Забвение

Тьма, словно массивное и громадное чудовище, заслонившее солнце, опустилась над миром. Благодетельное тепло костра освещало и грело небольшое пространство вокруг своего радиуса и маленьким авангардом защищало человека, сидевшего напротив него, от прямой напасти липкого и густого мрака. Этот человек, пристально наблюдавший за танцем огня и треском горящих дров, был поглощен своими мыслями, так отчаянно пытающиеся вырваться из его уст и начать беседу со своим собственным я, порождая в нем свою долю безумства.

В данный момент он был в ожесточенном бою против своей неуверенности и переживаний, которые, в большинстве своем, имели достаточно весомые причины. А причины как никогда очень просты.

Тракт душегуба, отнюдь не названый в честь чего-то миролюбивого, отгонял от себя всю свору людей несколько десятков лет подряд. Будто бы ожившее воплощение обжорства, он пожирал сотни людей и торговцев, проходящих через его неспокойные владения. Если ты мыслишь здраво, то, вероятно, сто раз подумаешь, перед тем, как идти дальше.

И сам Вильгельм, сидевший у костра и томно пережевывая свои мысли, никак не хотел с ним контактировать. И остался он здесь в исключительной мере перевала.

Даже сейчас, смотря в глубь леса, внутри тела что-то ёкает и бросается на самотек. Чувствуя это, Вильгельм нащупал на левом боке свои жесткие ножны, в которых хранился его верный товарищ, прошедший с ним очень многое.

Потрепанный меч сверкнул на огне, заверяя себя на собственную угрозу всем своим неприятелям. Вильгельм довольно цокнул языком, после чего вновь заковал его в объятия ножен. В такие времена, да и в таком мире, ходить без оружия - позволить кому-то убить тебя. Дело не только в людях, но и чудовищах, порождения самой темной бездны, обитающих на далеких пустырях или забытых чащобах. Даже самая безопасная дорога не могла гарантировать того, что ты не повстречаешь одинокого упыря, мечтающего полакомиться человеческой плотью.

Все эти рассуждения сильно изматывали Вильгельма, подвергая его рассудок в настолько изматывающее состояние, что ему было даже больно думать о хотя бы незначительных кошмарах этого мира. В данный момент ему хотелось лишь немного покоя, ведь завтра, проснувшийся и воодушевленный, он мог бы с легкостью покинуть это место.

И только уже было он начал чувствовать преддверие царства грез, как нечто глухое и гулкое, отдаленно напоминавшее стук его сердца, заставило его отпрянуть от этой идеи. Через несколько секунд он осознал, что это не его уставший рассудок и даже не его собственное сердце. Где-то далеко, Вильгельм пока не мог понять где же, слышались тяжелые постукивания чего-то об камень, какой-то деревянный скрип и непонятный лязг. Рефлекторным движением руки в сторону ножен, где хранился меч Вильгельма, он моментально собрал свою решимость в кулак для того, чтобы подавить потаенный страх. Однако…

Причиной этого переполоха стали не орды чудищ и даже не дремучий лес, окружающий своими плотными зарослями весь трака, но множество человеческих образов с десятками повозками и тридцатками лошадей. Не стоит и говорить, что людей было, на первый взгляд, больше раза в полтора или два. Вся эта свора медленно, но уверенно продвигалась в беспроглядной ночи, сопровождаемая лишь тусклым светом факелов.

“Это еще что?”- только и подумалось Вильгельму, который лишь пристально наблюдал, как массивный строй приближался в его сторону. В его голову полезли разные мысли, начиная с “разбойников” и заканчивая “меленькой армией”, однако чего же именно ему думать, когда непонятная свора не пойми кого двигалась, как он уже понял, прямо по дороге тракта.

Казалось бы, их подход длился целую вечность, пока они вовсе не остановились буквально у костра Вильгельма. И последний действительно начал вглядываться в конвой более подробно: куча людей, хорошо экипированных, с блестящими и решительными глазами, хлопотливо бегали от одной повозки к другой, громко переговариваясь друг с другом так, что это уже было похоже на передвижной базар. Однако, казалось бы, никакого внимания на Вильгельма они не обращали, что его и устраивало.

Но…

Мужской голос: А ты кем будешь?

Вдруг материализовался наглый голос, буквально пропитанный чрезмерной тщеславной аурой. Будто бы его хозяин так вдруг возненавидел Вильгельма, что было физически сложно сдерживать всю свою токсичность при себе.

Обернувшись на владельца голоса, Вильгельм обнаружил довольно внушительного мужчину статного телосложения и имевший вид ветерана, побывавшим во множество битв.

Мужской голос: Райнхард, а ты, я вижу, внобмолеловь и вновь докапываешься до каждого бродяги.

Райнхард: Я же должен обеспечивать тебе безопасность? Так не мешайся, Отто.

Отто: Но не доставать каждого торговца, проезжающего мимо нас, не так ли?

Второй мужчина, менее статный и более крупный, если брать во внимание лишний вес, не блистал той аурой силы, однако был так же импозантным человеком.

Отто: Прошу прощения, уважаемый! Все на взводе, сами понимаете. Райнхард, лучше приготовь людей для продвижения.

Райнхард: Как скажешь…

Райнхард ушел, оставляя Отто наедине с Вильгельмом. Последний лишь недоверчиво озирался на весь караван, пытаясь понять хоть малейшую часть их мотивации.

Сам Отто, если судить по его ауре, был крайней противоположностью Райнахрда. Если второй блистал явной агрессией, то второй благоухал миролюбием и каким-то неестественным добродушием. По крайней мере, так чувствовал Вильгельм, который доверял своим инстинктам на первозданном уровне.

Вильгельм: Неужели вы пройдете через тракт?

Отто: Конечно.

Вильгельм: Вы явно его недооцениваете.

Отто: Нет-нет. Я его как раз переоцениваю. Я много чего переоцениваю, что и является моей главной силой. Помяните меня на слове: мы станем первыми, кто пересечет этот проклятый тракт. Возможно, вы видите перед собой живую легенду.

Его рьяная самоуверенность и ребяческое поведение выдавали в нем довольно капризного человека, хоть в открытую он этого не показывал. Но даже такой набор сомнительных качеств собрал здесь много народа, которые всерьез собрался пройти это гиблое место? Или же здесь помогли деньги?

Хоть Вильгельм в открытую не боялся тракта, но чувствовал, что с ним что-то не так. Даже чудища, сами воплощения кошмаров, держались от этого места настолько далеко, что можно было в открытую спать прямо на дороге, не боясь, что тебя загрызут во сне.

Отто: А вы? Вы тоже собираетесь пройти?

Вильгельм: Нет, я в обход.

Отто: Но вы же потеряете день или два на обход, когда здесь можно пройти всего за пять-шесть часов.

Вильгельм: Но я не собираюсь рисковать своей жизнью.

Отто: А давайте я найму вас? Награда будет щедрой, а вы, как и мы, станете частью легенд.

Вильгельм обомлел от столь неожиданного предложения, которое выплеснулось на него настолько непроизвольно и резко, что казалось бы, бог, в которого он доселе не верил, буквально прямо указал о своем существовании и благословил Вильгельма на свой собственно-избранный путь. Ведь он был наемником по своему естеству и эта тайная мечта, хоть и банальная, была его двигателем в совершении даже абсолютно невозможных дел.

Однако страх никуда не делся, а наоборот, покрылся новыми красками.

Только обнаружив себя на мысли, что ему стоит только приблизиться ко входу в этот рассадник ужасов, он покрылся холодным потом, будто только что проснулся от тягучего кошмара. Его рассудок поплыл, рассуждая о всех прерогативах, которые он получит, если рискнет.

Биение сердца, дрожь в пальцах и коленях, начинавшаяся мигрень – даже его тело говорило о том, что тут что-то нечисто. И в данный момент, Вильгельм пытался перевесить то, что действительно имело большую ценность: его жадность или же его жизнь.

Отто: Или же вы можете отказаться, но я бы не стал отрекаться от этой идеи. Тем более, когда бы узнал, что награда очень щедра. Ведь все эти повозки – часть моих сокровищ – награда людям за их труд.

Вильгельм: То есть вы идете на это просто из-за того, что вам так захотелось? Да еще и изрядно потратившись. Вы, видно, сумасшедший…

Отто: Нет, просто хочу доказать, что нет ничего в этом тракте, а если и есть, то несколько голодных чудищ, которые упиваются одинокими торговцами. И поверьте, я заберу всю дурную славу с этого тракта и присвою ее себе, как его покоритель.

Вильгельм был довольно экспансивным. Однако четко осознавал несколько правил: людям нельзя доверять; не иди на поводу собственных эмоций; не ищи опасных приключений.

Но…

Но что-то екнуло внутри него. То было медленно растекавшиеся чувство, столь неприятное и вязкое, будто бы смола поглощающее в свои оковы тело человека, непроглядно захватывая даже самые рациональные мысли. Противоречия в своих собственных принципах компенсировали всю нерешительность и все колебания, что могли образоваться в результате неустойчивого штурма грязных и похабных мыслей в голову Вильгельма. Он и сам не заметил, как уже дал свое согласие.

Спустя пару минут, Вильгельм уже был частью этого гигантского конвоя. Все весело перекрикивались, будто бы отправляются не в очень опасное и гиблое место, а в соседние трактиры, параллельно захватывая всю свободную выпивку. И все же, нельзя было сказать, что они относились к этому дело по ребяческому, ведь в их глазах, помимо нетрезвой весёлости, был необъятный океан решимости и отваги, который поглощал других людей под свои пучины, повышая их боевой дух. Когда у кого-то проблёскивает холодная клякса сомнения, то огненный взгляд уверенности других выжигает ее из белого и девственного полотна мужества.

Вильгельма, поскольку он присоединился в последний момент и невзначай, отправили быть замыкающим с еще несколькими людьми. Задача замыкающих была в том, что при приближении опасности либо защитить тыл, либо отступить к основным силам. И одним из его напарников станет, как по закону подлости, Райнхард, который оставил за столь короткий миг знакомства самые отвратные ощущения.

Райнхард: Как тебя звать?

Вильгельм: Вильгельм.

Райнхард: Значит так, Вильгельм. Пойдешь в конце. Я лично буду за тобой приглядывать, так как мне не очень нравится потуги Отто создать свою мини-армию из каждого бродяги.

Вильгельм: Разве стоит мне не доверять?

Райнахрд: Те, кто идут со мной в тылу, не заслуживают доверия, так что считайте меня вашим личным досмотрщиком.

На этом лаконичное, но пропитанное язвительностью, пояснение Райнхарда подошло к концу, после чего он ушел в сторону замыкающей повозки. Вильгельм поступил точно также, стараясь не выбиваться из этого живого ритма.

Самая дальняя повозка, которая, по плану, должна немного отстать от основного конвоя, была наполнена людьми, а рядом с ней стояло несколько бурых лошадей. Там был точно такой же ритм, как и во всем конвое. Животворящий, буквально праздный, но одновременно осторожный.

Райнхард: Слушай, встал бы ты с карты!

Мужчина: Я просто показываю, что тут полная задница! Тем более, она же нам больше не понадобится, когда мы пересечем тракт.

Райнхард: И что с того? Слезь уже давай!

Райнхард, не пожалевший сил, чтобы согнать с места очередного беднягу, попавшего под раздачу, налился краской, буквально извергаясь от количества полоумных вокруг него. После чего яростным криком, эхом раскатившийся даже где-то в глубине тракта, заткнул весь творящийся здесь балаган.

Райнхард: Значит так, конвой вот-вот отправится, а мы прямо за ним с незначительного расстояния. В тракте соблюдаем строжайшую бдительность, обращаем внимание даже на хруст веток, даже на ваше собственное дыхание. Все меня уяснили?

Толпа: Да!

После чего озарился яркий смех, покрывающий с полна всю густую ночь, немного разогнав ее и тем самым оставляя в воздухе маяк надежды на то, что все пройдет хорошо. Если честно, многие из людей даже могли бы быть разочарованы, если бы в этом деле вообще бы ничего не произошло, так что они надеялись на то, чтобы случилось хоть что-то, чтобы укрепить свое место в списке легенд.

Вильгельму дали дополнительное снаряжение, вроде запасного клинка и добротной кольчуги, также флягу с водой и несколько сухарей. После чего он поближе познакомился с теми несчастными, которые были в его группе.

Как и ожидалось, они были в том же настроении, как и остальные. Однако одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что они не так просты, какими кажутся на первый взгляд. И это было хорошо, ведь идти в неизвестность с абсолютно неинтригующими людьми – гиблое занятие.

И конвой пошел. У всех сразу же исчезли ребяческие и шутливые гримасы, сменив их на полное серьезности и решимости обличие. Все, что сейчас имело значение, так это выполнение текущей задачи, поэтому даже глупцу было понятно, что нужно полностью отдаться концентрации.

Спустя три минуты, как огни конвоя поглотил мрак леса, Вильгельм с его группой отправились вслед, отдаваясь на произвол судьбы и милости тракта.

Тьма. Безмолвие. И все это прерывалось лишь треском факелов и их светочем, будто бы последние десятки воинов, самоотверженно сражающиеся до конца против бесчисленной армии.

Шагая на коне по тракту, Вильгельм не обнаружил сверхъестественных и всемогущих тварей, которые по одному лишь желанию могли утащить нерасторопных в темное царство кошмаров. И даже не отряды разбойников, которые вероломно пользовались мифами этого места в свое благо. Нет. Все, что здесь находилось, так это безмятежность. Будто бы нет места мирнее и спокойнее, чем это захудалая дорога, покрытая танцующими и кривыми лесами.

И именно эта теплящая душу умиротворенность, застывшая здесь, его и пугала. Ведь даже в своем собственном доме он не ощущал такую же спокойную атмосферу.

Не стоит и говорить, что он не испытывал противоречивых чувств по этому поводу. С одной стороны, он хотел бы остаться здесь навсегда, поддавшись ленному желанию задремать на прохладных камнях. Однако с другой, где-то в самых потаенных и секретных уголках его мыслей, куда порой не мог проникнуть сам Вильгельм, сама мысль о том, чтобы задержаться здесь, выбивает из его последних рассудительных и бодрых останков весь запал, рождая мысли о бегстве с этого чертова тракта.

Однако его товарищей здешняя паранормальщина никак не коснулась, что очень настораживало Вильгельма, будто бы единственный, кто напрочь свихнулся – был сам Вильгельм.

Тьма послушно расступалась перед устрашающим огнем. Иногда в полутьме мерещились игры теней, которые, будто живые, плясали странные и мрачные танцы. Абсолютно все, исключая Райнхарда и Вильгельма, оживленно беседовали друг с другом, не опускаюсь в ту пучину раздумий, куда до этого опустился сам Вильгельм, нагнетая себя в самых худших реалиях. Последний будто бы выпал из нынешней реальности, пропуская мимо ушей все разговоры.

Мужчина: Мы не слишком отстаем от конвоя?

Райнхард: Нет, мы сейчас движемся в точь-точь как и должны.

Мужчина: Вот как… Просто в этой тьме не видно даже света факелов конвоя, будто бы лес их сожрал. Ха-ха-ха!

Неловкий смешок выдал некоторое сомнение в мужчине, который боязливо начал озираться по сторонам. Райнхард же удрученно вздохнул, ожидая от этого проблем. Ведь сомневаться или бояться сейчас было слишком поздно и уж точно не в эпицентре вихря тьмы, жадно заглатывающего в свое чрево весь свет.

Прошло часа три. Все изрядно выдохлись, сидя на неудобных седлах своих лошадей. Что уж говорить о Вильгельме, который никак не готовился к этому делу, ведь сейчас он просто валился с ног. Его чувства притупились, оставив всю ментальную истерию и все свои внутренние споры на потом. Все его силы были направленны на то, чтобы банально не уснуть.

Тракт тянулся неумолимо долго, словно у него не было конца. Лес, устрашающий в первые полчаса, сейчас казался вполне обычным. А луна, выглянувшая из-за облаков, показала свое величие и красоту, буквально освещая им дорогу. И все же…

Что-то не так.

За всю дорогу ничего не произошло. Они просто шагали по никак не изменяющейся дороге, словно по кругу. А животных, даже банальных птиц, не наблюдалось. И единственный, у кого остались некоторые волнения, был Райнхард. Его инстинкты просто трубили о чем-то неизведанном, ужасном и, что главное, опасном.

Райнхард: Так! Надо бы сблизиться с конвоем!

Мужчина: Э-э? С чего это вдруг?

Райнхард: Просто делайте, что велят!

Мужчина: Как скажешь…

Райнхард ударил поводья, и лошадь, сначала опешившая от столь резкого удара, все же принялась бежать галопом. Остальные члены группы поступили точно также, в том числе и Вильгельм.

Все они сравнились к одной дистанции, молниеносно пробивая тьму своими факелами. Ветер хлестал их по лицу, немного освежая и рассудок, и тело. Однако происходило нечто странное, что, конечно же, выдалось во всеобщую и топящую нервозность.

Лес, плотно окутавший их со всех сторон, начал потихоньку расступаться, будто бы он был той самой злосчастной тьмой, испепеляющейся горстью теплого света. А вместо неприветливых зарослей хмурых деревьев сейчас находились необъятные пустыри, словно зеленый океан, красиво сверкавший призрачным небесным светом.

Мужчина: Это что?!

Райнхард: Какого черта?

Вильгельм: Это… конец тракта? Или его продолжение?

Райнхард: Если это продолжение тракта, то куда девался конвой?! Здесь все как на ладони, но конвоя нет! Это означает лишь то, что он пропал еще в лесу!

И правда. Сейчас на этих лысых пустырях можно было разглядеть даже блеклый свет свечи на достаточно внушительном расстоянии, однако не было даже намека на то, что здесь проходил конвой. Не было даже следов.

Райнхард: Возвращаемся.

Мужчина: Ч-чего?

Райнхард: Что слышал – возвращаемся.

Мужчина: Но не означает ли это, что нам не стоит идти туда? Может быть, тракт помиловал нас и дал нам возможность уйти?

Райнхард: Так вот как вы заговорили, когда опасностью запахло?

Все вдруг замолчали. Им нечего было сказать, завидев такую чертовщину. За одно мгновение созерцания такого прекрасного пейзажа они впали в самое презреннейшее уныние, что можно было собрать за всю свою жизнь, а вместе с унынием – страх, будто ледяным осколком прокравшийся в сердце, вызывал чудовищные удары пульсирующей боли.

Райнхард: Как хотите.

После этих слов, Райнхард отправился обратно во тьму. Остальные же, включая Вильгельма, просто смотрели друг на друга, яро не понимая, что же они должны и, главное, могли бы сделать в такой ситуации. Но все же, нашлись несколько смельчаков, которые пошли вслед за Райнхардом. Вскоре к нему присоединились оставшиеся, которые, наверное, осознавали свой позор, и именно поэтому все таки решили продолжать идти до конца. И Вильгельм остался тут совсем один, глядя как последние маленькие огоньки растворяются во тьме, словно заглатывая их в один присест.

Наверное, он не будет более рисковать своей жизнью. Наверное, он оставит все эти рисковые потуги и останется после этой истории в уютном доме, просыпающимся под лучи раннего солнца и пение птиц. Возможно, он все таки наконец будет ценить каждый вдох и выдох, зная, что в один прекрасный момент тебя может и не стать вовсе.

И что же он решил? А все довольно просто. Вильгельм просто пойдет дальше. Если это конец тракта, то, вероятно, ему, каким-то чудом, получилось выбраться из этой злополучной ловушки. И грех было бы не воспользоваться случаем судьбы.

Вильгельм перебирал все свои тускнеющие мысли по поводу всего, что с ним случилось. Вероятно, через несколько лет эта ситуация полностью выветрится из головы, оставляя после себя лишь ржавый душевный осадок.

От небольшой, но теплой радости он даже немного расслабился, закрывая веки и покрываясь тьмой. Однако через несколько секунд, буквально вернув Вильгельма в реальность, он получает довольно сильный удар, вероятно, из-за того, что лошадь попросту свалилась с ног. Боль от ушиба раскатилась по телу, отзвуки тревоги вновь забили внутри его мыслей, заставляя предположить самое худшее.

Открыв глаза… ничего не изменяется. Все та же непроглядная тьма, словно с закрытыми глазами. Ощупав местность возле себя, он с ужасом обнаруживает, что лошади, которая была с ним буквально секунду назад, попросту исчезла. Будто бы его вдруг переместило в далекие просторы космоса, столь холодные, что кровь просто замерзала намертво прямо в жилах.

Тревога нарастала с каждой секундой, что Вильгельм находился в полной темноте, липнущей прямо к коже, создавая ощущение того, что каждая частица тела тонет в вязком болоте. Даже одна маленькая искра света в этом проклятом месте сверкала ярче, чем тысячи солнц.

В конце концов, Вильгельм уже потерял счет времени. Возможно он сидел в этой тьме минуту, час или день. Черный сгусток - кошмарная сущность, которая окружила его – плотно заковала в его собственные мысли и страхи.

Боязнь даже шелохнуться, чтобы не привлечь внимание невидимого чудовища, жизненной аксиомой засела в его голове. Теперь, когда он на грани безумия, одиночество было для него лучшим другом. “Лишь бы вернуть сладостное чувство одиночества” – думал Вильгельм, но теперь это было невозможно.

.