Малиновая тень

От осознания увиденного у Джима, которому на днях исполнилось тридцать четыре, резко скрутило живот.

Так его организм всегда реагировал на стрессовые ситуации.

Саймон был контролером первой, самой высшей, категории. Он работал на контрольно-пропускном пункте на границе между двумя Мирами почти полвека! А ведь годы пролетели, как одно мгновение, частенько думал он. Казалось, еще вчера ему было двадцать, а теперь – вот-вот наступит семьдесят.

В последнее время Саймона практически не покидала мысль о том, что через год-два, максимум – три, ему придется оставить работу. Он чувствовал, что организм работает уже не так хорошо. Ежедневно вставать к шести утра и контролировать границу до полуночи становилось все тяжелее. И тем не менее, смириться с уходом на пенсию он никак не мог. Кроме работы в его жизни не было ничего, и он совершенно не понимал, чем будет себя занимать.

Была и вторая причина, по которой скорый уход волновал его столь сильно. Подчиненные – контролеры второй и третьей категории, были просто редкостными разгильдяями. Самостоятельно они не справлялись ни с одной поставленной задачей. И Саймона охватывал ужас, когда он представлял, что кому-то из этих тупиц придется встать на его место. «Все ведь развалится к чертовой матери, - думал он. – Мгновенно. И нищие из Левого мира толпами рванут в Правый мир. И какой тогда будет прок от моей работы?»

Судьба в некотором смысле оказала Саймону услугу. Уходить на пенсию ему не пришлось. Однажды утром, спустя примерно полгода после своего семидесятилетия, направляясь в контрольно-пограничный пункт, он почувствовал внезапную жгущую боль за грудиной. Буквально обессилев, он опустился на четвереньки, а на лбу выступил холодный пот. Вокруг в столь раннее время не было ни души, и помочь вызвать скорую никто не мог.

Заключение патологоанатома было простым: сердечный приступ. А дальше началось ровно то, чего так сильно боялся Саймон. Одному из редкостных тупиц дали первую категорию. Выполнять должностные обязанности он оказался не в состоянии. И тысячи маргиналов из Левого мира, воспользовавшись появившейся возможностью, принялись незаконно пересекать границу, селясь в поисках лучшей жизни в Правом мире.

Год рождения Джима совпал с годом смерти Саймона. Так что Джим был совсем еще младенцем, когда в Правом мире, где жил он, начали появляться нелегальные мигранты.

Поначалу власти Правого мира умалчивали о перебежчиках. Боялись, что такие новости посеют панику среди населения. Ведь каждый житель Правого мира был уверен, что по ту сторону границы проживают существа, по своим интеллектуальным способностям несильно отличающиеся от животных.

Число перебежчиков, однако, росло. Слухи распространялись. И спустя два года у властей не осталось иного выхода, кроме как официально признать ежедневные нарушения границы жителями Левого мира.

- Вместе с тем мы ответственно заявляем, - обращение президента транслировалось на всех основных каналах, - что службы безопасности – всегда начеку и держат ситуацию под контролем. Причин для боязни нет. Единственная мера предосторожности, которую вы должны предпринять – не ходить по заброшенным районам, особенно в ночное время. Перебежчики, как правило, селятся в захолустьях. А если вы все-таки столкнулись с одним из них, то сведите контакт до минимума.

Время шло, нелегальных мигрантов становилось все больше. Однако ни в чем плохом их не уличали, так что отношение к ним среди жителей Правого мира улучшалось. Спустя десять лет, когда Джим пошел в пятый класс, ни о какой боязни уже не могло быть и речи. Более того, многие из них устраивались на работу, где требовался элементарный труд, и благодаря этому им удавалось избежать депортации. В лохмотьях на людях они больше не появлялись и выглядели теперь практически так же, как жители Правого мира.

И тем не менее, встречая на улице мигранта, любой уроженец Правого мира мог безошибочно определить, кто находится перед ним. Глаза переселенцев всегда оставались пусты, в них не просматривалось ни единой мысли. Практически все время они ходили большими группами, словно в них преобладали стадные инстинкты. И ни один из них не выделялся ничем особенным. И одевались они очень похоже друг на друга, и фразы строили одинаково, и в работе не были способны ни на что, кроме простого исполнения написанных инструкций. Они были незаметными. Серыми. Среди жителей Правого мира даже появилось устойчивое выражение: про переселенцев они говорили, что те «отбрасывают серые тени». То есть плывут по течению и не могут сделать ничего такого, благодаря чему остаются в истории, в памяти людей.

После уроков мальчишки-пятиклассники играли на школьном дворе в салки и прятки, иногда ссорились, но, как это часто бывает у детей, мирились всего через несколько минут.

- Теперь ты водишь, Фредди, - крикнул Джим. – Я тебя нашел самым первым!

- Ой, да тебя я еще быстрее найду, - передразнил его Фредди. – Тебя будет легко найти, ты ведь отбрасываешь серую тень, - указательным пальцем Фредди показал на Джима и засмеялся. К нему присоединились еще двое мальчишек.

Джим подбежал к Фредди и дважды ударил его кулаком в живот.

- Сам ты отбрасываешь серую тень, толстяк из Левого мира, - огрызнулся Джим.

- Перестаньте, парни, - подошел к ним Марк – их одноклассник. – Мои родители говорят, что так обзываться нельзя. Люди из Левого мира – бедные. Они словно не управляют своей жизнью. Просто всегда поступают так, как остальные. Мы с вами – не такие. У нас есть право выбора. Мы сами можем решать, как нам одеваться и какие дополнительные школьные предметы выбирать. А самое главное, говорит мама, мы можем творить! Я вот люблю рисовать. Я создаю картины. Создаю новое, чего раньше не существовало!

- Я пишу рассказы, - кивнул Фредди. – Небольшие пока правда. Но скоро, думаю, уже напишу роман.

- А я изучаю птиц, - сказал Джим. – Стану орнитологом.

- Видите, - кивнул Марк. – Все мы разные. Так что никто из нас не отбрасывает серую тень. Но смеяться над теми, кому все это не дано, мерзко и подло! То же самое, что бросать кошку в воду, зная, что она не умеет плавать, и наблюдать, как она пытается выкарабкаться.

Речь Марка звучала убедительно. Мальчишки-одноклассники, до этого смеявшиеся над шуткой Фредди, теперь стояли с серьезными лицами.

- Тогда какие тени отбрасываем мы? – вдруг спросил один из них.

- Дурачок, - усмехнулся Фредди. – Да это же образное выражение!

А Джим в тот момент подумал, что его тень – малиновая. С самого детства это был его любимый цвет.

И с тех пор всякий раз, когда сияло яркое солнце, и он шел по улице, перечисляя в уме отряды птиц и мечтая о том, как станет самым известным орнитологом в мире, он буквально видел, как отбрасывает малиновую тень.

За год до окончания средней школы Джим решил, что на орнитолога учиться он не пойдет. Желание у него имелось: он по-прежнему часто посвящал свободное время чтению научной литературы о морфологии птиц и их географическом распространении. Однако становиться орнитологом было как-то странно. Двадцать из двадцати пяти его одноклассников шли на факультет менеджмента, двое – на программирование, по одному – на юридический и экономический. И когда он рассказывал им, что подумывает пойти на орнитолога, то в ответ слышал недоумение, а иногда и насмешки.

Родители сказали Джиму, что на такой специальности далеко не уедешь, с чем, в общем-то, Джим был согласен. О богатых орнитологах он никогда не слышал. В список «Форбс» входили люди других профессий.

Поразмыслив, Джим пришел к выводу, что если менеджмент пользуется столь огромной популярностью, то плохой эта специальность быть точно не может. И сделал выбор в пользу менеджмента.

Любовь к птицам не исчезла у Джима и после поступления в институт. Во время летних каникул он гулял со своей девушкой по паркам и заповедникам, с диким интересом наблюдая за поведением птиц. За ним влеклась его тень. И всегда она была малиновой.

Его девушку звали Джессика, и она была почти на семь лет старше Джима. Ладили они прекрасно, Джиму казалось, что они просто созданы друг для друга, и он всерьез планировал сделать ей предложение в самое ближайшее время. Но друзья советовали не торопиться с выбором. «Джим, тебе лишь двадцать один, - говорили они. – На свете полно девушек. Зачем заковывать себя в цепи в таком раннем возрасте? Разве не хочется тебе каждые выходные ездить в клуб и уезжать оттуда с новой девчонкой?»

Родители такой выбор тоже несильно одобряли. Говорили, что у расчетливых мужчин жены обычно на несколько лет моложе них, ведь молодые девушки лучше переносят роды.

В конечном итоге Джим признал, что и у его друзей, и у родителей есть стоящие аргументы, и отказался от своих планов. С Джессикой они разошлись. Женился Джим в тридцать два, и, как и подобает расчетливому мужчине, в жены взял двадцатичетырехлетнюю девушку. Он искренне ее любил, хотя такого взаимопонимания, как с Джессикой, не было и близко.

Спустя два года после свадьбы у Джима родился ребенок. Джим тогда работал старшим специалистом по кредитованию. Его рабочий график был стандартным: с девяти до шести. Ежегодно на десять процентов росла зарплата.

Одним летним солнечным днем, возвращаясь домой с работы, Джим проходил мимо парка, в котором они частенько гуляли с Джессикой, разглядывали птичек и думали о том, как же классно не работать в офисе, а постоянно путешествовать. Пусть даже не иметь больших денег, зато все время получать новые впечатления. Эта мечта не сбылась.

Джим опустил глаза вниз, на асфальт, куда падала его тень. От осознания увиденного у него резко скрутило живот. Тень была серой.