Экспонат

Пролог

Ворота открылись и тысячи посетителей хлынули в городок, хлынули единым потоком и разбились на ручейки, заполонили все узкие проулки. Город оживал. Где-то открывались двери, включались вывески. Некоторые стены домов становились прозрачными, для удобного наблюдения за экспонатами. По проекту все стены в доме должны были становиться прозрачными, чтобы посетитель мог наблюдать жизнь своего кумира в любой обстановке. Но борцы за права экспонатов отстояли их личную жизнь и теперь за ними можно было наблюдать только в рабочей обстановке. К таким домам всегда были самые большие очереди, каждому хотелось посмотреть на своих легендарных предков, достигших величия еще при жизни. Понаблюдать, как они работают и если повезет, то купить их творение на аукционе, будь-то книга, стихотворение, чертеж или кулинарный шедевр. Подымаясь на специальный помост, люди пили вечный напиток из красных банок и ждали, глядя на пока еще пустые комнаты, кабинеты, мастерские. Вот-вот выйдут великие и начнут творить. Все как всегда – народ жаждал зрелищ.

1

Сергей проснулся от гудка будильника, подниматься не хотелось, хотелось остаться лежать в постели целый день. Он же писатель, и может спать сколько душе угодно и работать, когда приходит вдохновение. Но создатели дома, в котором ему «посчастливилось» жить, думали иначе. И не согласовывали график работы музея с теми, кого государство обязало не покидать бренный мир, а продолжать радовать людей своими идеями, мыслями и произведениями. Дом, конечно, как дом, много места, хорошая мебель, удобства. Создатели полностью изучили привычный быт и создали максимально удобные условия для проживания. И не тюрьма, ты можешь выходить, встречаться с друзьями, если таковые есть. Но есть и обязанности: ты должен продолжать то дело, которое сделало тебя великим, легендой при жизни. Творить, создавать, удивлять. Конечно не целый день, но определенные часы обязан отработать на публику. Все бы не плохо, но вот кофе у них дерьмовый. Могли бы для легенды и натуральный привозить, а не изготовленный из переработанного сырья. Бррр. Ему даже не хотелось думать, из какого именно сырья оно сделано. Ну что ж, работа есть работа. Сергей встал, накинул халат, вышел на кухню, нажал кнопку и помещение наполнил аромат, сильный, вкусный. И если бы Сергей не знал, что кофе не настоящий, то может жил бы спокойно и пил бы эту темную жидкость с удовольствием. Но он знал. Химическая и перерабатывающая промышленность дошла до такого уровня, что на планете не оставалось ничего, что они не могли бы переработать. Кофемашина пискнула, и он прошел в кабинет. Красная лампочка на стене подмигивала, предупреждая о готовности. Скоро начнется.

Кабинет был большим, с книжными полками и большим дубовым столом с ящиками. На столе, помимо большого монитора, стояла уютная настольная лампа и небольшой аквариум с рыбками и креветками. За спиной размещалась музыкальная система для фоновой музыки и создания настроения. Кое-где по стенам было развешено оружие и доспехи. На полках стояли книги и множество сувениров – от статуэток и писательских наград, до древних печатных машинок. Он глянул в то место, где в прошлой жизни было окно, и оно могло бы быть – современные технологии позволяли изготовить имитацию с любым видом. Но Сергей отказался, решил, что оно будет отвлекать, и там появились дополнительные книжные полки. Окно убрали, но осталась привычка – короткий взгляд в несуществующее окно. Третий звонок. На панели вместо красного загорелся зеленый огонек. Всё – музейный экспонат готов к работе. Он отхлебнул кофе, поставил чашку около большого монитора, включил его. Настроил музыку, музыка нужна, она концентрирует и не дает отвлекаться на другие мысли и действия. Глянул на такие привычные книги на полках. Книги были самыми настоящими, старыми, изготовленными из древесины. И не понятно, кто здесь более древний артефакт, он или они. На экране появились знакомые окна, он сел в кожаное кресло и положил руки на клавиатуру. Чем бы сегодня порадовать зрителя, читателя и потенциального покупателя? Что бы написать? Его взгляд упал на фигурку мыши, забытую на столе. А почему бы и нет. Будет вам про мышь. Про больших мышей из космоса. Интересно, современные люди поймут о ком он пишет, ведь найти живую мышь очень трудно, нет их теперь: ни мышей, ни крыс, ни тараканов, ни каких бы то ни было вредителей. И из-за этого все их беды. Еще раз взглянув на фигурки, застывшие на полках, на остывающий кофе. Захотелось зеленого чая. Может получится позже заварить, запас еще есть. Мягко коснулся клавиатуры. Начали.

2

Спускаясь по лестнице, Сергей встретил того самого знаменитого архитектора, которому мир был обязан за этот дом-музей, за несколько современных президентских дворцов, за разработку нового английского стиля, за разные безумные и гениальные идеи. Артур поднимался в свою квартиру, которая занимала почти целый этаж и тащил под мышкой несколько листов ватмана.

– Здравствуйте, Сергей, – архитектор всегда был вежлив, аж до тошноты, и был единственным человеком на планете, который обращался к людям на Вы, – отработали на сегодня?

– Здравствуй, Артур. Да, отработал, могу отдыхать с чистой совестью, вижу вам инвентарь выдали, – Сергей кивнул на ватман, Артур бережно прижал листья к груди.

– Да, привезли новую партию, – он погладил бумагу, – почти ничем не отличается от настоящей.

– Поздравляю. – Сергей кивнул и продолжил спускаться.

– Ты слышал? – в след ему проговорил Артур, – одну из квартир реконструируют, говорят привезут кого-то из твоих коллег.

– Да, Кинга привезут, на две недели.

– А для чего им два писателя?

– Не два, один, у меня отпуск, я уже лет пять не отдыхал.

– В запой?

– В запой.

Артур завистливо вздохнул:

– Везет, вам, писателям.

Сергей скривился: «Хочешь анекдот расскажу?».

– Слушаю, Вас.

– Кот лежит во дворе. Мимо идёт хозяйка и говорит: «Везет тебе: поел, погулял, поспал – мне б такую жизнь! Кот думает: «Детей моих утопила, жену мою стерилизовала, меня кастрировала, везет мне... Тебе б такую жизнь».

– Понятно, – вздохнул архитектор, – Вы все не привыкнете, не забудете. Столько лет прошло?

– Много и даже больше. Не забуду. Ты иди, опоздаешь. Зритель ждать не любит.

Артур кивнул и пошел вверх. Сергей посмотрел вслед его сгорбленным плечам и сказал несколько слов из тех, которые он не вставляет в тексты своих произведений.

3

Пластиковое покрытие тротуаров так искусно имитировало тротуарную плитку, что даже вблизи невозможно было рассмотреть разницу. Говорят, что в современной части города, можно увидеть неотличимую имитацию травы, но Сергей не ездил в современный город, ему было достаточно территории музейного комплекса. Этот кусок хоть немного напоминал ему современную Москву, да и людей здесь можно встретить еще из того родного времени, а не из пластикового. Хорошо, что власти позаботились и сделали территорию, на которую посетителям вход был запрещен. Он поправил легкую кислородную маску и пошел по тротуару, рассматривая такой привычный старый Арбат, почти как настоящий. Сегодня был день доктора. И он шел к нему самостоятельно. Прошел тот период, период отрицания. Первое время, когда он не только не мог писать, а вообще отказывался жить. Прошел. В то время Док всегда был рядом с ним, круглые сутки. Теперь не нужен, он привык, смирился. Страшная штука привычка. Было больно и страшно. А сегодня он идет к доктору добровольно. Доктор нужен, телу нужно бессмертие, а писателю нужна память, эмоции. Нельзя заблокировать его воспоминания, его жизнь, его прошлое. Он должен жить и помнить. Помнить прошлое, помнить друзей, родных, помнить жену и детей. Помнить всю свою жизнь. И прошлую лучше, чем настоящую. Память – это один из инструментов писателя, не единственный, но один из основных. Для этого ему и нужен был Док. Сергей зашел в прохладное помещение. Высокие двери, как бы из стекла и дерева, герметично щелкнули и скрытые форсунки, неслышно зашипев, добавили в помещение кислорода. Он снял маску и с удовольствием вдохнул воздух. Хорошо.

Док прикреплял датчики, электроды, втыкал иглы в вены и говорил, вытаскивая Сергея на беседу.

– Я думал ты придешь позже, сегодня опять был пикет. Протестующие перекрывали дорогу к клинике и ту, что ведет к перерабатывающим заводам. Пять часов отстояли, все договоренное время.

– Кто на этот раз?

– Последователи какого-то древнего культа, те, которые верили в воскрешение мертвых. Ты помнишь таких?

Сергей кивнул, – Да, таких было много, различались только в мелочах и из-за этих мелочей друг друга и убивали.

Док сокрушённо покачал головой, – надо же, дичь какая.

– Что они хотели, на этот раз?

– Как всегда, против переработки тел умерших. Они считают, что тела умерших надо хоронить, а не отвозить на переработку и на разборку по химическим элементам. Кричали, что человек за свою жизнь и так вырабатывает для корпораций очень много продуктов жизнедеятельности. Также просили не пускать их на изготовление продуктов питания.

– Вот в этом я их тоже поддерживаю, – проговорил писатель. – Как-то хочется выпить настоящего кофе и съесть настоящего хлеба. Хотя переработка тел для меня тоже дичь полная.

– Ты не писал о таком в своих книгах?

– Мне такое даже и не снилась. Я конечно понимаю, что население планеты сейчас не такое маленькое, как раньше, но все же, есть предел, и они его уже перешагнули.

– Один мой пациент, на следующей неделе должен привезти твой любимый зеленый чай. Когда у тебя отпуск?

– Через две недели.

– Обязательно загляни ко мне перед этим событием, я тебя переключу на отдых и чай заберешь. А теперь закрой глаза.

Док пододвинул к себе панель, нажал несколько кнопок. По конечностям Сергея пробежала судорога, глаза закатились, лекарство вспрыснулось в кровь, и он медленно уплыл в темноту и так же медленно из нее выплыл.

Вот он уже сидел за столом, в комнате с окном, и работал на компьютере, играла музыка. В дверь постучали. Он недовольно поднял голову. Кто? Дверь открылась, и в кабинет робко заглянула жена, в ее руках была его любимая кружка.

– Ты забыл свой чай, – проговорила она и поставила на стол кружку с зеленым чаем. – Извини.

Он на секунду оторвался от монитора, взял ее руку, поцеловал в ладонь.

– Спасибо, что не даешь писателю умереть от жажды.

Она рассмеялась, поцеловала его в голову и ушла, закрыв за собой дверь. Исчезли голоса детей, шум телевизора, остался лишь запах, такой знакомый запах ее тела. Сергей вдохнул его полной грудью, предвкушая будущую ночь, и вновь застучал по клавиатуре.

Док сидел и смотрел на живую легенду, такую древнюю и такую же величественную, смотрел на это большое тело в проводах и капельницах, на это небритое лицо, по которому медленно текли слезы. Смотрел и ему хотелось удавиться от этого зрелища.

4

В городке было несколько баров, предназначенных для работников города и для живых экспонатов, простые люди сюда попадали редко. Редко кто из посетителей оставался в городе после закрытия. Такое поведение было не принято. И хорошо. Общаться с посетителями в свободное время Сергей не хотел. Он зашел в бар с названием «Хайнлайн», с чего хозяин решился на такое название он не знал, да и какая разница. После посещения Дока всегда было какое-то тяжелое послевкусие в душе. Док предлагал укол, чтобы хорошо выспаться, но сегодня Сергей предпочел старый русский способ. Посидеть со знакомыми, поговорить, немного выпить. Выпивка для экспонатов лимитированная – условия договора. Никому не нужен болеющий с похмелья человек за стеклом. В баре, стилизованном под американский салун начала двадцатого века, был свой кислород, и маска была не нужна. Современная молодежь на улице маски не носила, им кислорода хватало, а вот старики да музейные экспонаты не могли привыкнуть к изменениям, которые как-то очень быстро произошли с землей. И это несмотря на все старания перерабатывающих компаний, избавивших планету от всего, до чего они смогли дотянуться, от опавшей листвы до человеческих останков. Все собиралось, все перерабатывалось, изготавливались какие-то вещи: одежда, мебель, стройматериалы, которые после использования опять перерабатывались. В начале этого бума в странах третьего мира даже сняли и переработали бесполезный, по их мнению, плодородный слой земли. Химическая промышленность дошла до того, что из одного кофейного зерна и тонны отходов, можно было изготовить тонну кофе. И так со всем. Но что-то пошло не так, где-то что-то они нарушили. И за последние тридцать лет на планете сильно упал уровень кислорода и продолжал падать. Сначала грешили на перенаселение, потом заметили изменения в растениях на планете, они медленно, но неукротимо начали менять свою структуру, и переставали вырабатывать кислород в том количестве, в котором это требовалось для поддержания жизни. Кинулись сажать леса и обновлять парки. И ничего не получилось – новые деревья, кусты и даже трава, вырастали синего цвета. Как сказал один ученый, когда Сергей писал книгу: – «Химический процесс преобразования энергии пошел в другую сторону, этого не может быть, но это произошло». Вся зелень на планете была искусственная. В помещениях ставили кислородные установки, но проблему в масштабах планеты они не решали. Пока для нахождения на улице было достаточно кислородной маски, но что будет дальше, Сергей боялся предположить. Нет, как писатель- фантаст, он уже придумал несколько путей развития, и один самый безумный даже описал в книге. Но точного решения проблемы он не видел, да и не искал, он писатель, а не ученый. В дальнем углу, за тяжелым столом в одиночестве сидел Иван, экспонат с первого этажа, признанный поэт. В свою реальную жизнь он писал и прозу, у него даже была книга, написанная в соавторстве с Сергеем, но предкам он запомнился, как гениальный поэт и получил свое бессмертие в этом образе. Перед ним стоял лимитный стакан с сильно разбавленной жидкостью.

– Чего такая бледная, – кивнул Сергей на стакан, – лимит исчерпан?

– Я же недавно из творческого запоя, мне вообще положена подкрашенная водичка.

Сергей поднял руку и к ним подошла плотная деваха с грубоватыми чертами лица. Маленьким аппаратиком считала с руки Сергея чип и через пару секунд принесла тяжелый стакан с более темной жидкостью, чем у Ивана. Сергей хотел отлить другу, но тот прикрыл стакан ладонью и отрицательно покачал головой.

– Ты же помнишь, как я бухал? Район гудел! А потом женился и бросил, не пил. Тяжело было первое время, а потом ничего, привык и к спиртному ни-ни. Поэтому и перешел на прозу. Гениальная поэзия не может быть трезвой. А здесь этого нет, лишили меня зависимости – могу пить, могу не пить. Какой же я поэт? Память оставили, а низменных желаний лишили. Лишили этой невидимой борьбы. Да ведь и ты, – он кивнул на молчащего Сергея, – в начале не чай зеленый пил, ты потом на него перешел.

– Перешел.

– Ну вот, а сейчас для чего он тебе?

– Для памяти, это единственное настоящее, что у меня осталось.

– А твои книги, романы, рассказы. Ты же много пишешь.

– Не больше Кинга.

– Да, слышал, что его привозят. Ты на сколько?

– На две недели. А ты чего хрипишь?

– Сегодня был вечер ностальгии, читал старое, революционное:

…И что же делать нам при этом?

И негр ждет, обнявшись с темнотой,

Он ждет и всем нужны ответы.

И им, и тем, и даже нам с тобой…

– Помню, помню, – кивнул Сергей и отхлебнул терпкой жидкости, оказавшейся на удивление неплохим, но не особо крепким виски, – дерьмовые стихи. Интересно, хоть один из них понял, о чем идет речь.

– Хреновые, – легко согласился Иван, – вряд ли им важно, что стихи, которым больше ста лет, им читает сам автор. Не о таком будущем ты писал, Сережа.

– Нет, не о таком, – согласился классик и поднял стакан. – Будем.

– Будем, – как заклинание повторил Иван.

5

Визит к Доку и небольшая доза алкоголя подействовали благотворно, уснул он быстро. И снился ему современный мир, дома, дома, дома, зеленые пятна искусственной растительности. И синие пятна лесов. Полей не осталось. Города, предприятия, башни корпораций. Конвейеры. И Мировой музей, он занимал довольно большую площадь, но отставал от своего соседа по росту. На территории не было небоскребов, каждый период старались воссоздать в том виде, в котором жили его экспонаты. Считалось, что им повезло. Бессмертие и омоложение настолько дорогая процедура, что ее могут проводить только на государственном уровне, простым жителям оно не доступно. Единственный шанс – это стать легендой еще при жизни и тебе не дадут умереть. Есть только одна проблема – у экспоната согласия не спрашивают. Ведь юридически он не человек, а достояние государства.

– Я бы отказался, – проговорил Сергей в пустоту. И пустота ответила: «Мы знаем».

Сергей оглянулся по сторонам. Он стоял на опушке леса, нормального зеленого леса, как раньше, а напротив него стоял высокий стройный мужчина с густой шевелюрой и шикарными черными усами. Это был он, только молодой.

– Я понимаю, что в моем обличии не я. Ты кто? – Сергей не испугался, понимал, что это сон и принимал это правило.

– Я тот, кого вы постоянно ищете и даже думаете, что нашли.

– Бог, что ли?

– А вы разве его ищете?

– Ну, вроде бы как.

– Вы его не ищете, вы его создаете под себя. У вас же нет одинаковых богов. Посади рядом двух верующих из одной конфессии, и они все равно поссорятся. Каждый создает бога под себя и под свои грехи. И каждый выставляет своего бога, как нечто верховное и возвышенное.

– Так выходит, что бога нет?

Молодой Сергей засмеялся, звонко, искренне, до слез.

– Какие же вы люди категоричные. Бог есть, куда же без него. Люди когда-то и меня считали богом, давно, но это не важно. Твоя книга?

В руках писателя появилась книга в твердом переплете, по обложке было видно, что она из новонаписанных. Сергей протянул руку, взял, открыл, все как положено, издательство, ISBN. Поднес к лицу. Запах. Ему всегда нравился запах книги.

– Моя, конечно, здесь же написано.

– И ты, правда веришь в то, что написал?

– Как один из вариантов: есть плюс в моем положении, я очень долго живу для человека, многое помню, да и все данные есть в сети. Сколько лесов, полей, живых существ было тогда, а сколько теперь. Сколько отходов и натуральных удобрений, сколько человек предавали земле. Планета росла из-за нас, на нас, а сейчас мы ее обдираем, слой за слоем, она уменьшается и тоже из-за нас. И я знал, что земля, природа нас не простит. Эта шутка с кислородом, твоя? Это ты нас так наказываешь?

– Как я наказываю, вы можете узнать у динозавров или у других, живших до вас. Правда от некоторых даже и следа не осталось. А вас я пока предупреждаю, что со мной так нельзя.

– А я здесь при чем, ты же знаешь я просто экспонат. Я себе не принадлежу. У меня даже запой и тот по согласованию.

– Неправда. Ты писатель, хороший писатель. И даже, когда ты играешь роль писателя, то не становишься хуже. Каждое твое произведение – это возможность для каждого человека поверить, возможность убежать, возможность мечтать – это то, что нужно людям. И я просто хотел с тобой познакомиться, вот так, лицом к лицу, поговорить, подготовить. Завтра к тебе придут. У тебя будет выбор. И я знаю, что ты выберешь.

6

Он проснулся еще до будильника и сел писать. Это был роман-утопия, ухрония: о земле с зелеными лесами и полями, с настоящей травой, с цветами и пчелами, комарами и даже с мышами. Он писал фантастику для современных людей, описывая тот мир, в котором когда-то жил сам, конечно сильно приукрасил, но он же писатель. И так увлекся, что не заметил, как погасла зеленая лампочка и загорелась красная, он писал от души, как раньше. Из этого состояния его вывел звонок на домофон, он поднял голову и тотчас развернулась голограмма. На него смотрел невысокий полный человек, в светлой рубашке, легких мокасинах и демократичных джинсах. На лице его была дорогая кислородная маска, седые волосы причесаны немного на бок. Сергей его узнал, но даже, если бы никогда не видел, то понял бы, что пожаловал человек, обремененный большой властью. Таких людей выдают глаза. В руках у него был большой пакет, он очень бережно прижимал его к груди.

– Сергей, извини, что без предупреждения, позволишь зайти?

Сергей молча вышел в коридор, не стал играть в прошлое и доставать ключ, просто прижал левую руку к замку и чип открыл замок.

Полный человек вошел, смешно просеменив в комнату и поставил сверток посередине. Только потом вернулся и протянул руку Сергею.

– Ну, здравствуй, представляться не надо?

– Нет, Николай, не надо,

– Ну у и хорошо, – Николай снял маску и дружески улыбнулся Сергею, – вот и встретились, давно хотел.

– Да бог хотения не дал, – вспомнилось Сергею старое выражение.

– Да, наверное, так и есть. Поговорим?

– О чем может говорить Президент и экспонат?

– Я не президент, я всего лишь управляющий некоторыми корпорациями.

Сергей кивнул, соглашаясь. Хочет человек себя так позиционировать, его право. Все знают, кем является Николай. И то, что он приехал к нему лично, не радует, а настораживает. Прошел в гостиную, открыл бар.

– Выпьешь?

– Немного виски, но из холодильника.

Сергей закрыл бар и открыл маленький холодильник. Достал початую бутылку настоящего шотландского виски. Хранил он его долго и употреблял крайне редко.

– Следите?

– Ни к чему. Помнишь рассказ про возвращение Алекса, ты же не так давно его написал. У него кают-компания на корабле списана с твоей гостиной, почти один в один. И в холодильнике внизу, при минимальной температуре Алекс держал бутылку шотландского виски. И вот оно. Николай подвинул стаканы, и Сергей налил. Ему начинал нравиться этот мужик, даже если он и играет, плевать. С такими людьми после минуты общения приходит чувство, как будто ты встретил старого друга. А Сергей давно не встречал старых друзей, пусть будет хоть такой. Разговор потек: о литературе, о спиртных напитках, о старом кино. Для своего возраста Николай хорошо разбирался в прошлом кинематографа.

– Сейчас поедем ко мне и устроим просмотр фильмов двадцать первого века, – решительно заявил он и хлопнул ладонью по столу, у меня шикарная коллекция в оригинале.

– Ты зачем приехал? – спокойным голосом остудил его пыл Сергей, – Дело какое?

Николай помрачнел, отошел к пакету и достал книгу.

– Твоя. – Кинул на стол. Не спросил, просто констатировал факт.

– Ну ты же видишь, зачем спрашиваешь.

– Знаешь, когда я ее первый раз прочитал, то в душе осадочек остался. Думал, что надо к тебе заехать и поспорить, но не решился.

– С чего это ты такой нерешительный.

– Постеснялся, – и увидев недоверчивый взгляд Сергея, продолжил. – Да, постеснялся, ты же великий писатель, я твоими книжками в детстве зачитывался. Когда отец меня привез на тебя посмотреть, я потом целую ночь плакал, так мне тебя жаль было. И жалко, и радостно, что ты все еще здесь, и я тебя увидел. А вот прийти не решался.

– Так что книга?

– Осадочек остался, да. Как же, ведь люди, это венец эволюции, вершина пищевой цепи, и тут ты пишешь, что мы нужны природе, планете совершенно для других целей, и для каких, брр… Ну прочитал и отложил, а тут является ко мне молодой Я, нет, нет, я с ума не сошел. Молодой Я во сне и все объясняет, раскладывает по полочкам и в пример ставит твою книгу.

Сергей встал, открыл бар, позвенел бутылками.

– Да сядь ты, не мельтеши, у нас же еще вон, почти целая бутылка, а я сейчас закончу. Так вот, поначалу я подумал, что перетрудился. Но он явился еще и показал, что он не шутит. На следующий день показатель углекислого газа в воздухе возрос почти до критической отметки и через день упал на предыдущий уровень. Демонстрация весьма убедительная. А я не хочу быть убийцей, даже в том случае, когда об этом никто и не узнает. Ведь у меня дети и внуки. Я хочу, чтобы все жили. В общем, я испугался, ну и сделал кое-какие изменения.

– Какие изменения? В чем?

– Для автора таких книг, ты очень немногословен в быту. Мы очищаем площадки для лесов и полей, все нужные цифры у меня дома, там определенный процент площади под леса, определенный под поля и реки, процент живых существ, плюс надо открыть нормальные кладбища, чтобы предавать людей земле, остановить переработку листвы и там по мелочи, некоторые вопросы по отходам.

– И ты это сделаешь?

– Сделаем, – поправил его Николай, – вместе сделаем. Твоя книга, которую ты сегодня начал писать, сработает как триггер, как спусковой крючок для людей. Твое мастерство выведет людей на улицу и приведет к моим зданиям с требованиями перемен, ну а перемены я уже начал, их пока не заметно, но ОН оставил нам надежду, смотри, – Николай встал, подошел к своему свертку и аккуратно развернул то ли штору, то ли скатерть. Сергей онемел – на полу стоял цветочный горшок с фикусом, фикусом с зелеными листьями. Он подошел, встал перед ним на колени и понюхал, запах сырой земли и настоящей зелени, ее ни с чем не перепутаешь.

– С ума сойти, – Сергей так и остался сидеть на полу, Николай подошел и сел рядом.

– Ну что, ты мне поможешь? Спасем планету, вдвоем как в твоих книгах. Так хочется, чтобы как в твоих книгах.

– Он тебе озвучил мое желания?

– Говори.

– Я допишу этот роман, и он будет хороший, но он будет последним, а потом ты меня отпустишь.

– Совсем?

– Совсем. Никакого продления у Дока, я хочу прожить остававшиеся годы один, со своими воспоминаниями. Где-нибудь в тишине. Я это заслужил.

– Я этого ждал и боялся, хотя твое загадочное исчезновение подогреет интерес к твоему наследию.

– Именно. Хорошее название «Наследие».

– По рукам?

– По рукам. Поехали.

– Куда? – Не понял Сергей.

– Как куда? Мы же собрались ко мне, кино смотреть. Правда, давай еще выпьем, виски отличный.

– Тебе сколько лет? – не выдержал и все же спросил Сергей.

– Шестьдесят три настоящих года. Не бойся, я успею. Продлевать не буду.

Они, как выпившие подростки спускались по лестнице, стараясь не шуметь. Некоторые экспонаты еще работали. Проходя около двери Ивана, Сергей остановился и подошел ближе, прислушиваясь.

Неразборчиво доносился внутри голос поэта. Сегодня у него Квартирник.

– Хочешь и его забрать? – дыхнул на него Николай алкогольными парами, – давай, я сегодня добрый.

– Нет, он здесь счастлив, он только жить начал. Там в прошлом какая у него жизнь была? Не было у него жизни.

Эпилог

Осень оголила деревья, они были еще небольшими и слой листвы от них был не особо толстым. По этому разноцветному ковру бежал мальчик, следом за ним шли родители, тихо беседуя о чем-то своем.

– Смотрите, я спрятался, – мальчишка нырнул в молодой ельник, еловые лапы зашуршали по куртке и скрыли ребенка.

– Алеша, аккуратнее, не поломай ветки, – крикнул отец и опять вернулся к беседе с женой.

Невдалеке, на крыльце домика лесника, там, куда посторонним вход запрещен, сидел старик и смотрел на играющих детей, на лес, на сочную зелень елок и желтизну листьев. Редкие непрошеные слезы стекали по его щекам и исчезали в глубоких морщинах. Но он их не замечал, он был счастлив. Старик прожил долгую интересную жизнь, и даже не одну. И знал, что скоро встретится с теми, о ком помнил все эти долгие годы. Сергей сидел один, но с кем-то разговаривал, что-то шептал, о чем-то просил и за что-то благодарил.

Теперь то он точно знал, что его слышат.