Старик и смерть

Анатолий Сергеевич сидел один перед обеденным столом с драной клеенкой, усыпанной пятнами, которые уже никогда не получилось бы стереть, даже если бы нашелся кто-то, кому пришло бы в голову попробовать. Перед ним лежал листок бумаги с тремя аккуратными сгибами. С полчаса он уже сидел и угрюмо смотрел на строки с цифрами и буквами, с унизительной насмешкой пляшущие перед ним, когда стол сотрясла гулкая вибрация его телефона. Одновременно раздался отвратительный писк. Как будто мышь медленно прокручивают в мясорубке. Он протянул руку и открыл сообщение. Это был старый кнопочный телефон, со специально увеличенными буквами, но зрение стало еще хуже — пришлось поднести вплотную к самым глазам, чтобы разглядеть текст.

«Здравствуйте, уважаемый жилец! Как вы, надеюсь, помните из условий договора, в случае просрочки платежа более чем на два месяца, я буду вынужден вас выселить. Я уже достаточно долго терпел, верил вашим обещаниям, но вы переходите все границы. У меня есть семья, которую нужно кормить. Даю вам ровно четыре дня на то, чтобы перечислить деньги за ноябрь и декабрь, после чего я попрошу вас освободить помещение. Всего хорошего». Анатолий Сергеевич встал, прошел через крохотную кухоньку, бывшую для него и комнатой отдыха, и читальным залом, и вообще выполнявшую все функции, кроме спальни, включил чайник, потянулся наверх к буфету за заварником и вдруг тяжело задышал. Воздуха не хватало, как будто кто-то другой выдышал весь кислород в комнате. По левой руке прошел электрический разряд. Он судорожно выдернул ящик с лекарствами, державший его механизм треснул, ящик грохнулся на пол, и таблетки разлетелись по всей комнате. Старик встал на колени и начал хаотично копаться в груде лекарств, пока не нашел нужную коробочку. Трясущейся рукой засунул таблетку в рот, быстро запил водой из ржавого крана, сел. Понемногу отлегло. Анатолий Сергеевич задышал спокойнее, снова почувствовал руку, страх начал отступать. Он передвинул стул к небольшому окошку в самом углу кухни, открыл его, вдохнул поглубже крепкий зимний воздух. Внутрь залетел вихрь пушистых снежинок и тут же растаял в тепле комнаты. Телефон на столе тускло мигнул — значит, скоро выключится, но старик и не думал ставить его на зарядку: единственный человек, который хотел бы с ним связаться, уже написал, а ждать других звонков или сообщений было не от кого.

Анатолий Сергеевич напряг слух. Дверь в прихожую как будто открылась, но звона ключей или щелчка замка перед этим слышно не было. «Наверное, Ленин сын забыл запереть», — подумал он. Лена снимала дальнюю из двух соседних квартир и в одиночку воспитывала восьмилетнего мальчугана. Его имя старик никак не мог запомнить, но его веселую шаловливую мордочку в веснушках помнил хорошо — с полгода назад он вместе со своим другом решил устроить Анатолию Сергеевичу небольшое развлечение. Его друг позвонил в дверь, поздоровался с вышедшим стариком и попросил его пройти маленький социальный опрос, который ему задали провести в школе. Проблема только одна — здоровенная сумка с опросными анкетами стоит на лестничной площадке. Анатолий Сергеевич поверил, вернулся в квартиру за ручкой, а потом вышел вслед за хитрым любителем розыгрышей в коридор перед лифтами. Тем временем рыжий сосед из своей квартиры тихонько прокрался в квартиру Анатолия Сергеевича и спрятался на кухне за занавесками. На нем был грим из раскрошенного мела и, видимо, черного средства для чистки обуви. Вдобавок он, увидев под кухонным столом старика здоровенный ящик с рыболовными снастями, достал оттуда несколько мормышек с длинными крюками и засунул их между пальцев, для большего устрашения. Когда старик вернулся и под тяжестью его тела заскрипели пружины кровати, мальчик выждал несколько минут, а потом медленно и насколько мог зловеще, как в фильмах ужасов про призраков, вышел из-за тонких тюлевых занавесок и двинулся в маленькую спальню. Анатолий Сергеевич в призраков не верил и почти сразу узнал проглядывавшие сквозь белизну веснушки, но все-таки от неожиданности испугался и даже вскрикнул. Он знал, что Лене и без того живется тяжело, поэтому решил ничего ей не говорить, а вместо этого предложил рыжику чаю с конфетами. Но тот отказался, потому что очень спешил рассказать своему другу об успехе операции, да и вообще не сильно горел желанием гонять чаи с каким-то одиноким стариком.

А сейчас Анатолий Сергеевич сидел на своем стуле и прислушивался к шагам в прихожей. Это была не Лена: ее квартиру неизвестный посетитель уже прошел. Значит, второй сосед — молодой студент, каждую пятницу водивший к себе в комнату новых подруг. Снова нет. Шаги приближались прямо к комнате Анатолия Сергеевича. Стояла какая-то странная тишина, которую прокалывал только звонкий стук каблуков чьих-то туфель о кафель. Тишина. Точно. Вот что было странно — часы на стене больше не нарезали время остриями секундных стрелок и намертво встали. Ручка плавно кивнула, дверь открылась и впустила внутрь высокого худого мужчину в черном классическом костюме и шерстяном пальто. «Вы ко мне?» — спросил старик и привстал со стула, а потом, не зная, как себя повести, снова сел. Мужчина посмотрел ему прямо в глаза и, не отреагировав, начал уверенно двигаться к середине кухни. Анатолий Сергеевич никогда раньше его не видел, а если бы и видел, то вряд ли запомнил бы — ничем не выдающееся, кроме, наверное, какой-то особой бесстрастности, лицо, темные волосы, аккуратно зачесанные набок. Возраст трудноопределимый. Таких людей тысячи, и запоминать тут особо нечего. Мужчина дошел до стола, пододвинул второй стул и сел.

— Вы от хозяина? — спросил обреченным и одновременно настороженным голосом Анатолий Сергеевич.

— Да. Я от хозяина.

Голос мужчины прозвучал очень глухо и так невыразительно, как будто исходил не от человека, а от говорящей птицы или робота, еще только пытающегося изображать человеческую речь.

— А-а, ну так бы сразу и сказали, — старик немного успокоился, теперь появление незваного гостя хоть как-то объяснилось, — он мне писал уже сегодня, а я забыл ответить. Мне пенсия на днях придет — часть оттуда выплачу. Плюс еще за снасти должны денег прислать, заказали тут у меня месяц назад… В общем, деньги будут. Если пропущу срок, то немного совсем. Ничего страшного ведь? У меня есть еще время, как я понял?

Человек придвинулся ближе, нависнув над столом.

— Нет. Времени нет. Вообще. Его не существует.

Анатолий Сергеевич даже открыл рот от удивления.

— Чего? Это вы о чем вообще?

— О времени. Это вы, люди, его придумали, чтобы не так страшно было. Разделили на порции. Нарезали как торт. Минуты, дни, годы. А на самом деле всего этого нет. Есть только вот этот вот конкретный момент. Потом наступит следующий. А предыдущий не станет никаким прошлым. Он просто перестанет существовать.

Человек расстегнул пальто, откинулся на стуле и как-то странно посмотрел на Анатолия Сергеевича, как будто ждал, что тот должен ему ответить. Но старик все еще оторопело хлопал глазами и пытался понять, что же от него все-таки нужно.

— С будущим еще смешнее, — продолжил мужчина, — строите себе какие-то планы, фантазируете. Ждете чего-то, все откладываете на завтра. А потом раз, — он внезапно хлопнул ладонью по столу, заставив старика вздрогнуть, — и все. Время, как вы это называете, вышло. Как твое, например, Анатолий Сергеевич, — мужчина усмехнулся, а его собеседник побледнел и вцепился рукой в подоконник.

— Послушайте. Вы, наверное, что-то перепутали. Я обычный пожилой человек, пенсионер, — Анатолий Сергеевич запинался, его руки подрагивали, и он снова испугался было за сердце, но ничего, приступ и не думал возвращаться. — Если вы это все из-за квартплаты, то это глупо. Если бы у меня были деньги, сразу бы заплатил, правда… Брать у меня нечего, сами видите.

— Родственники у тебя есть, Анатолий Сергеевич?

Сложно представить, что можно стать еще бледнее, чем уже был старик, но ему удалось — если до этого его можно было сравнить со снегом или бумагой, то сейчас он стал почти прозрачным.

— Родственники… какие род… нету. Была жена раньше. Много лет назад. Детей так и не было. Развелись давным-давно. Но у нее тоже денег нет, — поспешил заверить Анатолий Сергеевич, — честное слово. Живет тоже одна, да и…

Мужчина раздраженно перебил его:

— Я не об этом. Почему вы все такие предсказуемые? Может, ты что-то хочешь сделать? Попрощаться с кем-то? Деньги, может, вернуть кому-то? А, денег у тебя нет, извини, забыл… Ну так что?

— Попрощаться? Вы что хотите сделать? Не хочу я ни с кем прощаться…

— Старик, подумай еще раз. Я не всем так настойчиво предлагаю, кого-то сразу в охапку — и вперед.

— Я никуда отсюда не пойду, — Анатолий Сергеевич вцепился в подоконник уже двумя руками, — а если полезете, та́к буду орать, что весь город сбежится. Да и соседи скоро придут.

Мужчина тяжело вздохнул и положил руки на колени, видимо, в знак того, что не собирается прямо сейчас ни к кому лезть.

— Анатолий Сергеевич, ты пойми, я ведь тебе помочь хочу. Из самых добрых побуждений. Жена, говоришь, только осталась? Понятно… Давно развелись?

— Давно. Тридцать пять лет как. Только я не пойму, вам какое…

Мужчина снова перебил его:

— А почему развелись? Изменял, что ли? Если да, то у меня для тебя плохие новости. За это уже, конечно, не я отвечаю, мое дело — доставка, но если…

Теперь перебил уже Анатолий Сергеевич:

— Нет… нет. Не изменял. Там другое…

— Какое — другое?

— Не знаю. Развелись и развелись, у многих так бывает. Надоели друг другу. Я еще и на рыбалку ездил часто, а она против была. А я виноват, что ли, что я рыбу ловить люблю? Должен дома сидеть непрерывно? Короче, ругалась на меня все время, недовольная ходила… да и я тоже… потом устали оба и развелись. — Старик, отвыкший за многие годы одиночества говорить так помногу и теперь пользующийся любой возможностью выговориться, взял небольшую паузу, чтобы отдышаться.

— Ну что она, просто ходила и ругалась? Что говорила хоть?

— Да разное. Последнее помню — про цветы. Сказала, что я вроде как не романтик совсем. Что я после свадьбы ни разу ей цветы не подарил.

— И что, трудно тебе было за букетом забежать разок в месяц?

— Да я как-то… не по этой части, что ли. Работал всю жизнь на почте. Находишься за день так, что потом вообще не до цветов и романтики. Деньги приносил, не пил тогда еще… — старик, сам не зная почему, вдруг начал оправдываться.

Мужчина в костюме понимающе покивал и принял задумчивую позу. Анатолий Сергеевич, кажется смущенный своей излишней откровенностью перед совершенно незнакомым человеком, теперь сидел потупившись. Тишина начала становиться неловкой. Первым ее нарушил Анатолий Сергеевич:

— Может, вы это… чаю хотите? У меня и конфеты есть.

— Что? Нет, — мужчина встал, — пойдем.

— Куда? — снова напрягся Анатолий Сергеевич.

— За цветами.

— Какими еще цветами?

— Для жены.

— Жены? Да вы что… я… она… — Анатолий Сергеевич покраснел и был похож на подростка, стесняющегося позвать в кино одноклассницу. — Мы и виделись-то последний раз лет шесть назад, на похоронах сестры ее… да и тогда только парой слов перекинулись…

— Пойдем, не тяни… время.

— Я не знаю, где она живет, — наконец-то нашелся Анатолий Сергеевич.

— Знаешь. После развода ты оставил ей квартиру, которая досталась тебе от родителей.

— Откуда ты… вы…

Незнакомец промолчал, а Анатолий Сергеевич почему-то решил больше не спрашивать. Но, помолчав еще пару секунд, не удержался:

— Ну ладно, но зачем вы тогда меня про родственников спрашивали, про развод, если все равно все уже знаете?

— Да просто так. Для интереса. Всегда интересно вас послушать. Надевай куртку, замерзнешь.

Анатолий Сергеевич накинул старенькое драповое пальто и пошел вслед за человеком в костюме. Они молча, не смотря друг на друга, спустились на лифте и вышли на улицу. В легкие сразу залетел морозный воздух, принеся с собой крохотные и колючие снежные песчинки. Вместе сошли с крыльца перед подъездом. Анатолий Сергеевич поскользнулся на заледеневшем асфальте, мужчина в черном поддержал его, не дав упасть. Странный гость огляделся вокруг в поисках цветочного ларька и, заметив один на углу улицы метрах в шестистах, кивнул Анатолию Сергеевичу в ту сторону и повлек его за собой. Как обычно в это время, на улице было довольно оживленно. Люди шли навстречу странной паре, обгоняли их, но никто не обернулся и не обратил на них никакого внимания. Только один раз плешивая бездомная собака, пробегая мимо, безразлично взглянула на старика, а потом, переведя взгляд на его спутника, залаяла и бросилась бежать в ближайший переулок.

— Ну что, будем выбирать, — сказал незнакомец Анатолию Сергеевичу, когда они подошли вплотную к ларьку.

Это был самый обычный цветочный ларек — белого цвета, застекленный с трех сторон, со слабенько подсвеченной неоном надписью «Цветы 24» наверху. Прямо перед ними было небольшое окошко, плотно затворенное из-за лютого холода. За ним была видна толстая продавщица с недовольным лицом, одетая в синий фартук. Она читала газету, сидя на стуле в окружении хризантем, орхидей и тюльпанов, как королева лесных фей Титания. В левой стенке ларька была дверь, предназначенная для его единственного и бессменного сотрудника.

— Какие у твоей жены любимые цветы?

— Любимые? — снова смутился Анатолий Сергеевич. — Не знаю… Розы, наверное…

— Розы? Она что, еще предсказуемей, чем ты, что ли? У вас соревнование какое-то было? Вспоминай давай. В голову я тебе залезть не могу.

— Не помню. Она мне и не говорила никогда.

— Да говорила, конечно. До свадьбы уж точно говорила. Напрягай память.

— Не получается, — Анатолий Сергеевич поморщился в мучительных усилиях вспомнить, — вроде бы что-то было… очень-очень давно. Но какой нормальный мужик вообще запоминает названия цветов?

— Понятно. — Человек опять вздохнул и сокрушенно покачал головой.

Продавщица, опустив газету, начала с видом потревоженного цербера смотреть на двух спорящих возле ее ларька мужчин. Анатолий Сергеевич тоскливо разглядывал пышные букеты и пестрые корзинки за стеклом.

— Думаешь, мне очень хочется тут фокусы тебе показывать? — внезапно спросил незнакомец.

— Вы покупать что-нибудь будете?! — неожиданно тонким и противным голосом крикнула продавщица, слегка приоткрыв окно и тут же захлопнув его обратно.

— Какие фокусы? — почти шепотом удивился Анатолий Сергеевич.

Мужчина с опаской оглянулся на продавщицу и взял старика под локоть.

— Пойдем, — так же тихо сказал он и повел Анатолия Сергеевича под козырек над ближайшим подъездом.

Убедившись, что цветочница потеряла к ним интерес, и оглядевшись для верности по сторонам, человек засунул руку куда-то внутрь своего просторного пальто и вытащил оттуда непонятно как помещавшуюся там старую керосиновую лампу. Массивная чугунная основа держала небольшую стеклянную призму, обхваченную двумя хитро переплетенными металлическими прутьями. Внутри был тонкий кончик обгорелого фитиля. Сбоку на тоненькой ручке к основе лампы было приделано маленькое зеркальце, повернутое немного под углом к фитилю. Мужчина подкрутил колесико внизу лампы — фитиль выполз вверх на несколько сантиметров. Потом он засунул руку в карман и вытащил оттуда коробок спичек, достал одну. Передал Анатолию Сергеевичу в руки лампу, зажег спичку и поднес ее к фитилю. Пламя метнулось на фитиль, и из лампы начал, подрагивая, растекаться мягкий и спокойный свет. Старик, пытаясь согреть замерзшие руки, обхватил ладонями стеклянную призму, но она оказалась еще холоднее застывшего в ледяном параличе воздуха. Анатолий Сергеевич вздрогнул и снова взялся за чугунную рамку лампы. Снежинки обклеивали мерзлыми узорами ледяную поверхность призмы, тепло от горящего фитиля как будто не могло пробиться сквозь толстое стекло.

— Теперь смотри, — сказал мужчина.

— Куда?

— В зеркало, — он указал пальцем на небольшую круглую стекляшку, приделанную к лампе.

Анатолий Сергеевич повернул лампу нужной стороной, заглянул в зеркальце и на секунду увидел в нем отражение собственных глаз, в которых суетливо порхало пламя от фитиля. Потом старик увидел, как воздух вокруг лампы начал превращаться в зыбкое марево, как возле бензоколонки в жару, но сама лампа и зеркальце виднелись четко. Еще мгновение — и лампа тоже слилась с размытой пеленой вокруг, и тогда осталось одно только зеркало. Пламя из его зрачков перекинулось на все отражение, пожар захватил все пространство зеркала, ставшего вдруг из совсем маленького огромным. Через пару мгновений огонь унялся, языки пламени еще пару раз лизнули края отражения, и картинка прояснилась.

Анатолий Сергеевич увидел чистое, ясное небо, по которому пушистыми фрегатами плыли белые облака, подсвеченные изнутри ярким летним солнцем. Он увидел зеленый парк и аллею, высаженную тополями, вдоль нее по обеим сторонам стояли аккуратные ряды свежевыкрашенных скамеек. Аллея упиралась в небольшой сквер, в центре которого шумел круглый фонтан с фигурками дельфинов, он выбрасывал высоко в небо прохладную струю, которая преломляла и отражала солнечные лучи сияющими искорками. Совершенно непонятно, каким образом, но до старика донеслись через зеркало даже запахи — земляники и свежескошенной травы. А потом Анатолий Сергеевич на одной из скамеек увидел себя. Совсем еще молодой, в широких расклешенных брюках и цветастой рубашке. Он сидел вполоборота повернувшись к молодой красивой девушке с золотистыми кудрявыми волосами. У Анатолия Сергеевича длинные волосы, закрывающие уши, и густые черные усы, он, опершись на спинку скамейки, смотрит на девушку влюбленными глазами, улыбается и что-то говорит. Девушка, кажется немного смущенная, опускает глаза вниз, потом поднимает и что-то говорит в ответ. На ней легкое белое платье в горошек. Вначале лица выглядели немного размыто, а слов было не разобрать, но потом картинка начала проясняться, как будто кто-то навел фокус, а еще через секунду стали слышны переливы птичьих трелей и смутные обрывки разговоров проходящих мимо людей. Девушка, изобразив рукой многообещающий жест, полезла в небольшую черную сумочку, лежащую с другой стороны скамейки. Она вытащила оттуда бархатисто-синий цветок без стебля, потом достала небольшую булавку, наклонилась к Анатолию Сергеевичу и прикрепила ему цветок на кармашек рубашки. «Фиалки. Мои самые любимые цветы. Когда я была маленькая, их мама дома выращивала…» — улыбаясь, сказала девушка. Анатолий Сергеевич приобнял ее за талию, она положила ему голову на плечо и сказала что-то еще, но звук снова пропал, а потом и само видение начало расплываться, и старик снова оказался под козырьком подъезда с теперь уже теплой лампой в руках.

— Ну как, вспомнил? — спросил человек в черном, изобразив на лице некое подобие улыбки.

— Вспомнил! Фиалки, она любила фиалки. Мы сидели в парке, и она сказала, что обожает фиалки. А на следующий день я поехал за город и нарвал ей в оранжерее целый букет. Надо же, а сейчас вот забыл…

Анатолий Сергеевич вместе с незнакомцем как по команде двинулись обратно к ларьку. Продавщица снова подняла глаза из-за газеты и смерила их подозрительным взглядом. Фиалки нашлись почти сразу — пышный букет аметистового цвета растений стоял в узкой вазе, обхваченный прозрачной пленкой для упаковки. Старик с восторгом смотрел на них несколько секунд, но восторг быстро прошел, как только его взгляд упал ниже. Он увидел ценник на букет и растерянно обернулся на своего спутника.

— У меня денег нет, я как-то и не подумал совсем…

— Вот ведь… у меня тем более, — мужчина в первый раз за все время, кажется, не знал, как поступить, — как же теперь…

Анатолий Сергеевич, не отрываясь, продолжал смотреть на фиалки как завороженный. А через секунду вдруг поднял взгляд, на этот раз сам взял мужчину под локоть и отвел в сторону.

— Если бы ее можно было как-то отвлечь… научил тут меня один парнишка… в общем, сделать так, чтоб она вышла. Хотя бы на минутку.

— Ты что, цветы воровать собрался? — мужчина с прищуром посмотрел на Анатолия Сергеевича.

— Так мне не впервой, я же говорил про оранжерею. Это ведь для благого дела. Я в тот раз ни разу не пожалел.

— Ну… — человек как будто колебался, — я ведь здесь… вообще-то ладно. Давай. Ты встань у двери слева, а когда она выбежит, хватай быстро букет, потом сразу уходим. Только не возись и не разбей ничего. Кроме цветов, ничего не бери. В кассу не вздумай лезть. — Анатолий Сергеевич в ответ на последнюю реплику посмотрел на него с таким оскорбленным видом, что мужчина даже отвернулся.

— А с чего ей выбегать? — спросил старик.

— Выбежит, не переживай, — заверил незнакомец.

Анатолий Сергеевич обошел ларек сбоку под немигающим взглядом цветочницы и встал, как ему было сказано, у двери. Из-за угла ларька он не видел своего спутника, но зато отчетливо видел его тень, неимоверно растянувшуюся на промерзлом асфальте под лучами начавшего уже садиться солнца. Тень двинулась к окну, послышался вначале мучительный скрип стула, а потом звук открывающегося окна. «Вам чего?» — грубовато спросила продавщица. Тень промолчала, а потом Алексей Анатольевич увидел, как ее контуры начали понемногу расплываться, меняя свои очертания, как разлитая ртуть. Анатолий Сергеевич протер глаза ладонями, а когда снова открыл их, тень преобразилась и в ней уже нельзя было узнать силуэт мужчины в пальто — перед ларьком, кажется, стояло что-то огромное, быстро, но плавно перетекающее из одной формы в другую. Старик замер на месте, боясь даже вздохнуть. Вдруг тишину распорол оглушительный крик продавщицы, он был таким громким, что сразу привел Анатолия Сергеевича в чувство, и, когда цветочница, с грохотом распахнув дверь, с небывалой для ее телосложения скоростью побежала прямо на старика, тот в последний момент даже успел шагнуть в сторону, пропуская ее мимо. Цветочница, продолжая неистово вопить, пробежала за считаные секунды квартал и скрылась в одной из боковых улиц.

Анатолий Сергеевич на трясущихся ногах обошел ларек и увидел перед собой все того же мужчину в костюме и шерстяном пальто. Тот невозмутимо стоял с сигаретой во рту и пытался поджечь спичку о коробок. «Вот зараза…» — спичка переломилась, и ее верхняя часть полетела в снег. Он потянулся было за второй, потом заметил, что старик стоит прямо перед ним с выпученными глазами и беззвучно открывает рот, пытаясь выдавить из себя хоть слово.

— Ты что на меня уставился? Может, пойдешь и возьмешь цветы?

— Что это… вы… сделали… — раздельно, на выдохах проговорил Анатолий Сергеевич.

Мужчина раздраженно закрыл коробок, положил его в карман, быстро прошел мимо старика. Анатолий Сергеевич молча проследил за ним взглядом. Тот вошел в открытую дверь, быстро мелькнул за стеклом, взял букет с фиалками и направился обратно. По пути задел какую-то другую вазу, успел подхватить, пока она не упала. Вышел. Подошел к старику, сунул ему букет и повел его прочь от ларька. Потом вдруг вернулся и закрыл распахнутую цветочницей дверь. Ее все еще нигде не было видно. Они молча прошли пару кварталов, потом старик снова нашел в себе силы заговорить:

— Так что вы сделали-то?

— Ничего особенного. Какая разница?

— Но я видел… ваша тень, она…

— Пить меньше надо было, Анатолий Сергеевич. Глядишь, и не гулял бы сейчас тут со мной.

Анатолий Сергеевич помотал головой и ничего не ответил. Они дошли до трамвайной остановки. Дождались нужного номера, зашли внутрь зайцем. Трамвай, на удивление, был почти пустым — только несколько старух сидели, опершись высушенными руками на трости, и в дальнем конце у окна спал какой-то подвыпивший мужик. Сели рядом друг с другом. Анатолий Сергеевич осторожно положил букет на колени, прислонился лбом к стеклу и смотрел наружу. Вьюга улеглась, теперь за окном стоял кристально чистый зимний пейзаж с укутанными пушистыми снежными гирляндами деревьями. Ехали молча. Один раз человек в костюме повернулся к старику, как будто хотел что-то сказать, но потом передумал и просто улыбнулся своей странной улыбкой.

— Выходим, — сказал Анатолий Сергеевич, услышав знакомое с детства название остановки.

Старая ядовито-желтого цвета хрущевка с облупившимися стенами почти не изменилась за десятки лет, только два или три балкона выглядели поновее и обзавелись спутниковыми тарелками. Из одного окна на втором этаже, из тех, что без спутниковой тарелки, доносился тоскливый плач скрипки. «Саша, — подумал Анатолий Сергеевич. — До сих пор не переехал. На большую сцену так и не выбился, но, смотри-ка, играет еще».

Старик и незнакомец подошли вплотную к нужному подъезду. По бокам от коричневой металлической двери стены дома были покрыты десятками полустершихся надписей. Анатолий Сергеевич скользнул взглядом мимо, но потом, что-то вспомнив, подошел к одной из стен и принялся рукавом пальто стирать с нее в одном месте налипший снег и грязь. Время оставило от каждой буквы только отдельные фрагменты, но среди свежих матерных стишков и рисунков самого различного содержания все еще можно было прочитать два слова внутри неровно нарисованного сердца: «Толя. Надя». Старик сжал в руке букет, быстро двинулся к двери подъезда, распахнул ее, занес уже ногу, чтобы шагнуть, и вдруг обернулся на стоявшего позади мужчину.

— Спасибо…

Мужчина посмотрел Анатолию Сергеевичу в глаза, потом резко опустил взгляд и почему-то со всей силы стиснул зубы и сжал кулаки.

— Иди, старик, иди, — и похлопал того по плечу.

Анатолий Сергеевич отпустил дверь, она с протяжным скрипом закрылась. Мужчина, оставшийся снаружи, достал сигарету и закурил. Старик как во сне поднялся по лестнице на третий этаж и застыл в нерешительности перед дверью квартиры. Та же самая обивка, похожая на старый диван. Тот же невидящий глазок со съехавшим стеклышком. Анатолий Сергеевич сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка. Потом еще раз. Пара секунд тишины — и он услышал за дверью какой-то шорох, а потом шаги.

Человек в черном ждал внизу, прислонившись к грязной стене. Докурил сигарету, потом достал еще одну. Он никуда не торопился