Замысел

Эн убегала, лавируя между пешеходами, глядевшими на нее с суровым любопытством и непониманием. Ей казалось, что люди, деревья, здания исчезают, уходя из поля зрения, падают, как картонные фигурки, сраженные ветром, и теряются на темной поверхности дороги. Эн боялась смотреть назад, каждую секунду стараясь бежать все быстрее, – только бы скрыться от своего преследователя, то и дело шептавшего: «Ты видишь меня, даже не оборачиваясь. Я догоню тебя, это просто вопрос времени». Она хотела бы полететь. Раньше, если снилось что-то плохое, девушка могла управлять ситуацией: понимать, что это нереально, преодолевать преграды или просыпаться. Но это был не сон.

***

– Ты сегодня такая загадочная! – торопливо пряча что-то в коробку, пропела Ви, едва увидела сестру.

– Смотри, какое платье я надену на бал! – Эн достала из пакета лиловое длинное платье из органзы с воротником-стойкой, расшитое серебряной нитью. Ви широко распахнула глаза, восхищённо улыбнулась и поправила волосы.

– Ты все-таки решила пойти? Как же твой отъезд?

– Работа никуда не денется, а выпускной бывает только однажды! Я уже отправила им несколько вариантов дизайна украшений-оберегов, и они в восторге! Ждут меня в любой день после сегодняшней вечеринки. Не видела мой старый скетчбук? – спросила Эн, выдвигая ящики старинного черного бюро, по какой-то причине полюбившегося всей семье, хоть и не совсем подходящего для их светлой просторной гостиной.

– Понятия не имею, где он может быть. Ты редко рисовала в нем последнее время.

Некоторое время сестры молчали, глядя друг на друга, пытаясь уловить что-то очень важное, ускользающее от понимания. Тишину прервал пронзительный звон разбивающегося стекла и сдавленный крик.

– Что-то с Мэй! - испуганно прошептала Ви, и девушки быстро побежали наверх.

– Мама, у тебя все в порядке? – спросила Эн, открывая дверь в комнату.

Темноволосая немолодая женщина в безупречном светло-розовом наряде, складки которого напоминали лепестки роз, съежившись, сидела на полу и в смятении глядела на разбитое оконное стекло.

– Я хотела посмотреть, не приехал ли отец, услышав шум мотора, но это оказался соседский пикап. А потом внезапно треснуло стекло, и осколки разлетелись во все стороны. Я немного поранилась...

Девушки, наконец, заметили, что она прижимает к ладони носовой платок, постепенно окрашивающийся в красный цвет.

– Я за аптечкой, – выбегая из комнаты, бросила Эн.

– На нем ведь не было ни трещины, – расстроенно и тихо твердила Мэй. Ви усадила ее на кровать, осторожно шагая по усыпанному осколками полу.

– Это к счастью, мама. Сегодня особенный день, – вернувшись, Эн пыталась выдавить из себя улыбку.

Обработав и перевязав рану, а также слегка успокоив Мэй, девушки отправились в свою комнату – им нужно было готовиться к вечеринке. Несмотря на то, что сестры пытались сохранять непринужденный вид, вместо привычной болтовни и заливистого смеха между ними довольно долго царило молчание.

– Помнишь, что сказала директор? Никаких тяжелых и длинных украшений, высоких шпилек, пышных юбок и длинных шлейфов. Как думаешь, почему? Она же довольно либеральна во всем остальном, – вдруг спросила Ви, направив на нее взгляд своих проницательных синих глаз.

– Все просто, это плохо отразится на ее эстетическом восприятии. Жалеешь, что нельзя надеть то белое платье, в котором ты похожа многоярусный торт? Или хочешь запутаться в своем шлейфе и упасть прямо на вручении аттестатов? – усмехнувшись, спросила Эн, стараясь не замечать тревоги во взгляде сестры. Ви обиженно закусила губу.

– Я хотя бы не выпускаю наружу то, что выпускать не стоит, – с вызовом сказала она.

Эн с минуту удивленно глядела на нее, а потом, догадавшись, о чем идет речь, пришла в ярость.

– Не ты ли стащила мой скетчбук?

– Ты просто не умеешь заметать следы! Я нашла его в коробке ненужных вещей на заднем дворе! И я бы очень мечтала вовсе не находить его, поверь!– не на шутку разозлившись, Ви одернула свое ярко-синее платье из легчайшего шелка.

– Все кончено, я больше не рисую, как раньше. Волноваться не о чем.

– Зачем тогда ты его снова искала?

– Так, хотела проверить кое-что.

– Не верну, пока ты не расскажешь!

– Я хочу его сжечь, – почему-то понизив голос, сказала Эн.

– Думаешь, это поможет?

– Проверить не мешает. Где же мое платье? Осталось пару часов до выхода.

– Внизу, Эн. Ты оставила его на зеркальном столе. Кстати, откуда у тебя такое красивое?

– Купила на модной ярмарке. То, что подарила Мэй, мне показалось слишком скучным.

– М-да. Тратишь свои накопления, ещё не заработав первую зарплату? – Эн молчала, и Ви, осмелев, задала главный волнующий ее вопрос:

– Интересно, когда ты уедешь работать, в нашем доме все еще будут происходить неприятности?

– Хватит, Ви. Ты меня раздражаешь, – завершила разговор сестра.

Спустившись в гостиную, Эн и Ви не смогли сдержать радостного возгласа. Все пространство было украшено сиреневыми, белыми и розовыми воздушными шарами и яркими лентами, на стенах развешены полюбившиеся с детства гирлянды – цепочки сверкающих звёзд, а на столе стоял восхитительный шоколадный торт. Эн, очнувшись от этого разноцветного великолепия, поспешно натянула чудом не помявшееся платье, потому что они услышали приближающиеся к дверям осторожные шаги и тихий шепот родителей.

– Милые наши колокольчики! Сегодня прекрасный повод, чтобы ещё раз сказать вам, как сильно мы вас любим и восхищаемся вашим упорством в учебе! Спасибо, что вы появились у нас, потому что иначе мы бы были унылыми, занудными и скучными стариками! – войдя в комнату, громко и торжественно сказал Арнольд, высокий человек с серебристыми волнами волос и темными глазами, светящимися любовью и благодарностью.

– Папочка! – закричала Ви и бросилась к нему на шею. Эн подбежала следом, крепко обняв отца. Сестры обожали их детское ласковое прозвище, данное из-за их чистого звонкого смеха. Мэй держала в руках плакат с детскими фото дочерей и забавными комментариями, выведенными ровным нежным почерком.

– Когда тебе было пять, я увидела тебя в приюте. Ты играла одна и ни с кем не хотела делиться своей старой тряпичной куклой, называя ее своей мамой. Воспитатели говорили, что ты любишь придумывать разные истории о людях, животных, предметах и тихо нашептываешь их, вместо того, чтобы играть в волейбол, петь или считать яблоки. Называли тебя маленькой мечтательницей. Я сразу подумала, что ты мой ребенок, Ви. Ты веришь мне? – в глазах у Мэй стояли слезы. Ви молча кивала и растроганно обнимала приемную мать.

Эн незаметно закатила глаза. Мэй расправила юбку и села в кресло, рассматривая плакат, фотографии к которому она подбирала не один час, а трогательные строки напутствия они увлеченно придумывали вместе с мужем, забыв обо всем. Арнольд сел рядом и осторожно обнял ее, он все ещё был немного напуган рассказом о внезапно разбившемся оконном стекле их спальни. Эн, периодически глядя на часы, вежливо улыбалась домочадцам. Ви принялась резать торт и расставлять чашки.

– Крошка Эн сразу полюбила тебя! Ещё до твоего приезда она захотела жить с тобой в одной комнате. Помню, в вашу первую встречу она сразу бросилась к тебе, крепко стиснув в объятиях, а ты заплакала, потому что испугалась. Зато потом вы стали неразлучны. Эн, в детстве ты просила взять в больницу тебя вместо болевшей Ви, чтобы ей не было больно терпеть уколы, – Арнольд любил рассказывать эту историю много-много раз, а после всегда звучал его тихий бархатистый смех.

– А случай с Лео? Он был влюблен в тебя, Ви, но ты знала, что во всех тетрадях Эн его имя и сотни сердечек. Ты только и делала, что убегала от него, когда он понял причину и предложил пойти в кино втроем, вы уехали в летний лагерь, а потом его перевели в другую школу, – Мэй вздохнула, словно заново проживая каждый трогательный момент жизни дочерей.

«Летний лагерь...» – Эн кинула беспокойный взгляд на светлые кружевные перчатки Ви, неизменно скрывающие кисти ее фарфоровых нежных рук.

Когда с чаем и тортом было покончено, девушки поспешили на выпускной.

– Все эти воспоминания – здесь, – показал отец на их сердца, – Кроме успехов в учебе и карьере, я горячо желаю, чтобы в этот день, равно как и во все остальные, вы помнили, что вы есть друг у друга, что вы нужны и важны друг другу так же, как это было в детстве. В этом заключается ваша сила, – Арнольд встал и добавил менее высокопарным тоном, – Мы очень сильно вами гордимся и всегда будем рядом.

– Я рада, Эн, что ты не уехала. Это особенный день, и мы должны быть вместе, – добавила Мэй, – Удачи вам, мои дорогие. Самое лучшее у вас впереди. Возвращайтесь быстрее, и мы продолжим веселиться!

Еще раз нежно попрощавшись с родными, сестры вышли на улицу. Освещение делало небо фиолетовым – темным и ярким одновременно. Вечернюю прохладу и тишь дополняло предвкушение последнего праздника детства.

– Нам с ними определенно повезло, – с чувством сказала Эн, подходя к машине, – Кто поведет?

Ви печально смотрела на сестру. В ее длинные русые локоны и складки платья вплетался ветер, в своем праздничном одеянии она была похожа на фею из сказки.

– Эн, я не нашла твой скетчбук.

– Что?

– Утром я спрятала его в коробку для ниток, в гостиной. Пока мы были наверху, родители украшали комнату и убрали коробку в бюро. Перед уходом я достала ее, но скетчбука там не было.

– Ты врешь! Просто не хочешь мне его отдавать. Ты боишься! – Когда Эн злилась, ее темные глаза становились огромными, а края губ – жёсткими, словно проволока. Она была похожа на Мэй и Арнольда, но в их лицах было значительно больше благородного изящества и мягкости.

– Мне не нравится, что ты кричишь на меня. Я говорю тебе правду. – Дверь хлопнула, и Ви завела машину. Ее сестра села рядом и отвернулась к окну.

Эн любила рисовать, сколько она себя помнила. Однажды у нее получилось нарисовать девочку, такого же возраста, как она сама. Эн поздоровалась с ней, и к ее огромному удивлению, та ответила ей. Приветствие появилось внутри облака на бумаге, совсем как в комиксах, которые читал ей отец, и которые в любую свободную минуту листала она сама. Они болтали часами напролет обо всем, что случалось у Эн за день. Собеседница придумывала ей забавные истории и сказки, которые девочка с горящими глазами читала до поздней ночи. Когда родители заговорили о приемном ребенке, Эн представляла себе сестру точно такой же, как на своем рисунке, и однажды они привели Ви. Синеглазая серьезная малышка всем своим сердцем полюбила новую семью. Они с Ви были неразлучны, и Эн почти забыла про свои разговоры с рисунками. Пока не влюбилась в Лео. То лето особенно запомнилось Эн.

— Привет, а Ви дома? – произнес высокий мальчик с той стороны калитки, беззащитно щурясь от солнца.

– Нет, она сегодня слегла с температурой, – на ходу придумала девятилетняя Эн, удивившись собственной храбрости.

– Можно, я зайду?

– Ей нужен покой. Хочешь, я с тобой поиграю?

Лео вздохнул и замялся. Видно было, что он собирается уходить.

– Лео, привет! – крикнула с веранды бодрая и радостная Ви.

Осознав свое поражение, Эн взяла альбом и нарисовала мальчика, стараясь не упустить ни одной черты из облика Лео. С первой минуты персонаж из альбома охотно стал с ней общаться и даже играть, насколько ему позволял формат.

– Ничего себе! – однажды заглянув Эн через плечо и увидев появившийся текст в облаке рядом с нарисованным Лео, воскликнула Ви. Эн вздрогнула и захлопнула альбом.

Дом, в котором с детства жили сестры, находился возле огромного лесопарка с чистейшим, в безветрие словно стеклянным озером. Проезжая мимо тонкоствольных длинных сосен и хрупких елей, Эн вспоминала дорогу в лагерь. Теперь на его месте – элитный гостевой дом, и все, что произошло тем летом, казалось бы выдумкой, если бы не шрамы от ожогов на обеих руках Ви.

– О чем ты думаешь? – прервала череду мрачных мыслей и воспоминаний сестра, заставив Эн вздрогнуть и вернуться к реальности. Они почти приехали – повсюду были наряженные до неузнаваемости, вдохновленные свободой сверстники, из главного корпуса их школы доносилась громкая музыка.

– Зачем ты это сделала, Ви?

– Я же говорю, хотела отдать тебе скетчбук, но он....

– Я не об этом, – нервно перебила Эн, – Зачем ты сказала им, что не чувствуешь боли. Тогда, в лагере, у костра.

По лицу Ви пробежала тень. Она растерянно улыбнулась и, аккуратно припарковав машину, собиралась выйти, но Эн схватила ее за руку.

– Я не могу себе этого простить, понимаешь?

***

Первый раз Ив приснился ей через несколько дней после случая в лагере. Во сне она была на городском празднике, одна без Ви и родителей. Словно на картинах у импрессионистов, люди в толпе были едва различимы, состояли из неясных непрерывно двигающихся цветных мазков. Но черты лица Ива были четкими, она с первого сна запомнила их очень хорошо. Если бы его нужно было охарактеризовать одним словом, она бы сказала: "вязкий". У Ива был очень тяжёлый взгляд, способный парализовать и внушить все, что угодно. Длинные руки с паучьими пальцами тянулись вслед за ней, фон вокруг растворялся, а она убегала, пряталась, превращалась в воздух или птиц, направляя все свои силы на то, чтобы он не догнал ее.

Когда Ив выбивался из сил, он показывал ей фрагмент, который некогда был явью: Ви теряет сознание от боли и падает, раскинув руки с красной, сморщенной кожей на ладонях. Ребята из лагеря хаотично кружатся вокруг, кого-то тошнит, кто-то торопливо тушит костер, а затем собирает посуду, наконец, один парень решается позвать дежурного.

Это был последний день смены, и они, уставшие от праздничного соревнования, сидели у костра. Белокурая девочка с кукольной внешностью безапелляционно заявила, что может читать мысли других людей, продемонстрировав это на старосте – пухлом веснушчатом парне. И все наперебой стали выкрикивать свои «уникальные сверхспособности». Не смогла удержаться и Эн, ведь она делала действительно удивительные вещи. Но Ви, обычно кроткая тихоня, зажала ей рот и прокричала: «Нет у нее никаких сверхспособностей, только рисует красиво!» Уязвленная, Эн обиженно засопела и с усмешкой бросив: «Зато у Ви есть, она не чувствует боли!», сильно ущипнула сестру за бок. Ребята потребовали доказательств, и Ви храбро поднесла руки к огню. Ничего не поменялось в бледном лице девочки, только губы стали ещё тоньше. Ее ладони опускались все ниже и ниже, захваченные пламенем. Ребята восторженно смотрели на нее, некоторые закрыли лицо руками. Эн застыла от изумления, ей казалось, что Ви и вправду подчинила себе огонь, пока внезапно сестра не упала, лишившись чувств.

События того злосчастного дня мелькают перед Эн во сне, точно вирусное видео. Каждое движение причиняет боль, но Эн продолжает бежать, натыкаясь на острые выступы зданий, сталкиваясь с машинами, мчащимися навстречу, или медленно перебираясь по тонкому льду реки, покрытому трещинами, постепенно поднимаясь все выше в воздух и не переставая кричать, со временем понимая, что крик слышен только ей, что она – внутри сна. Сквозь паутину мыслей, до нее добрался сильный восторженный голос:

– Мерцающие огни на нашей панорамной площадке не дают мне сосредоточиться, завораживая своим волшебством, – директор сделала паузу, сделав глубокий вдох, – Время, проведенное с вами и работа бок о бок с лучшими специалистами в своей области, – бесценно для меня. Вы все успешно сдали экзамены, а некоторые уже нашли себе интересную работу! – она выразительно посмотрела на Эн и еще на нескольких ребят, – Не представляете, как это здорово, знать, что весь твой труд, все для чего ты живешь, дает отличный шанс сотням людей обрести уверенность, свободу, любовь. Вы – яркие, неповторимые, удивительные. С гордостью могу сказать, что, благодаря вам, я спокойна за будущее нашей страны, – ее слова, разлетающиеся из мощных усилителей звука, казалось, были слышны всему городу. Со всех сторон доносились ободряющие возгласы.

Сотни юношей и девушек с преданностью, лёгкой грустью и восхищением оглядывались друг на друга, слушая вдохновляющую речь наставницы. Ви стояла чуть поодаль ото всех, ее лицо выражало серьезность и умиротворение. После речи, завершающей официальную часть бала, заиграл небольшой оркестр. Желая отыскать Эн, Ви медленно продвигалась к сцене.

– Эй, можно тебя пригласить? – внезапно появившийся рядом с девушкой приятель застал ее врасплох. Протягивая руку, он добродушно улыбался, и Ви, тщетно ища глазами Эн, решила немного развеяться и потанцевать.

За сценой было душно, но безлюдно и тихо. Эн села на темный маленький диван и хотела достать телефон, чтобы написать Ви, но чуть не выронила его, когда увидела торчащий из сумки потрёпанный скетчбук.

– Что за бред, его же здесь не было... – пробормотала она. Несколько проходивших мимо знакомых весело помахали ей, но она с трудом смогла заставить себя улыбнуться в ответ. Открыв исчезнувший блокнот, она не поверила глазам: все лица персонажей, с которыми она общалась, были стерты, либо вырезаны. И лишь одно лицо широко ухмылялось ей, сверкая пронизывающе-темными глазами – лицо Ива. Ей отчего-то пришел в голову образ оберега, о котором она читала, когда делала наброски для своей работы, – сложенные в молитве металлические ладони, а внутри – луч солнечного света. Надпись в книге гласила: «От врага». Но в этот момент произошло невероятное – металл в ее воображении стал плавиться, и через секунду оберег исчез, и сколько бы Эн не пыталась снова представить его, у нее не получалось.

«Галлий», – прочла она в облаке рядом с головой Ива. «Это такой металл, плавящийся при температуре около 30 градусов. Ты представила оберег – я представил, что он из галлия», – Раньше Ив мог влиять на нее только словом, и тому, что происходило в последнее время, Эн не могла найти объяснения.

– Это невозможно! Я знаю, что моя поездка отменена из-за тебя, и стекло разбил тоже, наверняка, ты! Не позволю тебе причинять зло моим близким! Никогда!

«Ты знаешь, что тебе нужно сделать, девочка», – прочла Эн. Ей на какое-то мгновение показалось, что она увидела его, живого, прямо перед собой, точно сбой в трансляции реальности. «Воплоти меня», – появилась неоновая надпись над портретом ее персонажа. Эн быстро захлопнула скетчбук, и, нащупав в сумке зажигалку, побежала в туалет. Танцующие и хохочущие пары повсюду казались ей чем-то вроде заводных игрушек, несинхронно двигающихся и не улавливающих ритм оркестровой мелодии. Увидев Ви, танцующую с кем-то, директора, разговаривающую с преподавателями, мелькающие огни, световые декорации, восторженные лица выпускников, на секунду она замерла, ей стало нестерпимо холодно, мороз словно пронизывал ее насквозь, она даже не могла пошевелиться. Но постепенно чувство холода исчезло.

Она зашла в пустой туалет, поднесла зажигалку к скетчбуку и завороженно уставилась на огненные ленты, скручивающие обложку и испепеляющие страницы дотла. В тот же момент воротник платья Эн больно сжал ей шею. У девушки перехватило дыхание. Схватившись за край раковины, она силилась закричать, позвать на помощь, тщетно пыталась отодвинуть воротник, ставший чем-то вроде гибкой толстой удавки. Голос в голове шептал: «Никто не спасет. Начинай», а в руке появился карандаш. Сжав его, она судорожно начала очерчивать в воздухе тонкие линии – овальное лицо, острые скулы, прямые брови, аккуратный нос, губы, сразу расползающиеся в широкую ухмылку, темные глаза с бликами на зрачках. Шея, широкие острые плечи, ключицы, длинные руки с неизменными паучьими пальцами... Про себя Эн беспрерывно молила отпустить ее, но Ив ждал последней линии в воздухе. Едва она дорисовала узкие ступни, дверь распахнулась, Эн увидела фигуру сестры, растворяющуюся в густой темноте. Ви наклонилась над ней, слушая сердце, затем попыталась ослабить ворот платья и принялась массировать сестре виски. Достав телефон, она вызвала скорую помощь. В ожидании, Ви приподняла голову Эн, бережно положив ее к себе на колени, и громко зашептала ей на ухо: «Моя родная мать часто рассказывала мне о нарвалах – огромных млекопитающих, длинный бивень которых люди использовали для приготовления целебных снадобий. Они поистине уникальны, эти животные, и их истребления носили массовый характер. Вскоре вопрос о реальной эффективности вещества бивней поставили под сомнение, но численность нарвалов продолжала уменьшаться. Я боялась за тебя, Эн. Ты же знаешь, люди любят необычные открытия, а любовь бывает очень жестока». Она прижалась к сестре и заплакала, как вдруг с ужасом заметила высокого человека в проеме, ведущем к кабинкам.

***

«Ты видишь меня, даже не оборачиваясь. Я догоню тебя, это просто вопрос времени» – звучал голос Ива. Улица, по которой бежала Эн, сужалась, и девушка гадала, что будет там, впереди, но не останавливалась, автоматически направляя все силы на спасение. И, наконец, улица кончилась, дальше бежать было невозможно. Но ни железных ворот, ни пропасти, ни кирпичной стены. Ничего. Трудно было понять, темнота это или свет, воздух или вакуум, пустота – это особое измерение. Сон закончился.

Из кабины школьного туалета вышел молодой темноволосый парень в черном костюме. Он с неимоверной жадностью вдыхал запахи сладостей и фруктов, тонкого парфюма, вечернюю свежесть хвойного леса неподалеку. Дотрагиваясь до стен, блестящих гирлянд, бархатной обивки кресел, пайеток на платьях проходящих мимо девушек, деревянных поверхностей столов, скользя взглядом по лицам, освещенным светодиодами и жадно ища свое отражение в вереницах зеркальных поверхностей, он преисполнился блаженного чувства торжества. Изобилие ощущений делало его почти прозрачным, растворенным в пространстве, но в то же время он явственно чувствовал свою плоть. Музыка была легкой и ненавязчивой, и он захотел танцевать, подражая движениям других, подпевать, старательно проговаривая слова песен, то шепча, то громко хохоча, то и дело продолжая глубоко вдыхать воздух и задерживать дыхание, чувствуя как сердце замедляет свой ритм.

***

Мэй и Арнольд пребывали в прекрасном расположении духа, они читали, сидя в уютных плетеных креслах. Их гостиная была заполнена ярким солнечным светом. На лестнице появился Ив.

– Мам, пап! Доброе утро. У меня потрясающие новости! Моя ваза будет участвовать в выставке! Сказали, что это очень изящная и тонкая работа!

– Ура! Мы гордимся тобой, дорогой! – в один голос воскликнули Арнольд и Мэй, восхищенно взглянув на недавно созданную сыном напольную фарфоровую вазу, стоявшую рядом с черным антикварным бюро. На ней были изображены две прекрасные девушки: одна – с темными волосами в лиловом платье из роскошной богатой ткани, другая – со светлыми волосами в синем платье из струящегося шелка. Взявшись за руки, они кружились на ярко-зеленом лугу, усыпанном колокольчиками. Казалось, если на миг отвернешься, то изображение оживет – так искусно был воплощен давний замысел Ива.