватила кусок простыни и срезала его подчистую. «Так вот!» Распустила ремень и повесила ножны на пояс, придерживая рукой твёрдую сталь.

«Итак, что мы имеем? Чертовщину какую-то… Главное – не дать этому дерьму до меня добраться.»

Она сделала ещё глоток и поздравила себя с верным выводом, махнув бутылкой далеким и пока ещё незнакомым друзьям.

«А Панырин похоже, всё. Отбегался. Если это не глюк.»

Сердце всё гоняло по жилам будоражущую кровь. Эвтерпа сидела и смотрела на дверь, пытаясь найти путь в неразберихе мыслей. Потом поднялась, и подойдя, сдвинула тумбочку, забаррикадировав вход. Вернулась к кровати и снова устроилась на полу, мелкими глотками возвращая себя к жизни.

***

Через некоторое время буря в груди улеглась. Делать всё равно нечего – сиди, слушай биение сердца и деревянный перестук ходиков, машущих тусклым маятником в темном углу.

Тик-так, тик … так… тик…

Эвтерпа задремала, постепенно уплывая сознанием в глубокий сон, словно погружаясь в зеленую глубину реки. Тик … доносилось откуда-то сверху. Легко, будто дождевые капли падают на подсвеченную солнцем слюду. Та-а-ак … гулким ультразвуком отзывается глубина.

Кто-то кашлянул. Она вздрогнула, задыхаясь, выныривая из зеленой толщи воды. Совсем рядом на стуле сидел человек в черном костюме. Смуглое лицо и длинные черные волосы, внимательные глаза. Эвтерпа вздрогнула и судорожно вжалась в кровать, ощущая ледяной страх, посыпавшийся твердыми скользкими кубиками.

- О, не бойтесь… - мягко проговорил незнакомец. – Я не причиню вам вреда.

- Вы кто?

Тот пожал плечами.

- Сложный вопрос. Ну, например, хозяин гостиницы. Подойдет такой ответ?

- Вполне. –Эвтерпа кивнула, сжимая нож. – Только у меня есть ещё несколько. Как вы здесь оказались … и что от меня нужно и что, черт возьми, тут вообще происходит?

- Ну вот вы и очертили круг нашей будущей беседы. Весьма признателен. Что ж… Оказался я тут довольно обыкновенно – просто возник. Физически меня тут нет, это просто отражение, иллюзия. Видите?

Он провел рукой над поверхностью стола и смуглые пальцы тенью прошли сквозь вазочку с сухими цветами.

- Остальное всё просто и скучно. Но я попытаюсь объяснить покороче. Представьте, что вы не одни во вселенной. И ещё представьте, что один из путешественников, странников, потерпел крушение на вашей планетке. Корабль его серьезно пострадал и продолжить путь можно, только заменив сломанные элементы системы управления. Наш странник, наш, так сказать, Робинзон, потратил немало сил на то, чтобы освоиться в незнакомом мире и не быть при этом разобранным на атомы любопытными аборигенами. К слову, местная промышленность ужасно примитивна. Вообще, единственно ценная вещь, что у вас есть – это ваши мозги. Не содержание, конечно. Сама структура, устройство. Ваш персональный биокомпьютер.

Визави постучал согнутым пальцем по виску.

- Он, правда, недолговечен, требователен к ресурсам, но весьма любопытен. Словом, я потратил кучу времени на то, чтобы научиться управлять реальностью, создавать иллюзии. Но это того стоило.

Незнакомец плавно раскрыл ладонь. Среди пальцев расцвел крошечный огненный цветок; лепестки пламени обернулись крыльями бабочки, вспорхнувшей и растаявшей в полутьме.

- Человеческий мозг крайне пластичен. И место оказалось удачным. Здесь холодно – это позволяет тратить меньше энергии на создание криокапсул. Кстати, вам понравились мои постояльцы? Мехмет – это просто рабочий инструмент, а вот Фляйшман… забавный старик, я люблю поговорить с ним. Он умирал уже раз пять… Но мне скучно, вот и … Знаете, почему у меня хорошее настроение, Эвтерпа?

Молчание.

- О, просто потому, что вы мне не нужны. Радуйтесь. Ваше упрямство… ммм… способно вызвать сбои в работе систем моего корабля и … мне это совсем не нужно. К сожалению, личность не исчезает. А ваш «месье Пронырин» уже обеспечил меня всем необходимым. Вскочил на подножку отъезжающего поезда, так сказать. Считайте, вам повезло и у нас просто прощальная вечеринка. Впрочем… если хотите… у меня есть что предложить. Исключительно в рамках доброй воли, поверьте. Что у вас там было? Родители? Погибший жених? Я могу их вернуть.

Эвтерпа засмеялась.

- Какие вы одинаковые!

- Вы? – незнакомец поднял бровь.

- Ну да… черти, демоны, искусители…

- Ах-х… - негромко засмеялся собеседник. – Что ж, если угодно.

За его головой показались острые рожки, кожаные туфли превратились в копытца, окруженные мягкой шерсткой. Черты лица заострились.

- Так лучше? Или, может быть, так?

На короткое мгновенье перед девушкой мелькнуло лицо Сергея, с грустной улыбкой и печальными глазами. Стукнуло сердце.

- Это всё иллюзия, моя дорогая фройляйн, - сказал демон знакомым старческим тембром. – Кому нужна реальность, если человек вечно неудовлетворен ей? Вам не хватает денег, любви, удовольствий. Даже любимые туфли до крови натирают пятки, разрушая иллюзию идеальных ножек. Страдания тела, томления духа – это всё пфф! – дуновение ветерка в жаркий полдень над Гибралтарским проливом.

- Это смешно, поверьте. Всё находится здесь, - демон постучал пальцем по голове, - так чего страдать?

- Пошёл вон…

- Простите?

- Вон. Пошёл. Отсюда. – глухо прошептала Эвтерпа, сжимаясь в разъярённый комок гнева и горечи.

- Воля ваша.

Помедлив, визави пожал плечами и растаял в дрожащем воздухе.

Она сидела и плакала, а потом незаметно забылась сном.

***

Утро пришло с ощущением пустого, покинутого дома. Она встала, умылась холодной водой и отодвинув тумбочку, вышла в коридор. Свечки погасли, Будда сидел безмолвной статуей. Она пошла к лестнице; половицы под ногами тихонько скрипели. Дверь в комнату Панырина была приоткрыта. Эвтерпа толкнула створку... пусто. Ни вещей, ни следов, как будто и не было глупого неудачника. Альпинисты на фотографиях весело махали рукой – мы живы, и ты жива, радуйся! Она спустилась в холл. Очаг погас и никто не сидел в кресле, глядя на вечное пламя.

Она пересекла холл и распахнула входную дверь. Горы пахнУли снегом и одиночеством. Эвтерпа вдохнула холодный воздух и прислонилась к косяку.

Ёще поживём.