Андрей Лакро

Убежище

Убежище
Работа №11

Ночь была нежна.

Огромные, увесистые облака катились вдоль закатного неба, размывая черту горизонта. Кто-то сидящий несколько поездных сидений впереди меня, открыл своё окно, и в воздухе запахло бензином и озоном. Какой-то мужчина в начале вагона закашлялся. Я потянулась открыть своё окно, но незнакомая старуха, сидящая рядом со мной, шикнула на меня и зло пробормотала что-то по-немецки. Отняв руки от окна, я легла на спинку сидения. За отсутствием лучшего занятия, я разглядывала пробегающие поля, тёмные и зелёные, как море, и быстро задремала.

Приехали мы затемно, но вытащились из автобуса сразу, недовольно потягиваясь. Я огляделась вокруг на едва освещённом вокзале, и, поняв, что меня никто не встречает, я осталась неловко ждать.

- Адела! Адела!

Нильс бежал один через неуверенно пустой вокзал, маша руками в воздухе. Его наушники были неуклюже стянуты с ушей, но не лежали на плечах полностью, а просто неуверенно зависли на уровне его щетины.

Быстро дыша, я побежала к нему. Он обнял меня и пробормотал:

- Извини, я опоздал, я пропустил…

Я мокро поцеловала его в потрескавшиеся губы, дрожа всем телом в мартовской прохладе, словно стараясь скинуть с себя страх дороги.

- Пропустил автобус, говорю, - добавил он потом, - пошли.

Я взяла его за руку, и мы пошли по тротуару расчерченным худыми тенями деревьев, падающими от света дорожных фонарей.

- Ты хочешь пойти пешком или на автобусе поехать?

- Поехали на автобусе.

Мы целовались на остановке. Он был солёный на вкус, как всегда, и его щетина слегка царапала кожу моего лица. Было ветрено, типично для ранней весны, и я всё ещё мелко дрожала в его руках.

Из 12/3 автобуса мир выглядел срисованным с фотографий европейских городов: компактные, цветные, любопытные квартирные блоки, клумбы цветов на каждом шагу, и ровная, ухоженная дорога. Мы держались за холодные руки, Нильс рассказывал о том, что он делал последнее время. Я слушала его вполуха, вглядываясь с городок который был так похож и так не похож одновременно на единственно знакомую мне Прагу.

Констанц был – и есть, с момента нападения Существ многое изменилось, но не всё – городом на озере, но озеро не было видно из автобуса. Нильс похихикал, когда я спросила, и сказал что оно по другую сторону. Он сказал, что мы можем потом сходить, и взять мороженое по дороге в его любимой кофейне. Я кивнула, но ничего не сказала, боясь захлебнуться от ожиданий будущего.

Он жил на верхнем этаже пятиэтажки. Длинная, горизонтально построенная квартира его отца – точнее, его родителей, но мама Нильса съехала после того, как он окончил школу почти пять лет назад – пряталась за углом, и к ней можно было подняться по ограждённой деревянной лестнице. На уютном этаже была дверь в квартиру, много домашних растений, и маленькое окно под потолком.

Я неуклюже сняла обувь. В одной из комнат была стеклянная дверь и много света, и было слышно что-то громкое, разноголосое, по-немецки.

- Это гостевая, - рассеяно сказал Нильс, открывая предпоследнюю комнату в длинном коридоре, - я тебе тут постелил.

Приподняв брови, я посмотрела в его вежливое лицо, и он сразу добавил:

- Оставишь вещи у меня, да?

Его комната была узкая, тёплая, с накренённым под крышу потолком и двумя огромными окнами. Я положила рюкзак около комода, и спешно стянула с себя пальто и шапку. Я обратила внимание на то, что постельное бельё здесь такое же, какое у него было в Праге, и он улыбнулся мне.

Мы встретили его отца и двух котов, когда зашли за стеклянную дверь. Она вела в гостиную смежную с кухней. Его отец был высокий, с седыми волосами почти до плеч, и такой же седой бородой. Он почти не говорил по-английски, и в итоге нас друг другу представил Нильс.

- Ты голодна? – спросил он потом.

Я ответила, что нет, на что он сказал, что голоден, и предложил сделать пиццу в духовке.

- Такие же, которые мы делали в Праге, помнишь?

- Конечно, помню!

Его папа вернулся смотреть сериал (я услышала, как характерно хлопнул логотип Нетфликса в начале одной из серий), а мы сидели на кухонном полу в приглушённом свете и иногда тихо целовались, пока пицца оттаивала в желтоватой духовке.

Я уплетала кусок за куском, и Нильс присвистнул:

- Да ты была голодна!

- Я с девяти утра толком ничего не ела, - хихикнула в ответ немного виновато.

- Почему ты сразу не сказала?

- Я не хотела вас напрягать.

Он поднимает брови:

- Ты никого не напрягаешь. Я рад тебе здесь.

Я неловко улыбнулась.

Мы доели и попрощались с его папой, уже выходя обратно в тёмный коридор.

- Я могу поспать у тебя? – спрашиваю.

- Конечно, - он мягко обнимает меня за плечи, едва сжимая пальцы, как котёнка или бутылку с водой.

Мы целовались перед сном. Он аккуратно положил меня на своё правое плечо, и я, снова дрожа, сказала, что хочу спать. Он провёл рукой мне по волосам и поцеловал меня в лоб, выключая свет над тумбочкой.

***

Я проснулась раньше, чем Нильс, в панике проверяя нетронутую пижаму на мне. Ничего не случилось – я знала это – но стук в висках утих только когда я убедилась в этом. Выдохнув, я приподняла голову с его груди неуверенно переживая, что ему было неудобно спать.

Он разлепил веки и посмотрел меня.

- Привет.

- Я пойду, умоюсь.

Я доползла до конца и кровати и соскользнула с неё. Моя мама всегда верила в казахское поверье, что нельзя перешагивать через человека, потому что тогда с ним случатся ужасные вещи.

Когда я вернулась в комнату, суша волосы полотенцем, Нильса там уже не было. Я вышла в коридор и услышала, как он возился с кошками на кухне.

- Как дела? – спросил Нильс у меня, дав кошкам корм, - искупалась?

- Ага, - я провела гостевым полотенцем по волосам и повесила его на плечи, - я говорила тебе, что в детстве всегда боялась, что чёрный цвет с волос сойдёт и запачкает мне полотенца?

- С чего это?

Он положил банку с кошачьей едой обратно в холодильник, и задумался перед открытой дверью.

- Ну, они такие тёмные, я всегда боялась, - пожала плечами я, - мама бы ругалась.

- Забавная такая, - он похлопал меня по макушке, - что будешь на завтрак?

- Не знаю, а ты?

- И я не знаю.

Мы неуверенно постояли перед холодильником, разглядывая его изнутри, как работу на выставке современного искусства. Я сразу положила глаз на фруктовые йогурты, но ничего не сказала.

- Можем поесть тосты с джемом или Нутеллой, - предложил он, наконец, и я радостно согласилась.

Он вытащил из холодильника две стеклянные банки с Kirschenmarmelade и Heidelbeermarmeladeнаписанным красивым шрифтом, и достал хлеб с полки, пока я вертелась вокруг, пытаясь помочь, растерянно привыкая к новой, незнакомой кухне. Хихикая надо мной, он сказал мне положить нарезанный хлеб в тостер, и я занялась этим с самоотдачей. Он поставил чайник и разбирал посуду из посудомойки, которую его отец, по всей видимости, оставил на ночь.

- А где твой папа? – спросила я в какой-то момент.

- Он на работе, - ответил Нильс, раскладывая вилки в выдвижной ящик.

Отец Нильса был помощником в доме престарелых. Нильс никогда толком мне мог объяснить, чем конкретно его отец занимается – не потому что ему хотелось скрыть это по какой-то причине, а скорее потому что он искренне не знал сам – но я как-то подсознательно пришла к выводу, что он был кем-то вроде сиделки и иногда медбрата, если требовали обстоятельства.

На тот момент я особо не думала о том, что, во многом, ходить на работу в тех обстоятельствах было смело. Часть меня отказывалась верить, что мир менялся быстро, утекая из-под контроля прежде, чем кто-либо мог это осознать.

В девять утра Нильс включил радио, которое рассказывало новости по-немецки. Неясный язык катался туда-сюда, отражая эхом в гостиной.

- Что-нибудь важное? – спросила я, готовя тосты, когда он неожиданно прижал палец к губам, прислушиваясь к диктору.

Я расставила тарелки и банки на стол. Диктор сменился музыкой. Нильс достал чашки.

- Что случилось? – спросила я, вернувшись на кухню.

- Деревню неподалёку от города моей бабушки разнесло, - выдохнул он, - этими существами.

- Серьёзно? – нахмурилась я, - я думала, их истребили.

- И я, - он порылся в шкафу, и достал чай, - ну, видимо нет. Ну, это не проблемно, верно? В той деревне их было трое всего, и их всех троих повязали. Вчера их было тоже только пара здесь и там, и…

- Вчера?

- Ну да, вчера снова вспышка была. Рядом с Гамбургом и около Лейпцига, и в нескольких других местах по Европе и по миру.

Мы немного помолчали.

- Но мы, правда, в безопасности, - добавил он после недолгого молчания, - потому что с центра страны они вроде бы двигаются на восток, а мы на юго-востоке. Их терминируют до вспышки. Я покажу потом на карте.

Он поднял чашку и неловко зажал её в руках.

- Ты же останешься здесь на какое-то время, верно?

Я опустила глаза в пол.

- Адела? – мягко позвал меня он, - тебе будет опасно уезжать. Прага совсем рядом с Дрезденом и…

- Да, я знаю, - я подняла на него глаза, - просто, ну, я боюсь, что мама заставит вернуться.

Неожиданно для себя, я начала плакать.

- Малышка, - он поставил чашку и потянулся обнять меня.

Мы стояли прижавшись друг к другу на протяжении маленькой бесконечности.

Он понравился мне сразу, как мы увиделись впервые. Он говорит, что чувствовал то же, но мы оба слишком долго стеснялись что-то с этим сделать. Мы, собранные из наших жизненных обстоятельств, больше всего боялись быть неудобством друг для друга. Первые много месяцев нашего знакомства были свободной вариацией загадочных взглядов в университетских коридорах и двусмысленных сообщений. Мы поцеловались впервые на одном из случайных мостов, нависающими над Влтавой. Потом снова в закусочной с фаст-фудом, и на бесконечных Пражских улицах, и даже разок в его съёмной комнате, никогда не заходя далее перепуганных рук под футболками и никогда не позже восьми вечера. И так, пока его семестр по обмену не закончился и он не уехал в Констанц.

Я выпустила его и легко, почти недовольно тряхнула головой.

- Всё равно, - упорно сказала я, - она убьёт меня, когда я вернусь домой.

- А что она сейчас говорит?

Я прикусила губу.

- Ты сказала ей, что ты со мной, верно?

Кусочки подсушенного хлеба выскочили из тостера, и я потянулась за ними быстрее, чем было разумно. Я хотела сказать ему, что ещё не проверяла свой телефон с тех пор как выключила его в поезде. Я хотела сказать ему, что, возможно, никогда не гляну, что мама написала, и что никогда ничего больше не сделаю. Но я, конечно, ничего не сказала.

- Ты же знаешь, как бы она среагировала, - краснея, я положила новые куски хлеба в тостер, и повернулась к нему, - но мы потом разберёмся, хорошо?

Он посмотрел на меня очень серьёзно и выдохнул, но всё-таки согласился.

Мы дурачились до четырех часов пополудни, потом пришёл его отец, и мы приготовили маульташе со шпинатом, а потом дурачились дальше. Мы играли в шахматы (точнее он играл, а я проигрывала), приставали к его кошкам, валялись на диване в обнимку, и смотрели в окно на лениво тащащиеся облака. Перед сном мы решили, что будем думать о моём будущем завтра.

Но на следующий день мы занимались примерно тем же самым, чем вчера, и на другой день тоже, и потом опять.

Между тем, случаи учащались.

В Дрездене Существ было трое, двое из которых успешно застрелили. Ещё один скрылся от нападающих. При вскрытии оказалось, что существа очень близки к земным млекопитающим, что у них четыре желудка, и что они почти слепы и ориентируются только по запаху и звукам, которые ухватывают три пары их ушей. Лапы у них были огромные, с длинными, тупыми когтями.

Но об этом всём я узнала позже, потому что тогда конкретно мне было всё равно. Свежая, неузнаваемая молодость, полная непредвиденной, почти дикой свободы, слепила меня, и мне это нравилось.

Мы часто сидели на балконе среди домашних растений, иногда запуская к себе кошек, которые вытягивались у нас на бёдрах. На одной части крыши застряла лего игрушка между черепицами, и Нильс подержал меня на руках, чтобы показать, где она.

- Я её с другом в детстве туда вставил, чтобы посмотреть, скатиться ли.

Мы провели так примерно неделю. Всё это время я так и не собралась глянуть, что мне написала мама. Подруг у меня особо не было, как и аккаунтов в социальных сетях, поэтому на этот счёт я особо не переживала.

В другие дни мы смотрели Нетфликс у него на диване. Мы лежали на полу у него в комнате и говорили о Боге, немецких омонимах, и йогурте. По возможности, мы читали новости, избегая те, которые выставляли фотографии разрушенных Существами домов и машин. Однажды мы съездили на автобусе до озера. День был облачный, и линия воды сливалась с небом в одно, и казалось бесконечным. Мы ели сэндвичи, сидя на гравии.

Кафе и рестораны закрылись один за другим. Все боялись, что если новая вспышка случится, то Существа не обойдут их стороной в этот раз. За колой в настойчивых забегаловках люди строили дикие теории, от которых Нильс хмурился и отказывался мне их переводить.

Однажды Никлас листал ленту новостей, пока я лежала рядом с ним на диване, рисуя в тетради, и ему на глаза попалась близко снятая фотография чудища. Я увидела её на секунду уголком глаза, и испуганно застыла. Нильс осторожно глянул на меня, пытаясь понять, сколько я видела.

Сдавленно улыбнувшись, я выдохнула:

- Ох, задумалась!

Мы неловко посмеялись, встряхнув с себя инцидент. Тем не менее, он перестал читать новости в ту же секунду. Мне самой читать новости не хотелось, да и было не на чем, учитывая выключенный телефон.

Я знала, конечно, что мама понимала, что к чему. В вечер моего случайного отъезда мы поругались, сильно, как будто всё накопившееся вылезло моментально, несдержанно. Сам спор начался с того, что мы не могли определиться, чья очередь была мыть посуду. Мама настаивала, что она мыла посуду вчера, хотя я знала, что это было не так.

Маме было сложно со времени её развода, хотя я, возможно, неправильно всё помню. Мама была замужем за чехом, в которого она влюбилась, когда он приезжал в Казахстан на какую-то программу. Они поженились, и я родилась. Мне было лет пять или шесть – я уже была достаточно взрослой, чтобы помнить и осознавать себя, но ещё не ходила в школу – когда однажды днём он вернулся домой посреди рабочего дня. Он сказал, что его выпустили рано с работы, и сказал очередной из моих непостоянных нянь, что она может уйти домой. Я смотрела Котопса, и он выключил телевизор в середине серии. Сначала, помню, я как-то расстроилась немного, но быстро осознала, что что-то тут было не так. Он присел ко мне и обнял меня крепко, ничего не говоря. Я испуганно зарылась в его подмышке, и мы сидели так минут десять точно. Потом он спросил, хочу ли я шоколадку «или что-то в этом роде». Мама не разрешала мне есть сладкое почти никогда – она говорила, что я приучусь, и потом всю жизнь буду себе портить фигуру – и я согласилась нераздумывая. Папа как-то неопределённо кивнул, и вышел из дома всё в том же рабочем костюме, и вернулся с плиткой шоколада Studentská со вкусом абрикоса и малины. Это был один из более дорогих видов, как я узнала потом, но вкус мне не понравился. Так вышло, что я до сих пор не ем Studentská-у. Он положил мне плитку в руки, и сжал их крепко, будто они были сделаны из пены и могли рассыпаться.

- Мне нужно кое-куда сходить, хорошо? – сказал он тогда, и я кивнула.

Он пошёл к себе в комнату и вернулся минут через десять, не переодевшись, но с набитым рюкзаком. Взяв свою рабочую сумку, и помахал мне, разбирающейся с неоправданно сложной упаковкой шоколада, бледно, отстранённо улыбнулся, и вышел.

Поев шоколада, я села снова смотреть мультики, и я смотрела их часа два или три, свободная от всяких развивающих обязанностей, которые мне обычно давали няни, пока не вернулась мама. Она спросила у меня про шоколад, и про мультики, и про няню, и как-то неловко скрючила рот, выслушав меня. Я думала, что она будет ругаться насчёт шоколада – я съела почти полплитки с непривычки – и мультиков, но она только позвонила отцу. Он не поднял трубку, и снова не поднял, и опять, пока она потерянно кусала пальцы. Она потерянно забрала у меня шоколад, и посмотрела на меня, словно я прятала слова, которые она хотела сказать. В итоге, она ушла к себе, оставив меня.

С тех папа «был в важной командировке», но я узнала позже – не помню, как конкретно, скорее всего, от каких-нибудь маминых родственников, которые начали часто нас навещать после этого – что папа убежал с другой женщиной, с европейкой с его работы.

Мама с тех была строже, чем до этого, или так мне, во всяком случае, показалось. Через какое-то время отец снова вышел на связь, но я не видела его больше. Они с мамой официально развелись, и он присылал деньги. Мама сохранило своё гражданство и мы обе смогли остаться в Праге на легальной основе.

Мама была вечно злой. Она никогда не была довольна тем, что я делала, и раздражалась, если я просила что-нибудь. Ей всегда было мало, когда дело доходило до меня, и даже когда я поступила в Карлов университет, она посмотрела на меня угрюмо и буркнула что рада, что хоть за обучение моё ей платить не придётся.

Немного независимости я получила на двадцатый день рождения, когда мама разрешила мне завести свою банковскую карту. С того момента я мечтала путешествовать.

Во многом, мне жилось странно. В школе и в университете я всегда была окружена не только скуластыми чехами и тонкими чешками, а разными людьми отовсюду. Не сближаясь ни с кем значительно, я могла заглядывать в их жизни как в фильм или как на незаконченную мозаику. Им жилось легко и размерено. Я чувствовала себя в аквариуме, и весь мир был мне не досягаем.

Естественно, мама не разрешила бы мне встречаться с Нильсом. Угрюмая, пугающая, консервативная, она бы использовала свои старые аргументы. Ей бы казалось, что он испортит меня, и мне не хотелось говорить с ней об этом. Она бы напомнила мне, что кроме её меня никто не любит, и кроме неё я, такая кривенькая и уродливая, никому не нужна. И я знаю, что даже не будучи ребёнком, я бы проглотила всё это, захлёбываясь наивностью. Поэтому хоть частично парадоксально, мне было комфортно в спешащем неудобстве наших коротких свиданий. Быть с ним под одной крышей было ощущением новым и чистым. Отказываться от него чувствовалось, как отказываться от единственных чувств, которые я могла понимать самостоятельно.

***

Дни шли, случаи учащались.

В какой-то момент появилась информация, что Существа, всё-таки, пришельцы, и что падают на Землю они кучками, но кроме хаоса и разрушения никакой личной пользы им, вроде бы, не было. Основные спекуляции заключались в том, что Существа – какие-нибудь испорченные животные, которых скидывают на Землю, чтобы избавиться от них гуманным способом. Возможно, рассуждали другие, Существ выбрасывали в пространственную дыру, и они оказывались на Земле случайно. Другие были уверены, что Существа здесь специально, чтобы поработить планету и населить её себе подобными.

Популяция Существ не росла, но они продолжали появляться в новых местах. Когда стало ясно, что передвижение между странами может быть опасным – ибо Существа появлялись зачастую в открытых местностях – и поезда между странами закрыли.

- Ты хочешь вернуться домой? – спросил у меня Нильс прямо, когда мы услышали это по радио за завтраком с его отцом.

- Не хочу, конечно, - ответила я, - но мама, наверное, хочет.

Нильс положил руку мне на бедро. Я резко встала.

- Я хочу сходить посмотреть, что мама говорит, - неловко сказала я, и поспешно вышла из комнаты.

Телефон оживал медленно, будто неделя бездействия отучила его работать, словно человека. Он загорался неоправданно постепенно, пока я жевала ногти. День за окном был огромен, безоблачен, мягок.

Мама писала мне много в ночь, когда я только уехала. Все пять ступеней принятия проглядывались в двадцати с лишним сообщений, которые она отправила за несколько дней. Она отказывалась верить, что я уехала, потом она злилась, что не только я уехала, да ещё и отказывалась поднять трубку или прочесть её сообщения. Натребовавшись ответа, она сказала, что не разозлиться, если я вернусь незамедлительно. После нескольких часов тишины, она сказала, чтобы я написала ей, когда вернусь.

Нильс зашёл, пока я читала сообщения. Он сел рядом со мной, и обнял меня. Я мелко дрожала, и, зарывшись в его плечо на секунду, поняла, что страх не уйдут, а будет расти безразмерно, как дикий огонь.

- Мне нужна твоя помощь, - прошептала я наконец, обращая к нему мокрое, солёное, раскрасневшееся лицо, - можно одолжить твой компьютер?

Он молча поцеловал меня в лоб, и я отстранилась.

- Вы сможете довести меня до границы?

Я отправила маме бронь билетов с границы до Праги, с завтрашней датой.

Нильс сидел рядом со мной, но я отложила телефон до того, как мама ответила.

- Мне… Я бы хотела ещё кое-что, - дрожащим голосом добавила я, избегая его взгляда на несколько секунд, надеюсь, что он поймёт меня.

Потом я подняла взгляд, скривила улыбку, и добавила:

- А ещё я хочу попробовать тот йогурт.

Он засмеялся, щуря свои удивительные, честные глаза. Секс был приятнее, чем я думала, он будет.

***

День был огромный, с уверенным, тугим небом натянутым поверх полей и низких городов. Мы катились вдоль пространства, снова непричастные ни к чему.

Мы остановились дважды. В первый раз мы взяли фаст-фуд. Второй раз был на какой-то заправке, где его отец не спеша отошёл в туалет. Нильс протянул ему, ретирующемуся из машины, пустой пакет из Бургер Кинг, и быстро что-то сказал. Попросил выкинуть. Папа улыбнулся и удалился вместе с мусором.

Мы целовались, пока его не было, мокро и много, пока я не выдохлась.

Потом поля тянулись ещё неопределённое количество времени. Я засыпала и просыпалась на плече у Нильса, словно тоня и выныривая из пьянеющей, живой реальности.

Только раз нам нужно было свернуть за угол. Существ было слышно за мили, и я дрожала всем телом при мысли о них, тихо плача, когда мы пережидали. Только одного на свете я боялась больше, чем их.

На границе стояли три человека в светоотражающих жёлтых костюмах и словом «policie» на спине написанными заглавными буквами.

Ко мне подошёл один из полицейских, здоровается по-чешски. Я поздоровалась с ним в ответ, и протянула ему свою пластиковую карточку гражданки.

- Я схожу, запишу, - пробурчал он.

- Окей, - моргнула я ему в ответ.

Он отошёл, и мы втроём остались на невидимой границе.

- Мы тебе позвоним минут через двадцать после того, как тебя пустят, ладно?

- Ладно, - говорю.

Я легла на плечо Нильса.

Пограничник вернулся, сказал им нужно ещё минут десять. Опять ответила «Окей». Думав о том, что я даже немного рада, и укромно взяла Нильса за руку.

Но почти сразу тот же полицейский вернулся и отдал мне документы. Я промямлила про вокзал, и полицейский неопределённо показал мне направление. В его перчатках кисти и пальцы выглядят, как чёрная рыба.

- Покажу, давай, - он ткнул пальцем в лес и помотал головой, будто зазывая.

- Сейчас, я попрощаюсь, - неловко промямлила я.

Работник понимающе кивнул и отвернулся.

Я повернулась обратно к Нильсу. У меня в уголках глаз скопились слёзы, как дорожная пыль.

Его отец учтиво отошёл на пару шагов и Нильс и я целовались, как дети.

- Обещай, обещай, что приедешь, когда сё кончится- говорю, задыхаясь, - правда, обещай.

- Я обещаю, - ответил он, и мне показалось, что он был честен. В конце концов, нам обоим казалось, что вся катастрофа скоро закончится.

Неловко потом пожала руку его папе. Я сказала за всё спасибо и кивнула головой с энтузиазмом, чтобы точно понятно было.

Нильс помахал мне вслед, пока я углублялась в чешскую деревню на границе. Потом они сели в машину и развернулись. Я смотрела им вслед, пока они превращались в неразличимую точку в неровном пространстве.

Я завернула на мост меж деревьев и поднялась к вокзалу. Я могла видеть даже оттуда круглое, увесистое, злое лицо кассирши. Я могла видеть даже оттуда, что мне нужно идти туда, где я должна была быть.

Другие работы:
-2
11:00
597
07:33
+1
Это замечательно. Особенно если убрать существ и оставить только женский роман. Вместо существ с успехом могла бы быть атомная война, смена правительства, коронавирус, динозавры и превращение людей в зомби или призраков.
00:04
+1
Ну, здравствуй, автор!
Шо могу изложить наткнувшись на это полуинтимно-лирическое повествование. Так такое вспомнилось:
«Писал не писатель, писал не поэт,
писала девчёнка Данара ***надцати лет.»
Писала о себе, о своих чувствах, переживаниях в контексте своего личного багажа. В, общем, это не фантастика, это воспоминаия о былых, возможно, неудачных встречах с противоположным полом. За всем этим прослеживается тень матери, следящей за «чистотой» своей дочери. Потому и встречи были неудачные ибо тут вам не там, где и менталитет другой и религия жёсткая и местами нетерпимая к вольностям молоденьких девушек. И тут девушка оказывается во внешней среде, не особо доверяя ни своему другу — проверяет, не случилось ли чего ночью, да и вообще разным кассиршам.
Т.е. это похоже на начало мемуаров о собственных похождениях, некоей девушки с неустойчивым, вспыльчивым и взбалмошным характером. как следствие семейных проблем и делающей неправильные выводы с неправильными поступками.
Прикручены какие-то существа, видимо для того, чтобы соблюсти условия конкурса.
Через лежащего человека у славян также не рекомендуется переступать, особенно через ребёнка.

Учитывая изложенное выше и став на тропу мести за потраченное на чтение время я думал поставить жирный и длинный минус. Но поставлю плюс. За искру таланта, которая в тебе несомненно есть. И это стоящий рассказ. И существа вплетены в канву хорошо. И твои переживания и эмоции полезны для читателя, хоть и продираются сквозь твою, другую от большинства туземных читателей, ментальность. Тут всё проще и барьеры ниже.
Я поставлю тебе жирный плюс. Молодец, пиши больше. Рекомендую ознакомиться с творчеством Г.Уэлса и Э. По. Толкиена не рекомендую.

Успехов.
P.S. Азиатская девушка в любви и дружбе восхитительна. Если затронуть лучшие струны её души. Но это уже другая история.
10:07 (отредактировано)
+1
Девочка Дана. Пишет про любовь, ставит себе плюс и топит конкурентов минусами. Политика тупая, но эффективная. Так можно и первое место занять… и даже стать знаменитой:
Если хочешь быть фантастом
В конкурсе участвуй щас
И конечно конкурентам больше минусов поставь
И тогда твоя работа приз заветный заберёт
Знаменитым будешь всюду носом кверху ты ходить
Будешь ты потом подарки отовсюду получать
И конечно непременно тебе будет гонорар.
PS. То же самое касается и некоторых других авторов второй группы.
19:08
+1
А я буду честной. Рассказ не для конкурса. Ошибок количество катастрофическое. Пробираться через них было сложно. Хотелось бы за эту сложность в итоге получить хотя бы отличный сюжет. Но и этого не произошло. Возможно, Вы не из России и Вам нелегко даются окончания, понимание некоторых слов. Но в таком случае нужно было дать текст почитать кому-то перед отправкой(желательно грамотному человеку).
17:42
+1
История интересная. Но автор мог бы побольше поработать над текстом, чтоб подобрать наиболее точные слова, более грамотно оформить свои мысли, переживания, которые вызывают отклик.
22:44
Эх… думал фантастика, увы женское мыло… оценку ставить не буду потому, что писал человек скорей всего подросткового возраста и в свете своего опыта. Сразу скажу учиться, учиться, и еще раз учиться! И желательно у метров фантастического слова (Айзек Азимов, Толкиен, Дж. Роулинг, Зотов, Лукьяненко). Удачи!
15:49 (отредактировано)
+2
Все-таки поставлю минус. Потому что, положа руку на сердце, рассказ его заслужил.
Не в обиду автору, но тоже скажу, что тут скорее прослеживаются личный опыт и какие-то сердечные переживания + действительно кажется, что автор — совсем молоденькая девушка. Во всяком случае, удивлюсь, если это не так. НО могу сказать, что при всех недостатках этого текста всегда есть шанс, что автор постарается, будет развиваться, вырастет по уровню мастерства и станет отличным писателем. Все в Ваших руках, и желаю идти вперед, во что бы то ни стало, стойко выдерживая критику.
Автор хорошо знаком с зарубежными реалиями, из-за чего можно предположить, что русский язык для него не родной (если это не так, то стоит задуматься), поэтому нет ничего стыдного в том, что в тексте много ошибок. Но так как рассказы оцениваются с точки зрения русского человека, неудачное сочетание слов, несогласованность окончаний и прочие недостатки бросаются в глаза, и их очень много. Начала даже выписывать, но это слишком долго. Вот некоторое:
— неуверенно пустой вокзал (это как?)
— маша руками (=размахивая, помахав руками)
— несколько поездных сидений (понять смысл можно, но так не говорят)
— первые много месяцев (уж лучше «несколько месяцев», или «довольно долго»)
— существ было трое, двое из которых успешно застрелили (двух из которых застрелили \\ двое из которых были застрелены)
— свежая неузнаваемая молодость (?!!!)
— скатитЬся ли (мягкий знак здесь не нужен)
— посмеялись, встряхнув с себя инцидент (неудачный оборот «в квадрате»)
— с тех мама (с тех пор мама...) с тех папа (с тех пор папа...)
— мама сохранилО свое гражданство (=сохранилА)
— словно ТОНЯ и выныривая (словно я тонула и выныривала \\ словно утопая и выныривая)
— он попросил положить хлеб в тостер… я принялась это делать с самоотдачей (очень комично выходит, слово «самоотдача» по смыслу здесь не подходит

Ну и кроме прочего много ошибок по пунктуации, много повторов и слов «был, была, было» — это в любом языке в литературе не приветствуется, постарайтесь хорошо вычитывать текст и заменить повторы, чтобы, например, слово «окно» не повторялось несколько раз в одном абзаце (самое начало текста). Прямая речь тоже оформлена неправильно.

Проблему грамотности можно списать на незнание языка, но в истории все же должен быть сюжет. Здесь его нет, — завязка, кульминация, развязка — нет ничего, что могло бы зацепить читателя. Существа никак себя не проявили, их можно убрать — и ничего не поменяется. Просто довольно скучная повседневность двух влюбленных, по факту мы видим эту встречу, и все. Скорее похоже на отрывок из личного дневника, но его яркость известна только самому автору, потому что он купается в этих чувствах и понимает важность этих событий. Для читателя это просто вода.
Загрузка...
@ndron-©

Достойные внимания