Меч из чистого льда

На исходе дня, когда снег укутали синие тени, Берендей и Крапивник наконец вышли из расщелины и узрели Сияние. Огромная гора пронзала зазубренным шпилем небо. И мерцание искристых огней покрывало пик, и лазоревые сумерки никак не мешали сверкать холодной красоте этого чуда. Даже ветер, нещадно сбивавший путников с ног, здесь стих. Оставалось только подняться наверх.

– Не верю, что мы добрались, – прошептал Крапивник, похлопывая себя по карманам тулупа.

Берендей бросил на него хмурый взгляд:

– Мы и не добрались. – Он бросил под ноги сумку со снаряжением.

Глядя, как старательно Крапивник обматывается страховочной верёвкой, Берендей не удержался от улыбки. Впрочем, эту улыбку быстро омрачило воспоминание о Людмиле. И не знал ведь жену крапивникову толком, а жаль её. Каково же самому вдовцу сейчас?

Вновь задувший ветерок донёс собачий лай, а следом крики и, наконец, скрипучий смех. Люди так не смеются, а собаки – тем более.

Берендей поднял взгляд на Крапивника. Лицо друга стало молочно-бледным.

– Спокойно, – зашептал Берендей. – Они далеко и не могут нас учуять. Даже если они идут следом, мы успеем взобраться на высоту, с которой они не смогут нас достать.

Губы Крапивника задрожали. Он явно хотел что-то возразить, но Берендей поспешил добавить:

– Но, конечно, если мы будем спорить и пререкаться, они нас достанут.

Кивнув, его спутник опомнился и продолжил собирать снаряжение. Наконец стальные крючья пронзили скалистую поверхность, и люди начали подъём. Когда они уже поднялись на высоту в четыре человеческих роста, ноздри Берендея уловили резкий запах серы. «Не успели, – промелькнула безразличная мысль. – Хорошо, что отправил молодого первым. Может, выиграю для него немного времени».

Запах усилился, и Крапивник начал было нервничать, но Берендей нарочно стал его подгонять: пусть меньше задумывается и больше работает. Сам же не удержался, бросил вниз взгляд. Бесов было четверо. Говорят, что они бывают разными, но эти точь-в-точь такие, как те, что пришли тогда в деревню.

– Боже, это же они… – Услышав голос Крапивника, Берендей постарался гаркнуть как можно злее:

– Шевели оглоблями, остолоп!

Но молодой не слушался, и Берендей отчасти понимал, почему. Бесы нападать не торопились. Трое выстроились в ровненький треугольник, четвёртый же вышел вперёд и поднял голову. Плечистый, рыжебородый, а вместо глаз – бездонная чернота. И ты чувствуешь, как этот непроглядный мрак смотрит на тебя внимательно, неотрывно; и тебе страшно, но сам глаз тоже оторвать не можешь, и словно засасывает тебя в эту бездну, из которой уже не выберешься.

– Берендей, это же он, тот, что убил Людмилу, – сказал Крапивник.

– Я знаю. Не смотри. Поднимайся.

– Железо ведь может им навредить.

– О чём ты? – Берендей наконец заставил себя отвернуться от бездны. После неё всё вокруг казалось каким-то свежим, одуряющим, и человек не сразу понял, что задумал его спутник. – Не вздумай!

Крапивник выдернул крюк из трещины в скалистом теле Сияния, кое-как расстегнул карабин и швырнул снаряд аккурат в голову рыжебородого. Даже сверху было слышно, как хрустнули кости, но не потекла кровь из давно мёртвого тела, не подкосились давно невольные ноги.

Берендей приготовился было к бою, как бесы исчезли. Лишь стальной крюк, потерявший форму, словно оплавленный жаром тысячи печей, со звоном опустился на лёд.

– Есть! – воскликнул Крапивник и тут же завопил оттого, что потерял равновесие, оставшись с одним крюком. Некоторое время он провозился, доставая запасной и закрепляя карабин в проушине, затем они продолжили подъём.

Крапивник всё бормотал что-то про отмщение. Устав, Берендей одёрнул его:

– Ты никому не навредил. Если они ушли, то потому, что случилось что-то поважнее придурка со стальным крюком.

На придурка Крапивник обиделся, зато дальше они поднимались молча и сосредоточенно. Тратить силы на болтовню глупо: чем выше, тем разрежённее воздух.

Почувствовав по одышке и головной боли, что пора остановиться, Берендей дёрнул за связывающий их с Крапивником трос. Негоже околеть на полпути. Оглядевшись, люди забыли обо всём, что вело их наверх. Пёстрыми лоскутами лесов, полей, озёр и городов раскинулся вокруг край родной. Горизонт терялся в пушистой дымке. А совсем невдалеке, где столица…

Горело всё огнём, и шёл дым до самых небес.

«Вот почему бесы ушли, – подумал Берендей. – Опоздали мы. Кончено всё». Взглянуть на товарища не хватило духу. Так ещё есть надежда, что ему мерещится от высоты. «Главное – добраться наверх, и всё изменится».

Передохнув, двинулись дальше. Холодное солнце стало клониться к туману, укрывающему край земли, когда добрались до небольшой пещеры. В ней перекусили скудными припасами и устроились на ночлег. Всё – молча.

Проснувшись, Берендей сразу кинулся к выходу из пещеры, надеясь, что вчерашнее было наваждением. Однако пожар словно и не думал даже стихать, не то что исчезать. Кажется, огонь уже добрался до окрестных поселений. Даже здесь пахло дымом.

Наскоро позавтракав, люди продолжили восхождение. К полудню почти добрались до самой вершины. Облака укутали туманом: словно в парилке, только совсем не жарко.

Крапивник посмотрел на Берендея, спрашивая взглядом: начинаем? В ответ – кивок. Вздохнули поглубже, зашептали хором слова волшебные, что ведунья лесная выучить заставила.

Она-то, эта ведунья, от нечистых уберегла, когда из деревни бежали. Крапивника в чувство привела, когда сам не свой был: лишь сидел, поджав колени, и Людмилу свою вспоминал. И рассказала, как безглазых побороть можно.

– Гора есть, что Сиянием зовётся, – шепелявила старуха. – Взберётесь на вершину, прочтёте слова, и явится вам мудрец, что живёт там на облаке. Хранит тот мудрец меч из чистого льда, и от меча того погибель ждёт весь род бесовской.

Крапивник колебался: всё-таки подмастерьем у кузнеца был, потому понять никак не мог – как так ледяной меч? Он же растает! Но Берендей убедил: надо идти.

…Договорили давно слова ведовские, а ничего не происходило. Крапивник даже в сердцах по скале стукнул: не сработало!

– Чего стучишь? – раздался негромкий голос.

От неожиданности люди едва не полетели вниз с самой вершины. Первым опомнился Берендей. Огляделся и сразу заметил старичка с седой бородой, смотрящего на них откуда-то сверху.

– Поднимайтесь сюда, – сказал старичок и исчез.

Посмотрев друг на друга и пожав плечами, поднялись. Наверху облако оказалось плотным, на ощупь – словно нежнейшая ткань.

Старик ждал их.

– Здравствуй, мудрец. – Люди поклонились ему в пояс.

Старик улыбнулся. На нём была белая рубаха в пол, развевавшаяся на ветру, и казалось, что вот-вот ветер подхватит мудреца и унесёт прочь, но тот каким-то чудом держался на ногах.

– А что вы здесь едите? – ляпнул Крапивник.

– Тех, кто задаёт глупые вопросы, – буркнул Берендей.

Старик засмеялся, и Берендей почему-то пожалел о своей шутке. Успокоившись, мудрец заговорил:

– Нет нужды в пище тому, кого питают мысли. Всё знаю: кто вы, и с чем пришли. Есть у меня то, чего вы ищете.

– Тогда чего мы ждём? – нетерпеливо спросил Крапивник.

По лицу старика пробежала тень: казалось, вопрос его расстроил.

– Эх, молодость, всё суета да спешка… Не могу я вам меч дать, пока не пойму, что вы достойны.

– Мы здесь, – вышел вперёд Берендей. – Мы – достойны.

– Ох, если бы всё было так просто, – вновь улыбнулся старик. – Нельзя побить бесов снаружи, не побив их внутри.

– Что за чушь ты несёшь? – рявкнул Крапивник. – Или ты сейчас же отдашь нам меч, или…

Поднятый вверх жилистый палец старца оборвал молодого.

– Бес жестокости. Бес нетерпения. Бес безрассудства. Все они в твоём сердце. Но какой из них главный?

Крапивник молчал. Берендей осторожно поглядывал на товарища, боясь, как бы тот не разозлил старика ещё пуще.

– Какой из них главный? – повторил меж тем мудрец и добавил: – Ответь мне, прозванный Крапивником.

Молчание повисло меж ними. Лишь суровый ветер высоты бил по лицам и недвижно взирала сверху небесная твердыня.

– Бес… – замялся Крапивник, – бес скорби.

С надеждой люди посмотрели на старца, но тот укоризненно покачал головой.

– Неправильный ответ.

– Бес возмездия, – внезапно сказал Берендей.

– Что ты сказал? – перевёл на него взгляд старик.

– Бес возмездия. Он в наших сердцах, он нами и нашими мыслями погоняет, как всадник лошадьми. Мы жаждем возмездия.

Сказав это, Берендей зажмурился. Сам он бессемейный – жена в родах померла, так дитятко живым и не выносив, а больше с тех пор жениться и не решился. Да и ни к чему это. Деревня была хмурому мельнику семьёй, и всю эту семью он кормил. Теперь от той семьи – один Крапивник. И сын, и брат наречённый.

– Ты ответил правильно, зовущийся Берендеем, – кивнул старец. – Но за что же тогда бороться, если не за возмездие?

– За добро, – ответил Берендей.

– Неверно. Откуда ты можешь знать, что есть добро?

– За тех, кто ещё жив, – сказал Крапивник.

– Верно, – благодушно обернулся к нему старец. – Тогда последний, третий вопрос для вас двоих: кто готов отречься от жажды отмщения и встать на защиту рода людского?

Он распростёр руки, и меж людьми из облака поднялся постамент, на котором лежал меч. Ледяной клинок блестел гранями на солнце. Крапивник не мог отвести глаз от орудия – то было выковано безупречно, как не смог бы лучший из земных кузнецов, когда-либо живших.

– Не бойтесь, он не растает, – сказал старик.

– Мы готовы, – обернулся на него Берендей.

– Да, – кивнул Крапивник. – Мы готовы.

– Но меч только один.

Оба непонимающе посмотрели на старца. Тот участливо моргал голубыми глазами.

– Один из вас – достойный – уйдёт отсюда с мечом, – сказал старик, – другой – слабый духом – останется здесь, сражённый рукой товарища. Это и будет ответом на вопрос.

Берендей и Крапивник посмотрели друг на друга. «Как же так? – думал Крапивник. – Ещё юнцом я сбегал от родителей на мельницу, и Берендей всегда угощал меня хлебом. Когда бес овладел Людмилой и обратил её в прах, Берендей увёл меня оттуда, хотя я сопротивлялся и хотел остаться на верную погибель. Я не могу его убить».

– Прости, друг, – зашептал Берендей. – Ты ещё молод и глуп.

– О чём ты говоришь? – вскрикнул Крапивник. Заметив, что рука Берендея потянулась к рукояти, он оттолкнул мельника и первым схватил меч. – Я проделал такой путь не для того, чтобы погибнуть здесь, на каком-то облаке!

«Это будет несложно. Я не могу умереть, не зная, что убийца Людмилы наказан, не зная, сошла ли улыбка с его безглазой морды». Клинок легко, словно нож в масло, вонзился в грудь Берендея.

– Прости, старый друг, – прошептал Крапивник, глядя, как расширяются от боли зрачки мельника, – Прости…

* * *

«Этот чудный мальчик, прятавшийся от плетей отца у меня на мельнице, – думал Берендей, глядя в глаза Крапивника. – Умереть, зная, что в последний раз помог ему… Мог ли я желать лучшего?»

Рука Крапивника потянулась к рукояти меча.

– Прости, старый друг, ты слишком стар.

– Всё верно, – со слезами и улыбкой кивнул Берендей. – Спасибо тебе за всё. И – прощай…

Он раскинул руки, ожидая удара. «Это будет не больно», – последняя мысль, прежде чем зажмуриться и ощутить боль в грудине.

* * *

Боль стихла, но Берендей ничего не почувствовал. Осторожно открыв глаза, он вновь увидел синее небо, солнце и седобородого старца. Перевёл взгляд под ноги и увидел лежащего Крапивника. Под телом друга облако, словно пух, окрасилось алым.

– Что ты наделал? – Берендей схватил старика за грудки и поднял вверх, словно тот был невесом.

– Я навёл на вас обоих морок, – ответил тот. – Ты пожертвовал собой, Крапивник предпочёл убить тебя. Ты прошёл испытание. Меч твой.

– Зачем убил молодого?! – прорычал Берендей.

Он чувствовал, что вот-вот не выдержит и сбросит старика с облака вниз, на землю.

– Он не смог бы побороть свою жажду мести, – отвечал тот. – Он был самовлюблён и боялся умереть. Ты же оказался готов умереть ради других. Ты достоин меча.

Очертания старика начали растворяться в воздухе, словно в тумане. Облако под ногами Берендея сменилось сухим снегом. Вскоре человек понял, что вновь стоит у подножия Сияния.

За спиной, на снегу, блестел гранями в солнечных лучах меч из чистого льда.