Мы назовём её Салами

«У тебя совсем нет времени, и в то же время ты окружён вечностью».

Карлос Кастанеда

«Четыре метра - и я упал. Четыре метра - и я пропал», - словно молния, вспыхнула мысль и тут же исчезла. Он не успел ни осознать, ни обдумать её.

Он бежал. Его стремительный бег по лабиринтам улиц этого странного города напоминал полёт.

Он бежал очень давно. Уже успело стемнеть. Электрические огни были повсюду, сливаясь в один поток преследующего его света. Он пролетал мимо прохожих, перепрыгивал через ящики и мусорные баки, одним движением преодолевал лестницы и ограждения, кубарем приземлялся на незнакомые крыши и балконы. Адреналин зашкаливал в его крови.

«Как я могу так бежать, ведь я уже старик? - подумал он и, перемахнув через полутораметровый забор, закатился в чей-то палисадник.

Юка встал, уперся ладонями в колени, пытаясь отдышаться.

«Почему я чувствую себя таким старым? И будто не собой?»

Он не успел додумать мысль. Из темноты с хриплым лаем к нему приближалась собака. Где-то вновь завыли патрульные сирены. Юка мгновенно пересёк газон и, проделав пару ловких движений, очутился на двухметровой кирпичной стене.

Снизу до него пытался добраться разъяренный доберман. Но пса постигла неудача - Юка исчез в темноте так же быстро, как из неё и появился.

Узкая улица была сквозной между двумя ярко освещёнными проспектами. Промышленное здание нависало чёрной громадой прямо сбоку от него. Это была уже окраина Нью-Токио.

На проспекты соваться было нельзя - там его непременно встретят полицаи. Здесь тоже через пару минут один из них обязательно появится: испуганный, медленный, сжимающий пушку сразу двумя руками, готовый убить его.

«Ненавижу их! – Юка торопливо оглядывался. Что-то блеснуло вдруг на стене, освещённое фарами проезжавшего по проспекту автомобиля. -Пожарная лестница!»

Юка побежал и, оттолкнувшись от земли, вцепился в холодную перекладину. Ещё пара мгновений, и быстрый, как обезьяна, он взлетел по скользким ступеням на три этажа вверх и спрыгнул на покрытую брезентом крышу.

- Эй, стой, парень! Ты зачем сюда залез?

Юка обернулся. Это был всего лишь охранник.

Мощный, но неповоротливый.

Плохо освещённая крыша показалась бесконечной, и Юка, не ответив, просто побежал.

Он услышал позади свиток, вой сирен усилился.

Однако, парень уже мчался по невидимым ступеням куда-то вниз, перепрыгивая через целые лестничные пролёты.

Его кеды коснулись асфальта: "Куда бежать? Так темно!"

- Стой, янки! Буду стрелять!

Юка устремился прочь от голоса. Он слышал выстрелы, но разве пуля сможет догнать его?...

За поворотом показалась огромная баскетбольная площадка. Слева тусклый фонарь освещал перекошенное кольцо. Самая дальняя стена была метра в четыре высотой, и к ней крепилась металлическая лестница. Над стеной было светло - там была луна - абсолютно круглая и слишком большая для этих мест.

Юка побежал к лестнице, не отрывая глаз от луны. Сзади что-то кричал полицай, но парень не слушал.

Он слушал другое. В голове его, будто запись, пущенная на повтор, крутилась мысль: «Четыре метра - и я упал. Четыре метра - и я пропал».

Полицай снова начал стрелять. Быстро перезарядил. Юка был почти наверху. Он схватился левой рукой за последнюю перекладину лестницы, а правую закинул на стену, но тут вдруг понял, что падает.

Время замедлилось. Юка недоумённо смотрел на луну, на звёздное небо, его рука продолжала держать холодную перекладину, полицай не прекращал стрелять.

«Это конец, - понял он, когда голова его разбилась вдребезги об асфальт. - Я же не сказал ей...»

***

Михей скатился с дивана, на него сверху упал ветхий, пахнущий кошачьей мочой, плед.

«Я умер. Я умер. Я умер».

По глазам резанул яркий зелёный свет.

- Ты чего? – раздался голос.

Михей протянул руку, её тут же подхватила другая рука.

И вот он уже сидит на полу, прижавшись спиной к дивану, и дрожит всем телом. Мир сузился до одной комнаты, наполненной сигаретным дымом и освещённой тускло-зелёной лампочкой, свисающей с потолка прямо на скрученных проводах.

На него смотрел Леха:

- Ты чего?

Он сидел на корточках и быстро, глубоко затягиваясь, курил.

- Я не сказал ей, - безжизненным голосом произнёс Михей.

- Чё было? Рассказывай! - Лёха потушил «бычок» прямо о пол и достал из рукава новую сигарету. - Ты в «трипе» пять часов был. Шаман беспокоится. Говорит, много принял для первого раза пантерных.

Лёха подкурил сигарету. Немолодой уже мужик, небритый, с красными глазами и длинными сальными волосами, которые он свободной рукой всё время отбрасывал назад. Он вскочил, нервно подёргивая плечом, подошёл к заваленному всяким хламом столу и выхватил оттуда смартфон.

- Ща, по «скайпу» его вызову, чтобы он тоже послушал.

Михей медленно встал и подошёл к рукомойнику, над которым висело небольшое заляпанное зеркало. Посмотрел на себя, как будто в первый раз.

У него была седая короткая борода и глубокие мешки под серыми тусклыми глазами. Впалые щёки пересекали в три ряда морщины. Голова - абсолютно лысая.

«Какой же я дряхлый», - подумал он и вспомнил, что ему пятьдесят четыре.

Из-за спины весело заквакали звуки дозвона, а потом сонный глухой голос спросил:

- Проснулся?

- Да, - кивнул Лёха, - сейчас в зеркало на себя смотрит. Михей, иди сюда!

Когда Михей доплелся до дивана и сел, Лёха, выпустив на него облако дыма, вручил ему смартфон и приказал:

- Рассказывай!

На экране было лицо Шамана, застывшее, абсолютно лишённое эмоций: сжатые губы, чёрные волосы, огромные синие глаза. Может, «скайп» завис?

Михей, почему-то вспомнил, что у Шамана было сразу три жены, но он ни с одной из них, по слухам, не спал.

- Возьми, закури, - сказал Шаман, доказывая тем, что с техникой всё в порядке, - и рассказывай.

Лёха тут же ему вручил сигарету, чиркнул зажигалкой и сел напротив него, приготовившись слушать.

- Я умер. Я был не собой, - Михей поёжился, - а молодым, очень молодым, японцем из будущего.

Видимо, его слушателям этого было мало, поэтому Михей продолжил:

- Я убегал, за мной гнались полицаи. Я нарушил какой-то у них закон. Когда я пытался взобраться на четырёхметровую стену по металлической лестнице, верхняя перекладина оторвалась и я упал. Ударился головой об асфальт и умер.

Он поморщился. Он чувствовал, как страдание и боль расширяются, нарастают внутри него.

- Я не сделал нечто очень важное, что должен. Я не сказал ей. И теперь из-за этого все пойдёт наперекосяк. Всё будет не так.

Михей откинулся на спинку дивана, запрокинув голову. В его глазах стояли слёзы. Он не знал, как передать своё отчаяние.

- «Эффект бабочки», понимаешь? Я должен был сказать, но я умер.

- Я всех подвёл, - добавил он совсем тихо.

Шаман внимательно слушал. Он молчал, ожидая, когда Михей поднимет голову и найдёт в себе силы взглянуть в экран. Лёха тоже молчал.

Наконец, когда слёзы остыли, Михей выпрямился и вопросительно посмотрел на Шамана. Тот сразу заговорил спокойным ровным голосом:

- Дружище, не знаю, порадует это тебя или расстроит, но это был ты, - после небольшой паузы он продолжил. - Время, понимаешь, не линейно. Ты живёшь Михеем здесь, Юкой там, а где-то, может, вообще, Эндрасгилем из Фафландии. И всё это одновременно, понимаешь?

Глаза Шамана не меняли своего выражения, двигались только губы. Тон его голоса не выражал ни сочувствия, ни интереса, ни желания помочь.

- Под грибочками, - продолжал он, - нас уносит в самые эмоционально значимые моменты наших жизней. Теперь ты знаешь, что был Юкой-японским хулиганом, жил в Нью-Токио и умер, упав с лестницы совсем молодым. Печально. Но не так уж и важно, если разобраться.

Михей закрыл лицо ладонями и потёр глаза. Сигарета между его пальцев почти догорела.

- Нет, - сказал он едва слышно.

Потом повторил громко:

- Нет. Я должен вернуться и сказать.

Он сделал паузу:

- Сказать ей то, что должен. Для этого и был вес этот... опыт.

Шаман долго молчал: то ли думал, то ли экран завис.

Потом его губы разжались:

- Ты отсыпайся тогда. Завтра приеду, дам тебе настройку лично и отправлю в «путешествие». Ближе к полуночи.

Михей не поверил своим ушам. Стоявший напротив, Лёха, округлил глаза и выронил сигарету.

- Правда? - спросил Михей дрожащим голосом. - Лично?

Шаман кивнул:

- Дело-то важное. Я же – шаман. Тех, кто ради баловства такими вещами здесь занимался, давно уж нет ни в одном из «средних» миров. Не выполнил свой долг проводника - попал в ад.

Лёха потянулся к экрану:

- В прямом, что ли, смысле? И ад, что ли, есть?

Шаман безразлично спросил:

- А ты сейчас где, по-твоему?

- Что, в аду?

Лёха присел на корточки и, не отрывая глаз от смартфона, попытался отыскать потерянную сигарету.

- Нет, в раю блаженствуешь, Алёша. - Шаман закрыл свои синие глаза и отключился.

Лёха смотрел на Михея недоумённо:

- Не, ты это слышал? Он что имел в виду?

Михей только отмахнулся, лёг на диван и, укрывшись вонючим пледом, отвернулся к стене.

Лёха ещё несколько минут путано рассуждал о том, как устроены мироздание и его жизнь, в частности. Потом заявил, что у него закончились сигареты, и исчез за дверью.

Михей не думал ни о чём. Тревога сковала всё тело, не давая расслабиться и уснуть. Ему было страшно, очень страшно. Он боялся, что не сможет всё исправить.

***

Шаман сказал определённо: нужно двигаться по тёмному туннелю, что бы ни происходило, и только вперёд. Михей шёл.

Однако, не было ощущения, что он куда-то движется. Он делал шаг, другой, но оставался на месте.

А вот с туннелем творилось неладное. Постепенно он сужался. Стены становились всё ближе, и, вот, Михей был зажат со всех сторон. Теперь невозможно было идти вперёд, а только стремиться вверх. Его тело обнимали мягкие, тёплые, чуть влажные поверхности. Они вибрировали вокруг него.

И Михей двигался. Вверх-вниз. Туда-сюда. Древнее, как мир, движение.

Он забыл обо всём. Позабыл, кто он и для чего здесь. Он двигался ритмично, быстрее и быстрее. Ещё.

- Ещёёё! – её шёпот был, словно крик. – Юка…

Свет появился внезапно. Ослепительно белый. Наполнивший всё пространство, всё сознание, всё тело.

Ничего не осталось лишнего. Никаких тёмных пятен. Чистый новорождённый мир пеленал его, словно младенца.

Только счастье.

Ещё мгновенье счастья.

«И вот оно - уже закончилось», - подумал Юка.

Его пальцы сплелись с её пальцами. Он чувствовал щекой её нежную юную кожу.

Амея отпустила руку и начала гладить его волосы. Так медленно. Любовь была в каждом движении.

Эта пятнадцатилетняя девочка с синими, как море, глазами и белоснежной кожей, любила его. Юка знал.

Покой разрушил пронзительный звонок.

Парень нехотя снял с себя Амею, заметив, конечно, что она хмурится и спустил ноги на пол.

Около кровати, где в беспорядке была разбросана их одежда, он нашёл браслет. Быстро надев его на запястье, он принял звонок, а другой рукой начал натягивать на себя джинсы.

Кэн появился на гало-дисплее. Он был встревожен, он всё время оглядывался. Кэн бежал.

- Взяли Гона, - задыхаясь, сказал он. - И...

Юка услышал выстрелы. Кэн исчез на мгновенье, и на дисплее появилась панорама Грег-башен Нью-Токио.

«Что за…? - подумал Юка. - Это же в пятидесяти километрах от их района».

Кэн вновь появился и продолжил:

- Он сдал всех. Понимаешь - всех! Юка, беги!

Юка услышал, как вскрикнула Амея позади него.

Он обернулся в смятении.

Девушка сидела в наспех одетом красном платье среди белых скомканных простыней, прижав ладонь к губам.

- Я не дома, - произнёс Юка.

Он подумал мгновенье.

- Кэш в двух кварталах от меня. Скажи, я успею забрать?

Кэн закричал:

- Ты должен попытаться!

Снова загремели выстрелы.

- Бери кэш и беги, - выкрикнул Кэн и отключился.

Юка начал в спешке застёгивать рубашку, одновременно засовывая ноги в кеды.

Амея спрыгнула с кровати. Схватила его за плечи, пытаясь поймать взгляд.

- Нет, нет, - повторяла она тихо.

- Я вернусь, - Юка сказал это спокойно, а потом почти закричал. - Я вернусь за тобой!

Амея вцепилась в его руки и замотала головой:

- Я беременна.

Она сказала это со счастливым отчаянием и, наконец, её синие глаза и его серые встретились.

- Юка, ты понимаешь, что это значит?

Юка понимал, но молчал. Он надевал рюкзак, не отрываясь от её синих глаз, и молчал.

- Юка? - Амея ходила вокруг него. Он смотрел на её маленькие босые ноги и молчал.

Амея не отпускала его, хотя надо было бежать. Времени не было совсем.

- Если ты не вернёшься... - она отвела взгляд, опустила голову, но через секунду решительно продолжила. - Я включу запись, и ты скажешь. Чтобы у меня было доказательство, чтобы мне разрешили оставить дитя.

Она начала плакать. Слёзы текли по её пылающим щекам, маленький рот кривился. Она плакала, как ребёнок, навзрыд.

Села на кровать и, всхлипывая, продолжала говорить.

- Разрешают только детей в любви. Только один ребёнок, зачатый любящими. Ты знаешь законы. Это именно он - этот ребёнок! Который должен жить. Скажи, Юка! Просто скажи, что любишь! И, и... - она вскрикнула, - вернись!

Юка опустился перед ней на колени и зашептал:

- Я всё успею. Мы всё успеем. Сейчас мне надо бежать, Амея. У нас будет ребёнок. Мы сделаем официальное заявление.

- Скажи сейчас, - он умоляла. - Скажи.

- Только не так, - покачал он головой, быстро поцеловал её в лоб и выскочил из комнаты.

- Нет! – отчаянно закричала она ему вслед. Он услышал, как босые ступни зашлёпали по полу и распахнулась дверь.

- Юка, стой!!!

Но парень уже бежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней сразу.

***

Тайник бы в двух кварталах от дома Амеи, и он знал, что успеет. Он должен.

И всё же, когда Юка оказался на улице, странное чувство тревоги и ощущение, что он бежит не туда, появилось у него. Хотя путь он выбрал верный - самый короткий путь.

Спрыгнув со второго этажа в задний двор колбасного магазинчика, Юка нырнул в небольшой прикрытый брезентом лаз и оказался в тёмном подвале.

Он достал из рюкзака фонарь и побежал по узкому коридору. Вот она - решётка вентиляции. Юка не стал откручивать гайки, просто дернул изо всех сил, и она отлетела. Навстречу ему, пискнув, выбежала мышь. Там, слева, под кладкой кирпичей был кэш.

Всё было на месте. Юка успел.

Теперь надо бежать из города. У него давно был готов бункер на заброшенной атомной станции на этот случай. А ещё имелся знакомый оптический хирург, который изменит сетчатку его глаз для новых документов, если ему хорошо заплатить. И два надёжных парня, которые сделают ему эти документы и оформят рабочую визу на острова. Туда к нему приедет Амея. Он как-нибудь организует это. Волонтёрское движение, там, или паломнический тур. Деньги теперь есть. У них будет дом и дочь.

«Мы назовём её Салами, - думал Юка, запихивая коробку в рюкзак. - А сейчас - надо бежать».

Полицаи, конечно, уже поджидали его около лаза. Юка учуял их, как собака, по запаху. Они всегда пахли порохом и жирной едой.

Он выбрался через другой ход, сорвав ещё одну вентиляционную решётку и пробравшись на кухню механического кафе. Юка знал, что еда доставляется сюда по трубам с верхних этажей. Молчаливые роботы раскладывают пищу по контейнерам, нарезают салаты, смешивают коктейли. Здесь не было выхода, а только маленькие окошки-раздаточники. Но имелась пожарная лестница для техников, которая вела как раз на крышу, на стоянку флаеров.

«Если повезёт, я смогу даже отсюда улететь», - подумал Юка.

Только ему не повезло. Парень вынужден был свернуть на двенадцатом этаже, потому что на крыше он услышал возню, которую могут производить только полицаи: рации, тихие выкрики и короткие перебежки на позиции.

Жужжали флаеры. А Юка готовился прыгнуть в окно противоположного дома - явно жилого. Жильцы, конечно, завидев янки, тут же вызовут полицаев, но он уже успеет убежать.

Юка прыгнул.

***

Он оторвался от преследователей только ближе к сумеркам. В районе Окито, где частная застройка граничила с промышленной зоной, был тихо и темно.

Теперь Юка продвигался не так быстро, опасаясь запутаться в тесных улочках окраин Нью-Токио и потеряться.

Казалось, задуманное почти удалось. По крайней мере, всё шло по плану. Однако, тревога нарастала.

И боялся он не того, что его арестуют или даже убьют, а чего-то совсем иного, о чём совершенно невозможно было думать на бегу.

***

Это с ним уже было. Это происходило уже с ним. Юка бежал в кромешной темноте, сзади стрелял полицай. И парень совсем не удивился, когда очутился на тускло освещённой баскетбольной площадке, окружённой со всех сторон высокими стенами. Он знал, что есть только один выход - проржавевшая насквозь металлическая лестница, приделанная к четырёхметровой кирпичной стене.

Юка уже бежал к ней, когда увидел, что с неба на него смотрит странное лицо. Спокойное, невозмутимое мужское лицо, со сжатыми губами и огромными синими глазами.

Он споткнулся и упал. Полицай сзади перестал стрелять, решив, что, наконец, попал в пацана.

Юка перевернулся на спину - это была просто луна. Огромная, страшная, но просто луна. И надо было бежать, и совсем немного осталось уже до свободы.

Он быстро вскочил и, подпрыгнув, вцепился в первую перекладину.

- Четыре метра - и я упал, - прошептал он, даже не осознавая, что говорит это. - Четыре метра - и я пропал.

Он повторял это, будто в трансе, пока лез наверх. Когда он схватился левой рукой за последнюю перекладину лестницы, а правую закинул на стену, то понял, что падает. Юка недоумённо смотрел на луну, на звёздное небо, полицай продолжал стрелять.

Время замедлилось.

«Это конец, - осознал он, когда его голова разбилась вдребезги об асфальт. - Я не сказал ей...»