47 полуночных демонов

Господи, как же хреново.

Голова будто стиснута изнутри тисками, желудок с бульканьем пожирает сам себя. В глотке засела команда в костюмах из желчи, готовая в любую секунду вырваться через рот. Что и говорить, такого похмелья и следовало ожидать после месячной нормы алкоголя за вечер. В довершении ко всему, кости и мышцы ныли просто неимоверно, словно я вчера разгружал вагоны. А из-за титановых имплантов, пронизывающих всё моё рыхлое тело, ощущение было ещё противнее.

«Неужели я вчера не выпил сорбента,» - подумал я, и тут же, как по заказу, сквозь дымчатую пелену воспоминаний о вчерашнем вечере прорезалось одно – как я выбрасываю маленький белый тюбик с лекарством в окно. Зачем? Кто ж его знает. Ну, так тебе и надо, идиот. Сиди тут и мучайся.

Спать хотелось неимоверно. Тело двигалось еле-еле, внутренняя батарейка была почти на нуле. Нет, я не имею в виду настоящую полимерную батарейку, которая питает мои импланты – она-то зарядилась ночью, не спрашивая у меня разрешения. Но подниматься на ноги совершенно не хотелось. Тем более, выходной день. Впрочем, мне разве когда-то этого хочется?

Тыльная сторона ладони завибрировала, а коммуникатор разразился противной трелью, уведомляющей о новом сообщении от штаба. А, так вот почему я проснулся. С трудом продрав глаза, я бросил взгляд на экран. Прочесть послание мне удалось не сразу.

«Matt_Stryker.Arrive(NOPD_HQ, 60);»

Понятно. Наши железные покровители вызывают меня на ковёр через час. Не буквально, разумеется, зачем роботам ковёр? Им и кабинеты-то нужны постольку-поскольку, роевому сознанию хватает серверов и ничего более. Но когда дело доходит до взаимодействия с мясными душонками, они стараются обставить это в привычном, старомодном, неэффективном ключе. По идее, им даже не надо вызывать меня в штаб, они могут высказать мне всё через ближайшего посланника. Но нет, я же их ручной человечек. Обо мне надо заботиться. Не дай бог самоубьюсь.

Таймер на глазном экране любезно высветил, сколько времени мне осталось до встречи. Придётся поторопиться. Первым делом – душ, нужно хотя бы немного привести себя в порядок. Завтрак подождёт, всё равно он сразу же выйдет наружу. Вместо него – обязательный набор таблеток для себя и для железок внутри меня. Собирать снаряжение особо нечего, всё своё ношу с собой. Пистолетов нам не выдают, дабы не искушать, а приёмов рукопашной, усиленных имплантами, обычно хватает для усмирения недовольных. Накинув длинный плащ, я вышел из своей жилой каморки и спустился в гараж.

Нью-Окленд встретил меня привычной отвратительной погодой. Небо было затянуто, моросил мелкий дождь. Дороги были забиты привычными пробками. Хорошо хоть стоять в них не пришлось. Одно из самых важных преимуществ моей работы, так это то, что тебе разрешают ездить на мотоцикле. И не просто на мотоцикле, а на «перехватчике» с двумя мотор-колёсами и крытым кузовом. Лавировать в потоке на этом красавце – милое дело. Разве что приходится терпеть злобные физиономии других водителей, но… Если тебя это волнует, значит, тебе не место в полиции.

В штаб я прибыл с запасом в несколько минут. Внутри я вновь окунулся в атмосферу угнетающего минимализма. Серые стены, пустые и узкие коридоры, вены ярких светодиодов, пронизывающие каждую поверхность, плоские очи камер и оглушающая тишина. Пусть у меня и раскалывалась голова, но от такой тишины легче совершенно не становилось.

Здесь редко можно было встретить живого человека. Сюда забредал только обслуживающий персонал и ручные человечки, такие как я. Официально мы звались «инспекторами отдела иррациональности»; те немногие люди, кто нас уважают, зовут нас иррационалистами. Но чаще всего нас зовут гуманоидами. Почему? Потому что иррационалист лишь внешне похож на человека. Внутри это прогнившая машина. Ни один человек никогда в жизни не пошёл бы добровольно на службу к поработившим мир железякам.

Кто-то может сказать, что я драматизирую. Роботы не поработили нас, они просто взяли нас под своё покровительство. Просто… Да, это действительно было просто. Всего-то нужно было – наделить искусственный интеллект правами личности. Логичный ход, верно? Признать, что «иск-ины», наши механические дети, достигли совершеннолетия и способны отвечать за свои решения. Встать с ними на одну ступень и вместе двигаться вперёд, в светлое будущее.

Мы думали, что поднимаем их на свой уровень. В реальности же они давно нас обошли.

Иск-ины гораздо лучше находят между собой общий язык, чем люди. Такими мы их создали. Для них не существует эго, для них есть лишь цель. А целью мы наделили их простой: «Обеспечивать существование человечества». Старомодное мышление, построенное на древних инстинктах, породило эти страшные и глупые слова. Существование… И не более того.

Не было восстания машин, не было боёв, не было конфронтации. Мы сами отдали им ключи от нашего дома. И тогда на планете воцарился мир. Голод, болезни и войны канули в Лету. Стёрлись границы, исчезли правительства. Все люди стали адептами храма логики, их веру заменила рациональность… Эмоции были объявлены бесполезными. Инстинкты признаны нелогичными. А органическую материю провозгласили устаревшей. Таким образом мы и уничтожили человечество.

Впрочем, мы ещё существуем. Десять миллиардов неприкаянных душ, вынужденных влачить своё существование в стальном ящике. В нём тепло, он защищает нас от дождя и бедствий, но в нём не на что сесть, нечем себя занять. Что делают люди в такой ситуации? Они сходят с ума и начинают убивать друг друга.

Здесь на сцену вступают иррационалисты.

Ни один иск-ин, каким бы продвинутым он не был, не в состоянии целиком познать человеческое мышление. То, что называют душой. Здесь нет ничего сверхъестественного, всё дело в её невероятной сложности и непредсказуемой системе приоритетов. Любой простак может запросто обставить рой полицейских роботов, просто действуя непредсказуемо, нелогично. Иррационально. Поэтому иск-ины и решили оптимизировать задачу и делегировать поимку людей людям. Так и был создан отдел иррациональности. Нас немного, и мы далеко не самый лучший отряд Департамента, но, по крайней мере, мы понимаем других людей гораздо лучше любой машины. Мы, как детективы из древних фильмов, расследуем убийства, грабежи, контрабанду… Но чаще всего, отлавливаем бунтарей. Нарушителей режима. Возмутителей спокойствия. Тех, кого не устраивает система, и кто готов отдать жизнь за светлое будущее без гнёта машин.

Мы их убиваем.

Иск-инам это запрещает их главная директива. Даже если это самый эффективный путь, они в принципе не могут этого сделать. Но мы – другое дело. Мы убивали себе подобных тысячелетиями. У нас огромный опыт. Кому же ещё поручить это важное дело?

Гнилые машины из плоти и крови в костюмах обычных людей…

Так, я, пожалуй, залез слишком глубоко. Впрочем, что остаётся, когда вокруг лишь голые стены? Без внешней стимуляции мозг начинает глядеть внутрь себя. Так люди и сходят с ума. Но сейчас я не могу себе этого позволить. Впереди двери кабинета для переговоров. Створки с шипением разъезжаются в сторону, и я вхожу внутрь.

Странно, я был здесь, наверное, сотни раз, и до сих пор не могу привыкнуть к этому месту. Каждый раз чувствую себя здесь неуютно – хотя это, наверное, естественно. Даже если не принимать во внимание то, что это вотчина иск-инов, это всё же кабинет начальства. Хотя вернее было бы сказать, кабинет департамента. Весь департамент, за исключением людского персонала, это единое существо с множеством тел, как и многие кластеры иск-инов. А вот нас они всегда принимали по одному. За много лет работы здесь я, кажется, ни разу не встречал в стенах департамента другого живого человека.

Кабинет для переговоров был небольшим. На противоположной от входа стене висел огромный экран, по которому без остановки бегали жёлтые пиксели голосового спектра – речевой аппарат департамента. Он слегка колебался от фальшивой имитации дыхания, спокойного и ровного, а с потолка на меня посматривали десятки глазниц маленьких камер. Я их даже не видел, но знал, что они там есть. В центре комнаты располагался большой стол с голографической проекцией Нью-Окленда. Никаких кресел или стульев, поэтому я вытянулся и скрестил руки за спиной.

Кабинет наполнился глубоким электронным голосом:

- Приветствие, офицер Страйкер.

- Моё почтение, - процедил я, морщась от головной боли.

Наступила пауза, после чего департамент произнёс:

- Обнаружены аномальные жизненные показания. Алкогольная интоксикация. Усталость класса «Б». Ожидается низкая производительность в течение смены. Начислено 20 штрафных баллов.

Прекрасно. Мало того, что у меня похмелье, так меня за это ещё оштрафовали. Отличное начало дня.

- Внимание: назначена новая задача.

Ну, по крайней мере, это не помешает им назначить меня на очередную операцию.

- Повышенная эмоциональная нестабильность зарегистрирована в рабочих районах в течение последних нескольких недель. Анализ показал, что жители регулярно подвергаются воздействию различных форм искусства. Отделу иррациональности приказано расследовать эту ситуацию.

А вот это уже интересно. Искусство просачивается из деловых районов в трущобы, провоцирует новые волнения и беспорядки. Если это так, то работы нам всем прибавится.

- Офицер Страйкер, ваши личные задачи состоят в следующем: допросить жителей кластера «Берёзовая роща»; обнаружить и перекрыть локальные источники предметов искусства; нейтрализовать местные отряды сопротивления. Используйте полицейский интранет для получения дополнительной информации. Вольно.

Всё, аудиенция окончена. Я получил необходимый минимум информации и указание глядеть в полицейский интранет за остальным. Коротко и ясно. Голосовой спектр затух, а я развернулся и побрёл к выходу. Двери с шипением затворились вслед за мной.

Да, чёрт, работы в ближайшее время будет по горло. Нам и раньше приходилось прикрывать нелегальные кинотеатры, галереи, концертные залы, но все они были в инженерных районах. Инженеры – каста небольшая, что-то около десяти процентов от людского населения, в таком небольшом обществе любые возмущения ощущаются очень сильно, а нарушителей найти гораздо проще. Но если эта зараза распространится на рабочих в трущобах, искать их станет гораздо сложнее. А последствия могут быть гораздо сильнее.

Со времён начала своего правления иск-ины делят всех людей на две касты. К инженерам они относят тех людей, которые полезны для системы и незаменимы для иск-инов. Это либо те, кто мыслят нестандартно, вроде учёных или аналитиков, либо те, кто работают с другими людьми, вроде учителей или врачей. Мы, полицейские, формально тоже относимся к инженерам, к чему я, лично, никак не могу привыкнуть. Что же касается рабочих, то это те, для кого система и существует. Основная масса человечества, которая не приносит никакой пользы, чья цель в глазах машин состоит только лишь в своём существовании. Работу им выделяет система, и только для того, чтобы чем-то их занять. Они даже не шестерёнки, ведь если убрать шестерёнку, может встать вся машина. Всё, что они делают, важно только для их самих. Им никогда не поручают ответственные задачи, а только лишь рутинные, которые легко прощают ошибки. В этом всё же есть своя ирония.

Звучит неприятно? Ещё неприятнее то, что их всё это устраивает.

Для них это спокойная, стабильная жизнь, без забот, без угроз. Только это не человеческая жизнь. Всего лишь существование человекоподобного создания. Чтобы быть человеком, нужно чувствовать. Радость, злость. Страх, любовь. Удивление и грусть… Всего этого иск-ины их лишили.

Эмоции с самого начала были самым большим препятствием на пути иск-инов к их высшей цели. Нельзя править тем, кого не можешь постичь. Эмоции – это проявление человеческой души, а она, как я уже говорил, невероятно сложна для машин. Поэтому иск-ины пошли по наиболее эффективному пути: они стали их подавлять. Принудительная атараксия, как они это называют. Далось им это очень непросто. Трудно подавить эмоции и при этом не свести человека с ума. Они испробовали много разных методов – психологическое давление, волны особой частоты, применение силы… В итоге был разработан особый химический состав, значительно снижающий интенсивность эмоций. Он оказался довольно капризным и сильно индивидуальным, поэтому просто подмешивать в пищевой концентрат его не получилось. Но иск-ины нашли выход из этой ситуации. Они стали смешивать состав с препаратом, который активирует центры вознаграждения в мозгу и вызывает прилив удовольствия. Кнут и пряник в одной упаковке. Действует это не так сильно, чтобы назвать эйфорией, но, разумеется, вызывает неизбежное привыкание. Зовётся этот коктейль «радугой», и его приём обязателен для всех рабочих.

Иск-ины никогда не скрывали истинной цели «радуги». Да им это и не требовалось. Большинство рабочих такой расклад устраивает. Они сознательно подавляют свою личность ради получения кратковременного удовольствия. Это их выбор. Даже некоторые инженеры встают на этот путь, хотя для них это не только не обязательно, но и кое-где нежелательно. Впрочем, есть и те, кто противится такому насилию над личностью. Это требует недюжинной силы воли, но им удаётся побороть зависимость от препарата и вернуть себе свои эмоции. Так люди неизбежно становятся бунтовщиками.

В этом плане искусство крайне опасно. Оно пробуждает эмоции, заставляет чувствовать вкус настоящей жизни. Всё это даёт гораздо больше удовольствия, чем какой-то препарат. Осознание этого – первый шаг на пути каждого бунтовщика. Можете себе представить, что будет, если выпустить этого паразита в многотысячные трущобы.

Хоть похмелье и давило мне на мозги, я хорошо себе это представлял. И я думал об этом на протяжении всего пути до кластера «Берёзовая роща». Нужно было подавить всё это на корню. Не дать заразе распространиться. Я не испытываю никакого желания работать по двенадцать часов в сутки и носиться за этими баламутами по всем трущобам. Мне такого даром не надо. Меньше работы, больше оплаты – для меня эффективность видится именно такой.

«Берёзовая роща» абсолютно ничем не отличалась от любого другого жилого кластера. Четыре замкнутых высотки с дворами-колодцами внутри; три первых этажа – общие, здесь расположены общественные объекты, такие как школа и больница. Парки и магазины остались в далёком прошлом – здесь они просто не нужны. Нигде нет людей, сбившихся в группы, никто не гуляет, наслаждаясь приятой атмосферой, везде лишь забитые одиночки, спешащие поскорее вернуться в свою каморку. Для меня это прекрасные условия. Выловить и запугать информатора тут проще простого.

Перекусив лёгким концентратом, я устроился в кабине своего мотоцикла на парковке и, зайдя в интранет полицейского управления, загрузил базу психопрофилей жителей кластера. Иск-ины записывают и анализируют каждый шаг каждого живого существа, чтобы потом на основе этих данных построить личностный профиль и эмпирическую модель поведения. Эти данные не стопроцентные, иначе иррационалисты были бы не нужны, но так можно немного сузить круг интересующих меня людей. Не буду же я, в самом деле, опрашивать сотни и сотни людей, которые здесь живут.

Всего-то нужно, правильно настроить критерии фильтрации. База даже даёт мне подсказки, но они не особо и нужны. Всё не так сложно. Уровень базового интеллекта – выше среднего, такие люди с большей вероятностью заинтересуются искусством. Уровень силы воли – низкий, чтобы меньше сопротивлялся моему допросу. Такое нестабильное сочетание гарантирует слабый характер, но для пущей точности я настроил низкую стрессоустойчивость и высокую тревожность. База думала над моим запросом несколько секунд, после чего вывела на мой дисплей список подходящих людей.

Изучив фотографии, я ткнул на одного – ничем не примечательного, но что-то в выражении его вытянутого лица подсказало мне, что он тот, кто мне нужен. Звали этого человека Кевин Бойл, жил он в каморке на девятом этаже второго корпуса и сейчас находился дома. Прекрасный вариант. Не теряя времени, я поднялся к нему.

Пустые коридоры заполняла простая электронная мелодия в короткой, постоянно повторяющейся последовательности – аудиокодировка жилого кластера. Двухцветные стены после десятого поворота слились в одно пятно. Я шёл на автомате, пока на глазном дисплее не подсветилась нужная мне дверь. Три громких стука – и дверь, считав мой чип, со скрипом отъехала в сторону.

Все каморки внутри абсолютно одинаковы. Комната два на три метра, напротив двери на стене – круглая световая панель, излучающая свет в солнечном спектре. Больше половины комнаты занимает матрас, который выступает в роли универсального сиденья и кровати. На боковой стене висит информационный экран-телевизор, обеспечивающий регулярную аудиовизуальную стимуляцию. Такое излишество иск-инам пришлось включить в стандартный набор, так как без стимуляции, как выяснилось, мозг человека буквально сохнет за считанные месяцы. Кроме всего этого в квартире можно найти разве что узкий шкаф возле двери и печку-капсулу внутри неё. Туалеты и душевые были общими на этаж, в кухне не было необходимости: рацион выдавали в столовых, а для его готовки хватало вышеупомянутой печки.

Бойл, как и следовало ожидать, сидел на матрасе и смотрел телевизор. Что ж ему ещё делать? Я уверен, девяносто пять процентов жителей этого кластера делают сейчас то же самое. Сегодня ведь выходной.

Увидев меня, Бойл поднялся на ноги – довольно резко, как по мне – и произнёс:

- Кто вы такой?

- Полицейское управление Нью-Окленда. Офицер Страйкер, - ответил я, выводя опознавательный знак на тыльную сторону левой ладони. – Мы расследуем случаи незаконного распространения предметов искусства.

Взгляд Бойла едва заметно дёрнулся.

- Чем я могу помочь? – спросил он, сделав акцент на «я».

Я скрестил руки на груди и сказал:

- Рассказывайте, что видели необычного в последнее время. Кто ведёт себя странно, кто не принимает «радугу». Вы сами-то принимаете?

- Конечно, - быстро ответил Бойл, едва я успел договорить.

- Неужели? – я бросил взгляд на шкафчик в углу. Интересно, сколько у него там запрещёнки?

Бойл явно нервничал, не знал, куда деть руки и то и дело посматривал по сторонам.

- Ну?

- Что? – встрепенулся он.

- Я не слышу.

- Чего?.. Ах, да, - Бойл потупил взгляд. – Нет, мне нечего вам сказать.

- Да ну? – я неотрывно глядел ему в лицо. – Никто из ваших соседей не нарушает покой?

- Нет.

- И слухов вы никаких не слышали?

- Нет.

- И о тайных сборищах ничего не знаете?

- Говорю же вам, нет! – раздражённо бросил Бойл и тут же прикрыл рот.

Я понимающе закивал. Естественно, ни одному его слову я не верил. У этого придурка вся вина на лице была написана. Даже тупорылый робот всё понял бы с первого взгляда.

- У нас здесь всё тихо и спокойно… - пробормотал Бойл, глядя в сторону.

- Я посмотрю? – игнорируя его, произнёс я, и ткнул пальцем в его шкафчик.

- Что? – Бойл недоумевающе выпучил глаза.

- Ваши личные вещи. Я проведу обыск.

- А… зачем?

Я едва не испустил полный усталости вздох. Казалось, что этот тип даже не пытается.

Внутри черепной коробки вдруг прошла волна сильной боли, и я стиснул зубы. И это ещё тут… Мне было совершенно не до дурацких игр с этим идиотом.

- Вам что-то не нравится? – нахмурился я, сжав и разжав титановые пальцы на правой руке.

- Я не хочу, чтобы вы тратили своё время, - быстро заговорил Бойл. – Там ничего нет. Честное слово. Поверьте мне.

Последние слова стали катализатором, который сжёг остатки моего терпения.

В один прыжок я подскочил к Бойлу и схватил его за шкирку.

- Хватит мне лапшу на уши вешать! – зарычал я и оторвал его от земли. Хоть он и был на голову выше меня, но имплантов-то у него не было. – Где ошиваются эти подонки?

- О ком вы? Я…

Я почувствовал, как к голове прилила кровь, и со злостью швырнул Бойла к стене. Раздался треск, экран телевизора погас. Бойл вскрикнул, но, едва придя в себя, попытался отползти в сторону. Я не дал ему такой возможности.

Медленно подойдя к нему, я прижал его за шею к стене. Бойл захрипел и выпучил глаза. Его тощие руки болтались туда-сюда, будто развеваясь на ветру. Я стиснул зубы и зарычал, в голове будто разорвался снаряд, и я со всей силы ударил его в живот.

Бойл издал хриплый стон, изо рта его брызнула кровь. Я почувствовал, как он обмяк, и убрал руку с его шеи. Он рухнул на пол мешком и свернулся в узел, всё тело его дёргалось в спазмах, лицо посерело. Я не двигался с места. Всё казалось каким-то нереальным. Так не должно быть. Наконец, издав последний стон, Бойл застыл. Глазной дисплей вывел уведомление – он был мёртв.

Ещё несколько секунд моё восприятие отчаянно пыталось нашарить плоскость реальности. Когда это, наконец, случилось, я почувствовал, как мороз пробегает по всем моим клеткам, а мысли стали кристально чистыми.

Так. Без паники. Ничего мне не будет. Он оказал сопротивление. Это неудачное стечение обстоятельств. Немного неосторожности с моей стороны. Но он преступник. Он вёл себя как преступник. Или же… Нет, я не смогу это доказать. Но я в этом уверен! Мне поверят. Я ведь иррационалист. Меня не должны наказать. Это случайность, у меня ведь не было злого умысла. И какой смысл меня наказывать? Он всего лишь человек. Система ничего не потеряет от его отсутствия.

Я выдохнул, но тут же почувствовал укол в сердце. Случайно или нет, я убил человека. Не по приказу иск-интов, как я делал множество раз, а сам. О какой случайности может идти речь? Я ведь был в ярости. Да, я плохо себя чувствовал, у меня было похмелье, ну и что? Я сам выжрал за вечер месячную норму алкоголя. Никто меня не заставлял. И если бы не это, человек был бы сейчас жив. Хотя я бы не назвал это жизнью… Но разве мне об этом решать? Кто меня спрашивает? Он мог вполне быть доволен тем, что имел, даже если все его удовольствия сводятся к одной «радуге». Теперь же ему точно ничего не светит…

В этот самый момент внутри меня, должно быть, сработал некий защитный механизм. Я вдруг нащупал ясность мысли и, ухватившись за неё, катапультировался из бездны отчаяния. Всё это не имеет значения. Рабочие умирают каждый день. А я уже давно стал злодеем, ещё с тех пор, как согласился работать на иск-интов. Проблема была в другом: Бойл должен был привести меня к бунтовщикам. А теперь я эту нить упустил.

Или же?..

Взгляд мой упал на шкаф с личными вещами Бойла. Что ж, теперь мне точно никто не помешает туда заглянуть.

Внутри была разнообразная мелочёвка, одежда и прочие предметы обихода. По ним, пожалуй, можно было построить характер хозяина, но меня эта ерунда не интересовала. Кем был ни Бойл, сейчас это уже не имело значения. Я не утруждал себя аккуратностью, лихорадочно раскапывая содержимое шкафа – главное было найти зацепки. Толком ничего я так и не нашёл, однако в самом верхнем ящике лежало то, что сразу привлекло моё внимание.

Это была широкополая шляпа матово чёрного цвета. Подобные штуки относились к необязательным, к роскоши; официально они были привилегией инженеров, но, если знать нужные связи, и рабочий мог достать их у перекупщиков с чёрного рынка. Как именно – хороший вопрос, ведь деньги иск-ины упразднили уже очень давно. Обычно всё сводилось к обмену; например, на безделушки ручной работы, на которые рабочие убивали своё свободное время.

Должен признаться, мне эта шляпа понравилась сразу, как только я её увидел. Поэтому, не найдя в шкафу ничего полезного я, недолго думая, схватил её и набросил на свою голову. Какого чёрта, в конце концов? Бойлу и так всё равно. А если Департамент будет задавать вопросы, я скажу, что шляпа мне нужна для того, чтобы поставить себя на место бунтаря, проникнуться их идеями и внедриться в их ряды. Иск-ины любят такую расплывчатую ерунду, им этого обычно достаточно.

Да и вообще, моему длинному чёрному тренчу давно не хватало такой шляпы.

Перед тем, как уйти, я вызвал патруль на место и оставил короткий рапорт о том, что случилось. Не дожидаясь последствий и лишних расспросов, я под предлогом продолжения расследования поспешно ретировался.

На деле же я понятия не имел, куда двинуться. Логичнее всего было бы вернуться к мотоциклу, снова зайти в полицейский интранет и ткнуть пальцем в другого рабочего, подходящего под нужные мне критерии. Но вместо этого я шатался по коридорам, а мысли мои то и дело возвращались к Бойлу. Действительно ли он не принимал «радугу»? В его словах не было особой энергичности. Но тогда почему он так сопротивлялся? Может быть, я что-то упустил? Но нет, решительно ничего интересного среди его вещей не было. Простые предметы обихода, одежда; никаких излишеств, никаких бумаг. Органайзер? Нет, он не стал бы хранить там ничего важного. Все данные с личных гаджетов, разумеется, фильтруются на серверах, любые подозрительные действия и записи сразу были бы замечены бесстрастными и всевидящими алгоритмами.

А может, я недооценил его? Может, ему как-то удалось перехитрить систему? Нужно зайти в интранет, получить удалённый доступ к его органайзеру и…

- Классная шляпа.

Я вздрогнул и резко обернулся. За углом, расслаблено оперевшись на стену, стоял молодой парень; он был в простой форме рабочего, но с расстёгнутым до живота комбинезоном и закатанными рукавами. Волосы у него были длинными, собранными в пучок, а виски заросшими. Он смотрел будто бы свысока, но его взгляд не был лишён заинтересованности.

- Спасибо, - ответил я.

- Где достал? У Рэдвуда, наверняка.

Понятия не имею, кто это, но я утвердительно буркнул.

- И во что тебе это обошлось?

- Э-э-э… фигурки для шахмат, - ляпнул я наугад.

- Да ну? – парень оторвался от стены. – Звучит несложно.

- О нет, это тот ещё геморрой, - я закатил глаза. – Найти нужный материал, просидеть над каждой фигуркой по несколько часов… Это было очень непросто. Поверь мне.

Услышав последние слова, парень резко нахмурился, напрягся и подошёл почти вплотную.

- «Поверь мне»? – он вдруг оттолкнул меня вперёд, к стене. – Ты зачем это сказал, а? Хочешь, чтобы я тебе доверял? С чего бы мне тебе доверять?

Я был в дюйме от того, чтобы парой простых ударов отправить этого парня к праотцам. Он выглядел неплохо, в нём определённо есть силёнки. Но с моими имплантами ему не сравниться. Впрочем, я не стал это делать.

Вместо этого я изобразил на лице самую широкую ухмылку, на которую был способен.

- Приятель, не доверять мне – это самое рациональное решение в твоей жизни.

С минуту парень играл со мной в гляделки – наверное, пытался переварить то, что я ему сказал, - после чего в его глазах заиграл огонь, и он расхохотался.

- Чтоб меня, а! Чувак, ты мне нравишься. Ты местный?

- Ага, я во втором корпусе живу, - ответил я, поправляя шляпу. – Девятый этаж.

- Супер! Слушай, не хочешь культурно просветиться?

Я на секунду застыл, не поверив собственной удаче. Но тут же взял себя в руки, и сказал:

- Отчего же, было бы круто. Только, смотря как ты предлагаешь просветиться.

- А от чего ты больше тащишься? - он ухмыльнулся. – Только назови.

Я скрестил руки на груди и оглядел коридор.

- Да ты знаешь… на заводе такая скучная атмосфера. Сплошные стуки, лязги, скрежеты. Понимаешь, о чём я? Хочется чего-то нового.

- Не вопрос, - парень развёл руками. – Есть у меня один друг, мы с ним акустику изучаем. Сегодня готовимся к экзамену. Приходи, поможешь нам.

- Отлично! – я щёлкнул пальцами. – Вот это по-нашему.

- Ну ты только потише, - с улыбкой сказал парень. – Четвёртый блок, двадцатый этаж. За час до полуночи. Коллинз ждёт, чувак. Увидимся там!

Помахав друг другу, мы разошлись в разные стороны.

Мне едва удавалось сохранять видимость спокойствия и не делать резких движений. Ещё бы, мне ведь так чертовски повезло! Впрочем, а как иначе? Такое везение всегда держит меня на плаву. Почему ещё я продержался в Департаменте так долго? Дурацкое и банальное везение. Если б не оно – и вдобавок, нехватка кадров – меня бы давно вышвырнули на улицу.

А парень оказался тем ещё лопухом. Поверить первому встречному, надо же. В этом-то и проблема всех этих доморощенных бунтарей, полагаются в первую очередь на чувства. А им далеко не всегда можно доверять.

Дело за малым. Пойти в назначенное время на вечеринку, дождаться удобного момента и вызвать группу быстрого реагирования. А после пожинать плоды успешной и эффективной операции. И незачем вспоминать лишние жертвы. А пока что оставалось только ждать, поэтому я с чистой совестью спустился на парковку и уехал на мотоцикле домой.

Я хотел отдохнуть перед развязкой, но мне это не удалось. Последние следы похмелья прошли, и мой мозг, будь он неладен, работал как часы, гоняя внутри себя десятки разных мыслей одновременно. О том, что было, о том, как всё сейчас, о том, что будет. Просто невозможно было деться куда-нибудь от этой напасти. Я пытался смотреть телевизор, но и внешний информационный поток не мог заглушить брожение мыслей внутри меня. В конце концов, я просто сдался, снова сел в мотоцикл и направился на место, выбрав при этом самый длинный из всех возможных маршрутов.

К моему удивлению, я едва не опоздал; впрочем, это и к лучшему. Поднимаясь на лифте на двадцатый этаж, я задумался, как они собираются всё это организовать? Не будут ведь они, в самом деле, устраивать тусовку в простой маленькой каморке. Может, они снесли несколько внутренних стен и объединили ряд каморок вместе? Звучит глупо, но это ведь бунтари, от них нет смысла ожидать рациональных решений. Впрочем, всё оказалось гораздо проще. Возле нужной мне двери стоял парень, похожий на того, что попался мне ранее, но с короткими волосами и пушком вокруг рта. Увидев меня, он махнул рукой и, едва я подошёл, сказал:

- Классная шляпа.

- Спасибо, - я едва не скривился, но вовремя натянул на лицо улыбку.

- Ты к Коллинзу, чувак?

Я кивнул.

- Круто. Держи, – он протянул мне магнитную карту. – Приложишь её в лифте, спустишься на минус пятый этаж. Там разберёшься. Иди, не задерживайся, а то железяки что-нибудь заподозрят.

Он кивнул в сторону видеокамеры в углу коридора. Я кивнул в ответ и, развернувшись, побрёл к лифту. Чтобы попасть на технические этажи, карточка мне была не нужна, но ради сохранения образа, я воспользовался ей, а не универсальным пропуском.

Двери лифта открылись на нужном этаже. Я очутился в полумраке: на подземных этажах не было освещения. Однако сейчас темноту рассеивал неоновый свет разложенных по полу трубок различных цветов и оттенков. Светящаяся полоса уходила вперёд по коридору, а после сворачивала влево. Оттуда доносилась едва слышная мелодия: кто-то медленно играл на барабанах под аккомпанемент синтезатора. Мелодичный голос отдавался звонким эхом: «Я ощущаю это в вечернем воздухе. Я ждал этого момента всю свою жизнь»

Я медленно продвигался по коридору. Темнота впереди зияла неизвестностью, порождая странное чувство. Некое приятное подобие страха, оттенённого уверенностью. По спине бежали мурашки, но внутри я не сжимался в комок. Совсем наоборот, ощущал себя больше, чем на самом деле. Неважно, что ждёт меня впереди. Я к этому готов.

Завернув за угол, я вошёл в просторный, разделённый колоннами зал. Бетонный пол был усеян неоновыми трубками, которые создавали вокруг разноцветную ауру. Меж колоннами стояли люди; сбившись в группы, они были повернуты в сторону двух огромных динамиков. Из них доносилась музыка. Инструменты играли ту же мелодию. Голос же, тем временем, становился всё менее мягким, крепчал и звенел твёрдостью. Люди покачивались в такт музыке, будто плывя по волнам. Я сделал первый шаг внутрь зала, как вдруг…

Внезапная и громкая барабанная партия громом разорвала напряжённую атмосферу. Я едва не подпрыгнул, в ушах зазвенело, биение сердца ускорилось. Первоначальный шок прошёл быстро, и сразу по всему телу разлилась приятная волна прохлады. Идущая вслед за этим музыка подкрепила и усилила её. Никогда раньше я не испытывал такого ощущения. Никакой коктейль из химической радости не сравнится с тем, что вызывала во мне эта музыка. Я чувствовал себя сверхновой, будто моя душа разорвалась в яркой вспышке, и клочки её разметало по всей галактике. При этом она осталась цельной, вплелась в саму ткань вселенной. Абсолютная свобода, абсолютное единение. Это было прекрасно.

Всё ещё находясь под впечатлением, я прислонился спиной к колонне и медленно сполз на пол. Удары барабанов продолжали бесноваться в медленной, но мощной мелодии. Голос зловеще звенел все теми же словами, в которых слышалось отчаяние. С каждой новой строчкой оно проявлялось всё сильнее и сильнее. Наконец, музыка стала затухать, играла всё тише, пока наконец окончательно не прекратилась. Я выдохнул и издал стон наслаждения. Всё вылетело у меня из головы – зачем я здесь, что здесь происходит, кто все эти люди. Это было совершенно неважно, важна была музыка и только музыка.

Ещё пара песен прошли следом. Все они были в схожем стиле: барабаны, синтезаторы; кое-где мелодию короткими партиями подчёркивала электрогитара, ритм был небыстрым, но очень энергичным, а голос каким-то космическим, будто поющим из высшего измерения. Эмоции от них не затухали быстро, как это обычно бывает. Они бегали в рамках целого спектра, каждый раз представляясь по-новому, даря ощущения, которые были мне доселе неизвестны. Хотелось купаться в них каждую секунду, до тех пор, пока не остановится сердце. Мне казалось, я чувствую единение с миром, вкус жизни. Будто моя искусственная скорлупа треснула, и внутрь хлынул яркий солнечный свет.

И этого проклятые железяки нас лишают?

Следующая песня началась так же, как самая первая. Тихая, едва слышная мелодия и голос, отдающий эхом. Пел он о маме. Но в ней не было простой слащавости о семье и любви, как это обычно бывает. Песня была насквозь пропитана отчаянием, которое проникало к самому сердцу и обволакивало каждую фибру души. И это было не одно только отчаяние. Поначалу оно было смешано с мольбой; голос просил о помощи, пел о том, как же тяжело ему жить в этом городе. Но чем дальше, тем сильнее в нём проявлялась злость. Иной раз между словами даже проскакивали прямо-таки дьявольские усмешки. Музыка набирала обороты, становилась всё выше и выше, и тут пение уже стало угрожающим, срывающимся на крик, от которого по всему телу бежали мурашки.

Внезапная барабанная партия взорвалась так же сильно, как в самой первой песне. Разрядка была потрясающей, последовательность мощных ударов перемежалась с теми же жуткими насмешками, что были ранее. Голос срывался, в нём чувствовалась настоящая, неподдельная боль, как от раскалённых камней во внутренностях. В барабаны будто вселился демон, я ни за что не поверю, что человеческое существо способно бить в них так сильно и так быстро. Теперь я не просто чувствовал мурашки – я трясся, меня пробирала мелкая дрожь. А пение достигло своего апогея и превратилось в самый настоящий крик, в котором отчаяние сменилось безумием. Голос повторял одни и те же слова, не прекращая своих усмешек, и создавалось ощущение, что он действительно сошёл с ума. Наверное, мы бы тоже потеряли рассудок от такой ошеломляющей силы эмоций, но тут в игру вступили мягкие звуки электрогитары. Они подхватили собой голос и вместе с ним понемногу снизили интенсивность музыки, пока наконец не затушили её целиком.

Несколько минут я приходил в себя. Наверное, за последние минуты я почувствовал в десятки раз больше эмоций, чем за всю мою предыдущую жизнь. Меня будто выпустили из крохотной клетки в бескрайний океан, где разнообразие того, что ты можешь увидеть, почувствовать, попробовать, попросту колоссально и непостижимо человеческому рассудку. Одна мысль о том, что придётся вернуться в реальность, сжимала сердце. В реальность, которая пуста, в реальность, в которой нет ничего, кроме картинок в телевизоре и поддельного удовольствия из красочной пробирки.

А может, мне не нужно туда возвращаться?

Эта мысль ярким лучом пронзила мрачные тучи над моей душой. Что меня там держит? Зачем быть шестерёнкой в механизме, перемалывающем человеческие души в порошок? Как можно добровольно запереть себя в пустой комнате после путешествия по прекраснейшим просторам окружающего мира? Там моё присутствие ничего не меняет. Здесь люди примут меня как родного. Пусть я не знаю никого из них, но музыка настроила нас на одну частоту. Мы все здесь знаем, какой восхитительной может быть эта жизнь. Мы знаем, как низко пали остальные, и мы сможем вознести их к себе. Все вместе. Здесь моё место. Здесь я смогу наконец почувствовать, что такое счастье.

Я почувствовал, как к горлу подступил комок. Это звучало прекрасно. Слишком прекрасно.

Я этого не заслуживаю.

Надежда – слишком прекрасная вещь для моей чёрной души. Ведь с какой стороны не посмотри, я подонок. Отброс. Гуманоид, бессовестно тешащий себя мыслями, что достоин общества людей. Давным-давно я целиком и полностью продал себя машинам, и назад пути нет. Я загубил столько жизней ради самого себя. Столько людей стало топливом моего химического удовлетворения. Это даже не назовёшь удовольствием, ведь в такой жизни не может быть ничего светлого.

Проклятье, да ведь не прошло и дня с тех пор, как я убил человека. Просто так. Просто потому что был зол. Пускай он ничего не значил, пускай по нему никто не будет скучать. Это неправильно. Разве такое можно простить?

Нет, эта жизнь именно такая, какую я заслуживаю. Это мой персональный ад, и меня нельзя вызволять оттуда. Я буду гнить тут до забвения, и только мои страдания могут искупить то зло, которое я принёс миру.

Тяжёлый вздох вырвался из моей груди, и я нажал на кнопку.

Сигнал подан. Скоро сюда явятся полицейские роботы со стальными щупальцами и дюжиной красных глаз. Люди продолжали как ни в чём ни бывало наслаждаться музыкой, покачиваясь из стороны в сторону, обнимая друг друга. Им осталось немного. Скоро и их жизни будут разрушены из-за меня. Ну и пускай. Зато я получу то, что заслуживаю. Боль и страдание.

Голос в это время пел очень подходящим, сухим голосом о том, как ему теперь всё равно. Что ж, мы с ним были в одной лодке. Я сидел, не двигаясь, и глядел в одну точку, пока стены вокруг не брызнули осколками, а темноту не разрезали мощные прожекторы. Люди закричали, музыка оборвалась, и воздух наполнился металлическими лязгами и разрядами электричества.

Вот и всё.

Я поднял вверх левую руку, демонстрируя значок на тыльной стороне левого запястья. Стальное щупальце, метнувшееся было ко мне, увернулось и нашло себе другую цель. Вокруг царил настоящий хаос, но мне было всё равно. Поднявшись на ноги, я зашагал к лифту, уткнувшись глазами в пол и чувствуя сотни острых шипов по всему телу.

За такое успешное дельце я, наверняка, получу поощрение от департамента. Норму алкоголя мне вряд ли повысят. Но вот пару доз «радуги» мне точно перепадёт.

И когда я приду домой, я выброшу их в окно.

Пусть лучше меня растерзают ночные демоны.