Ложное сознание

Мы оказались в большой комнате, окруженной городками, выстроенными из стеллажей с книгами. Огромная бездонная библиотека стала пристанищем для последних людей на Земле. Старые и новые листы бумаги пахли знакомо, напоминая об обычной повседневной жизни, которая утекла у нас сквозь пальцы за считанные секунды. Теперь большую часть населения этого укромного уголка составляли мертвые писатели, нежели мы, группа из шести человек и учителя. Чудом наш преподаватель в тот день решил провести нам лекцию, для желающих, по литературе, и пригласил нас в библиотеку на несколько часов. Мы были готовы, прихватив с собой немного еды из автоматов. Библиотека находилась на первом подземном этаже нашего университета. Здание универа было довольно большим и массивным, а земли и так не хватает, поэтому сейчас вполне распространено строить половину здания под землей, чтобы сэкономить место на поверхности. В часы обеда даже самые лучшие ученики поднимаются наверх, чтобы пообедать, мы же, как я уже говорил, взяли с собой перекусить. Разложив на столе свои бесчисленные тетради с конспектами, написанными корявым от быстрой лекции подчерком, мы присели с учителем все вместе и начали разбирать тему лекции. Вдруг прогремел взрыв!? Ни единого звука после него… Все как будто остановилось. Единственная девушка в нашей небольшой компании попыталась открыть дверь, но, наверное, она была завалена. Так мы и остались в большой комнате в количестве семи человек, как на кладбище, окруженные мертвыми и великими. Мы поняли, что никто нас не придет спасать. Через несколько часов стало жутко холодно. Генераторы, отапливающие нижние помещения, теперь никем не запускались. Мы остались одни. Нас одолевал холод и мизерное количество еды. Все мы были студентами и один учитель, который всегда все говорил правильно. Как только что-то случалось, он предрекал, что будет дальше. Случился взрыв? Значит, наверное, дверь завалило. Становится прохладно? Скоро придется жечь наследие предков. Парни студенты часто курят, поэтому, у нас было точно две новёханьких зажигалки с красивыми дамами от двух участников этого постапокалиптического действа. Они выложили их и долго смотрели на два пластмассовых корпуса, будто бы они могли избавить нас от всех проблем, но за это нужно было отдать душу. По сути, так оно и было, все мы ученики журналистского отделения уважали и любили литературу. У многих с подросткового возраста остались сладкие воспоминания первой одержимости книгой с неповторимыми поворотами сюжета. Конечно, чем старше мы становились, тем больше читали классики, а это значит, что в этой библиотеке у большинства из нас было больше знакомых, чем в реальной жизни. И тут жизнь ставит нам ультиматум в виде конца света, дает нам две зажигалки в виде насмешки и тонны хорошо горящей бумаги с твоими знакомыми и в какой-то мере любимыми. Еда была съедена в два дня, она дарила хоть немного тепла нашей нервной плоти, а дальше остались только две зажигалки с холодеющим отливом от остатка электричества, которого непонятно, на сколько времени хватит. Учитель сразу сказал, что оборудование дарящее электричество на подземные этажи должно перезапускаться с помощью карты, которой определенный работник проводит по желобку в машине словно кудесник, оживляя машину с электричеством. Но, так называемый, кудесник не оживил машину, и мы остались голодными, холодными, в темноте, различавшей страшные силуэты, выдуманные нашим одичалым от страха воображением. Темнота пугает еще больше, чем голод, она оголяет все твои нервы и с каждой стороны тебя ждет забытый с детства страх. Наизусть выучив место нахождения стола и все его неровности и шероховатости вместе со всеми расположениями глупых надписей, мы собрались возле единственных зажигалок. В наших душах творился хаос. Понятно, что мы должны были сделать: взять зажигалку с каплей в ней спасающей огневой жидкости и сжечь своих друзей. Да именно друзей. Кому- то из нас они спасли детство, а кому - то составили компанию в подростковом возрасте, научив ценить правильные вещи и не чувствовать себя одиноким. А что же теперь? Голод и холод совсем затуманил нам глаза и разум. То, что осталось в нас человеческого, мерно угасало под сильным дыханием биологической нашей составляющей. Первым кто схватил зажигалку с красоткой, которую теперь нельзя было разглядеть, был парень высоко роста и крупного телосложения. По его голосу, уставшему от истязаний плоти, я понял кто это. Он сказал, что больше не может терпеть этот холод. Наверное, мы все оттягивали неизбежное. Тело кричало, что больше так нельзя, а мораль стучалась в глаза мигренью. Первым на костер, как мученик, пошел Шекспир со сборником его избранных сочинений. Единственная девушка в компании отпустила скупую слезинку, это было последнее, что оставалось у нее из жидкости в организме. Дальше пошли Ахматова, Брэдбери, Ремарк, Верн, Фицджеральд и другие, в бесконечном потоке съедаемые ненасытным красным огнём. Мы увидели, за много часов впервые, лица друг друга. Все были изнеможденны, тряслись от холода и глядели друг на друга дикими глазами. Первые секунды, когда тело начало ласкать тепло, мы позабыли о том, что приключилось. Существо наше находилось где-то там, далеко ото всех, в своем теплом райском мирке. Но секунды блаженства прошли, и согретое тело стало оглядываться. Возле смертного книжного костра, стояло шесть человек. Где же еще один? В отблесках белого и оранжевого, обволакиваемый густой тьмой, позади сидел, прижавшись к стеллажу мой однокурсник. В руках его, мерно подрагивающих от холода, лежал, ища спасение, томик «Отцов и Детей». Он перечитывал. Думаю, в тот момент, я завидовал его спокойствию. Мы тряслись от ужаса смерти, а он спокойно ждал ее прихода, оставшись при своих мыслях. Я подошел к нему, а он сразу ответил, что не собирается в этом принимать участие, но и остановить он нас тоже не может, и потому, просто ушел подальше сохраняя свою человечность. Некоторые его осуждали, я же восхищался его самодостаточностью. Смог бы я сохранить свои принципы и не сжигать горячо любимых мне друзей во благо своей жизни? Настолько ли я развит и могу с гордостью сказать, что биологическому началу моей сущности не взять надо мной верх? Мне и отвечать не надо было, я грелся у костра из трупов тех, кем восхищался. Тот парень, который не стал греться у костра, погиб от охлаждения через несколько часов. Он был довольно хил здоровьем, и все мы это знали. Учитель отнес его вглубь библиотеки. Мы были голодны, хотели пить и нас разрывало сочувствие и ненависть к самим себе, но мы продолжали сидеть у костра, даже не подошли проститься с погибшим, боясь опять почувствовать ужасный холод, текущий по венам. Шел уже третий день, и, я помню, что все отключились за невозможностью тела больше поддерживать нас в сознании. Я снова погрузился во тьму, теперь уже забвения, с мыслью что это, наверное, конец.

***

Яркий свет озарил мои глаза, я открыл их. Думаю, как и каждый после таких странных событий, я подумал, что, наверное, умер. Но, по всей видимости, безболезненно и это меня чуточку обрадовало, все люди боятся боли. Рядом со мной замелькали люди, и в голове у меня промелькнула мысль, что это мои воспоминания о жизни решили шквалом обрушиться на мои глазные сосуды. Ни чувство холода, ни чувство голода не преследовали меня, тело, казалось ,находилось в полном порядке, я просто лежал ничего не предпринимая от шока. Потом подошла милая девушка в больничном одеянии, и своими милым пухлыми губками спросила меня, могу ли я встать? Я решил попробовать встать. Это далось мне вполне спокойно. Мысли стучались, говоря: « Может быть это ангел? А? Может тебя сейчас к Богу отведут?» Но я всегда был атеистом и мало в это верил, хотя чем черт не шутит! Все было такое белое, что после земных представлений вполне можно подумать, что это тот самый Рай. Меня провела в комнату та милая девушка, я встретился глазами со всеми теми, кто был со мной прежде в библиотеке. Только учитель сидел за столом, а мои однокурсники расположились рядом, в кругу на деревянных стульях. Я присел на свободный, оставленный видимо для меня стул, и тут я уже решил вообще ничего не думать, это было бессмысленно, логики я уже просто вообще не ощущал. Наши смотрели друг на друга, как на фантомов, особенно на парня, который предпочел, умерь в холоде. Он сам на вид выглядел так, как будто думал: « Черт! Я же умер, что здесь творится!». Учитель кривовато улыбался и выглядел свежее всех нас. Он сказал: «Вспомни». Щелкнул пальцами. В голове стали быстро друг друга сменять сцены прошлого, укутанного и положенного где-то на подкорке мозга и бережно закрытого чей-то ловкой рукой. Вот мы с ребятами решили подзаработать, студентам вечно не хватает денег, и решили подписаться на какой-то эксперимент, который будет проходить в «Визуальной ловушке». Я помнил что где-то еще в году так 2045 придумали эту штуку для того чтобы загипнотизированные подозреваемые, помещенные в эту «ловушку» вели себя так, как повели бы себя будь в такой ситуации. Гипнотизер, как бы внушал им то, что всего задержания и нахождения под следствием не было, все их мысли остаются на месте, и они, отправленные с помощью «ловушки», на пару дней назад, либо показывали свою настоящую личину, либо же доказывали свою невиновность. Но с этой штукой было много проблем: аппаратура дорогостоящая, Гипнотизеры оказывались зачастую продажными. Гипнотизером можно было родиться. Им надевали линзы, при рождении, которые не давали им делать все, что угодно с людьми. Но получив официальное разрешение, они могли творить, что угодно с человеком, на работу с которым им дали разрешение. Поэтому и происходила в расследованиях всякая гадость. Так вот, подписав бумаги, мы с ребятами подверглись воздействию Гипнотизера, которого после гипноза, мы все считали своим учителем. Визуальная ловушка построила декорации нашей библиотеки и остальные спецэффекты взрыва и другого. Все муки голода и холода, что мы переживали, были внушены нам, сами мы же спокойно ели и пили в этой ловушке, просто не понимали этого. Холод мы тоже чувствовали лишь в голове, тело же наше было в полном порядке. Мы взглянули на, так называемого, фальшивого учителя стеклянными от осознания глазами. Это был всего лишь эксперимент? Гипнотизер начал свою речь все с той же радостной улыбкой от удовольствия, растянувшейся неприлично широко, после созерцания наших лиц переполненных понимание происходящего:

- Если вам интересно, я сделал такой эксперимент не просто для того, чтобы увидеть ваши шокированные лица,- он пискляво усмехнулся,- а для того, чтобы написать работу. Я ведь и, правда, профессор философии в Неверовском университете. Дело в том, что… Вот представьте, мы говорим, отстаиваем свои мысли и думаем, что в какой-либо ситуации, поступим именно в соответствии со своими убеждениями. Но это вовсе не так. Лишь малое количество людей не откажется от своих мыслей, в пользу своей жизни. Вот, например, из всех вас шестерых только ваш маленьких худощавый друг решил умереть раньше и больнее, сохраняя свои убеждения и морали с которыми он жил. Вы же, остальные присутствующие, боясь за свое тельце, хотя и не без сопротивления моральному кусочку вашей души, выбрали возможность забыть о своих убеждениях. Я сделал это, именно с вами потому, что вы, обучаясь на журналистском факультете, чтите литературу, а некоторые из авторов вам как друзья или родственники, и именно о ваших личностях с восхищением говорят ваши учителя, убеждая меня, что вы боготворите литературу. Так что, для вас это была стрессовая ситуация, требующая немедленного решения: холодная смерть или спокойная безболезненная дрема неведения. Причем, я же мог сделать по-другому! Поместить в симуляцию ваших близких или друзей и посмотреть, что вы выберете, свою жизнь или жизнь других. Но мне хотелось показать, насколько большинство из нас мелочны, ведь, по сути, вы бы всё равно погибли в той ситуации, но вы выбрали наименее болезненный выход, убив то, чем в жизни дорожите не меньше, чем родными. Да, моя работа получится изумительной! Не бойтесь! Ваши имена нигде не будут указаны, но видеозапись, я оставлю себе. Бумаги вы подписали все законно, вроде живы здоровы, так что вот вам ваш гонорар и идите отоспитесь, подумайте над сущностью бытия перед сном. Спасибо!

Вот так, мы пошли домой, будучи молодыми и уже разочарованными в большинстве людей и в самих себе.